Роман и Джулия

Так мечтательная, непрактичная и совершенно не корыстная Лидочка стала хозяйкой отличной квартиры, где и проживала со своей дочерью.

Мать, дочь и соседи.

Ошеломленная Уля вошла в свою квартиру. Она любила свое жилище, хотя оно уже давно требовало ремонта. Денег на хороший ремонт не было, поэтому мать и дочь очень бережно относились к своему имуществу, устраняя мелкие недостатки с помощью одинокого соседа Семеныча, мастера на все руки, но любителя выпить. Денег за работу он никогда не брал, но с удовольствием принимал угощение домашней едой, иногда просил оказать мелкие женские услуги – что-нибудь зашить, или постирать в машине и погладить постельное белье или занавески.

Едва Уля сняла босоножки, под ноги подкатился пушистый рыжий шар, кошка Муся, всегда встречающая хозяек на пороге. Котейка жила у них уже восемь лет, была высокомерна и неласкова, признавала только Лидочку и всегда спала рядом с ее подушкой, а Улю сторонилась, так как девушка любила тискать и обнимать животное. А какой кошке это понравится?

Пройдя в свою комнату, уставшая Уля прилегла на свою любимую широкую тахту, застеленную клетчатым пледом. Только усталость позволяет человеку в полной мере насладиться отдыхом. Глядя в потолок, девушка задумалась. Перебрала в памяти события сегодняшнего дня. Появление нового соседа очень волновало девушку, она не знала, что соседняя квартира уже заселена. Почти месяц Уля провела у бабушки, и мать по телефону сообщала ей, что в соседней квартире идет ремонт, никакого покоя, так что пусть не торопится возвращаться домой. Эту квартиру Уля знала лучше, чем свою, и сердце ее до сих пор сжималось от горя, она любила прежних хозяев и скорбела о них.

Думая о своей короткой жизни, Уля считала, что у нее было хорошее детство, несмотря на то, что зарплата библиотекаря не позволяла ее матери содержать себя и дочь в достатке. Лидочка освоила компьютер, и стала подрабатывать – набирала тексты научных работ, а также дипломных и курсовых, которые являлись приработками для обнищавших научных сотрудников. Дедушка с бабушкой держали небольшое хозяйство, и помогали продуктами.

Заядлые книголюбы, мать и бабушка, рано научили Улю читать и любить книгу, но любви к школе привить не смогли. Девочка занималась только тем, что было ей интересно, поэтому отличные оценки у нее были только по русской литературе и языку, истории, географии, биологии, рисованию, труду и физкультуре, а остальные предметы здорово хромали. По математике ей с трудом натягивали тройки, физику и химию она понимала плохо. Зато все школьные годы Уля увлеченно танцевала в ансамбле, который был при школе, и плата за участие в нем была небольшой.

После девятого класса было решено, что с такими оценками Уля может поступить только в колледж, и она выбрала медицинское училище, где и проучилась три года, получив по окончании диплом медсестры. Проходя практику в нескольких больницах, девушка отлично научилась делать уколы, ставить капельницы, накладывать повязки, и ее выделяли среди однокурсниц, но все это было не по ней. Просто она очень старалась, была ответственной и добросовестной, а призвания к медицине у нее не было. Она страшно уставала не столько физически, как эмоционально. Вид чужих страданий вызывал у нее сочувствие, но повергал в унылое, пессимистичное состояние.

Она приходила домой разбитая и недовольная. Лидочка видела, что дочка не удовлетворена своей работой и искала для нее работу в какой-нибудь частной клинике, но это оказалось не так просто. Полгода после училища Уля проработала в хирургическом отделении одной из городских больниц, очень уставала, особенно от ночных дежурств, и всерьез подумывала о смене профессии. И тут подвернулся случай, позволивший ей… Но об этом позже.

А Лидочка, навсегда застрявшая в своей юности, была так же наивна, доверчива и мечтательна. Глядя на нее, дочь просто диву давалась, и всегда считала себя взрослее и практичнее матери. За восемнадцать лет после развода жизнь не раз давала ей шансы устроить свою женскую судьбу, но все они оказывались несостоятельными. Уля и ее бабушка, Антонина Петровна, постоянно боялись, что очередной проходимец как-нибудь обидит Лидочку, но она, к счастью, все же повзрослела настолько, чтобы не водить кавалеров в свой дом. Тяжелый развод не прошел даром, женщина относилась к новым знакомым немного настороженно, встречалась с ними на их территории и со временем делала правильные выводы.

В соседней квартире жила семья Ривкиных, Борис Яковлевич и Фрида Михайловна с сыном Марком. Глава семьи занимал в Институте высокое положение, был ведущим специалистом, прославился несколькими изобретениями, его жена работала там же, а сын пошел в коммерцию и скоро ушел от родителей, приобретя собственное жилье. Лидочка и Уля дружили с соседями, хотя Фрида Михайловна была довольно заносчивой и немного хвастливой дамой, считающей себя по положению и материальному достатку выше соседей – впрочем, это соответствовало действительности. Но это не мешало ей, выйдя на пенсию, встречать первоклассницу Улю из школы, приводить домой, кормить обедом и помогать делать уроки за небольшую плату. Своих внуков на тот момент у нее не было. Уля считала ее кем-то вроде второй бабушки, любила с нею разговаривать, и очень многое почерпнула из жизненного опыта соседки.

Борис Яковлевич не знал о такой подработке жены, пропадая в Институте чуть ли не сутками. Он дружил с Лидочкой на почве того, что та снабжала его технической литературой, иногда такой, которую нельзя было выносить из библиотеки, и набирала для него нужные тексты на компьютере, тоже за умеренную плату.

Когда Уля подросла, она уже не нуждалась в услугах Фриды Михайловны, и все же продолжала с нею общаться, забегая к соседям чуть ли не ежедневно и совершенно бескорыстно помогая им по хозяйству (то в магазин сходит, то мусор вынесет). А через несколько лет в семье Ривкиных произошли перемены. Строгий и важный Борис Яковлевич вдруг изменился, стал часто выпивать, а на возмущение жены отвечал тем, что уходил из дома на весь вечер, и возвращался в сильном подпитии. Стесняясь рассказывать об этом подругам, всегда завидовавшим ей, Фрида Михайловна тихонько жаловалась на мужа Уле, которая к тому времени закончила училище, и была совсем взрослой.

– Ты не представляешь, как мне жалко Борю! У него на работе большие неприятности! Такие интриги! Он ведь уже стар, и его хотят выпихнуть на пенсию. Я тоже была бы рада, хватит уже, наработался. Но у него…( тут она понизила голос до шепота) какой-то очень важный проект, секретный. Очень престижный. Он – главный разработчик. Хочет закончить эту работу и уйти. Но всегда находятся люди, желающие присвоить чужие заслуги! Там пахнет большими деньгами, огромной премией и международным признанием! Вот его и травят, а он с горя запил. И знаешь, с кем он пьет? С этим негодяем Семенычем! Я их выследила! Увидела своего благоверного с лоджии, поставила ужин разогревать, а он все не идет. Я смотрю в глазок, а он от соседа выплывает! Я этому соседу мозги промыла, высказала все, что думаю, а толку?

Здоровье семидесятилетнего старика, ведущего ранее здоровый образ жизни, не выдержало такой перемены, и он слег. Был оповещен сын Марк, который к тому времени стал чуть ли не олигархом и жил в загородном доме, он примчался и сразу пригласил докторов. Был предписан ряд обследований, после чего установлен ряд диагнозов, впрочем, соответствующих его возрасту. Врачи были настроены оптимистично, назначили курс лечения. Борис Яковлевич наотрез отказался ложиться в больницу, но согласился лечиться дома с помощью – угадайте кого? – ну, конечно, соседки Ули, дипломированной медицинской сестры.

Марк не очень хорошо знал Улю, но мать отозвалась о ней наилучшим образом, поэтому он вызвал девушку на разговор:

– Сколько вы зарабатываете в своей больнице?– Уля назвала размер своей зарплаты.– Я буду платить вам в два раза больше, но вы будете контролировать процесс лечения – прием лекарств, уколы – даже ночью, при необходимости, благо, вы живете за стенкой. И помогать моей матери по хозяйству – магазин, уборка. Готовить она будет сама, стирать будет машинка.

– Я не стану менять постоянную работу на временную. А уколы вашему отцу буду делать бесплатно, по-соседски.

– Если надобность в ваших услугах отпадет, я обещаю вас трудоустроить, и не в нищенскую государственную больницу. Соглашайтесь! Я вас уговариваю потому, что моя мать вам доверяет, знает с детства. Чужих людей в своем доме она видеть не желает, потому никогда не имела домработниц. Да и подружки ее убедили, что все их помощницы по хозяйству оказались сплетницами и воровками. Но возраст берет свое, маме уже трудно управляться, как раньше.

Так Уля поменяла место работы, и Лидочка ее поддержала.

Р И В К И Н Ы.

Уля вставала рано, всегда делала зарядку, приводила себя в порядок, завтракала и отправлялась на работу в соседнюю квартиру. Измеряла своему единственному пациенту давление, давала лекарства, делала уколы. Затем брала у хозяйки список нужных продуктов и шла в ближайший супермаркет, где делала покупки для соседей и для себя. Возвращалась с полными сумками, делала влажную уборку. После полудня вновь давала лекарства и уходила домой до вечера. Вечером снова проводила лечебные процедуры, помогала помыть посуду, вынести мусор и была свободна.

После тяжелой работы в больнице, когда за всю смену не всегда успевала присесть хоть на минуту, да еще ночные дежурства выматывали, ей стало гораздо легче, появилось свободное время для походов в спортзал, встреч с друзьями. И заработок стал позволять покупать более дорогую одежду и косметику. Правда, было немного скучновато без коллектива медсестер и врачей. Но с нею все чаще беседовал Борис Яковлевич, рассказывал о своей юности, расспрашивал ее о нравах современной молодежи, иногда уговаривал девушку разрешить ему немного поработать (он лежал на диване в своем кабинете) и просил что-нибудь напечатать на компьютере.

Фрида Михайловна тоже была рада свободным ушам, болтала с Улей обо всем на свете, делилась семейными секретами. Лидочка каждый день вечером навещала соседей, рассказывала институтские новости и о чем-то шепталась с Борисом Яковлевичем.

Уля через Интернет узнала, что услуги сиделок и медработников по уходу за стариками и больными очень востребованы, существуют агентства по организации этой сферы услуг, и расценки у них очень высокие, так что Марк платил ей не чрезмерную зарплату, с учетом совмещения с работой домработницы.

Странным казалось то, что сотрудники Института не навещали руководителя одного из подразделений, а только звонили по телефону, чтобы задать вопросы по работе. Борис Яковлевич отвечал сухо и коротко, чаще всего советовал поискать нужный документ самостоятельно и не беспокоить его по пустякам. После каждого такого звонка он нервничал, расстраивался, у него поднималось давление, и Уля грозилась отобрать у него телефон.

Однажды вечером девушку остановил возле подъезда молодой импозантный мужчина в очках:

– Простите, можно вас на минуточку! Вы ведь работаете у Ривкиных сиделкой? Да? Скажите, пожалуйста, каково самочувствие Бориса Яковлевича? Я его сотрудник.

Уля, слегка нахмурившись, рассматривала гладко выбритое лицо с мелкими чертами и ранние залысины, увеличенные стеклами очков холодные глаза.

– Не проще ли спросить его самого? Что же вы его не навестите? В крайнем случае, спросите по телефону.

– Во-первых, он сам запретил нам его навещать, – терпеливо разъяснил мужчина. – Во-вторых, он может не сказать нам правду, а может, и сам не знает истинное положение вещей. Хотелось бы получить от вас достоверную информацию, это очень важно для нашей работы.

– Не надейтесь! – насмешливо сказала Уля. – Он идет на поправку, и скоро приступит к работе. И больше ко мне не обращайтесь!

Она сразу рассказала своему подопечному об этой встрече, он разволновался, но был очень доволен Улиным ответом.

– О времена, о нравы! С кем приходится работать! Я всю жизнь посвятил нашей, отечественной науке, иногда было тяжело, но в целом мой труд оценивался достойно. Какой у нас был дружный коллектив, как все болели за дело, не считаясь с личным временем! И результаты были отличные! А теперь… Знаете, Уля, я понял, что большинство людей, доживших до старости, уходят из жизни с чувством неудовлетворения и разочарования. Вспомните великих людей – Наполеон, наш Петр Великий и многие другие. Я надеялся, что меня это минет. Но и мне не дают спокойно уйти на заслуженный отдых! И даже не с кем посоветоваться – мои друзья либо в могиле, либо давно отошли от дел. А вам, юное создание, это неинтересно.

Прошел месяц, Ривкин почти выздоровел и все чаще говорил о возвращении на работу. Однажды, придя из магазина, Уля застала Фриду Михайловну в слезах .

– Только что ушли его сотрудники. Заперлись с ним в кабинете и такого друг другу наговорили! Боюсь, что Борису станет хуже!

Уля бросилась в кабинет и застала старика в ужасном состоянии. Стала измерять давление, пульс и вызвала неотложку. Пока дожидались врачей, сидела рядом с больным, держа его за руку. Вдруг он зашептал:

– Эти продажные твари все-таки меня доконали… Уля, запомни одно имя – Александр Бубнов. Этому человеку я доверяю. Больше никому. Передай маме и Семенычу… чтобы тоже запомнили… и спасибо тебе за все. Фриду не бросай… от сына и невестки будет только исполнение обязанности, а ты хорошая девочка…

Скорая помощь забрала Ривкина в больницу, где на следующий день он скончался от обширного инфаркта. Фрида Михайловна была безутешна, сын Марк негодовал по поводу поведения сотрудников отца, которых винил в скандале, приведшем к инфаркту. Но Институт реабилитировался, полностью взяв на себя похороны. Гроб с телом выставили в актовом зале, в столовой был заказан поминальный обед.

Уле пришлось присутствовать на всех этих мероприятиях, включая поездку на кладбище, поддерживать Фриду Михайловну и держать наготове нашатырный спирт и успокоительные лекарства. Лидочка принимала активное участие во всех хлопотах вместе с Марком и его женой. Из длинных хвалебных речей Уля узнала, какое высокое положение занимал Ривкин в научном мире – он был доктор наук, изобретатель, рационализатор, лауреат международных премий и прочая, прочая…

После смерти мужа Фрида Михайловна сильно сдала – болело сердце, мучили скачки давления, слабость, и, главное, началась глубокая депрессия, пропал аппетит и сон. Уля с трудом уговаривала ее поесть и выйти на улицу, теперь девушка готовила соседке еду, хотя ее кулинарные способности не шли ни в какое сравнение с умением ее подопечной. Марк продолжал платить ей зарплату, и уговаривал ее ухаживать за его матерью. Забот стало больше, чем при уходе за Борисом Яковлевичем.

Уля старалась развлечь старушку, как умела. Вызывала ее на разговор и внимательно слушала рассказы о молодости, знакомстве с мужем, об их молодом счастье, хотя слушать их было тяжело, и от жалости слезы наворачивались на глаза.

Выждав два месяца, дирекция Института выразила желание встретиться с вдовой их покойного сотрудника для решения вопросов, связанных с последними исследованиями Бориса. Уля, ответившая по телефону секретарю, в свою очередь, выразила желание спросить разрешения об этой встрече у сына вдовы, так как состояние ее здоровья требует покоя и не допускает никаких волнений. Марк разрешил назначить встречу на следующий день в его присутствии, а также попросил Улю тоже присутствовать в качестве свидетеля.

Пришли три человека, представились сотрудниками Института. Марк потребовал предъявить документы и записал фамилии пришедших. Тот самый мужчина, которого Уля уже видела возле подъезда, по фамилии Мурашов, поведал, что последнюю работу Ривкин делал в сообществе с ним и сотрудником по фамилии Краснюк ( один из пришедших кивнул), объем этой работы был условно поделен на три части. Незавершенным остался этап исследований, когда все три части должны были соединиться, и полученная в результате технология должна была пройти испытания, прежде чем официально объявить о новом изобретении.

Так как работа была внеплановой и проводилась по собственной инициативе участников, возникли некоторые трения с Дирекцией, Ривкин разобиделся, работу приостановил и вскоре заболел. После его смерти Мурашов и Краснюк решили закончить все сами, но не нашли документацию части исследований Ривкина. Предположили, что старик унес эти документы домой. Поэтому просят отдать их его сотрудникам, чтобы завершить начатое, и, конечно, имя Ривкина будет значиться в числе авторов изобретения.

Марк, выслушав все это, обратился к третьему посетителю:

– Вы директор Института? Я запомнил вас на похоронах. Знаю, что документы, принадлежащие Институту, нельзя выносить и хранить дома. Но эта работа не была в плане Института, поэтому ему не принадлежит. Я посоветуюсь с юристами, имеете ли вы право изымать личные бумаги моего отца. И как это изъятие должно оформляться.

Важный мужчина в элегантном костюме возразил:

– У нас тоже есть юристы, но зачем вся эта кутерьма? Возможно, эти документы и не находятся в этой квартире. Позвольте нам взглянуть на бумаги покойного, и если там нет того, что нас интересует, мы оставим вас в покое.

Марк согласился, и вместе с матерью и Улей наблюдал, как Мурашов и Краснюк рылись в столе и шкафах Бориса Яковлевича, открывая каждую папку и перебирая листы документов. Через полтора часа взмокшие научные сотрудники констатировали, что нужных бумаг они не нашли.

– Борис Яковлевич был обижен, и, возможно, спрятал папку в другом месте. Например, гараж или дача. Может, кто-нибудь из вас был посвящен в его планы? – сказал директор.

– Гаража у нас никогда не было, так как не было автомобиля. Дачу продали несколько лет назад за ненадобностью, я построил загородный дом. – ответил Марк, а его мать и Уля отрицательно покачали головами.

– Его разработками интересовались наши зарубежные партнеры. Не мог ли он, обидевшись на руководство Института…

– Не мог! – заявила Фрида Михайловна. – Такого патриота России, как мой муж, еще поискать надо! В девяностые нас дважды приглашали переехать в другие страны, предлагали прекрасные условия, высокий доход. Он просто в ярость приходил! Никогда он не стал бы работать на иностранцев!

Посетители ушли не солоно хлебавши. А Фрида Михайловна с Улей заглянули в каждую щель, надеясь найти тайник покойного хозяина, но тщетно.

С О С Е Д И.

После смерти мужа Фрида Михайловна прожила полгода. Она тихо угасала, и никто не мог ей помочь, ни врачи, ни сын, как будто покойник забрал с собой все ее жизненные силы. Невестка, которую она никогда не любила, сама предложила ей переехать к ним, чтобы жить в семье сына, общаться с внуками.

– И речи быть не может!– заявила старая женщина. – Боря отсюда ушел, и я отсюда уйду. Не беспокойтесь обо мне, теперь нет на земле места, где мне было бы хорошо. Соседи у меня замечательные, да и вы часто навещаете.

Она не жаловалась на плохое самочувствие, врачи не находили у нее ничего, угрожающего жизни. Уля колола ей витамины, антидепрессанты, старалась изо всех сил ее расшевелить. Однажды, в конце июня, Фрида Михайловна погладила девушку по руке и протянула ей замшевую коробочку.

– Хочу, чтобы у тебя осталось что-нибудь на память обо мне. И не возражай! Все остальные драгоценности я отдала невестке, и предупредила ее, что эту вещь подарю тебе. Это бриллиантовый гарнитур, довольно скромный – узенькое колье и серьги. Наденешь на свадьбу.

На следующий день старушка прилегла днем отдохнуть и не проснулась.

После похорон матери Марк сказал Уле:

– Я заплачу тебе выходное пособие, отдохни месяц-другой, а я займусь твоим трудоустройством, как обещал. Квартира будет немедленно продана, ее давно переписали на меня, так что ждать вступления в наследство не придется. Знаешь, меня недавно нашел один человек, представитель какой-то иностранной фирмы. Предложил баснословную сумму за пропавшие бумаги отца. Я не такой патриот, и с удовольствием их продал бы. Вдруг что-то узнаешь, дай мне знать, в накладе не останешься. Они ведь и к тебе могут подкатиться, сама с ними не связывайся – это опасно. Я с этим лучше разберусь.

– Вы что, мне не верите?– поразилась Уля. – Я ничего не знаю об этих бумагах!

Девушка искренне горевала по умершим соседям, она любила их как родных людей и теперь не могла спокойно проходить мимо дверей соседней квартиры.

На весь июль Уля укатила к бабушке. Планировала съездить к теплому морю, в Крым, но не нашлось попутчицы среди подруг, а одной ехать не хотелось. Антонина Петровна была счастлива, когда к ней приезжали внуки. Уля со своими двоюродными братьями ходила купаться на залив, в лес по ягоды и грибы, ездила на экскурсии по пригородным дворцам, читала запоем, вечерами посещала местную дискотеку. Попросила бабушку поучить ее готовить, печь пироги.

Вернувшись домой, Уля купила абонемент в спортзал и бассейн, решила подкачать мышцы. От Марка известий не было, но девушка не огорчалась. Начала потихоньку искать работу через интернет.

Лидочка рассказала дочери, что к ней тоже обращался человек по поводу бумаг покойного Ривкина.

Вспоминая все это, Уля дожидалась Лидочку с работы и пошла на кухню.

В холодильнике был стандартный для их семьи набор продуктов – пельмени, сосиски, яйца, колбаса, сыр и масло. Сегодня Уля не поленилась, принесла из магазина свежие овощи и решила побаловать мать домашней едой. Запекла картошку по-деревенски, нарезала салат .

Лидочка пришла усталая, но веселая, обрадовалась вкусному ужину, рассказала Уле про новую соседку.

– Такая эффектная женщина, немного старше меня, зовут Инга. Латышка. Из самой Риги. Развелась с мужем, он ей купил квартиру Ривкиных, сделал ремонт, я его видела пару раз. Красавец-мужчина. Сын у них есть, уже взрослый, студент. Но его я не видела.

– Зато я видела. Мам, что это значит: «Честь имею рекомендовать себя – такой-то, собственной персоной»?

– Надеюсь, не Свирид Петрович Голохвастов? – улыбнулась Лидочка. – Это же из старой комедии «За двумя зайцами», мы с тобой когда-то вместе смотрели. Надо еще разок посмотреть.

– Точно. – вспомнила Уля. – Ну, а что еще у тебя новенького? Ты что-то недоговариваешь, по глазам вижу.

– Ну, пока еще не о чем особо говорить, – засмущалась Лидочка. – Я познакомилась с мужчиной. Он мне нравится. Кажется, довольно серьезный товарищ. Бывший спортсмен. Сейчас работает тренером по борьбе.

Уля задумчиво разглядывала разрумянившуюся Лидочку. Для своих сорока пяти лет она выглядела прекрасно, никто не дал бы ей больше тридцати пяти. Все в ее облике было гармонично, она носила только платья и была сама женственность, никогда не повышала голос, привлекала своей доброжелательностью и уважительным отношением абсолютно ко всем. Даже соседа только она называла по имени-отчеству, Юрием Семеновичем. Мужчины от нее просто млели, она и сейчас, как двадцать лет назад, привлекала в библиотеку мужскую часть Института, но после развода с Гориным никогда не отвечала взаимностью на ухаживания сотрудников.

У Лидочки было три подруги, такие же разведенки как она сама, с ними она посещала выставки и другие развлекательные мероприятия, ездила отдыхать и секретничала про мужчин. Уля иногда подслушивала их разговоры, и удивлялась их оптимизму и задору. Например, они знакомились с кавалерами на сайтах знакомств, а после свиданий с хохотом обсуждали соискателей.

Воспитывать Улю Лидочка не умела совершенно, все ей разрешала, никогда на нее не давила, не добивалась откровений и хвалила за каждую мелочь. Только просила быть осторожной. Это и подкупало Улю, она доверяла матери гораздо больше, чем ее подруги.

– Я так рада, что бабушка учит тебя готовить!– говорила Лидочка сегодня. – Что ты еще освоила?

– Завтра побалую тебя баклажанами. – отвечала дочь. – Ну, еще научилась готовить блинчики и оладьи. И супы. До борща я еще не доросла, но это высший пилотаж, говорит бабушка. А котлеты – это запросто.

– Умница моя! А Марк Борисович… не звонил?

– Нет. Но ты не переживай, без работы не останусь. Знаешь, мне понравилось работать у Ривкиных. Может, я снова найду что-то подобное. И оплата высокая, и полегче, чем в больнице. Одного страдающего человека моя психика выдерживает лучше, чем несколько десятков.

– Ничего, с голоду мы не умираем. Ты отдыхай, я посуду сама помою.

– Мам, тебе что-нибудь говорит фамилия Бубнов?

– Ну, конечно. Саша Бубнов проходил у нас преддипломную практику. Замечательный парень! Он как раз у Ривкина работал, так за ним хвостом и ходил. А после окончания практики я его не видела и ничего о нем не знаю.

На следующий день Уля нажарила гору оладий, отложила с десяток в маленький контейнер, полив сметаной, и позвонила в соседнюю дверь, к Семенычу. Сосед, недавно проснувшийся, всклокоченный, с опухшим лицом, очень обрадовался. Жадно схватил угощение: