Тень Бога. Султан Селим. Владыка османов и творец современности

Столь же серьезными были вопросы, с которыми сталкивались те, кто находился за пределами Османской империи. После смерти лидера крупнейшего и, благодаря Мехмеду, сильнейшего государства в Средиземноморье власть в регионе решительно сместилась в сторону Европы. Битвы за османское наследство всегда вдохновляли врагов империи на попытку вернуть себе утраченные территории. Будучи завоевателем не только Константинополя, но и частей Италии и Албании, Мехмед оказался самым влиятельным из всех султанов, и его смерть имела особенное значение. Сможет ли Европа объединиться на достаточно долгий период, чтобы вести эффективную войну против османов и, возможно, начать крестовый поход за Иерусалим, о котором мечтали веками? И смогут ли европейцы восстановить контроль над драгоценной торговлей с Востоком? Мир был как на иголках, пока Османская династия решала свои семейные дрязги. Вскоре борьба выйдет за пределы империи.

Битва Джема и Баязида. Lebrecht History/Bridgeman Images

* * *

Баязид и Джем были полными противоположностями друг другу. Баязид был серьезным, даже суровым человеком. Набожный мусульманин, он любил изучать исламскую философию и поддерживал религиозные институты империи, строя мечети, больницы и медресе. Венецианский посол в Стамбуле охарактеризовал его как «очень меланхоличного, суеверного и упрямого»[16] – комментарий, возможно, был вызван тем, что Баязид убрал со стен дворца картины итальянских художников, которые заказал его отец. Джем, напротив, был весельчаком[17]. Красивый и харизматичный, он любил охоту и спорт, поэзию и вино. О его распутстве ходили легенды: в народе рассказывали истории о девушках, готовых в любой момент броситься к его ногам. На внутренней стороне его любимой винной чаши было выгравировано семь линий, символизирующих семь климатических зон. Таким образом, каждый глоток вина открывал новую линию, приближая его к власти над всем миром. В своем опьянении он мог видеть распростертую перед ним землю и воображать свою власть над всем обозримым пространством. В конечном итоге его проницательная политическая хватка и стремление к трону превзошли его любовь к вину и женщинам.

Через пару десятилетий после того, как Баязид стал бейлербеем Амасьи в середине 1450-х годов, Джем принял аналогичный пост в Конье, еще одном древнем анатолийском городе. Конья[18] видела, как проповедовал апостол Павел; в эпоху Возрождения она стала известным центром производства ковров. Сегодня она наиболее известна как дом и место захоронения персидского поэта Руми, чья смерть в 1273 году вдохновила его последователей на основание суфийского ордена Мевлеви, основанного на его учении о всеобщей любви и единении Бога и человека. Использование орденом музыки, мистической поэзии, гипнотического танца и даже вина для объединения человека с Богом сделало его одним из самых ярких религиозных орденов ислама. Без сомнения, объединенное послание суфиев о любви и мирских удовольствиях привлекло Джема во время его правления городом, хотя доказательства того, что он действительно пополнил ряды их братства, отсутствуют.

Великий визирь Мехмеда, Карамани Мехмед-паша, который закрыл глаза султану, поддержал кандидатуру Джема, которого он и другие представители бюрократии империи считали более податливым и контролируемым из двух сыновей. Стремясь как можно дольше сохранить в тайне известие о смерти Мехмеда, он украдкой умолял Джема приехать в Стамбул и захватить трон, прежде чем Баязид поймет, что происходит. Однако великий визирь не мог тягаться в силе с янычарами – элитным и могущественным военным корпусом империи. Они долгое время поддерживали Баязида, поскольку считали, что он с большей вероятностью поддержит их программу создания агрессивной в военном отношении экспансионистской империи. Поскольку Мехмед умер во время военной кампании, известие о его смерти не было секретом для янычар. Они немедленно послали сообщение Баязиду и бросились в гущу событий, ворвавшись в Стамбул с оружием, чтобы обеспечить безопасность дворца до прибытия Баязида. Хотя великий визирь и его союзники пытались предотвратить это, солдаты легко одолели городских управленцев, убив многих из них на улицах и захватив большую часть города. Вскоре они схватили и самого великого визиря и убили его. Без султана, без явного преемника, а теперь и без великого визиря империя погрузилась в хрупкое и опасное состояние хаоса.

Янычары, одни из самых могущественных акторов в политике империи, были уникальной боевой единицей в раннем Новом времени. Профессиональные вооруженные силы Османской империи, всегда готовые к бою, оставляли далеко позади любую армию Европы, в которой государствам приходилось собирать армию наемников и нерегулярных формирований при каждом вступлении в новую войну. Это было тяжело и медленно, а еще новобранцы были крайне ненадежны и недостаточно обучены, они чаще сражались ради личной выгоды, а не ради интересов государства. Еще Никколо Макиавелли отмечал, что османы господствовали в Средиземноморье[19]. Макиавелли был прав в своей оценке того, как османская армия противостояла европейским армиям, но он упустил один важный момент. Те же самые преимущества, которые постоянная армия давала империи, могли быть обращены и против нее. Несмотря на то, что теоретически янычары подчинялись султану, в реальности все было гораздо сложнее. Они явно принимали чью-либо сторону, как это было в битве за наследство между Баязидом и Джемом; они угрожали насилием государственным органам, а иногда и просто населению империи, чтобы получить деньги и власть; и они почти всегда настаивали на начале новых войн, так как жаждали своей доли боевой добычи и возможностей для разграбления захваченных земель. Для поддержания спокойствия в рядах янычар и удовлетворения их пожеланий султанам приходилось заключать с ними сделки, оказывать им милости и пополнять свою армию вновь захваченными рекрутами. В отличие от светского и праздного образа жизни Джема, серьезный и стоический характер Баязида снискал ему поддержку янычар.

Почти три недели трон пустовал, пока Баязид и Джем на всех парах мчали из Анатолии в Стамбул. Баязид прибыл первым и достиг окраин города 21 мая 1481 года. После убийства великого визиря янычары установили в городе строгий контроль: ввели комендантский час, патрулировали улицы, преследовали мятежников и охраняли окрестные площади[20]. Привычная кутерьма города с населением в полмиллиона человек – несмолкаемый гул голосов торговцев овощами и фруктами, продавцов разных товаров и изделий, и толп мужчин, просто общающихся на улицах, – сменился жутким спокойствием. Баязид встретился с отрядом янычар у заранее подготовленных на этот случай городских ворот, и, образовав вокруг него фалангу, они пробежали через город к дворцу.

После того как Баязид оказался в безопасности внутри стен дворца, ему присягнули янычарские командиры и имперская правящая элита. Великий муфтий, главный религиозный деятель империи, провозгласил его султаном всея творения, правителем от первого до седьмого континента, с незапамятных времен и во веки веков. После этой простой церемонии в дворцовом саду Баязид в полном военном сопровождении направился к Мечети Султана Эйюпа, сооружению, которое его отец приказал построить после завоевания Константинополя. Здание окружало могилу Абу Айюб аль-Ансари, выдающегося последователя исламского пророка Мухаммеда. Элита империи подарила Баязиду меч первого османского султана Османа[21]. После этих двух простых церемоний, даровавших ему признание династии, Бога и его семьи (за исключением, конечно, Джема), 22 мая 1481 года Баязид стал восьмым султаном империи, через день после своего прибытия в столицу.

Тем временем Джем увяз в Анатолии. Он добрался только до Инегёля, города в чашеобразной горной долине недалеко от первой османской столицы Бурсы, когда до него дошло известие, что дворец захватил его сводный брат. Его распирало от ярости.

Баязид знал, что для безопасности своего правления ему необходимо устранить Джема. Поэтому в качестве первого военного предприятия своего правления, всего через неделю после восхождения на престол, Баязид направил войска в Инегёль. Прибыв туда 28 мая, войска нового султана столкнулись с воодушевленной и свирепой группой солдат. Олицетворяя ярость своего лидера, лояльные Джему соединения разгромили Баязида. Благодаря этой победе Джем взял под свой контроль Бурсу, первую столицу империи и центр международной торговли шелком. Укрыв свои войска во дворце, Джем провозгласил себя султаном Анатолии, что явным образом заявляло о его намерении продолжать войну против своего сводного брата. Он чеканил монеты со своим профилем, и в мечетях Бурсы читали пятничные молитвы (Джума-намаз) в его честь[22]. Теперь в империи было два дворца, две столицы и два султана. Надвигалась гражданская война, ставящая под угрозу само существование империи.

Джем понимал зыбкость и опасность своего положения и пытался вести переговоры, предлагая своему сводному брату оставить ему Анатолию, в то время как Баязиду достались бы западные территории империи от Босфора, что в принципе было примерно равным разделом. Однако Баязид отказался. По его мнению, именно он являлся законным наследником всей империи, а Джем – лишь мятежным врагом государства. Баязид ответил на «предложение» Джема отправкой еще одной армии. И снова силы встретились за пределами Бурсы, но на этот раз люди Баязида одержали решающую победу, изгнав Джема не только из Бурсы, но и вообще из Османской империи, в Сирию. К сожалению для Баязида, им не удалось ни убить, ни схватить его.

Закрепившись на троне, Баязид вызвал своих жен, детей и наложниц из Амасьи. Если не считать церемонии обрезания, состоявшейся почти за два года до описываемых событий, Селим, которому на тот момент было и лет, никогда не покидал Амасью. Из провинциального города, не имеющего выхода к морю, он прибыл в самое сердце империи, где его отец был султаном, а его новый дом – ядром власти.

Дворцовый гарем был грандиознее всего, что только можно было себе представить: обширный комплекс бесчисленных покоев с высокими сводчатыми потолками, соединенных лабиринтом переходов, и десятки зданий, которые нужно было исследовать. Из дворца с садами и балконами, расположенного на одном из легендарных семи холмов Стамбула с видом на Босфор, открывалась захватывающая дух панорама. После ежедневных уроков языка, истории и религии Селим метался от одной смотровой площадки к другой, чтобы полюбоваться Европой и Азией и насладиться морским бризом. Он любил наблюдать, как корабли плавно движутся между континентами, слушать крики орлов и стервятников, мигрирующих на юг от Черного моря. Как шехзаде его держали в некотором отдалении от города, за стенами, но громкие звуки и резкие запахи Стамбула неизбежно проникали во дворец.

Несмотря на то что Селим, как сын нового султана, пользовался всеобщим вниманием и интересом, он чувствовал напряжение. Его отец, особенно в первые годы своего правления, оставался все время настороже, всегда опасаясь Джема. Селим рано понял, что имперская земля под его ногами никогда не будет стабильной.

* * *

Европейские державы, всегда бывшие в курсе событий на своем восточном фланге, планировали воспользоваться этим предполагаемым моментом слабости Османской империи. 4 июня 1481 года, всего через две недели после того как Баязид взошел на престол, папа Сикст IV написал христианским лидерам всех стран Европы, надеясь организовать новый крестовый поход против османов и других мусульман[23]. Месяц спустя папские военно-морские силы присоединились к флоту из Неаполя, чтобы атаковать Отранто, единственное территориальное владение Османской империи на территории Италии. Бои начались в июле 1481 года и продолжались до сентября, когда османские войска сдались, завершив свое более чем годовое пребывание там. Воодушевленный этой победой, христианский альянс нацелился на изгнание османов из Средиземного моря. С подкреплением из 25 кораблей из Португалии папа планировал пересечь Адриатику от Отранто до Валоны (сегодняшняя Влёра) на албанском побережье. Победа там обеспечила бы контроль над обоими берегами стратегического устья Адриатики и создала бы плацдарм для отвоевания частей Албании и Греции, которые Мехмед захватил в предыдущие десятилетия. Но вспышка чумы в Албании и несколько недовольных капитанов кораблей заставили пересмотреть эти планы. Новому султану, даже без собственных усилий, по крайней мере на данный момент, удалось сохранить за собой восточное побережье Адриатики.

На востоке империя мамлюков, главный противник Османской империи в мусульманском мире, воспользовалась междоусобицей для усиления своего военного и экономического влияния на Ближнем Востоке и во всем Восточном Средиземноморье. Чем дольше «Дом Османа» оставался разделенным, тем лучше было для мамлюков. Они радостно встретили Джема в Каире, столице государства, в качестве своего гостя, что превратило междоусобную вражду османов в вопрос международной политики.

Джему просто не могло повезти еще больше – Мамлюкский султанат согласился помочь ему завоевать Османскую империю. Он чувствовал себя как дома при богатом мамлюкском дворе, где ему оказывали уважение, обеспечивали комфорт и роскошь. Однако за стенами дворца Каир был совсем другим. Когда Джем впервые прибыл в город 30 сентября 1481 года[24] он с трепетом смотрел кругом: все было очень непривычно и грандиозно. Из двух крупнейших городов Средиземноморья Стамбул был больше Каира, но Каир избежал оттока населения, с которым столкнулся Стамбул непосредственно до и после 1453 года. Никогда не живший в Стамбуле во взрослом возрасте, Джем был ошеломлен размерами и шумом Каира, его улицами и сводящей с ума теснотой плотно заселенных кварталов. Императорский двор вел свои дела на арабском, а не на турецком или персидском языке; Джем немного владел арабским языком благодаря своему прекрасному образованию в гареме, однако столкнулся с трудностями. В целом Каир был гораздо более арабским и мусульманским, чем любая точка Османской империи, население которой все еще сохраняло христианское большинство. И такого громкого призыва к молитве, который разносился здесь, по переулкам мамлюкской столицы, Джем никогда не слышал.

Через несколько недель начался священный месяц Рамадан. Будучи почетным гостем мамлюкского султана Кайт-бея, Джем обедал в составе свиты государя каждый вечер в течение всего месяца[25]. Пиры на закате, нарушающие дневной пост, были роскошными, присутствующих развлекали поэты и музыканты. За булгуром, бараниной и десертами из молока с шафраном и кураги Джем затронул тему поддержки мамлюками его попытки свергнуть сводного брата. Кайт-бей, у которого была длинная борода и остроконечные брови[26], терпеливо слушал, но все откладывал обещание поддержки, ссылаясь на то, что ему сначала необходимо проконсультироваться со своими советниками, а затем подождать до конца Рамадана, или придумывал какое-то другое оправдание. Фактически Кайт-бей хотел, чтобы братское соперничество продолжалось как можно дольше, поскольку османский беспорядок давал мамлюкам преимущество в контроле над торговлей между Востоком и Западом.

Сильно разочарованный медлительностью Кайт-бея, Джем решил покинуть Каир и совершить хадж – исламское паломничество к священным городам Мекке и Медине – в декабре 1481 года. Пророк Мухаммед, родившийся в Мекке в 570 году, умер в Медине в 632 году. В Мекке на него снизошли откровения, которые в конечном итоге стали Кораном. Независимо от того, где находятся последователи ислама в мире, все мусульмане обращаются лицом к Мекке, чтобы молиться пять раз в день. Хадж является одним из пяти столпов ислама и считается обязанностью, которую должен выполнять каждый дееспособный мусульманин[27]. Тем не менее Джем был единственным османским султаном или шехзаде за более чем шестисотлетнюю историю Османской империи, который исполнил этот важный ритуал. И даже в его случае мотивация, похоже, была скорее политической, чем религиозной. Ежегодное паломничество – крупнейшее собрание в мусульманском мире – демонстрировало космополитизм ислама. Паломничество объединяло людей от Марокко на западе до Китая на востоке, говорящих на разных языках – от русского до бенгали. Джем увидел в этом возможность продемонстрировать себя как халифа всех мусульман и защитника священных городов; Хадж, по его мнению, должен был стать доказательством его способности править.

Прибытие Джема в Мекку с караваном из Каира вызвало сильное волнение. Как он и надеялся, его паломничество превратилось в то, что мы сегодня назвали бы рекламным турне. Куда бы он ни пошел – от Каабы, самого святого места ислама, до Могилы Пророка в Медине, – толпы следовали за ним, желая услышать его молитвы и слова мудрости. Он вдохновил отчаявшихся жителей Медины воспрять духом и восстановить мечеть аль-Масджид ан-Набави, которая сгорела после того, как за несколько месяцев до его прибытия в минарет ударила молния. На протяжении столетий реконструкция мечети приписывалась этому влиятельному визиту Джема.

Вдохновленный своим паломничеством, Джем вернулся в столицу мамлюков с каирским караваном и марта 1482 года и написал своему сводному брату в стихах следующий вызов:

Пока ты лежишь на постели из роз, полный счастья,Почему я должен быть покрыт пеплом в печи скорби?Если человек благочестив, не должна ли справедливость сопутствовать ему?[28]

Разве это не законное право, на которое претендует паломник?

Получив это сообщение, Баязид усмехнулся и ответил собственным стихом, высмеивая притворное благочестие Джема и отсутствие уважения к империи:

С незапамятных времен нам дано это состояние,Почему же тогда ты не желаешь принять, чтопредопределено?«Я отправился в паломничество», – говоришь ты, чтобыдоказать свое утверждение;Почему же тогда мирские блага и независимость являютсятвоей главной целью?

Той весной в Каире Джем планировал свое возвращение на родину. Джем знал, что ему понадобится помощь внутри Османской империи, поскольку неохотной поддержки мамлюков было достаточно только для того, чтобы борьба между братьями не прекращалась. Через свою сеть консулов и других влиятельных лиц он начал предпринимать различные шаги по всей Анатолии. Недостатка во влиятельных лицах и бейлербеях, готовых приветствовать союз с османским шехзаде, больше не было. Анатолия по-прежнему представляла собой мозаику мелких региональных держав, остатков византийских военных группировок и крупных домашних хозяйств. Целью государств раннего Нового времени, таких как Османская империя, не обязательно было уничтожить эти в основном автономные внутренние элементы, а, скорее, поглотить, подчинить их или иным образом управлять ими. Джем понимал эту политику переговоров и сотрудничества; поэтому он был уверен, что сможет собрать силы, необходимые для эффективного противодействия Баязиду.

* * *

Первым шагом Джема было заключение союза с Касым-беем, лидером караманидов – одного из крупнейших племенных княжеств в Анатолии. Караманиды были одной из древнейших семей кочевников-скотоводов, имевших интересы и влияние в крупных анатолийских городах и сумевших на протяжении веков заключить сделки с правящими державами – от римлян до византийцев, а теперь и османов. Оплоты Касыма располагались недалеко от Коньи, где Джем ранее был бейлербеем. Хотя теперь город находился, по крайней мере формально, под контролем его сводного брата, Джем давно знал лидеров клана и знал, что они могут договориться. Эта договоренность не могла быть более благоприятной для каждой стороны. В союзе с Джемом караманиды Касыма превратились из одного из многих местных влиятельных кланов в реальную угрозу имперской династии. Годом ранее, в надежде захватить побольше территории, Касым и его войско искали коалицию с Орденом братьев иерусалимского госпиталя св. Иоанна Крестителя, правителями крошечного острова Родос, но им было отказано, поскольку рыцари сочли более выгодным соблюдать мирный договор с османами[29], который они были вынуждены подписать тремя годами ранее. Касым явно хотел создания глобального силового альянса; он нашел его в желаниях Джема. Тот, со своей стороны, получил военную силу, которую мог использовать против своего сводного брата.

После заключения этого альянса Джем тайно вернулся в Анатолию вопреки протестам султана Кайт-бея, чтобы окончательно согласовать с караманидами Касыма свои планы нападения на Конью. Он оставил в Каире мать, наложниц и некоторых из своих четырех детей (за это время одна из дочерей Джема вышла замуж за сына Кайт-бея). Путешествуя по суше через Сирию в Каир, затем в священные города и теперь обратно в Анатолию, Джем прошел тем же путем через империю мамлюков, которым его племянник Селим двинется 34 года спустя, проводя свои завоевания.

Достигнув скалистых холмов на окраине Коньи, Джем направился к лагерям Касыма. Подобно Александру Македонскому, сельджукам, крестоносцам и многим другим, Джем и Касым готовились к вторжению в Конью, собирая войска, оружие и другие ресурсы на равнинах за пределами города.

Джем надеялся, что это будет первое сражение из многих, которые в конечном итоге принесут ему победу и престол. Однако, когда в конце мая 1482 года начались боевые действия, его войска были отброшены за считанные часы новым бейлербеем города Абдуллой – старшим сыном Баязида, сводным братом Селима и племянником Джема.

Отказавшись от планов взять Конью, Джем и Касым решили двинуться на Анкару. Когда они направились на север, до них дошла весть, что сам Баязид, узнав, что Джем находится в Анатолии, вышел из Стамбула с огромной армией, желая приветствовать своего сводного брата, вернувшегося в империю, проводив его в свежевырытую могилу. Справедливо опасаясь за свою жизнь, Джем остановил марш на Анкару и отступил на юг. Затем Баязид отправил одного из своих солдат догнать Джема и караманидов и доставить письмо с изложением условий капитуляции. В обмен на отказ от своих претензий к трону и признание Баязида единственным законным султаном Джем должен был получать ежегодно жалованье в золоте и беспечно провести остаток жизни в Иерусалиме, вдали от Стамбула. Джем сразу отклонил это предложение. Помимо требования отказаться от любых притязаний на престол, что для Джема было неприемлемо, сделка Баязида могла также быть уловкой с целью убийства.

Стремление Джема к трону уже привело его в Каир и на Аравийский полуостров. Для того чтобы окончательно решить вопрос о престолонаследии, ему пришлось бы вести борьбу через королевские дворы Франции, Италии и Родоса, привнося традиции османского престолонаследия в политику ранней современной Европы, а затем и всего земного шара.

Глава 3

Осман на чужбине

Приспосабливаясь к своей новой жизни во дворце и усваивая уроки кровопролитной имперской политики, одиннадцатилетний Селим оставался в безопасности в пределах гарема, пока драма его семьи о престолонаследии набирала обороты. С детской тревогой он наблюдал, как его дядя пытается заручиться поддержкой иностранных держав против собственного сводного брата.

После того как ему не удалось закрепиться в Анатолии, Джем понял, что силы Баязида вскоре полностью вытеснят его из империи. Мамлюки уже дали понять, что будут поддерживать Джема лишь до определенного момента. Персия была возможным вариантом, но она была слишком раздроблена, чтобы проводить крупную кампанию против гораздо более могущественной Османской империи. Однако европейские державы, каждая из которых в тот период была слабее Османской империи, хватались за любой шанс получить геополитическое преимущество. Джем, все еще находящийся недалеко от Коньи в лагере с Касымом, начал связываться с лидерами европейских государств через Средиземное море. В начале 1480-х годов глава караманидов помогал Джему писать и рассылать письма, понимая, что война между Баязидом и любым европейским государством откроет Касыму пространство для маневра в Анатолии. В раннем Новом времени это был медленный процесс, общение тогда происходило со скоростью лошади или корабля.

Первое письмо Джема было отправлено в Венецию в январе 1482 года[30]; его просьба о предоставлении убежища и союза была отклонена[31]. Венецианцы недавно подписали мирный договор с османами и не были заинтересованы в нарушении хрупкого баланса. Джем обратился к правителям Родоса, рыцарям-госпитальерам Святого Иоанна, к которому караманиды Касыма обратились несколькими годами ранее, но его первый посланник был схвачен и убит войсками Баязида. Понимая, что Баязид знает о его планах, Джем следующее свое сообщение передал своему посланнику устно, что гарантировало, что, если того возьмут в плен, он не разгласит какую-либо важную информацию – разве что если подвергнется пыткам. Человеком, выбранным для этой задачи, был некий Фиренк Сулейман-бей, христианин, принявший ислам и свободно говорящий по-французски («Фиренк» – это искаженное от «Френк», общий для того времени термин, обозначавший христиан, принявших ислам). О его происхождении известно мало. Возможно, он был пленником, который согласился обратиться в другую веру и служить Османскому государству в обмен на свою свободу. В качестве альтернативы он мог бы добровольно «туркизироваться», как это сделали многие солдаты-крестоносцы, когда достигали Ближнего Востока, по разным причинам: искренняя вера, любовь мусульманки, трепет перед превосходящей силой и величием, которое они обнаружили на Востоке, или возможности, открывавшиеся им в мусульманском мире.