В петле из колец

Доверие и опеку Джуна Эрни заслужил моментально, в первую очередь тем, что помимо пяти лет безупречной работы именно он был одним из немногих бухгалтеров, которые хоть как-то отреагировали на встречу с Мэрси и попытались сообщить Джуну о случившемся. В отличие от остальных, Эрни тут же побежал к охране бара, чтобы передать Джуну, что кто-то пытается украсть его документы. Отправил сразу несколько писем, сказал всем, кого знал, про Мэрси и оставил в тайнике записку. Он даже осмелился попросить встречи с Мариусом, но, к его счастью или несчастью, Мариус был занят в тот день в «переговорной».

Если задуматься, Эрни на самом деле мог предотвратить всю эту катастрофу, если бы не был последним, с кем общался Мэрси, и если бы не идеально односторонняя схема связи с Джуном. Словно почуяв угрозу после довольно резкого отказа Эрни, Мэрси пулей вылетел из бара, собрал все, что у него было, бросил письмо с копиями документов для Джуна в почтовый ящик и растворился в утреннем тумане слегка пьяного Галвестона. Поэтому письма и записки от Эрни доставили Джуну день в день с письмом от Мэрси.

Защищая своего новоиспеченного приближенного, Джун, вопреки желанию Мариуса, пристегнул к Эрни ближайших помощников и в каком-то смысле даже друзей Мариуса: Монетку и Филли. Их отцы все еще работали на Джуна и перевозили ром и виски в Остин и Хьюстон. Поэтому Дэмиен Эймос Младший и Фил Хобсон Младший были известны как Монетка и Филли с самого первого дня в галлеях.

Параллельно в Галвестоне начали что-то вынюхивать порядка пятнадцати частных детективов, приглашенных и нанятых Джуном для поиска Мэрси. Напряжение возникало не столько из-за огромных денег, которые им платил Джун, и не столько из-за их болтливости после пары стаканов виски, и даже не столько из-за их прошлого, хотя многие раньше были копами. Пустить их в Галвестон и в Красное кольцо даже за огромные деньги было ничем по сравнению с худшим решением Джуна – дать им полную свободу действий в Красном кольце, свою защиту и неприкосновенность.

С таким фейерверком привилегий эта свора ищеек начала вести себя по-скотски. Все закрывали глаза на их нежелание платить за что бы то ни было в Галвестоне. Вместо денег новые гости щедро рассчитывались фразой: «За мой счет». Многие из частных детективов теряли ориентиры вседозволенности, успевая набрать долгов у букмекеров и задолжать девочкам, с которыми обращались не самым лучшим образом. Несмотря на то, что почти все частники были из разных штатов, жизнь их словно выстрогала по одному отвратительному лекалу. Каждого детектива узнавали издалека, по слишком уверенной размашистой походке, крутящейся в разные стороны голове, заплывшему лицу и смраду давно не стиранных рубашек. При этом в Красном кольце они считались почетными гостями, ведь у них было важное задание – найти Мэрси.

Именно из-за этих детективов, не закрывающих свои рты, вся история с Мэрси получила то, с чем Мариус, галлеи и мундиры всеми силами боролись – известность. Тщательно подготовленную Мариусом легенду, что Мэрси ищут из-за огромных долгов, частники уничтожили за один день своего пребывания в Красном кольце. При этом сами детективы не знали всех подробностей. Они просто знали, что у Мэрси есть какие-то документы. Но отсутствие подробностей в таком случае гораздо хуже, чем их избыток, ведь их можно щедро докинуть от себя. Так у Мэрси появилась переписка с Аль Капоне, тайное досье на президента и коды от всех сейфов в тайниках Джуна, раскиданных по всему Техасу.

Так на прахе легенды Мариуса начала расти новая городская легенда. Занятные детали появлялись каждый день во всех Кольцах. Теперь Мэрси могли видеть в трех местах одновременно. Он был везде и нигде, а любые зацепки потеряли всякую ценность и вели в далекое никуда. Из-за этого Мариусу при встрече с детективами приходилось сдерживать желание взять два катафалка и располовинить каждого из них прямо в центре Красного кольца. Он молча злился, стискивая зубы с таким скрипом, что они должны были перетереться в пыль. Продолжив череду решений, Джун взвалил на Мариуса невыносимую заботу и ответственность за «наших друзей». Теперь, помимо ежедневных рейдов в другие кольца и встреч с мундирами, Мариусу пришлось еще искать и наказывать виновных в случае плохого обращения с частниками. Сам Мариус был не прочь в таком случае поискать самого себя, нежели хоть как-то пересекаться с ними.

В этой череде ни к чему не ведущих перемен, призрачных надежд, что все будет как прежде, и растущей тревоги история десятилетнего расцвета Красного кольца стремительно близилась к своему закату.

Пристанище падших

Весной 1933 года вся яркая жизнь Красного кольца переместилась в район бара «Небосвод». Из-за того, что Джун переехал туда и предпочитал не часто покидать свое новое пристанище, около «Небосвода» постоянно крутились галлеи. Там проходили встречи Джуна с мэром, проплаченными членами городского совета и частными детективами. Мариус, как обычно, в восемь вечера восседал на своем шатком деревянном троне слева от барной стойки в ожидании Монетки, Филли и Эрни, с которыми они ходили к Джуну на ежедневную встречу.

«Небосвод» нельзя было назвать баром в традиционном смысле этого слова. Общее сходство «Небосводу» с баром придавала только барная стойка, точнее, две угловые и одна ближе к центру, за которой стоял бармен. Угловые стойки представляли собой массивные полукруглые деревянные сооружения, занимавшие половину помещения и перекрывавшие два из четырех углов. Центральная стойка была значительно меньше и располагалась ближе к сцене. Там обслуживались только хмурые любители чистых напитков, которые могли попросить разве что лед, добавки или заткнуться и не мешать пить.

За каждой из угловых стоек могло усесться по пятьдесят с лишним человек, а за центральной – около двадцати, что превращало «Небосвод» в три разных бара в одном месте. Лишь два стула у центральной стойки всегда были свободны – для Мариуса и Джуна.

По площади «Небосвод» мог считаться самым большим баром в Техасе, а зная любовь техасцев к большим помещениям и танцам – скорее всего, и во всех Штатах. Это был старый трехэтажный дом, очень удобно расположившийся между двумя магазинами.

Прошлых владельцев, как и то, чем они торговали, вычеркнули из памяти и документов довольно быстро. Сейчас это были магазины автозапчастей с небольшим и редко обновляемым ассортиментом, но с катастрофически высокой прибылью. Джун превратил все три помещения в целую систему. Оба магазина использовались как склад алкоголя и как запасной выход из «Небосвода».

Центральное помещение официально выделили под гостиницу с номерами только на втором этаже. Лобби с барными стойками и сценой, а также отсутствие по документам третьего этажа ожидаемо не вызвали ни у кого вопросов при регистрации собственности на имя Генри Джунипера. Третий этаж изначально выделили элитным девочкам для работы с важными клиентами, но сейчас весь этаж занимал Джун, а всех гостей стали обслуживать этажом ниже, поставив охрану на каждой лестнице.

Из единственного безалкогольного угла «Небосвода», что ближе к выходу, тянулась огромная сцена в виде овала. Она была на небольшом возвышении, поэтому туда любили залезать изрядно развеселившиеся посетители, чтобы потанцевать или показать бессменной Люсинде и ее ребятам, как надо петь.

Для Джуна «Небосвод» на момент покупки и ремонта был вершиной достижений, памятником победы его и Красного кольца, где он впервые смог развернуться на полную.

Джун хотел, чтобы и через годы «Небосвод» заставлял открывать рот всех впервые попавших в него. Не мечтая о своих будущих проектах с десятью этажами и семью нулями, Джун вложился в «Небосвод» по-крупному. А вершиной хорошего вкуса и дороговизны в Галвестоне было что-то привезенное из-за границы, что-то редкое, что-то с историей. Так Джун выбрал для себя красное дерево. Оно было везде: на полу, на стенах, на барных стойках и даже на стенах уборных.

На полу был выложен узор лилии, взятый с гербов французских аристократов. Смотрелось это очень красиво и заставляло открывать рот от удивления тех, кто входил в «Небосвод», смотря под ноги. Для тех, кто смотрел выше, был приготовлен хрустальный ансамбль из пяти люстр с одной огромной в центре, освещающей частично сцену и весь танцпол. Все люстры висели на фоне белоснежного потолка, который, если присмотреться, оказывался фреской с облаками и едва проступающим голубым небом на фоне горного пика.

Кроме огромных барных стоек из канадского дуба со вставками из красного дерева и десятка дешевых столиков, выделяющихся на фоне стен и пола своей дешевизной, мебели как таковой на первом этаже не было. Стены выше деревянных вставок украсили светло-синими итальянскими обоями и картинами с изображениями греческих и римских божеств. Никто толком не знал и не понимал разницы между богами, кто-то вообще думал, что это все нарисовал Джун, но благодаря подписям под каждой картиной посетители хорошо ориентировались в помещении.

Столики были под Зевсом, небольшая гардеробная – около Деметры. Первый бар – около Геракла, второй – за Нептуном, третий – возле Ареса. За сценой висела картина с Аполлоном.

В комнате у портрета Афродиты обслуживалась только элитная публика, попасть туда мечтали как все постояльцы, так и сами девочки. Около портрета Минервы, наоборот, обслуживались только дешевые клиенты, на которых особо не удавалось разжиться. Между Афиной и Афродитой располагалась очень редко используемая комната с Ювентой, она предназначалась для таких утех, после которых грешники должны были гореть особенно ярко, с головой в собственной заднице и питаясь собственными яйцами.

На удивление, лишь одного бога за крайней ненужностью в «Небосводе» не было – бога виноделия Диониса, Бахуса или Либера. Бог виноделия восседал этажом выше.

Второй и третий этажи были полностью застелены мягкими коврами с ветвистыми узорами, вышитыми золотыми нитями на ярко-красном фоне. Под предлогом потери больших денег, имущества или конечностей ковры запрещалось марать, проливать любые жидкости, ронять еду или лежать на них. Поэтому у входа на второй этаж всегда лежали горы грязной обуви, тарелки с закусками, стаканы и бутылки.

Что касается третьего этажа, то его мало кто видел целиком, кроме архитектора, декоратора, приезжавших из Атланты рабочих и самого Джуна. Этаж состоял из двух частей, разделенных массивной деревянной дверью, за которой Джун обитал после окончания дел в «зоне Аида». Да, именно картину с повелителем подземного мира видели все поднимавшиеся на третий этаж. Никто из галлеев и даже Мариус не проходил дальше первых трех комнат и не видел, что и как было устроено за дверью с «быкоголовым». Так как никто не подходил близко к двери, никто не знал, что на ней был Минотавр.

Главной из доступных комнат для приглашенных был кабинет Джуна с огромной страшной картиной, на которой какая-то тварь что-то жрала. В комнате стоял огромный стол, вмещающий почти пятнадцать человек и большой кожаный диван, подрабатывающий постелью для своего хозяина в дни высокого градуса напряженности. Ожидающие своей очереди могли пойти в скромную по меркам всего этажа столовую с небольшим столом из канадского дуба, сервантом с напитками, стаканами и бокалами на все случаи жизни и одиноко висящей лампой. Из-за постоянных изменений в планировке и еженедельных перестановок на третьем этаже что-то личное, что изначально должно было остаться за дверью с Минотавром, просочилось в зону Аида.

Так в распоряжении гостей оказалась шикарная ванная комната. За ней ухаживали, но уже не использовали по назначению, из-за чего она стала походить на музейный экспонат. Лишь угол с унитазом и раковиной около входной двери выдавал самое популярное место в комнате. Как бы аккуратно ни пользовались выделенным кусочком уборной, все равно на плитке появлялись потертости и несмываемые засохшие капли, чье происхождение знать никто бы не хотел. Таким образом, даже в своей личной ванной комнате Джун обзавелся маленьким засранным гетто.

Теперь в этом трехэтажном проводнике во вседозволенность каждый день и вечер, по новой неприятной им всем традиции, собирались галлеи для получения заданий от Мариуса, чтобы отчитаться об очередном впустую потраченном дне в поисках Мэрси и, раз уж они в «Небосводе», хорошенько выпить.

4 апреля 1933 года было обычным вторником, второй передачей по дороге к бурным выходным. В «Небосводе» на сцене играло трио из саксофона, рояля и контрабаса. Мариус сидел у самого края дальней барной стойки с большим стаканом почти черного, выдержанного в специальных бочках рома, который заполнялся и светлел с каждой минутой по мере таяния в нем кусочков льда. Мариус никогда не оставлял еду на тарелке или недопитый стакан. После него оставалась только пустая посуда.

Будучи всегда на работе, особенно сейчас, когда на нем лежало большинство отвратных обязанностей Джуна, тот, чье имя лишний раз не упоминали, оставался на виду и начеку, наблюдая за входящими в «Небосвод». Мариус ожидал Эрни в сопровождении Монетки и Филли. В этот вторник они отставали от графика. Эрни должен был отчитаться до полуночи, когда Джун снова впадет в будничный вечерний запой. Мариус бросил взгляд на свои старые, но надежные часы и дал опаздывающим еще десять минут, прежде чем он возьмет трех галлеев, два «Томми», четыре кольта и поедет на их поиски.

Если Джун был хорош в играх на опережение конкурентов, то Мариус был на шаг впереди всех, кто умел нажимать на курок. Иначе в Красном кольце было не выжить, когда у тебя в подчинении находилось двести стрелков, а от количества крови на твоих руках сам Люцифер потерял бы сознание.

Когда прошла половина отведенного ожидаемой троице времени, Мариус начал готовиться к выходу, выпив залпом содержимое стакана. Он уже готовился встать, как резкий шум и грохот, доносившиеся со стороны черного входа, заставили его машинально присесть и крепко схватить заряженный «Томми». Сидящие рядом даже не обратили на это внимания, потому что старались не смотреть и не оборачиваться в сторону Мариуса, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом.

Источником шума оказался Филли, влетевший в бар с несвойственной этому великану скоростью и даже грацией. Разбив что-то у черного входа, теперь он несся в главный зал с особой осторожностью, чтобы никто больше не пострадал от его неуклюжести. Вломившись в бар, Филли жадно выискивал Мариуса на его привычном месте. Его огромный живот с каждым глубоким и резким вдохом проверял на прочность пуговицы на его рубашке, готовые разлететься по полу. На груди под тремя расстегнутыми пуговицами красовалось огромное мокрое пятно, обрамленное желтой каймой от холодного засыхающего пота. По сильно смятому воротнику рубашки было понятно, что галстук резко сорвали с шеи. Долго искать пристанище галстука не пришлось – он очень плотно перевязывал правую руку Филли около места, где слегка сочилась свежая кровь. Обе кисти Филли были полностью покрыты кровью, которая уже успела засохнуть и мелкими хлопьями стелилась на пол «Небосвода».

Филли был почти в обморочном состоянии, с пеленой перед глазами. Он смотрел на Мариуса в упор и продолжал искать его отчаянным взглядом, как потерявшиеся дети ищут родителей и ждут, пока их позовут. Мариус уже встал, надел свой бежевый плащ и направился к Филли, когда тот жестом попросил Мариуса отойти, чтобы найти его же на обычном месте. Филли даже в голову не пришло, что через пару мгновений после его появления Мариус уже стоял перед ним с заряженным «Томми», парой вопросов и сотней вариантов ответов, за которыми Филли прибежал к нему.

Не сводя глаз с Филли, Мариус безмолвным жестом левой руки заказал для него двойной виски и прекратил его безуспешные поиски одной фразой: «Присядешь или времени не осталось?». Мгновенно придя в себя, Филли отрицательно покачал головой, подошел за подготовленным для него стаканом и моментально проглотил содержимое. Пытаясь попросить добавки, Филли как будто внезапно вспомнил, что правой рукой этого сделать не сможет и пригодится левая. Запутавшись в жестах, он уже хотел прибегнуть к не самому популярному инструменту в его арсенале – речи, но Мариус его остановил. Несмотря на разницу в росте и комплекции, Мариус схватил гиганта за шкирку, как котенка, и уже собирался вытащить его на лестницу, перед тем, как в «Небосвод», разбив декоративное стекло на дверях, с криками о помощи вломились Монетка и висящее на нем кровавое подобие Эрни. Пропитанная кровью одежда и полностью красная рубашка скрывали весь размах нападения. Сложно было понять, куда и чем попали в Эрни. Он больше напоминал свежий кусок мяса, вступивший в неравную схватку с мясорубкой.

За те мгновения, пока посетители приходили в себя от увиденного, Мариус, не проронив ни слова, несколькими жестами раздал приказы всем галлеям. Двоих он поднял и показал, куда выводить людей. Еще двое сразу направились в свободный угол со столами, чтобы подготовить место для Эрни. Трое были отправлены на второй этаж, чтобы прервать порочный сеанс и вывести гостей Афродиты через черный вход. Еще один направился на третий этаж за Джуном.

Для музыкантов на сцене у Мариуса был отдельный жест – он несколько раз проводил кончиками четырех пальцев по шее, показывая, что на сегодня музыки достаточно и давал понять, через какой выход лучше покинуть помещение. В этот раз им указали на главный. Так можно было проверить, что творится на улице и ждет ли кто-нибудь снаружи.

Пока все судорожно надевали плащи, допивали за собой или за соседом, постоянно оглядываясь на Эрни, Мариус снял плащ, закатал рукава рубашки, подготовил свой складной нож, захватил бутылку самого ядреного виски и направился к издающему все меньше звуков Эрни. Рядом мялся Монетка, не зная, что делать и чем еще помочь. Его успокоило только приближение Мариуса со всеми «инструментами».

Мариус вопросительно оглядел покрытого кровью Монетку, на что тот молчаливо покачал головой, дав понять, что ему не нужна помощь. Тогда Мариус предложил выпить из бутылки Монетке, потом приподнял голову Эрни, а Монетка стал вливать в него виски.

– Давай, не стесняйся, тебе там есть что переварить, надо только немного смочить.

Эрни недолго сопротивлялся и сумел сделать пару глотков, после чего от потери сил не смог глотать и начал захлебываться. Капли виски пролились на окровавленную рубашку, попадая на раны, которые она скрывала, от чего Эрни застонал и стал дергаться. Мариус показал Монетке, что достаточно, отпустил Эрни и улыбнулся.

– Вот, раз стонешь, значит жив. Не смей вырубаться. Будешь засыпать – я и мой янтарный жидкий друг «Джонсонс Бэй» быстро тебя разбудим.

Эрни смиренно молчал, пытаясь сдержать неутихающую боль. Он откинулся на импровизированную подушку из пальто Монетки. Мариус тут же умело распорол ножом его рубашку, чтобы пуговицы не разлетелись по всему полу, оставив следы. Предупредив Эрни, он снова подготовил своего «жидкого друга», чтобы смыть кровь, продезинфицировать и разглядеть ранения.

– Сначала лучше не дыши, но и не сдерживайся. Запомни, боль и нытье сегодня – это твое спасение. Пока есть боль, ты жив. Если можешь стонать, орать и жаловаться, значит, еще не все потеряно и у тебя есть время.

Мариус посмотрел на Монетку и показал взглядом, чтобы тот держал Эрни. Филли в это время держал ноги. После первых капель, коснувшихся груди Эрни, он стал трястись и стонать. Через пару секунд виски уже лился по рукам Эрни, стекал со стола, заливался под брюки и попадал в отверстия от пуль, которые искал Мариус. Словно накопив последние силы, Эрни взвыл от боли так громко, что Мариус был вынужден немного отойти из-за разлетающейся повсюду крови изо рта Эрни. Немного успокоившись и готовясь потерять сознание, Эрни снова откинулся назад, подумав, что худшее прошло, не понимая, что это было только начало осмотра.

Мариус поводил ножом по воздуху, считая количество ранений на теле Эрни. Обнаружились пять входных отверстий, но только два из них ему показались опасными. Одна пуля попала в живот и, судя по опыту Мариуса, осталась там. Другая прошла под ребром, что тоже редко хорошо заканчивалось. Остальные были около плеча и в левом боку. Переворачивать Эрни, чтобы проверять, сколько ранений было сквозными, не было ни времени, ни смысла.

Вокруг уже собрались все галлеи, выполнившие поручения Мариуса. На крики Эрни спустился Джун, который, как обычно, спал в окружении пустых бутылок и не ответил посланному за ним галлею. Хозяин «Небосвода», все еще пьяный, стоял в полном оцепенении с широко раскрытыми глазами. Джун молчал, боясь произнести лишнее слово, чтобы скрыть запах виски, рома и давно не чищенных зубов. Если по Филли было видно, что он убегал, то Джун выглядел так, будто именно он мчался за Филли – тоже потный, с мокрым лицом и кучей желтоватых пятен по всей шелковой рубашке. Словно находясь посреди минного поля, Джун искал глаза с ответами и пониманием дальнейших действий. Он начал соображать и подумал, что спрашивать о случившемся будет неуместно. Оставалось неясным, что же из увиденного привело к такому состоянию. Залитый коктейлем из виски и крови, умирающий новый фаворит, отвечавший за финансы пошатнувшейся империи Джуна, или опустевшее заведение, а может, жизнь, которая выложила дерьмовый флеш из неприятностей за одну минуту, заставила Джуна впервые в жизни, мотая головой, обратиться к потолку с молчаливым вопросом: «За что?».

В то время, когда Мариус закончил осматривать раны Эрни, в бар спустились Гэри и Стив – новенькие, которых Мариус отправил выгонять клиентов со второго этажа, чтобы в помещении не осталось лишних глаз, носов и ушей.

Мариус сумел ножом слегка подцепить одну пулю, застрявшую в плече, и вытащить ее, вызвав новую агонию Эрни, с которым Монетка делился виски.

Джун был уже не в состоянии сдержать свое желание поучаствовать, принять хоть какие-то краткосрочные решения и отдать хоть какие-то приказы. Он почти с визгом закричал: «Вы будете что-нибудь делать или дадите ему здесь сдохнуть?». В глубине души он знал, что обращался только к Мариусу, но специально водил взглядом по всем галлеям в поисках жертвы, которая отведет взгляд и на нее можно будет орать дальше. Джун знал, что приказы Мариусу в присутствии галлеев, особенно в агрессивной форме, отдавать нельзя, потому что хоть Джун и босс Красного кольца, все же их босс – Мариус, чей авторитет нельзя попирать, несмотря на его верность Джуну.

В наказание за свою несдержанность Джун наткнулся на слегка осуждающий взгляд Филли, который тут же вернулся к перевязке раненой руки. Через секунду мимо Джуна пронесся Мариус с чистыми руками и кровавым ножом, который он уже убирал в карман брюк вместе с найденной пулей, завернутой в платок. Не смотря и не реагируя на Джуна, Мариус подозвал к себе Гэри.

– Вывели всех?

– Да, конечно, босс.

– Слизняк еще там?

– Да, старик опять долго одевается. Мы вернемся за ним позже.

– Это хорошо, тащите его сюда, хоть голого. Тут есть что-то пострашнее его старого члена. Пусть осмотрит Эрни и скажет, что нужно, потом съездите с Грэгом в его офис, – Мариус и Грэг обменялись короткими кивками. – Там возьмете все, что нужно, пусть составит список. Двигать его нельзя, пусть Слизняк работает здесь. Майк, поезжай в «Горизонт», найди Чиркаша и тащи его сюда. Эта гнида должна что-то знать, не показывай ему Эрни, просто держи его в машине, пока мы не вернемся, – Мариус повернулся к оставшимся без заданий галлеям.

– Больше никого внутрь не пускать. Двое на входе, в окна смотрим часто и дольше пяти секунд не светимся. Один у черного входа, один на крышу, один в машину снаружи на дежурство. Приготовьте пару «Томми», если кто-то решит примчаться и проведать Эрни. Джун, останься наверху.

Словно получив долгожданную вольную от Мариуса, Джун со слегка наигранным сопротивлением хотел остаться, но принял предложение и медленно потащился наверх, сказав, чтобы его держали в курсе. В это время галлеи доставали всегда готовые и заряженные «Томми» и дробовики из-за барных стоек.

– Филли, у тебя пуля или царапина?

– Херня, – Филли постучал по темно-красному галстуку, которого еле хватило, чтобы перемотать его огромное плечо.

– За руль сядешь? – Мариус показал взглядом на Монетку, который меньше чем за минуту успел опустошить треть бутылки, из которой только что поливали раны Эрни.

Филли ухмыльнулся, зная, что вырубить небольшое тельце Монетки может только пять таких бутылок:

– Да, босс, но и Монетка в поряд…

– Не в порядке. Монетка, ты сегодня еще нужен. Не нажирайся! – Мариус вырвал бутылку из рук Монетки и дал указания одному из галлеев, оставшихся без заданий.

– Так, Стив, следи за ним, чтобы не вырубился. Не давай сукиному сыну спать! Бей по щекам, дави на раны, истории рассказывай, жонглируй – все, что угодно. Пусть будет в сознании. Будет стонать, влей в него пару глотков этой дряни, – Мариус принюхался к горлышку и с отвращением закрыл бутылку, посмотрев на Монетку. – Монетка! Серьезно? Такое из корыта пить надо, а не из горла. Стив, придет Слизняк – делай, что скажет.