Цветочек

Ссадаши не вслушивался в слова. Историю Персиковой девы он прекрасно знал и сам нередко рассказывал детям наагашейдисы и многочисленным племянникам. Азарт, шаловливое настроение, которые владели им, когда Дейна только начала раздеваться, вдруг исчезли. Вместо них пришёл ошеломляющее спокойствие. Стоило женщине прижать Ссадаши к боку, и им овладел покой. Точнее, покой его захватил. Опустился плотным облаком, заставил отяжелеть всё тело и усмирил все чувства.

Голова Ссадаши лежала на крепком женском плече, лбом он упирался в мягкую грудь, которая волновала его ещё несколько мгновений назад, одна рука расслабленно лежала на плавно поднимающемся и опускающемся животе Дейны, а на хвосте вытянулась правая нога хранительницы. Никогда ни одна женщина не была так спокойна и расслаблена в его объятиях. Только госпожа, но она друг, её дочери, которые называли его дядей, и другие девочки, которых он считал племянницами. Все прочие, делившие с ним ложе, были совсем иными: напряжённые женские тела, с трепетом ожидающие его ласки, но никак не спокойно-расслабленные, доверчиво растянувшиеся в его постели.

Даже мама никогда не была так умиротворена, обнимая его.

Ссадаши прикрыл глаза.

Всё детство он прожил без материнских объятий. После рождения он умер именно в тот момент, когда мама взяла его на руки. Именно в этот момент он перестал дышать, и в душе матери поселился страх. Она боялась прикасаться к своему слабому ребёнку, винила себя в его болезности. И рискнула побороть свои страхи и обнять его, только когда он уже стал взрослым. И каждый раз, обнимая его, она словно опасалась, что сын её оттолкнёт.

И Ссадаши боялся пошевелиться, лишь бы не спугнуть.

Со временем её объятия стали смелее, но он видел, что мама всё ещё винит себя за то, что так поздно решилась.

Расслабленное доверие совершенно чужой женщины почему-то заставляло его ощущать покой. Шуршание дождя за окном стало совсем уютным, раздражал только кувшин с водой на столике и понимание, что ночь могут испортить гости. Мысленно пожелав всем непрошенным визитёрам составить компанию карпам в пруду, Ссадаши подсунул вторую руку под спину Дейны и крепко обнял её, прижимая как игрушку. Он же совсем маленький наг, так что может себе позволить. Дейна прервала рассказ, заелозила, устраиваясь удобнее, и продолжила говорить и гладить господина по спине.

Ночью Ссадаши просыпался три раза.

Первый раз, когда в спальню заглянул Шширар. Заглянул, укоризненно вздохнул и закрыл дверь. Ссадаши мысленно посоветовал ему не завидовать.

Второй раз он открыл глаза ближе к полуночи, когда в распахнутое окно заскочила мокрая Госпожа. Повертевшись, кошка устроилась на полу у постели и раскатисто замурлыкала. Дейна тоже было проснулась, но, увидев зверя, опять откинулась на подушки.

В третий раз Ссадаши проснулся от тихого шороха, словно каменные плиты расходились. Открывать глаза не стал. На лапы взвилась Госпожа, угрожающе зарычала, заметалась, и камень вновь зашуршал. Сонная Дейна приподнялась на локтях, но Ссадаши потянул её назад.

– Там мышка, – едва слышно просопел он, – Госпожа охотится.

Короткого взгляда хватило, чтобы убедиться, что незваные гости уже скрылись.

– Всё ж какая хорошая погодка, – Вааш с наслаждением вдохнул посвежевший после дождя воздух и приложился к бутылке.

Дел, в обнимку с котором он полз по парку, тоже глубоко затянулся свежим воздухом и хлебнул вина.

Погода действительно стояла чудесная. Дождь прекратился, небо распогодилось, и в лужах плавали звёзды, ночные светила и опавшие после ливня цветы. Собственно, лужи и выманили пьяных нагов на прогулку. Из окон они казались чёрными зеркалами, и друзьям захотелось взглянуть на свои отражения.

Правда, к тому моменту, когда они, покачиваясь, выползли в парк, мысли о зеркалах позабылись. Десять бутылок крепкого вина, выпитых для умащивания истерзанных инстинктов, способствовали не только лёгкости чувств, но и лёгкости памяти.

– Эх, Дел, пора нашего Ссадаши… фух… замуж выдавать, – Вааш повернул голову и, уткнувшись лбом в лоб друга, доверительно посмотрел в его косые от выпитого глаза. – Перезрел девка… ик… парень.

– А кто его возьмёт? – Дел качнулся и едва не утянул друга в кусты жасмина. Но Вааш к подлости вина был более устойчив. – И кому он дастся?

– Так давай Дейну подговорим! – Ваашу мысль показалась гениальной. – Хороший же парень… ик… девка. Такая сама свяжет и замуж потащит.

– Как моя Амарлиша? – глупо хлопнул глазами Дел.

– Не-е-е-е, – Вааш покачал бутылкой. – Как наагашейд Дариласку.

– То есть ребёнка ему сперва заделает?

– О-о-о, – одобрительно протянул Вааш, – всё понимаешь. За то и люблю тебя, друг.

С этими словами он смачно чмокнул Дела в щёку и опять присосался к бутылке.

– О, смотри, – Дел вытянул перед собой палец и ткнул в сторону замершего на их пути рыжеволосого парня.

– Ба, да это ж княжич Леса̀вий, – опознал парня Вааш и добродушно вопросил: – Гуляешь?

Княжич опасливо посмотрел на пьяных нагов и отступил. Но всё же ответил:

– Гуляю.

– Эт правильно, – одобрил Вааш, не задаваясь мыслью, что это княжич варлийских оборотней вышел так поздно.

– Я пойду, доброй ночи, господа, – княжич поспешил откланяться и развернуться в другую сторону, хотя до этого шёл к дворцу.

– Слушай, Вааш, – Дел подозрительно прищурил пьяные глаза, – мне кажется, или он до сих пор думает, что я того… не совсем мужик.

Вааш посмотрел в спину торопливо удаляющемуся оборотню, и ему почудилось в лопатках парня что-то подозрительное.

– Слышь, похоже, так и думает, – пришёл наагалей к заключению. – Ты не переживай, мы щас ему докажем, что ты мужик ого-ого! Эй, княжич, стой! Мой друг хотел сказать тебе, что он настоящий мужик.

Парень затравленно обернулся и ускорил шаг.

– Он не верит, – обиженно засопел Дел.

– Да стой ты, мы тебе сейчас всё докажем! Эй, да куда ты побёг? Дел, он убегает!

– Шириша! – раскатился по парку пьяный крик. – Взять его!

В следующий миг почти одновременно раздались грозный рык кошки и испуганный вскрик варлийского княжича.

– Ну щас мы всё докажем! – с угрозой протянул Вааш и поволок едва стоящего на хвосте друга вперёд.

Глава XIV. Веселье для спокойных

Проснулась Дейна опять на груди господина, и в этот раз затекли обе ноги. Сонная женщина не стала торопиться скатываться – наагалей только душой ребёнок, телом он весьма крепок, не раздавится – и с закрытыми глазами прислушалась к весёлому птичьему щебету. Как обычно случалось после сильного дождя, всё живое радовалось и пело. Приподняв голову, женщина осмотрелась и с облегчением убедилась, что кошка уже ушла. Ночью это лошадоподобное создание пыталось навалиться на неё, и спросонок Дейна решила, что обвалился потолок.

Подёргав ноги, хранительница освободилась от хватки хвоста и всё же откатилась в сторону. По спине прошёл неприятный озноб, стоило ей посмотреть на непривычно взрослое и суровое лицо наагалея, и Дейна поспешила опустить взгляд ниже. Рубашка и юбка ниже пояса топорщились, и женщина было потянула руку, чтобы оправить их, но замерла, неожиданно сообразив, что там не ткань смялась. И смущённо закусила губу.

Да, господин ребёнок душой, но не телом. Малость сконфуженная своей оплошностью, женщина поспешила набросить на наагалея одеяло. Интересно, он понимает, что с ним по утрам происходит? Родители объясняли? У него есть родители?

Пробуждение пошло как положено, и в голове зароились десятки вопросов. Дейна прошлась по комнате, остановилась у стены, где Госпожа всю ночь сторожила мышь (и сдалась она ей? На один зуб и то не хватит!), и хлебнула водички из кувшина.

В этот момент дверь отворилась, и внутрь осторожно, словно бы в ожидании нападения, заглянул Шширар. При виде заспанной напарницы наг просветлел, но миг спустя смутился от одного взгляда на кувшин.

– Пить хочется?

– Ага, – женщина оттянула рубашку на груди и обмахнулась.

– Я сейчас свеженькую принесу. Давай сюда.

Шширар забрал сосуд из рук озадаченной женщины.

Господин завозился на постели, пошарил по своей груди рукой, потом по простыням и наконец открыл глаза и недовольно осмотрелся. Серьёзное, совершенно взрослое выражение лица исчезло, стоило ему увидеть Дейну.

– Дейна…

Не успел он договорить, как дверь вновь распахнулась, и внутрь заполз мрачный Шашеолошу. За его спиной нетерпеливо подпрыгивала Лаодония, и вид босой и расхристанной Дейны её сильно смутил.

– Дядя, – Шаш бросил взгляд на Дейну, и по его скулам заходили желваки, – где вы были эту ночь?

– Я? – удивился Ссадаши.

– Господин спал, – Дейна удивилась не меньше. Где ещё наагалей мог быть? – Ночью была гроза, – напомнила она. – Господин боится грозы, и я была всю ночь рядом с ним.

– Я не боюсь грозы, – заупрямился наагалей, а наагасах бросил на него осуждающий взгляд.

– Что-то случилось? – Дейна напряжённо замерла.

– Кто-то немного пошалил в парке, – неохотно выдавил Шаш.

– А при чём здесь господин? – женщина прищурилась и выступила вперёд, прикрывая собой Ссадаши. Словно бы показывая этим, что в обиду его не даст.

– А он любит шалить, – весело пискнула из-за плеча Шаша Лаодония.

– Господин, – кто-то окликнул наагасаха, – мы их нашли.

– Что? Кто это? – Шаш резко развернулся и выполз из комнаты.

Дверь закрылась, и ответ Ссадаши и Дейна уже не услышали.

Но не прошло и минуты, как в комнату ввалился взволнованный Шширар.

– Вы не поверите! Кто-то ночью прилепил к статуе императрицы Дама̀дрии змеиный хвост, – наг старательно сдерживал улыбку, но веселье всё равно прорывалось через скорбную маску, отчего казалось, что у мужчины нервный тик. – Выгребли землю с ближайших клумб и растянули хвостяру почти на три сажени. Ещё и паховые пластины бутылочным стеклом выложили!

Здесь охранник всё же не удержался и глухо заржал.

– И знаете, кто виновник? Вот не поверите!

Ссадаши почувствовал, что не только поверит. Он почувствовал, что уже знает ответ.

Шаш остановился на лестничной площадке, обозревая широкий и извилистый земляной след. За его спиной нарастало хихиканье Лаодонии. Наги, стоящие у стен, смиренно пялились в пол: так проще было скрывать веселье.

– Дедушка Вааш? – наагасах обратил взор на высокого серохвостого нага с коротким ёжиком серебристых волос.

– И он тоже, – Жа̀ший, наверное, был единственным, кто смог сохранить искреннюю серьёзность.

– И дедушка Дел, – Шаш не спрашивал.

Послы, Тёмные бы их побрали! Треть жизни прожили, а всё туда же. Вандалы!

– И он тоже.

Шаш удивлённо вскинул брови.

– А ещё кто? Дяди с ними не было.

– Княжич Лесавий.

Вот это уже интересно.

Шаш осторожно обогнул извилистый след, не желая пачкать хвост, и направился по земляной «тропе» в сторону покоев Делилониса. Стучаться не пришлось. Запор уже кто-то выломал – Шаш подозревал, что сам хозяин комнаты или его гости. Толкнув дверь, наагасах неторопливо заполз внутрь и глубоко вздохнул.

Картина открылась почти идеалистическая.

Гостиную наполнял храп могучего Вааша, который спал, раскинувшись на полу под распахнутым окном. На его животе чернел отпечаток большой кошачьей лапы. У противоположной стены, обвившись хвостом вокруг кошки, безмятежно посапывал Делилонис. Рядом из кучи подушек торчали чьи-то босые ноги. И полчища порожних бутылок блестели на полу. Запах стоял такой, что голова кружилась.

Шаш пихнул хвостом сперва Дела, потом дотянулся и до Вааша. Те даже не пошевелились, только кошка недовольно заворочалась.

– Их теперь не добудишься, – протянул Жаший.

– Лаодония, будь добра, – Шаш просительно посмотрел на жену.

Та смущённо оглянулась на дверь, но всё же открыла рот и не очень внятно запричитала:

– Помогите, спасите, умоляю! Мне так страшно…

Первым зашевелился Вааш. Перекатившись набок, он, не открывая глаз, нащупал бутылку и кое-как приподнял веки. Некоторое время он тупо смотрел на Шаша, видимо, не узнавая его. Когда заворочался Дел, Вааш перевёл взгляд на него, и вот тут на лице наагалея проступило узнавание. Ну как же можно забыть верного собу… соратника! Делилонис с протяжным стоном выпутался из кошачьих лап, сел и, держась обеими руками за всклоченную голову (ощущения были такие, словно она сейчас отвалится), взглянул на внука. И застонал ещё сильнее. Ваашевской стойкости к вину у наагариша не было, и похмелье оказалось ужасным. Хотя какую стойкость нужно иметь, чтобы выпить столько? Шаш ещё раз окинул взглядом полчища пустых бутылок и заподозрил, что пьяные вандалы поливали вином цветы.

В последнюю очередь посыпались подушки, задёргались босые ноги, и над коленками появилась лохматая рыжая голова. В мутном взгляде княжича отчётливо плескалось вино.

Шаш упёрся взглядом в Делилониса, как в наиболее трезвого.

– Дедушка, вы что творите? – в мягком голосе морем разлилась укоризна.

– А шо мы творим? – Вааш хлопнул глазами и осмотрелся. Протрезветь он ещё не успел.

– Мы просто немного выпили, – с трудом выдавил Дел. С каждой секундой бодрствования умереть хотелось всё сильнее. Боги, они же хотели выпить по паре бутылок вина, поболтать и расползтись спать. От бутылочного блеска невыносимо болели глаза.

– Вы ограбили императорский погреб, – не согласился с ним Шаш. – И вынесли оттуда три ящика коллекционного вина сто двадцатилетней выдержки.

– А закуска? – осоловело спросил Вааш, явно не сообразив, что их обвиняют.

– Закусывали вы, видимо, цветами, – Шаш кивнул на охапку поникших цветов в углу, выдернутых прямо с клумбы вместе с корнями. Судя по состоянию корней, ими и закусывали.

– О Тёмные… – прошедшая ночь начала медленно прорисовываться в памяти Дела.

Увы, княжичу Лесавию сбежать не удалось. Вааш, почуяв, что тот может уйти, бросил Дела в кусты шиповника, быстренько догнал парня и притащил помертвевшего от страха оборотня к другу.

И тут началось… Дел со стоном потёр голову, сожалея, что вино не отбило ему память.

Заполучив княжича, Дел обвил его хвостом и прямо там, в кустах шиповника, начал доказывать, что он настоящий мужчина. Нет, здесь-то ещё всё было прилично. Пьяный наагариш решил, что лучшим доказательством его «правильных» взглядов будет семья. И пока он с жаром рассказывал о жене и детях, описывал всех своих внуков, периодически сбиваясь и называя жену внучкой, Вааш сползал во дворец и притащил несколько бутылок вина. Ну чтобы мужской разговор ладнее шёл. Княжич понял, что вляпался, и от выпивки отказываться не стал.

Зря! Трезвая голова им бы не помешала.

Уже после одной бутылки нетренированный парень захмелел и перестал пытаться сбежать. Мужчины перебрались на берег прудика, и Вааш с Делом начали живописать, какие у них на родине красивые женщины. После второй бутылки Лесавий расплакался от зависти – у них-то все бабы суровые – и признался, что отец-де его ни в грош не ставит, мальчишкой называет и к походам по бабам принуждает. А он не может столько ходить! Даже у молодости есть свои пределы.

Вааш искренне ему сочувствовал и убеждал, что он ещё всё сможет. Дел тоже сочувствовал и утешал, что и не нужно столько гулять. Особенно наследнику княжества. Ему бы постельное дело… то бишь государственное дело изучать.

После третьей бутылки княжич загорелся желанием познакомиться с красотой шаашидашских женщин. И наги повели его с ними знакомиться. В город. Но так как в Дардане они ориентировались не очень хорошо – тем более на пьяную голову, – то пытались выяснить дорогу у горожан. Местные в ответ на «Где у вас живут самые красивые женщины княжества?» отправили их в ближайший бордель.

Встретили их очень тепло, чему наги не порадовались. Вааш вообще повёл себя как трепетная девственница: стянул руками ворот одеяния и грозно заявил, что он – замужний муж и нечего тянуть к нему лапы. Дел держался вежливее, всматривался в лицо каждой женщины и с сожалением заявлял, что это не его жена. Стоящая за его спиной молчаливая, но жуткая кошка отбила у женщин желание проявить настойчивость.

Лесавий, всё ещё сохраняющий остатки разума, заявил, что злодеи указали им неверную дорогу, ибо этих женщин он уже видел. Те подтвердили, что да, княжич сюда уже хаживал. Оскорблённая вероломством горожан троица отправилась во дворец.

По пути Дел соловьём пел – на самом деле едва ворочал языком – о красоте своей дочери Дарѝльи. Лесавий не верил, и оскорблённый отец решил во что бы то ни стало продемонстрировать ему дочь. В парке они наткнулись на статую императрицы Дамадрии, и Дел неожиданно углядел в её облике черты своей малышки. Ну, к тому моменту он выпил уже очень много… Не хватало только одной ма-а-а-аленькой детальки, и наагариш, повыдергав цветы с ближайших клумб, нагрёб земли и из неё сваял императрице хвост. Вааш ещё и паховые пластины стеклом выложил, чтобы никто не сомневался, что это женщина. Видимо, грудь и юбку он посчитал недостаточно весомыми доказательствами.

Лесавий был восхищён. Мол, именно о такой женщине он и мечтал. И тут же попросил у Дела руку его прелестной дочери.

Тот согласился.

Помолвку следовало отпраздновать, но, увы, рядом не оказалось достойного случая вина. Но Лесавий знал, где его достать.

Вино они, увы, достали… Ни стража, ни хранитель погреба остановить их не смогли.

Праздновать помолвку продолжили у статуи императрицы. И были так щедры, что делились выпивкой со всеми: окропили императрице хвост, налили немного «хмельной радости» карпам в пруд («Боги, вылить вино, хранившееся сто двадцать лет, в воду!») и пошли угощать святых – обливать вином головы статуй. Так они добрались вместе с оставшимися двумя ящиками выпивки до покоев Дела. Охрана надеялась, что там они мирно и упокоятся. Но нет! Есть в выдержанном вине особенная энергия, которая вдохнёт жизнь и в мертвеца. А Лесавий был не только жив, но и молод! И, как ему казалось, страстно влюблён в невесту.

Любовь нужно было показать. Наги согласились, что это важно, и Дел выдал из своего гардероба белый нательный халат, на котором Лесавий начертал тушью светлый лик возлюбленной. Лик надлежало повесить на видном месте, и выбор пал на одну из сторожевых башен.

– Боги, – вновь застонал Дел, – я надеюсь, мы не доползли?

– Куда? – нахмурился Шаш.

Дел помнил, что они спеклись на двадцатом повороте винтовой лестницы. Дальше воспоминания скрывала мутная завеса.

– А ну…

Жашия на входе потеснил широкоплечий князь Хенесий.

– Где этот… – оборотень осёкся, с изумлением взирая на залежи пустых бутылок.

Услышав голос отца, Лесавий качнул головой и, кое-как стащив с подушек ноги, плюхнулся на них уже подбородком.

– Какого Тёмного тут произошло? – выдохнул князь.

– Мы решили посидеть и обсудить все недоразумения, что были между нами, – через силу оправдался Дел.

– Славно посидели, – одобрил его светлость. – Только над статуей чего издевались-то?

– Папа, я женюсь! – возвестил княжич.

– На ком? На статуе? – хмыкнул тот, оценив состояние сына.

– Нет, на… – Лесавий задумчиво наставил палец сперва на Вааша, а потом на Дела. – На его дочери!

– О! – только и выдохнул Хенесий.

Дел поморщился.

– Ты бы видел, какая она! – восторженно промямлил Лесавий. – Я таких, как она, никогда не видел!

– Мы немного перепили, – в свою очередь промямлил Дел. – Не стоит воспринимать это всерьёз.

– Она будет твоей любимой дочерью, – горячо заверял отца Лесавий. – Она… – взгляд княжича затуманился ещё больше, – божественная… нежная… чуткая… Я люблю её.

– Простите, – Шаш посчитал нужным извиниться перед князем.

– Моя малышка, – Лесавий с восторженной нежностью посмотрел в окно.

Присутствующие проследили за его взглядом и вздрогнули. На шпиле одной из сторожевых башен трепыхалось белое полотнище, на котором ехидно скалило зубы какое-то хтоническое чудовище: круглая морда с условно дружелюбным оскалом, гребнем то ли стоящих волос, то ли шипов и растущим прямо из морды длинным змеиным хвостом. Дел так впечатлился, что даже не расстроился, опознав в полотнище свою нижнюю юбку, а не запомнившийся халат.

– Боюсь, художественные таланты моего сына недостойны красоты вашей дочери, – князь бесстыже заржал.

– Тысяча лет жизни, а развлечения… – протянул Шашеолошу, не отрывая взгляда от дивного зрелища. – Надеюсь, вам хотя бы полегчало.

Кошка утешающе лизнула макушку Делилониса.

Тот мало-помалу вспомнил, как они доползли до верха башни, как стащили стяг Давриданской империи (главное, чтобы никто не узнал, что они с ним сделали) и навесили этот символ безумной любви. Любить такое действительно может только безумный… Как они спускались – это отдельная песня. Но Дел теперь понимал, почему у него так болит поясница. Во дворец наагариш ехал уже верхом на кошке, а за ним в обнимку следовали хохочущие Вааш и Лесавий. Как они управились с оставшимся ящиком вина, Дел не помнил и вспоминать не хотел!

– Дейна, что там?

Вот только Ссадаши здесь не хватало!

Ссадаши, похоже, тоже решил, что его здесь очень не хватает, и всё же пробился внутрь. И замер, восторженно распахнув глаза.

– Ого, – только и выдохнул он, стрельнув глазами через плечо. Видать, хотел сказать куда больше, но рядом же Дейна.

– Мои покои – проходной двор? – Дел напустил в голос строгости.

– Что ты, дедушка, – Шаш даже не улыбнулся, – мы просто переживали за вас.

– Такие возлияния… – поддержал его опасения князь.

– Дейна, они делали что-то плохое? – поганец Ссадаши искал способы высказаться и не сорвать с себя же маску.

Хранительница окинула взглядом россыпи выпитого сокровища и не дала господину возможность развить тему:

– Нет. Их мучила жажда.

– Кошмар, – посочувствовал Ссадаши и словно бы случайно пихнул Дейну.

Пока женщина поворачивалась, наагалей глазами велел Шширару подобрать стоящую на полу почти полную бутылку вина. Шутка ли, сто двадцать лет выдержки! Такое стоит попробовать. Охранник закатил глаза, но бутылку поднял и спрятал в рукаве. Прижавшись к боку господина, он ловко подсунул трофей уже ему в рукав.

– Господин, я думаю, мы здесь не нужны. Вашим родственникам нужен покой, – Дейна потянула Ссадаши на выход, и тот не стал противиться.

Князь решил забрать отпрыска, и тут началось настоящее представление.

– Ну уж нет, старый тиран! – яростно взревел Лесавий, швыряя в отца подушки. – Ты никогда не разлучишь меня с моей любовью. Или я иду вместе с ней, или с тобой идёт только она!

Хенесий посмотрел в окно и вздрогнул.

– Тогда давайте уж оба со мной, – не стал спорить старый тиран.

– Нет, меня не обманешь! – сын выпростался из-за подушечной баррикады и вцепился в кончик хвоста Делилониса. – Я никуда без неё.

Поморщившийся наагариш бесцеремонно выдернул хвост из хватки и пихнул парня к отцу. Голова и без него на части разваливалась. Князь подхватил сына за шкирку и поволок на выход.

– Не-е-е-ет! Я не уйду без неё! – Лесавий молотил руками-ногами и наконец уцепился за косяк.

– Да с нами она, бестолочь! – отец попытался отодрать отпрыска, но тот держался крепко, когтями. – Простите, наагариш.

С этими словами князь выдрал косяк и вручил его сыну.

– Не суй эту дрянную женщину мне в руки! – Лесавий с негодованием отшвырнул деревяшку в сторону Вааша. – Это подделка!

Воротник рубашки оторвался, и княжич с рёвом бросился назад в комнату. Наползшие наги отхлынули в стороны, Ссадаши в том числе, и Дейна оглянулась на подозрительный бульк. Позади раздался писк, и наагалей с удивлением понял, что прижал к стене виконта Ронта.

– Тёмные… – виконт искренне корил себя за любопытство.

– О, – Ссадаши воспользовался тем, что Дейна встала к нему спиной, прикрывая, и ехидно улыбнулся хорошему знакомому, – не побережёшь для меня?

И украдкой всунул Ронту в руки бутыль. Тот непонимающе хлопнул глазами, но пальцы сжал и тупо уставился на спину Ссадаши. Наагалей же всецело сосредоточился на охране своей хранительницы, а то оберегать одновременно вино и женщину слишком сложно: и то, и то требует полного внимания.

Ронт почувствовал себя малость униженным. Мало того, что этот молодчик издевался над его мужской гордостью неуместными шуточками, оскорбил его, так ещё и принуждает охранять свою выпивку! К унижению добавилась досада, ибо прошлым днём виконт так и не смог измыслить способ, чтобы осуществить месть. Дворцовые слуги делали вид, что не понимают его намёков, а говорить прямо Ронт опасался. Всё же за такие интриги купанием в пруду не отделаешься, а…

На запылённую этикетку винной бутылки Ронт посмотрел уже по-новому. А не дают ли боги ему шанс, причём руками самого наагалея? Додумать благую мысль он не успел.

Раздался дикий рёв, хруст, и присутствующие бросились к стенам. Ронта мгновенно вжали в нишу рядом со статуей, и из-за спин нагов парень мог видеть только покрытый изморозью гребень варлийского оборотня. Понизу, видать, от брюха зверя, пошла волна жара, к потолку начал подниматься пар от испаряющегося со спины оборотня льда. Взревев, зверь поднялся на дыбы, и Ронт увидел вытянутую драконоподобную морду, покрытую острыми треугольниками чешуйчатой брони.