Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов

«Артур был замечательным буфером[327] для Мортимера и Рэймонда, – говорил поверенный Ричард Лезер. – Он был им не только старшим братом – он действительно был отцом семейства». Еще до того, как Мортимера и Рэймонда «попросили» из Кридмура, Артур начал придумывать для Саклеров очередной план. В 1952 году он купил для братьев маленькую фармацевтическую компанию. Официально она должна была стать равноправным партнерством: каждому брату предназначалась треть. Но деньги на покупку выделил Артур, и по сути он собирался стать пассивным партнером: пусть бизнесом руководят Мортимер и Рэймонд, а Артур останется в тени. Они купили эту компанию за 50 000 долларов[328]. Приобретение было не особенно впечатляющим: лицензированный медицинский бизнес с парой вполне заурядных фирменных товаров, 20 000 долларов ежегодной прибыли и узкое здание из красного кирпича на Кристофер-стрит в Гринвич-Виллидж. Зато у него было надежное, благородное имя, которое братья решили сохранить: Purdue Frederick[329].

Глава 4

Пенициллин от хандры

Однажды в 1957 году химик по имени Лео Стернбах[330] совершил поразительное открытие. Стернбаху было тогда под пятьдесят, он работал в лаборатории в Натли, штат Нью-Джерси, расположенной на обширной территории фармацевтической фирмы Roche, принадлежавшей швейцарцам. Roche вот уже пару лет пыталась создать легкий транквилизатор. Торазин, препарат, который произвел такой фурор, когда его применяли в психиатрических лечебницах вроде Кридмура, называли сильным транквилизатором[331], поскольку он был достаточно мощным, чтобы лечить психотиков. Но амбициозные руководители фармацевтической промышленности поняли, что число пациентов, страдающих от таких тяжелых заболеваний, которые делают необходимым применение сильного транквилизатора, не так уж и велико. Поэтому они взялись за разработку легкого транквилизатора[332]: менее мощного лекарственного средства, которым можно было бы лечить более обыденные (и широко распространенные) состояния вроде тревожности.

Один из конкурентов Roche, компания Wallace Laboratories[333], первой выбросила на рынок легкий транквилизатор под названием Милтаун (Miltown)[334], который стремительно добился успеха. До появления Милтауна нервные или невротичные люди могли успокаивать себя барбитуратами, седативными средствами или спиртным, но у всех этих средств имелись нежелательные «побочки»: они или нагоняли сонливость, или опьяняли и могли вызывать зависимость. Милтаун же, по уверениям производителя, вообще не оказывал никаких побочных эффектов – и стал блокбастером[335]. Все вдруг стали принимать Милтаун. К тому же применение этого препарата не было никак стигматизировано. Пожалуй, вы бы дважды подумали, стоит ли признаваться коллеге, что лечащий врач прописал вам курс Торазина, но при назначении Милтауна нечего было стыдиться. Наоборот, он вошел в моду, став излюбленным наркотиком голливудских вечеринок[336]. Люди хвастались друг другу тем, что у них есть рецепт.

Фармацевтическая индустрия отличается мощным стадным инстинктом, так что другие компании тут же принялись[337] разрабатывать собственные легкие транквилизаторы. Лео Стернбаху руководство Roche отдало простое распоряжение: придумать такое средство, которое смогло бы опередить Милтаун по продажам. Начальство сказало ему, мол, вы молекулы немножко поменяйте. Сделайте средство, отличающееся настолько[338], чтобы мы могли его запатентовать и брать надбавку за продажу конкурирующего товара, но не настолько другое, чтобы невозможно было пропихнуть его на рынок Милтауна.

У Стернбаха, который считал себя настоящим ученым-химиком, это указание вызвало раздражение. Он рос в польском городе Кракове, его отец был химиком[339], и Лео тайком таскал химикаты из отцовской лаборатории и экспериментировал, сочетая различные составляющие и проверяя, какое из них заискрит и «бабахнет». Он был предан Roche душой и телом, поскольку компания, вполне возможно, спасла ему жизнь. Когда разразилась Вторая мировая война, Стернбах работал в Цюрихе, в штаб-квартире материнской компании Roche, фирмы Hoffmann-La Roche. Швейцария официально была нейтральной страной, но многие швейцарские химические компании по собственной инициативе решили «ариизировать» свои ряды, очистив трудовые коллективы от евреев. Hoffmann-La Roche этого не сделала[340]. Поскольку перспективы европейских евреев становились все более мрачными, компания, признав Стернбаха, по его выражению, представителем «вида, которому грозило уничтожение»[341], организовала его переезд в Соединенные Штаты.

Из-за этой истории Стернбах считал себя должником Roche. Но вот уже два года он безуспешно бился над созданием препарата, способного конкурировать с Милтауном, и его начальство начинало терять терпение. Лео удалось создать более десятка новых соединений, но ни одно из них не отвечало заявленным требованиям полностью. Стернбах был раздосадован. Настоящая химия не терпит суеты, и ему не нравилось, что его поторапливают. И вот как раз тогда, когда руководители компании были готовы прикрыть этот проект и поручить Лео работу над чем-нибудь другим, он совершил прорыв[342]. Он экспериментировал с малоперспективным веществом, которое вплоть до того момента использовалось преимущественно в производстве синтетических красок, и тут его озарило: возможно, он наткнулся на то самое решение, которое искал.

Стернбах назвал это новое вещество Roche compound No. 0609[343]. Протестировав его на мышах, он обнаружил, что оно не нагоняло на животных сонливость, в отличие от Милтауна (невзирая на якобы отсутствие у него побочных эффектов). Напротив, оно помогало расслабиться, но не влияло на бодрость и внимательность. Прежде чем впервые опробовать новое средство на пациенте-человеке, Стернбах сам принял большую дозу, скрупулезно занеся в блокнот[344] все вызванные новым препаратом ощущения. «Ощущаю себя жизнерадостным», – написал он. Именно тот эффект, который искало руководство Roche. Новый препарат получил название «Либриум» (Librium)[345] – это был гибрид двух слов, liberation и equilibrium, «освобождение» и «равновесие». Для продвижения новинки на рынке компания обратилась к Артуру Саклеру[346].

* * *

«Ни один человек в Roche, ни один человек в агентстве, вообще никто из нас не представлял, каким хитом станет Либриум», – вспоминал Джон Каллир. Артур дал Каллиру задание[347] работать с новым рекламодателем, но, по словам Каллира, «это было непросто, потому что у нас не было товара для предъявления». Было важно, чтобы Roche и «Макадамс» охватили этой рекламной кампанией широкую аудиторию. Всего пару лет назад могло показаться, что врачам достаточно прямого маркетинга, но после взлета Милтауна такой подход представлялся слишком слабым. Пациенты начали приходить к своим докторам и требовать каждое новое чудо-лекарство поименно. Когда были проведены клинические испытания Либриума, в Roche с энтузиазмом сделали вывод, что этот препарат способен лечить ошеломительно широкий спектр заболеваний[348]. Тревожность. Депрессию. Фобии. Навязчивые мысли. Даже алкоголизм! С каждым новым «показанием» потенциальный рынок Либриума расширялся. Но если он может стать фармацевтическим средством для людских масс, то как Артуру Саклеру и его команде в «Макадамсе» спланировать кампанию, которая до них достучится?

Перед ними стояло первое препятствие: в тот период нормативные правила FDA[349] запрещали[350] фармацевтическим компаниям рекламировать свою продукцию напрямую покупателям. Но, как было известно Артуру, способов дотянуться до широкой публики много. В апреле 1960 года журнал «Лайф» опубликовал статью[351] под заголовком «Новый способ успокоить кошку». Статья была дополнена двумя фотографиями рыси, сделанными в зоопарке Сан-Диего. На одной рысь свирепо щерилась и скалила клыки. На другой она выглядела безмятежной и добродушной. Более того, казалось, будто она нюхает цветочек. Статья объясняла, что эта волшебная трансформация настроения животного произошла после того, как врачи применили «новый транквилизатор под названием Либриум». Далее делился своим мнением (с уверенностью бывалого менеджера по продажам) ветеринар, указывая, что, «в отличие от предшествующих транквилизаторов, которые делали медведей сонными и подавленными, Либриум сохраняет их активность, но превращает в благородных и дружелюбных животных». В статье как бы между прочим – словно не в этом заключалась вся ее цель – упоминалось, что Либриум «может со временем обрести важное применение и в лечении людей».

То, что этот материал был опубликован в одном из самых читаемых журналов страны всего за месяц до того, как Либриум вышел на рынок, едва ли было совпадением. Статья была размещена в журнале фирмой Roche[352], и один из сотрудников Артура Саклера из пиар-отдела был отряжен «в помощь» журналисту, который ее писал. «Этот пиарщик не отставал от нас ни на шаг, ел и пил вместе с нами, – впоследствии рассказывал этот журналист. – Он был очень ловким малым… ни на секунду не оставлявшим нас в покое».

Эта статья была только первым залпом. В первый год триумфального шествия Либриума Roche потратила на его маркетинг 2 миллиона долларов[353]. Компания рассылала по клиникам виниловые пластинки с аудиозаписями выступлений врачей, рассказывавших о преимуществах Либриума. «Макадамс» забрасывал докторов почтовыми рассылками и размещал экстравагантные рекламные статьи в медицинских журналах. Как было замечено в одной заметке, опубликованной в медицинском бюллетене[354] в 1960 году, утверждения об эффективности Либриума не «подкреплялись убедительными доказательствами». Однако эти утверждения казались неоспоримыми: в конце концов, с ними выступали одни врачи, обращаясь к другим врачам, нередко со страниц престижных журналов. Казалось бы, эти журналы должны были быть заинтересованы в том, чтобы отсекать рекламные материалы, размещаемые людьми вроде Артура Саклера и Билла Фролиха, но многие из этих периодических изданий сильно зависели от доходов, приносимых рекламой.

Артур стал уникальной фигурой в фармацевтическом бизнесе, как вспоминал его заместитель Вин Герсон. Он сумел предугадать благодаря чутью, почти как у ясновидящего[355], «на что способна фармацевтика». И еще он умел как нельзя лучше чувствовать время. Один из рекламных материалов Либриума, опубликованный в медицинском журнале, пропагандировал эти таблетки как универсальное лекарство для «века тревожности»[356], и оказалось, что холодная война – идеальный момент, чтобы продвигать в массы легкий транквилизатор. Шла гонка вооружений. Ежевечерние новости регулярно пичкали зрителей доказательствами советской угрозы. Ядерное столкновение казалось не просто возможным, но вполне вероятным. И у кого бы в такой обстановке не были хоть немного натянуты нервы? По выводам одного исследования[357], в Нью-Йорке до половины населения могло страдать «клинической» тревожностью.

Выпущенный на рынок в 1960 году Либриум в первый месяц сделал на продажах 20 000 долларов. А потом «взлетел» по-настоящему[358]. Еще и года не прошло, а врачи уже каждый месяц выписывали по полтора миллиона новых рецептов[359] на этот препарат. В течение пяти лет его попробовали пятнадцать миллионов американцев[360]. «Макадамс» продвигал Либриум как «убийцу конкурентов»: не просто как очередной транквилизатор, а как «преемник транквилизаторов». Благодаря этому Артур и его коллеги помогли превратить открытый Лео Стернбахом, который на тот момент стал величайшим коммерческим успехом в истории рецептурных лекарств. Но Roche на этом не остановилась.

Стернбах не играл никакой роли в маркетинге Либриума. Разумеется, его порадовал ошеломительный успех этого продукта, но он уже вернулся в лабораторию и вновь занялся любимым делом. Лео искал других членов той же самой химической семьи, из которой происходил Либриум, проверяя, не найдутся ли среди них другие соединения, из которых тоже можно сделать эффективные транквилизаторы. К концу 1959 года, еще до выхода Либриума на рынок, Стернбах разработал другое соединение, которое могло бы быть еще более эффективным, чем Либриум, потому что действовало в меньших дозах. Поиск названий для новых лекарств был скорее искусством, чем наукой, – и Стернбах не был в этом деле специалистом. Так что название для нового соединения придумал кто-то другой из сотрудников Roche, обыграв латинский глагол valere, означающий «пребывать в добром здравии». И назвали его Валиумом[361].

Однако до выхода Валиума на рынок, который состоялся в 1963 году, Roche пришлось решать одну каверзную задачу. Компания совсем недавно представила публике свой революционный транквилизатор Либриум, который продолжал приносить колоссальные прибыли. И если теперь Roche предложит второй транквилизатор, действующий еще лучше, то разве она не каннибализирует собственный рынок? Что, если приход Валиума сделает Либриум «вчерашним днем»?

Решение этой непростой задачи зависело от рекламы – в которой Артур Саклер был царь и бог. После успеха Либриума Roche стала самым важным клиентом Артура. Агентство «Макадамс» переехало в новый офис и теперь давало работу примерно тремстам служащим. Целый этаж в этом новом офисе был отведен для работы с Roche. «Артур очень плотно вел дела[362] с руководством Roche, – вспоминал арт-директор «Макадамса» Руди Вольф. – Всегда ходили слухи, что Артур руководит Roche».

И Либриум, и Валиум были легкими транквилизаторами. Действие у них было примерно одинаковое. И команда Артура в «Макадамсе» должна была убедить мир (и врачей, и пациентов), что на самом деле это разные лекарства. Если Либриум был средством от «тревожности», то Валиум следовало назначать от «психического напряжения»[363]. Если Либриум был способен помочь алкоголикам не хвататься за бутылку, то Валиум мог предотвращать мышечные спазмы. Почему бы не применять его в спортивной медицине[364]? Вскоре врачи уже назначали транквилизаторы Roche чуть ли не по любому поводу, так что Энгус Боуэс, который писал о Валиуме в одном медицинском журнале, с юмором вопрошал: «И когда же нам не применять это лекарство?»[365] На взгляд Артура и его коллег, именно это делало Валиум таким легкопродаваемым продуктом. Как заметил Вин Герсон, «одно из замечательных свойств[366] Валиума заключается в том, что его может назначить врач почти любой специальности».

Как в свое время женщины превосходили числом мужчин в палатах Кридмура, так и теперь оказалось, что врачи прописывают транквилизаторы производства Roche женщинам чаще, чем мужчинам. Артур с коллегами ухватились за этот феномен и начали агрессивно рекламировать Либриум и Валиум женской аудитории. В типичной рекламе Валиума идеальная пациентка была «35-летняя, незамужняя и психоневротичная»[367]. В одной из первых реклам Либриума[368] фигурировала молодая женщина с охапкой книг и указывалось, что даже обычный стресс, вызванный необходимостью идти на лекции, лучше всего снимать Либриумом. На самом деле в рекламе Либриума и Валиума использовался целый ряд гендерных стереотипов середины века – невротичная старая дева, загнанная домохозяйка, не знающая радостей жизни карьеристка, мегера в менопаузе. Как саркастически отмечала историк Андреа Тоун[369] в своей книге «Век тревожности», похоже, транквилизаторами Roche на самом деле предлагалось быстрое решение проблемы «того, что ты женщина».

Roche нельзя назвать единственной компанией, применявшей столь нарочито лицемерную рекламу. Например, Pfizer выпускал транквилизатор, который рекомендовал принимать детям, используя иллюстрацию – маленькую девочку с заплаканным личиком и указанием, что это лекарство может успокоить страх[370] перед «школой, темнотой, разлукой, походом к зубному врачу и «монстрами». Но когда Roche и Артур Саклер спустили с цепи Либриум и Валиум, ни одна другая компания не смогла с ними состязаться. На заводе Roche в Натли громадные таблеточные машины надрывались, стараясь угнаться за спросом, прессуя десятки миллионов таблеток[371] в день. Поначалу Либриум был самым назначаемым лекарством в Америке[372], пока в 1968 году его не потеснил Валиум. Но даже тогда Либриум продолжал держать марку, оставаясь в первой пятерке[373]. В 1964 году на Валиум было выписано около 22 миллионов рецептов. К 1975 году эта цифра достигла 60 миллионов[374]. Валиум стал первым лекарственным препаратом в истории, принесшим 100 миллионов долларов своим создателям, и Roche превратилась не просто в ведущую фармацевтическую компанию в мире, но и в одну из самых прибыльных компаний[375] вообще. Деньги стекались в нее рекой, а компания брала их и снова вкладывала в кампанию продвижения, спланированную Артуром Саклером.

Еще мальчишкой, учась в «Эразмусе», Артур выговорил себе комиссионные за размещаемые им рекламные объявления, чтобы иметь вознаграждение в случае успеха, и с тех самых пор предпочитал именно эту модель. Прежде чем согласиться рекламировать Либриум и Валиум, он заключил с Roche сделку, по условиям которой должен был получать премии, растущие[376]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

миллиардом долларов ежегодного дохода: «Debevoise & Plimpton Posts Record Revenue, Profits», Yahoo Finance, March 12, 2019.

2

Мэри Джо Уайт вошла в это здание: Если не указано иное, отчет о процессе дачи Кэти Саклер показаний составлен по рассказам двух людей, присутствовавших в тот день в конференц-комнате, и расшифровке показаний Кэти Саклер; источник – In re National Prescription Opiate Litigation, MDL No. 2804, Case No. 1:17-MD-2804, April 1, 2019 (далее «показания Кэти Саклер»).

3

Уайт порой шутила: «Interview with Mary Jo White», Corporate Crime Reporter, Dec. 12, 2005.

4

Она представляла интересы «больших псов»: Mary Jo White Executive Branch Personnel Public Financial Disclosure Report, Feb. 7, 2013.

5

Поступай правильно: «Street Cop», New Yorker, Nov. 3, 2013.

6

клиенты Уайт были «высокомерными засранцами»: «A Veteran New York Litigator Is Taking On Opioids, They Have a History», STAT, Oct. 10, 2017.

7

двадцати богатейших семей: «The Oxycontin Clan», Forbes, July 1, 2015.

8

уподоблял это семейство династии Медичи: «Convictions of the Collector», Washington Post, Sept. 21, 1986.

9

трудно связать фамилию этой семьи: Thomas Hoving, Making the Mummies Dance: Inside the Metropolitan Museum of Art (New York: Simon & Schuster, 1993), стр. 93.

10

Это брендовое название лекарства, и поэтому оно приводится с большой буквы и с особенностями написания, принятыми в компании Purdue. Кроме этого, у лекарств есть еще так называемое Международное непатентованное название (МНН). Оно обозначает название активного вещества, и его пишут со строчной буквы. Для ОксиКонтина это оксикодон (oxycodone). Именно по этому принципу будут приводиться названия и других лекарств в этой книге. – Прим. научного редактора.

11

самых громких блокбастеров в истории фармацевтики: «OxyContin Goes Global», Los Angeles Times, Dec. 18, 2016.

12

Цифры были ошеломляющими: «Understanding the Epidemic», веб-сайт Центров контроля и профилактики заболеваний (CDC).

13

Мэри Джо Уайт иногда говорила: Mary Jo White Oral History, ABA Women Trailblazers Project, Feb. 8 and March 1, 2013, July 7, 2015.

14

Директоров компаний заставили отчитываться перед Конгрессом США: «Cigarette Makers and States Draft a $206 Billion Deal», New York Times, Nov. 14, 1998.

15

главным корнем опиоидной эпидемии: First Amended Complaint, State of New York v. Purdue Pharma LP et al., Index No.:400016/2018, March 28, 2019 (далее – «нью-йоркское исковое заявление»).

16

одна-единственная семья принимала решения: First Amended Complaint, Commonwealth of Massachusetts v. Purdue Pharma LP et al., C. A. No. 1884-cv-01808 (BLS2), Jan. 31, 2019 (далее – «массачусетское исковое заявление»).

17

Уайт придерживалась иного мнения: «Purdue’s Sackler Family Wants Global Opioids Settlement: Sackler Lawyer Mary Jo White», Reuters, April 23, 2019.

18

летом 1913 года: Артур родился 22 августа. «Dr. Arthur Sackler Dies at 73», New York Times, May 27, 1987.

19

более «исконно американское» по звучанию – Артур: Запись об Артуре М. Саклере, перепись США, 1920 г.

20

Есть фотография: Фотография опубликована в книге Marietta Lutze, Who Can Know the Other? A Traveler in Search of a Home (Lunenberg, Vt.: Stinehour Press, 1997), стр. 167.

21

Софи Гринберг эмигрировала из Польши: Запись о Софи Саклер, перепись США, 1920 г.

22

Исаак и сам был иммигрантом: Согласно заполненному бланку переписи 1910 года, Исаак прибыл в США в 1904 году. Его родители и некоторые из братьев и сестер приехали в страну годом раньше; один из братьев, Марк, обосновался в Соединенных Штатах в 1897 году. Запись об Исааке Саклере, перепись США, 1910 г.

23

Историческая область в Восточной Европе, включавшая нынешние Ивано-Франковскую, Львовскую и отчасти Тернопольскую области Украины; до 1918 г. входила в состав Австро-Венгрии. – Здесь и далее – прим. пер.

24

Исаак был человеком гордым: Lutze, Who Can Know the Other?, стр. 166.

25

Он происходил из рода потомственных раввинов: Miguel Angel Benavides Lopez, Arthur M. Sackler (New York: AMS Foundation, 2012), стр. 11.

26

Район в северной части Бруклина.

27

назвали его в свою честь: «Братья Саклер»: Регистрационная карточка призывника Первой мировой войны Исаака Саклера; «Food Board Fines Bakers and Grocers», Brooklyn Daily Eagle, Nov. 2, 1918.

28

Дела в бакалейном бизнесе Исаака шли достаточно хорошо: Lutze, Who Can Know the Other? стр. 166.

29

Флэтбуш считался районом среднего класса: Beth S. Wenger, New York Jews and the Great Depression: Uncertain Promise (Syracuse, N.Y.: Syracuse University Press, 1999), стр. 89.

30

«почти что неевреями»: Alfred Kazin, A Walker in the City (New York: Harcourt, 1974), стр. 9.

31

Исаак вложил в недвижимость: Lopez, Arthur M. Sackler, стр. 12.

32

Он начал работать: Lutze, Who Can Know the Other?, стр. 167.

33

так и не овладела в полной мере письменным английским: Там же.

34

Дома Исаак и Софи говорили на идише: Записи об Исааке и Софи Саклер, перепись США, 1920 г.

35

Они блюли кашрут: Lopez, Arthur M. Sackler, стр. 11.

36

Комплекс законов и правил в иудаизме, определяющих способы выращивания, предварительной обработки и приготовления продуктов питания.

37

Родители Софи жили вместе с семьей дочери: Lutze, Who Can Know the Other?, стр. 166.

38