Опять 25

В это время зазвонил мой телефон. Это была Анна.

– Мы всё, затарились по полной, – заявила она. – Тут, на главной площади, есть чудный ресторан. Подъезжайте туда. Заодно и поедим.

Я попрощался с экскурсоводом, вышел из крепости, сел в машину и поехал в сам город Терезин. Через пять минут был на месте. Нашёл нужный ресторан.

Аня и Руслана уже заказали себе гуляш и уминали его за обе щеки, запивая кнедлики пльзеньским пивом. Рядом, на двух соседних стульях, громоздились несколько пакетов, набитых шмотками.

– Как ваш шопинг? – спросил я у барышень.

– Отлично, – Руслана подняла вверх большой палец. – За такие деньги в Праге ничего не купишь. А ты как? Прогулялся по замку? Я не люблю такие места. Одни стены и камеры. Никакого эстетического удовольствия. Выпьешь с нами пива?

– Спасибо, я за рулём, – напомнил я и тоже заказал гуляш. Он был превосходен.

А мои попутчицы кроме гуляша накидались пивком, смешав его с местным фернетом.

Всю дорогу Аня разглагольствовала о том, что литература – это очень занудно и скучно, надо что-то придумывать, копаться в архивах, чего-то сочинять. А вот живопись – то, что надо. Тем более художников в Праге много, и все они зарабатывают сумасшедшие деньги.

И действительно, Анна занялась живописью, если это можно было так назвать. Первые две свои работы она выставила в Русском доме на Каштановой улице, где как раз перед каким-то праздником планировался вернисаж в серебряном зале. Накануне выставку посмотрел глава Русского дома. Он остановился около Аниных картин.

– Это что? – спросил он заведующую по культурной части.

На обеих картинах были изображены голые женщины, причём нарисованы схематично, из серии «точка, точка, запятая, минус рожица кривая». То, что это женщины, было понятно по их огромным бюстам, занимавшим примерно треть каждой картины. Между ног у женщин торчали стрелы, выполняя роль фигового листочка.

– Что это? – переспросил глава.

– Это украинская художница-примитивистка Анна Шкурко, – доложила заведующая.

– Снять. И чтобы больше я этого не видел, – распорядился мужчина.

– А что вместо её работ повесить? Завтра же открытие, – напомнила заведующая.

– Что угодно. Можете даже Яна Саудека. Его фотографии по сравнению с этой малевальщицей будут выглядеть как образец целомудрия, – ответил глава.

Картины тут же сняли и вернули Анне. Она взяла свои работы и отнесла их в галерею «КиссКэтГаллери», расположенную возле Староместской площади.

– Это говно никто не купит, – сказала хозяйка салона по имени Кэтрин, взглянув на принесённые полотна.

– Да их у меня с вернисажа в Русском доме вчера сняли, – попыталась защитить свои творения Аня. – Из-за национальности. Завистники! Я только на краски почти пять тысяч истратила. Мне бы своё вернуть.

– Комиссия – пятьдесят процентов. Поставим по шестьдесят тысяч за картину, – резко поменяв мнение, предложила Кэтрин. – Согласна?

– Да, – тут же выпалила обалдевшая от суммы Аня и опасливо спросила: – А они за столько продадутся?

– Попробуем, – задумчиво сказала хозяйка. – Давай заключим договор на комиссию, и я их на недельку повешу на витрину, а там как пойдёт.

Подписали договор. После ухода Ани Кэтрин сделала несколько звонков. Результатом этих усилий стала статья в местном «жёлтом» журнале. В ней рассказывалось, что накануне вернисажа в Русском доме Генеральный Посол России лично срывал со стен картины украинских художников и топтал их ногами.

Затем радио «Свобода» взяло интервью у «известной украинской художницы» Анны Шкурко, которая рассказала, как её притесняют и обижают русские шовинисты.

Чешское телевидение ограничилось небольшим репортажем с изображением витрины галереи «КиссКэтГаллери», на фоне которой Анна с ещё более чем раньше печальным лицом поведала о гибридной войне, развязанной на культурном фронте Россией против Украины.

На следующий день одну из картин Анны купили, а ещё через месяц приобрели и вторую. Это был триумф – два месяца блаженства для творческой Аниной натуры. Она погасила долг по квартире, накупила красок и холстов и принялась творить. В перерывах между творениями она ходила по местным русскоязычным тусовкам, где её с удовольствием привечали, угощали, а иногда и наливали.

Аня нарисовала пару десятков картин с грудастыми тётками со стрелами между ног. Она отнесла их в галерею Кэтрин и ещё в несколько картинных магазинов. Но почему-то продаж больше не было. Век славы и восхищения промчался, как скорый поезд Житомир – Винница. Приглашать стали реже, деньги заканчивались, а тут ещё вдобавок и пандемия свалилась на наши головы. Людям временно стало не до картин, особенно написанных в такой натуралистичной манере.

Анна пыталась наверстать упущенное через интернет, сидя целыми днями в различных соцсетях и форумах. Во всех своих злоключениях и жизненных неурядицах она обвиняла российские спецслужбы и почему-то меня лично. История с поездкой в концлагерь Терезиенштадт с каждым разом обрастала всё новыми и новыми подробностями.

Сначала оказалось, что я домогался Анну и Руслану во время поездки. Потом выяснилось, что я пьяный вёл автомобиль. И ещё через несколько месяцев меня обвинили в вымогательстве денег за проезд в славный город Терезин и в хищении вещей, купленных в тамошнем секонд-хенде.

Я забанил не совсем нормальную художницу, которая везде, где только можно, называла себя пражской богемой, и постарался забыть о ней. Однако судьба уготовила нам ещё одну встречу.

Во второй и последний раз я увиделся с Анной перед своим отъездом в Россию, летом 2022 года. Я тогда вместе с женой заехал в новый аутлет, построенный рядом с аэропортом. Цены там были демократичные, но, учитывая, что торговая площадка была новая и слабо раскрученная, также имелись и огромные скидки на уже уценённый товар. Мы прошлись по магазинчикам, попили кофе. Собрались домой.

– Тебе ещё надо обувь купить, – заявила жена и затащила меня в фирменный магазин «Саламандра».

Я вздохнул и, как агнец на заклание, зашёл в очередной магазин. Обвёл глазами ряды полок с обувью всевозможных цветов и вдруг почувствовал, что кто-то на меня смотрит. Я повернул голову влево и увидел Анну, стоящую у кассы в форменной одежде. Она смотрела на меня испепеляющим взглядом. Так на меня ещё никто не смотрел. Никогда в жизни в человеческом взоре я не чувствовал столько ненависти и презрения. Вместо того чтобы подойти к покупателям, то есть к нам, она стояла и смотрела, стараясь как минимум убить меня своим взглядом.

– Ты что застыл? – спросила меня жена и потянула к полкам.

– Леночка, совсем забыл тебе сказать: я не ношу обувь фирмы «Саламандра», – ответил я.

– Почему? – удивилась жена.

– Травма детства, – туманно сказал я. – При виде вышитой ящерицы покрываюсь красными пятнами и начинаю чихать. Ничего с собой поделать не могу.

Я развернулся, и вместе с женой покинул помещение. А в августе мы улетели в Москву.

О дальнейшей судьбе Ани я узнал от нашей общей знакомой – от Кэтрин, владелицы модной картинной галереи, которая так удачно несколько лет назад продала парочку картин украинской «художницы» Шкурко.

* * *

Анна проработала продавщицей в «Саламандре» почти два года. Жизнь её постепенно налаживалась. Днём – работа в чистеньком магазине. Вечером – домой, в милую студию в панельном доме, где её ждал любимый кот. И бесконечные посты в интернете, в которых она выливала всё раздражение, скопившееся за день, и становилась остроумной и непревзойдённой представительницей пражской богемы. По стенам квартирки, которую она снимала довольно недорого, были развешаны так и не проданные Анины картины. Нескольким картинам места не хватило, и они лежали на антресолях, собирая пыль и грусть одинокой женщины.

Всё было хорошо, но скучно. И Анна решила заявить о себе, как в прошлый раз. Через знакомых, за сумасшедшие для неё деньги в количестве полутора сотен евро, ей удалось купить гипсовый бюст Путина – абсолютно белый, сантиметров тридцать в высоту. Идея Ани заключалась в публичном сожжении бюста на центральной площади Праги. Естественно, в окружении прессы и своих картин.

Однако возникла проблема с горением бюста. Он был гипсовый, а гипс отказывался гореть. Тогда Руслана предложила просто разбить его кувалдой. Но после долгих дебатов было решено, что это очень быстро, а перформанс должен занять некоторое время, чтобы люди, неравнодушные к судьбе Украины, успели снять происходящее на свои телефоны и выложить в интернет.

Вернулись к идее сожжения. Руслана нашла бывшего военного, отслужившего несколько месяцев на подступах к Донецку и убежавшего в Европу вместо положенного ему отпуска по ранению. За две бутылки водки Микола согласился изготовить горючую смесь под названием «напалм».

Смесь состояла из бензина, полистирола и ещё нескольких компонентов. Один из них, а именно алюминиевые опилки, пришлось весь вечер добывать, строгая напильником алюминиевые провода. После смешивания всех составляющих у Миколы получилась густая паста, похожая на студень, коричневого цвета с металлическим блеском. Целое ведро. Приготовленного хватило бы не на один, а как минимум на дюжину бюстов.

Микола получил свои две бутылки водки и ушёл, косясь на картины, висящие на стенах. Зато вместо него появились соседи с вопросом по поводу ядовитого запаха химикатов, тянущегося из Аниной квартиры. Кое-как конфликт с соседями удалось урегулировать. Их даже уболтали не жаловаться хозяину жилья.

Прилюдное сжигание бюста Владимира Владимировича на Староместской площади было назначено на двенадцать часов пятнадцать минут воскресенья. Аня и Руслана взяли выходной на этот день и к обеду уже были у памятника Яну Гусу. Они положили стопочкой картины Ани, расправили раскладной столик и на него постелили белый ватман, куда поставили бюст Путина. Чтобы непонятливые не перепутали его с каким-нибудь другим государственным деятелем, девушки повесили на столик бумажку с фамилией и именем Президента РФ.

Подошедший полицейский глянул на бюст, на бумажку, вздохнул и отошёл в сторону. После этого Аня надела резиновые перчатки и принялась мазать бюст дурно пахнущим студнем.

Заиграли часы на Староместской ратуше. Многочисленные туристы и просто прохожие, подняв головы, смотрели на кукольное представление, которое каждый час происходило на пражских курантах. Двенадцать апостолов друг за другом шествовали перед циферблатом старинных часов, взирая свысока на столпившихся у ратуши людей.

– Аня, закругляйся. Щас народ попрёт, – попросила Руслана.

– А где пресса? – спросила Аня, размазывая напалм по гипсу.

– Я всем мейлы послала, – ответила подруга. – Вот только один пришёл. Может, остальные позже подойдут?

Анна подняла голову. Рядом с ней стоял белокурый парень со смартфоном в руках.

– Я Миша, блогер, – сказал он и помахал свободной рукой.

– Слава Украине! – рявкнула Аня.

– Героям слава! – вздрогнув, ответил Миша.

В это время представление у часов закончилось, и народ стал разбредаться по площади.

– Поджигай! – скомандовала Аня.

Подруга схватила листок бумаги, свернула его в кулёк и, достав зажигалку, подожгла импровизированный факел. Затем на вытянутой руке она сунула его в лицевую часть бюста. Тот не загорался. Тогда Руслана достала второй лист бумаги, побрызгала на него принесённой с собой воспламеняющейся смесью и подожгла. Второй факел вспыхнул и сгорел, не дождавшись, когда его поднесут к гипсу.

Вокруг девушек стала собираться толпа.

Аня выматерилась, отобрала у Русланы очередной листок в виде факела, обмазала его напалмом, затем ещё брызнула на него легковоспламеняющейся жидкостью и приказала подруге:

– Поджигай!

Руслана чиркнула зажигалкой и поднесла пламя к бумаге.

– Ты бы перчатки сняла, – посоветовала она Анне.

– Потом, – отмахнулась та.

Бумага между тем задымила, задымила, потом вдруг загорелась, потрескивая алюминиевыми искорками. Аня поднесла быстро сгорающий факелок к бюсту ненавистного ей человека и замерла. Огонь перекинулся с бумаги на бюст, охватив его сначала с левой стороны. Затем уже весь бюст запылал спокойным и красивым сине-алым пламенем.

– Смерть ворогам! – выкрикнула Анна.

И в это время на её руках вспыхнули резиновые перчатки, измазанные вонючим напалмом. Боль была мгновенной и необыкновенно сильной. Аня дико закричала и попыталась стянуть с себя перчатки. Но резина моментально прогорела, и огненная смесь стараниями Ани только размазалась по ладоням и кистям, прожигая кожу и мясо до самых костей. Народ кругом кричал и одновременно снимал на свои телефоны женщину с горящими руками, мечущуюся по площади.

– Огнетушитель где?! – орал Миша.

– Какой огнетушитель?! – орала в ответ Руслана и пыталась открыть бутылку с минеральной водой.

Тогда Миша ударил Аню по ногам. Когда она упала, он стянул свою куртку и накрыл ею горящие кисти девушки. В этот момент Анна потеряла сознание.

Эта история наделала шума. Об Ане написали, кто-то даже приходил к ней в больницу, но нужной огласки этот случай всё-таки не принёс. Уже на следующий день о нём все забыли, кроме полиции. Ане прислали квитанцию со штрафом за разведение огня в людном месте. Одна тысяча крон. Немного. Видимо, полиция учла политическую обстановку и личность пострадавшей.

Руки у Анны заживали плохо. С работы её уволили, тем более что устроена она там была нелегально. Видимо, для экономии на налогах. Квартиру попросили освободить за неуплату. Пришлось съехать. Аня сходила в украинское посольство. Её там напоили чаем, внимательно выслушали и послали, когда она начала качать права. Причём послали почему-то на русском языке. Пенсию по инвалидности ей не назначили, потому что она официально не проработала в стране необходимое количество лет.

* * *

– И как же она теперь? – спросил я Кэтрин, выслушав в мессенджере эту жуткую историю о пражской богеме.

– Да народ помогает, и я немного денег дала, – вздохнула Кэтрин. – Кто-то в общагу её поселил бесплатно. С котом. Представляешь, всем запрещено домашних животных иметь, а ей разрешили. Одно время она в православном монастыре ночевала, но сейчас вроде крыша над головой есть. По гуманитарке какие-то пособия всё-таки удалось ей выбить. Мази для рук бесплатно по медицинской страховке получает. С голода точно не помрёт. Вот с работой – да, вряд ли получится. Руки у неё так и не зажили.

– Жалко её, – сказал я и попрощался с собеседницей.

Потом оделся, вышел из дома. Над головой светило московское солнце. Я направлялся за сыном в детский сад и вспоминал полный ненависти взгляд в пражском магазине.

Проходя мимо церкви, я поднял глаза на сияющие купола, и в голове сама собой всплыла фраза: «Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят».

Предатель

Начало апреля 2020 года в Праге выдалось тёплым. Зима уходила. Набухали почки, пели птицы, девушки щеголяли в коротких платьицах. Была пятница.

Начальник чешской Службы безопасности и информации Вацлав Новак сладко потянулся в своём кресле и посмотрел на часы. Без десяти два.

– Можно и домой, насладиться парой кружек пива, – промурлыкал он себе под нос.

Рот сразу же наполнился слюной, а в носу появился дразнящий запах гуляша по-старочешски, который так мастерски готовила пани Новакова.

В это время раздался стук в дверь. Запахи и вкусы сразу же исчезли. Новаку вдруг стало тоскливо и неуютно, потому что если кто-то беспокоит начальника в пятницу после обеда, то это значит, что дело очень серьёзное и не терпит отлагательств.

– Войдите, – сказал он.

Дверь отворилась, и в кабинет проскользнул его помощник с ноутбуком в руке.

– Ну что у тебя? – раздражённо спросил Новак.

– Русские хотят отравить приматора Праги и старост Праги пять и Праги шесть, – полушёпотом доложил вошедший.

– Откуда информация? – поинтересовался начальник, помотав головой.

– От нашего источника из консульства русских, – ещё тише сказал помощник.

– Ты бухой, что ли? – прорычал Новак. – У нас нет источников у русских. За всё время даже уборщицу не удалось завербовать.

– Вот, послушайте сами, – вошедший открыл ноутбук и нажал клавишу. Из динамиков послышались голоса. Один принадлежал оператору из службы безопасности, второй – иностранцу, говорившему по-чешски со страшным акцентом.

Иностранец поведал, что в воскресенье в Прагу прилетает секретарь российского посольства и везёт с собой рицин, сильнодействующий яд, для устранения главы Праги и двух старост, отличавшихся антироссийской позицией.

– Где этот косноязычный чешский учил? – в сердцах воскликнул Новак. – Бе, ме. Кто это вообще такой? Вы мне теперь звонки всех сумасшедших будете на прослушивание притаскивать?

– Звонящий – это начальник отдела развития науки в пражском отделении Росдружбы, – сообщил помощник, пощёлкал по клавиатуре, и на экране возникло одутловатое угрюмое лицо мужчины средних лет, одетого в костюм. – Гордей Карасёв, сорок три года, женат, двое детей, проживает с семьёй в посёлке Ухонице.

– А откуда узнали, что это именно он? – злость из голоса начальника ушла, но в душе осталось сожаление о гуляше и пиве.

– Карасёв использовал старый АОН, допотопное устройство, ещё с девяностых, – неторопливо начал рассказывать подчинённый. – Звонил со стационарного телефона. Звонок был совершён примерно час назад. Я уже послал туда группу наблюдения.

– Молодец, – похвалил его Новак. – А кто у нас в воскресенье прилетает?

– А в воскресенье из Москвы прилетает начальник Карасёва – секретарь посольства и директор Росдружбы Константин Андреев, – усмехнулся помощник. – Его вызывали на консультации по поводу сноса памятника маршалу Коневу.

– У него дипломатическая неприкосновенность? – заранее зная ответ, уточнил Новак.

– Так точно, – ответил подчинённый. – Он три месяца исполняет обязанности директора Росдружбы в Праге. До этого руководил отделом культуры. Родом из Москвы. Тридцать пять лет. Закончил МГИМО. Вероятнее всего, офицер ФСБ. Женат. Детей нет.

– Ладно, – поморщился начальник, – собери мне досье на этих двоих и следи за Карасёвым и за женой Андреева, а я поеду, доложу премьер-министру и президенту.

– Лучше сначала президенту, – посоветовал помощник, – а то он к вечеру накидается и вообще никакой будет.

– Не учи учёного, – пробурчал Новак, но в первую очередь поехал к президенту, который жил в восточной области Стредочешского края, в небольшой деревушке.

Президенту доложили о приезде начальника Службы безопасности, который посидел минут тридцать в предбаннике, после чего был допущен в кабинет к главному, где коротко доложил о происшествии.

– Что вы думаете по этому поводу? – спросил президент, глядя куда-то в окно. За окном темнело.

– Собираем информацию. Дело туманное, – осторожно ответил Новак. – Русские любят использовать яды. Рицином был убит один диссидент ещё при Советском Союзе. Это очень сильный яд.

– Рицин? – переспросил президент.

– Рицин, – кивнул начальник. – Белковый яд растительного происхождения.

– Да про этот ваш рицин любой школьник знает! Он в касторку входит! – с пол-оборота завёлся президент. – И ты мне сейчас докладываешь, что русский шпион везёт в Прагу бутылку касторки, чтобы отравить… Кого он там хочет отравить?

– Приматора Праги и старост Праги пять и Праги шесть, – заглянув в блокнот, сообщил Новак.

– Этих не жалко, – вдруг успокоился главный. – Я бы их сам задушил, если бы возможность была. Только и умеют, что воровать и деньги клянчить.

– Так что нам делать? – растерялся начальник. – Поступил сигнал. Мы обязаны отреагировать.

– А от кого сигнал? – поинтересовался президент.

– От другого сотрудника посольства, – не называя фамилии, ответил Новак. – За ним ведётся наблюдение.

– Вот и продолжайте вести наблюдение, – президент встал, извлёк из комода два стаканчика и чёрную бутылку, на которой было написано «Грушовка», затем, покосившись на дверь, спросил у Новака: – Будешь?

– Да, – коротко ответил тот.

Главный налил по полстаканчика приятно пахнущей жидкости. Мужчины чокнулись и выпили.

– Продолжайте вести наблюдение, – повторил президент и спрятал выпивку в комод. – Идите и стойте на страже нашей Родины, Чешской Республики.

Начальник Службы безопасности по-военному развернулся и вышел из кабинета, стараясь не чеканить шаг. А через час он был у премьер-министра. Тот принял его в своём кабинете в Градчанах. Новак сделал доклад и положил на премьерский стол два листочка с краткой характеристикой на Андреева и Карасёва.

– Что вы думаете по этому поводу? – спросил премьер-министр.

– Ведём наблюдение, – вспомнив предыдущего собеседника, ответил Новак.

– У президента уже были? – словно прочитав мысли посетителя, уточнил премьер.

– Только что от него, – сообщил начальник.

– Бухает, небось?

– Да, – подтвердил Новак. – Пьёт «Грушовку» с чёрной этикеткой фирмы «Барон».

– Хороший выбор, – похвалил президентский вкус премьер-министр. – В общем, этих старост и приматора – под усиленную охрану. Прям вот под усиленную-усиленную, чтобы волос с головы не упал. И будем думать, какую гадость эти проклятые русские нам опять уготовили.

– Так это… – замялся Новак, – приматор-то того… лысый он. И староста пятой Праги тоже, но он с бородой.

– А при чём тут борода? – удивился премьер.

– Вы сказали, чтобы ни один волос не упал, – напомнил Новак, чувствуя себя идиотом.

Однако премьер-министр шутку оценил и, усмехнувшись, сказал:

– Чтобы ниоткуда волос не упал. Лично отвечаете за все волосы этих трёх государственных деятелей. Хотя кое-кого из них не мешало бы и травануть маленько, чтобы не болтал лишнего. Идите, обеспечивайте охрану.

Начальник Службы безопасности отдал честь премьер-министру и пошёл обеспечивать охрану троице, на которую пала немилость российского государства.

А российское государство, в лице одного из секретарей посольства в Чехии, о своих кознях узнало на следующий день, ближе к вечеру. По идее, доклад от агента, точнее, доклады от трёх агентов одновременно об одном и том же были готовы ещё утром, но в Праге почему-то сообщения передавались по старинке – через тайники и прочие вещи, оставшиеся ещё со времён Советского Союза.

Русский коллега Новака, по иронии судьбы носящий фамилию Новиков, собирался домой, где его ждал борщ с пампушками и рюмка холодной водки. Вдруг раздался стук в дверь, и помощник внёс в кабинет три конверта, аккуратно положил их на стол и опасливо посмотрел на хозяина кабинета. От этого взгляда во рту у Новикова растаял вкус пампушек, и он понял, что случилось что-то неординарное. Сразу три донесения, да ещё и в субботу вечером – такого не бывало никогда.

– Василий Александрович, может, сразу посла пригласить? – осведомился подчинённый.

Новиков вздохнул, взял первый конверт и прочитал содержимое. Потом проделал то же со вторым конвертом. Распечатывая третий, он задумчиво сказал:

– Посол болеет. Пригласи зама.

Помощник вышел.

Во всех трёх сообщениях рассказывалось о телефонном звонке в Службу безопасности и информации Чешской Республики и о предпринятых по этому случаю действиях. Все три источника были никак не связаны друг с другом.

Новиков пододвинул к себе чистый листок бумаги, набросал сообщение в Москву, вызвал помощника и протянул ему со словами:

– Немедленно зашифровать и отправить.

Подчинённый кивнул, взял листок и удалился. Тут же открылась дверь и в кабинет мягко ступил заместитель посла.

– Добрый день, Андрей Юрьевич, – поприветствовал его Новиков, протягивая руку. – Извините, ради бога, что я попросил вас ко мне зайти. Но когда вы прочитаете вот это, я думаю… В общем, почитайте.

Андрей Юрьевич – невысокий седой мужчина лет пятидесяти с круглым упитанным лицом – уселся в кресло и подвинул к себе донесения.

– Ваш помощник меня в дверях поймал, – сказал он добродушно. – Надеюсь, что много времени это не займёт, а то меня дома блинчики ждут. Василий Александрович, вы с супругой заходите на блинчики.

– Не до блинчиков сейчас, – поморщился Новиков. – Вы почитайте, чего мне сегодня доложили.

Андрей Юрьевич укоризненно посмотрел на коллегу, достал из кармана пиджака очки, водрузил их на нос и принялся читать. По мере чтения благое выражение на его лице исчезало, нос заострялся, а щёки куда-то вдруг пропали вместе с румянцем, обтянув твёрдые скулы.

– Это что, не шутка? – спросил заместитель посла.

В этот момент дверь открылась и в кабинете появился помощник с бумажным листком в руке. Он сообщил:

– Ответ из Москвы. Уже расшифровали.

На листке было напечатано всего одно предложение: «Вы там бухаете, что ли?»

– Это по секретной связи передали? – уточнил у подчинённого Новиков.