Дядя самых честных правил. Книга 4

– Х-х-х…

Он умирал на моих глазах. Хрипел, царапал землю ногтями, дёргал ногами в предсмертных судорогах. Ещё несколько секунд, и всё будет кончено.

Я уронил шпагу и кинулся к нему. Схватил голову Рокка и заглянул в мутнеющие глаза.

– Где архив? Кто приказал тебе ставить опыты на людях? Отвечай!

Но я опоздал. Под пальцами будто прокатились искры, и душа Рокка выскользнула из тела, увлекая меня вслед за собой.

* * *

Жухлая трава под ногами, пряди седого тумана вокруг, тусклый, будто в пасмурный день, свет. Место, где всё заканчивается.

Мы оказались там вдвоём, Рокк и я. Масон сверкнул на меня безумными глазами и бросился бежать прочь, в туман.

– Стоять!

Ну уж нет, не уйдёшь! Я догнал его и ударом плеча сбил с ног. Он покатился по траве, рыча, будто дикий зверь, пойманный в ловушку.

– Стоять, я сказал!

Рокк вскочил на ноги, злой как чёрт. Потянулся рукой к поясу, но палаша там не оказалось. Вскинул ладони, но в тумане этого поля не было ни капли магии.

Не собираясь сдаваться, Рокк кинулся на меня с кулаками. Зря он так, очень зря. Драться этот холёный дворянчик не умел совершенно. Да и где бы он мог научиться? Его натаскивали на магию, к тому же невместно по-мужицки бить лицо отпрыску благородной фамилии. Так что он бесполезно размахивал кулаками, пытаясь зацепить меня. А вот я зарядил ему хлёстким джебом и следом приголубил хуком в челюсть. От удара он снова плюхнулся на траву, мотая головой.

– Встанешь – отметелю так, что мать родная не узнает, – предупредил я его.

Рокк гневно посмотрел на меня, но подниматься не спешил.

– Ах, давненько здесь никто не устраивал такого представления!

Из тумана, медленно хлопая в ладоши, вышла моя начальница.

– Какой ты, Костя, забияка, – она рассмеялась, – побил нашего несчастного гостя.

Я пожал плечами. А что ещё с ним было делать? Напоить чаем с плюшками, что ли? Так нет у меня, только плюхи могу отвесить, с добавкой.

– Сударыня…

Рокк поднялся и попытался что-то сказать, но Смерть так на него посмотрела, что тот осёкся на полуслове.

– Мёртвый, ты будешь молчать, пока я не спрошу. – Она перевела взгляд на меня. – Молодец, Костя, хвалю. Можешь остаться и послушать, что нам споёт эта птичка.

Глаза Смерти потемнели и уставились на Рокка, ставшего белым как полотно.

– Где ты взял бумаги, прах?

– Какие? – прохрипел покойник.

– Те, что описывали создание бессмертия.

– Ммм…

Рокк замычал, мотая головой и закрывая рот ладонями.

– Что?! Противишься? Мне?!

Ноги Рокка подломились, и он упал на колени. Кожа стала покрываться изморозью. Он задёргался, затрясся и громко застонал.

– Отвечай, прах!

Больше сопротивляться он не смог. Обмяк, опустил руки и начал рассказ.

* * *

Рокк вступил в вольные каменщики больше для развлечения. Но затем вкусил запретный плод тайной власти и втянулся. Закрытые собрания, встречи с могущественными людьми, секреты происхождения некоторых особ, постыдные тайны знатнейших фамилий. Вот только далеко по иерархии продвинуться не удавалось – не вышел господин Рокк знатностью, богатством и протекцией. Приходилось выслуживаться, исполняя задания старших масонов.

Несколько лет назад глава ложи Воронцов Роман Илларионович предложил Рокку помочь разобрать некоторые бумаги. Какие-то документы, привезённые из-за границы его братом, российским вице-канцлером Михаилом Илларионовичем. Рокк не стал отказываться – от военной службы он устал и был в долгом отпуске, а за работу Воронцов посулил некоторые деньги.

Среди завалов бумаг Рокк и обнаружил две коробки из архива Иоганна Алхимика. Скорее всего, архив был не полон, но то, что удалось прочитать, повергло Рокка в трепет. Бессмертие? Идеальное здоровье? Два сердца, дающие шанс выжить при любом ранении? Особая железа, выращиваемая в животе, нейтрализующая любые яды? Бесценное сокровище! Немедленно взять на вооружение! А вот Воронцов не разделил восторгов от находки. Глупости, сказал он, опыты Иоганна Алхимика давно уже признаны опасной лжемагией. Сам Иоганн умер в страшных муках, ставя опыты на самом себе. Пусть архив лежит как исторический курьёз.

Но Рокк, прочитавший его от корки до корки, так не считал. Копировать бумаги не требовалось – он помнил всё наизусть. Доделав работу, он уехал в своё имение и начал ставить опыты. Не на себе, естественно, а на крепостных. Все они скончались, унося в могилу тёмные тайны. А Рокк приобрёл бесценное знание и принялся планировать свой путь к идеальному здоровью и вечной молодости.

Собственно, на войну он поехал по этой же причине. Ему требовался человеческий и цвергский «материал», потребный для новых опытов и конечного преображения. И он почти собрал его, но тут появился я.

* * *

– Кому ты рассказывал об этом?

– Никому, – проскрипел Рокк.

Изморозь застыла на его коже острыми хрустальными иголочками. Мертвец косился на меня красными глазами со страшной ненавистью. Но мне было всё равно – дальше ему в одну сторону, а мне совершенно в другую.

– Хорошо, – Смерть улыбнулась, – Константин, ты должен найти и уничтожить архив.

Я кивнул. Даже не сомневался, что она так скажет.

– А ты, – моя начальница жестом приказала Рокку встать, – пойдёшь со мной.

Она взяла его под руку и повела в туман. Почти скрывшись за белой завесой, Смерть обернулась и цыкнула на меня:

– Чего ты ждёшь? Марш отсюда!

В лицо ударил порыв ветра, и я зажмурился. А когда открыл глаза, передо мной лежал труп Рокка с дыркой в животе, а за спиной весело звенели клинки.

* * *

Вскочив на ноги, я обернулся. На дороге валялись остатки коня Рокка, тело денщика и залитый кровью кирасир. Второй вояка с перекошенным лицом фехтовал на палашах с Кижом.

– Н-на!

Отбив клинок кирасира, мертвец по-змеиному извернулся и воткнул лезвие противнику в шею. Обливаясь кровью и зажимая рану рукой, тот медленно опустился на колени, захрипел и упал навзничь. Уже мёртвый, но чуть больше, чем Киж.

– А?! Видели, Константин Платонович? Как я их!

Я кивнул, бросил шпагу в ножны и пошёл в кусты к нашим лошадям. Забрал флягу с водой и прополоскал рот. После активной волшбы Талантом на языке был стальной вкус и едкая горечь. Пожалуй, надо с собой молоко возить, а то простой водой эту гадость сложно перебить.

Вернувшись на дорогу, я нашёл Кижа, перебирающего палаши мёртвых кирасир.

– Боевые трофеи! – возмутился он, заметив мой взгляд. – Оружие заберу, чтобы не пропадало. Ну что вы так осуждающе смотрите, Константин Платонович? Я же не деньги у них из сумок забираю!

– Оставь и отойди.

Киж послушно бросил клинки, а я призвал Анубиса и поднял руки. Над местом побоища занялось гудящее синее пламя, пожирающее всё на своём пути. Минута, и не осталось никаких следов, только тяжёлый чёрный пепел.

– Хорошая сталь была, – пробурчал Киж, крайне недовольный. – Мне палаш давно сменить надо.

– Узнать могли. А нам оставлять улики совершенно ни к чему.

– Как скажете.

Киж надулся, обиженно поджав губы. Ёшки-матрёшки, в три раза старше меня, а ведёт себя как дитё малое. Хоть бери и воспитывай его. С другой стороны, читать мертвецу нотации – это перебор даже для некроманта.

В лагерь мы вернулись тем же путём, сделав крюк и въехав со стороны города. Может, и лишняя перестраховка, но бережёного бог бережёт. Если уж начал заметать следы, делай это тщательно.

* * *

Утром я проспал дольше обычного, вымотавшись во вчерашней драке. Так что проснулся только от радостных криков солдат. Это Корсаков вырвался из госпиталя и приехал на батарею. Он хромал на раненую ногу, был бледен, но светился радостью.

– Не мог больше, Константин Платонович, – будто извиняясь, он объяснил мне. – Кормят дрянью, крики постоянные, воняет гноем и лекарствами. Нет уж, лучше я здесь полежу, всё больше толку будет.

– Не тяжело вам верхом ездить? На марше сложно будет с ранением.

– Ерунда, – махнул он рукой, – у нас возок есть, в него сяду, если будет худо. Кстати, должен вас поздравить!

– Простите?

– В штабе корпуса лежит приказ о произведении вас в чин капитана. Растёте, Константин Платонович, растёте. И по-прежнему будете утверждать, что не хотите военной карьеры?

– Не хочу, – я улыбнулся. – При первой же возможности выйду в отставку.

Корсаков покачал головой.

– Как скажете. Вы уже завтракали? Нет? Тогда прошу составить мне компанию.

Денщик майора споро сообразил нам огромную яичницу из десятка яиц с салом и зелёным луком. Корсаков ел не спеша, рассуждая о вреде врачей и пользе старых семейных рецептов. Мол, есть у него такой, доставшийся от матери – бальзам, заживляющий любую рану. Только одна беда: долго он не хранится, а когда лежишь с ранением, готовить его нет возможности.

– Так научите денщика, пусть он вам делает лечебную смесь.

– Нельзя, – Корсаков осуждающе посмотрел на меня, – я дал слово не раскрывать секрет.

Я не успел ему возразить. В лагере послышался топот ног и пронзительный звук трубы.

– Не торопитесь, – остановил меня Корсаков, увидев, что я встаю, – доедим, а там уже смотреть будем. Если что-то важное случилось, к нам пришлют посыльного с приказом.

Согласившись с житейской армейской мудростью, я остался сидеть и спокойно доел яичницу. Посыльный с приказом примчался точно к тому времени, как мы вышли из палатки. Корсаков прочитал бумагу и обратился ко мне.

– Пруссаки подходят с севера, Константин Платонович. Думаю, Фридрих возле Кюстрина через Одер переправился.

– И что там? – я кивнул на бумагу. – Салтыков приказывает отступать?

– Ни в коем случае, – Корсаков ухмыльнулся. – Он на вид хоть и тихий, но старик жару молодым может дать. Мы выдвигаемся им навстречу.

К счастью, нам не надо было торопиться. Первыми из лагеря ушли передовые части гусар, за ними кирасиры, следом пехота, а уже после в путь двинулась и наша батарея.

Корсаков успел съездить в штаб корпуса и, вернувшись, радостно рассказал: Салтыков взял за жабры союзников, уже было собравшихся отступать, и обе армии двигались теперь навстречу Фридриху. Генерал-аншеф собирался дать решительное генеральное сражение. В чём мы с Корсаковым его искренне поддерживали.

Глава 6 – Холм Мюльберг

Русские войска встали к востоку от Франкфурта возле маленькой деревеньки Кунерсдорф. Армия заняла оборону на трёх возвышенностях, разделённых оврагами: корпуса Фермора и Вильбуа разместились на холме Юденберг, корпус Румянцева на Большом Шпитцберге, а Обсервационный на Мюльберге.

Салтыков ждал удар со стороны Кюстрина, поэтому войска получили приказ строить укрепления на северной стороне. Нашу батарею это тоже не минуло: солдаты копали, насыпали редуты, утрамбовали земляные стенки и брустверы.

– Как вам наша позиция, Константин Платонович? – спросил меня Корсаков, разглядывая в подзорную трубу местность перед холмом.

– Неплоха. – Мне показалось, что он хочет меня слегка проэкзаменовать, и решил подыграть: – Господствующая высота, поле внизу заболочено, так что пехота будет вязнуть. Для обороны просто отлично.

Корсаков одобрительно кивнул, и я продолжил:

– Только есть у меня опасение, Иван Герасимович, что Фридрих тоже всё это знает. Я бы на его месте постарался обойти нас, чтобы не класть войска в лобовой атаке.

Майор хмыкнул.

– Тоже такие мысли были. Но раз начальство приказало, будем окапываться здесь.

Пришлось солдатам продолжать копать. А я следил за работами, проверял Печати на орудиях и «близнятах».

Через три часа в пехотных частях, стоявших рядом, возникла какая-то нездоровая суета и движение. Я уж было решил, что Салтыков дал распоряжение отступать, но ошибся. На батарею прискакал один из адъютантов Фермора и передал приказ – оставить северный склон и занять оборону на южной части холма. Как он добавил от себя, разъезды казаков заметили пруссаков, обходящих русскую армию с востока.

– Как я и говорил, – поморщился Корсаков, – опять готовить позиции. Только людей перед боем зря гоняем.

Я с ним согласился, но делать было нечего. Придётся солдатам копать заново.

* * *

Почти до заката батарея готовила новые позиции. Впрочем, Корсакову и здесь не понравилось.

– Плохо, очень плохо, – ворчал он. – Если пруссаки со стороны Кунерсдорфа будут наступать, мы их отсюда не достанем. Что мы тут прикрываем? Фридрих тоже не дурак, не полезет через овраги.

Я только пожимал плечами. Думаю, ему стоило рассказывать не мне, а попытаться убедить Фермора. А возможно, Корсаков просто был не в духе.

– В штаб поеду, – будто услышал мои мысли он, – выскажу всё, что думаю. Константин Платонович, остаётесь за старшего.

Проследив за ходом работ, я сходил на соседние позиции, где ставили свои лёгкие пушечки артиллеристы пехотных частей. Подновил им Печати на орудиях, а заодно узнал свежие новости. Говорят, авангард Фридриха видели уже в пяти верстах. А значит, завтра точно дадим ему сражение. Офицеры на этих словах крутили усы, выпячивали грудь и рвались в бой.

Вернувшись на батарею, я отошёл в сторонку и подозвал Кижа.

– Значит так, Дмитрий Иванович, у нас с тобой будет отдельная задача, личная.

Он вытянулся по стойке смирно.

– Слушаюсь! Жажду воевать, Константин Платонович!

– Вижу, – махнул я рукой, – завтра навоюешься. План такой: мы должны захватить в плен Фридриха.

Киж изумлённо поднял брови, но промолчал, ожидая дальнейших инструкций.

– Фридрих обожает лично командовать войсками. Стало быть, завтра он будет во второй линии. Вероятно, на какой-нибудь высоте, чтобы видеть поле боя.

Мертвец согласно кивнул.

– Как только я обнаружу его местоположение и дам тебе наводку, возьмёшь лошадей и отправишься туда. Подкрадёшься, как ты умеешь, незаметно и постараешься взять его. Справишься?

– Так точно! – гаркнул Киж. – Он меня не увидит, пока его вязать не начну. Охрану разрешаете перебить?

– Разрешаю. А я тебе окажу снайперскую поддержку. Постараюсь и с охраной помочь, и Фридриха, если будет убегать, остановлю.

Ну а что? Коли Киж способен скрывать своё присутствие от живых, почему бы не воспользоваться?

– А может, – Киж хищно прищурился, – решить вопрос кардинально? Убить его и все дела. Я смогу, не сомневайтесь!

– Нет, Дмитрий Иванович, такой вариант оставим на крайний случай. Нам Фридрих нужен живой и более-менее целый.

Я не собирался убивать короля Пруссии. Ранить, чтобы обездвижить, но не убивать. Если он умрёт, у пруссаков начнётся страшный бардак. Кого брать за жабры, чтобы подписывал с нами мир? Пока они разберутся, кто там наследник, упустим время. Австрияки интриговать начнут, переговоры затянутся. Может случиться, что во власть вылезет кто-то похлеще Фридриха и тогда война разгорится по новой. Да и непонятно, какое отношение ко мне будет после убийства короля. Не уверен, что общество не объявит Урусова Константина Платоновича презренным цареубийцей. Всё же дворяне в таких делах очень чувствительны и щепетильны.

– В общем, Дмитрий Иванович, проверь оружие, лошадей и будь наготове.

Киж щёлкнул каблуками и пошёл готовиться к нашей маленькой авантюре.

* * *

Уже в сумерках вернулся крайне недовольный Корсаков.

– Как я и говорил, – кривя губы, выплюнул он, – пруссаки подходят со стороны Кунерсдорфа. Нашу батарею приказано разделить: половину орудий с расчётами отдают в помощь Обсервационному корпусу. Придётся вам, Константин Платонович, остаться здесь и командовать самостоятельно. Ну да ничего, вам не привыкать, справитесь.

– Иван Герасимович, помилуйте! Куда вам ехать с ранением?

Он и правда выглядел бледновато и каждый раз, наступая на правую ногу, непроизвольно морщился.

– Тем более вы с шуваловцами не слишком ладите, а я человек никому не известный, как-нибудь мирно договорюсь.

Корсаков посмотрел на меня с облегчением и чуть-чуть виновато.

– Нехорошо так, – отвёл он взгляд, – вас в самую гущу посылать. Я старший офицер, должен…

– Иван Герасимович, если по совести, вы сейчас должны лежать в госпитале, а не командовать батареей. Поберегите ногу, я вас очень прошу.

– Ваша правда, – нехотя признал он, – я сейчас не в лучшем состоянии.

– Вот и оставайтесь здесь, а я поеду на Мюльберг. Только дайте мне Сидорова и прапорщиков Саблина с Клевцовым.

– Ограбить меня хотите, – усмехнулся Корсаков. – Забирайте, вам нужнее будут. Ни пуха ни пера, Константин Платонович!

Майор пожал мне руку, а в его глазах читалась признательность. Нет, вовсе не за то, что я избавил его от опасности, а скорее наоборот. Он боялся со своим ранением не справиться во время боя и уронить честь, свою и батареи.

– К чёрту, Иван Герасимович.

Через четверть часа я выдвинулся во главе колонны. Четыре пушки с расчётами, мои «близнята», телега с «сюрпризом», прапорщики, слегка напуганные, но не подающие вида, и Киж с денщиком Васькой. Последним членом нашей команды был Мурзилка – сытый кот мирно дремал за пазухой денщика и считал, что война его не касается.

* * *

К счастью, на этот раз копать ничего не пришлось. Даже на лицах солдат появились счастливые улыбки, когда они увидели подготовленные для нас позиции. А вот мне они совершенно не понравились.

Холм Мюльберг шуваловцы превратили в звездообразный редут. Нашу полубатарею разместили в одном из «лучей». Причём мы оказались будто на островке – с трёх сторон был невысокий обрыв, а с «большой землёй» нас связывал узкий проход. Только вот позиция находилась на северо-западе, ближе других к прусским войскам. Когда начнётся сражение, мы окажемся на острие обороны и самом опасном направлении. Ясное дело, мы же не свои, чего нас жалеть.

По первости хотелось выругаться, но потом я махнул рукой. Прорвёмся! Ещё посмотрим, кто кого. В этом даже есть положительная сторона: отсюда я точно засеку свиту Фридриха и смогу натравить на него Кижа.

Устанавливали орудия уже в темноте, при свете костров и факелов. До утра ждать было никак нельзя – возле чёрной громады недалёкого леса мелькали огоньки подошедшей прусской армии. Не удивлюсь, если они пойдут в атаку ещё до рассвета. У Фридриха хватит полководческого таланта на всякие неожиданные решения.

Пока ставили пушки, к нам на позиции приехал капитан из Обсервационного корпуса. А следом за ним большой обоз с боеприпасами и провиантом. Может, у Обсервационного корпуса есть проблемы со стойкостью и дисциплиной, зато со снабжением там полный порядок, даже с нами поделились не скупясь. К счастью, капитан оказался вполне адекватным и приятным дядькой, тоже артиллеристом и деланным магом. Без настоящего образования, но с горящими глазами и желанием научиться новым трюкам. Мы с ним мило поболтали, а я между делом научил его одной простой защитной Печати. Буду рад, если в завтрашней мясорубке она поможет ему выжить.

Уже за полночь я расставил караулы и отпустил солдат отдыхать. А сам отошёл на бруствер и позвал Кижа.

– Дмитрий Иванович, тебе надо ехать сейчас же. Найдёшь в лесу место, где тебя не заметят, а ты сможешь видеть батарею.

– Сделаю, Константин Платонович.

– Я подам тебе сигнал: запущу в сторону Фридриха два зелёных знака. Видел, как я фейерверк пускаю? Вроде него будет, не пропусти.

– Не беспокойтесь, увижу и всё сделаю.

– Уверен, что сможешь остаться незамеченным?

– Обижаете, Константин Платонович. Я с вами постоянно хожу, а никто даже не посмотрел в мою сторону.

– А лошадь?

– Прикрою, невелика сложность.

Прежде чем уехать, Киж сказал мне:

– Вы уж поберегите себя, Константин Платонович. Мне бы не хотелось остаться в одиночестве: покачусь по наклонной, озверею от безнаказанности и в конце концов нарвусь. Таких, как я, если рядом нет некроманта, принято сжигать на костре. Я видел дважды, как это делают, и не хотел бы испытывать на собственном опыте.

Не дожидаясь, что я отвечу, он вскочил на коня и умчался в ночь.

* * *

Спать не хотелось совершенно. То ли я нервничал перед боем, то ли вся эта канитель с перемещением батареи взвинтила нервы, то ли наглый план взять в плен целого короля будоражил, но сна не было ни в одном глазу.

Так что я занялся некоторыми приготовлениями на завтрашний день. Предупредив часовых, я нашёл тропинку и спустился под обрывчик, на котором стояла батарея. Прямо на склонах нарисовал защитные Знаки и влил в них столько энергии, сколько смог выдать Анубис. Талант недовольно ворчал, что его грубо растормошили, но выдавал эфир как положено. После я раскидал ниже по склону холма «мины» – связки Знаков, отлично работающие против пехоты. Ну и добавил «чеснока» из небольших Печатей против кавалерии, на всякий случай.

Вернувшись на батарею, я стал прикидывать, как обезопасить пушки. Пожалуй, поставлю прапорщиков парами, прикрывать по одному орудию, а сам закрою щитом сразу два.

Кстати, при всей защите, что давали «талантливые» щиты, мне они совершенно не нравились из-за крайней хрупкости. Стоило давлению на такой щит достичь некоторого предела, тот рассыпался, будто стеклянный. А деланные щиты, наоборот, могли прогибаться, пропускать часть атак, но не разрушались полностью.

С другой стороны, «талантливый» щит можно было накачивать энергией в процессе работы, а со Знаками так не выходило – будь добр перерисовывать рисунок полностью. Ну, за исключением, когда Знак на тебе самом, в виде татуировки и его подпитывает Талант. Вот такая, понимаешь, дилемма.

Я почесал переносицу и на автомате создал перед собой миниатюрный щит. И сам же стал кидать в него крохотные всполохи. На третьем щит лопнул и развалился. Эх, вот бы его совместить с Тильдой! Жаль, что они не совм…

Стоп, стоп, стоп! А кто сказал, что нельзя объединять «талантливую» магию и деланную? Может, просто никто не пробовал? Я снова поднял щит, взял в руки small wand и выписал Тильду прямо по щиту. Увы, ничего путного не вышло. Знаку требовалось быть плоским, а щит упорно изгибался в виде поверхности сферы.

Так, постойте. А кто сказал, что Знак должен быть таким же по размеру? Я восстановил щит и начал рисовать на нём много мелких Тильдочек. Обалдеть! Работает! Магия Таланта и деланные фигуры склеились вместе будто родные. Сейчас проверим, как они держат удар.

– Кхм. Господин капитан, вы не заняты?

За моей спиной стоял один из молодых прапорщиков, переминаясь с ноги на ногу.

– Нет. Что-то случилось, Саблин?

Он помотал головой.

– Простите, Константин Платонович, ничего такого. Просто… – он говорил будто через силу, – просто у меня предчувствие, что мы завтра все умрём.

Глава 7 – Батарея мертвецов

К словам прапорщика я отнёсся с полной серьёзностью.

– Идёмте.

Отвёл его к костру, подкинул в огонь хвороста и поставил котелок с водой. Пока я заваривал чай, Саблин молча смотрел на языки пламени с обречённостью на лице. Даже кружку ему пришлось сунуть в руки чуть ли не насильно.

– Пейте, Саблин.

Кипяток он глотал будто холодную воду. Эк несчастного приложило! Я не специалист, но больше всего похоже на выкрутасы его Таланта. Где-то я слышал или читал, что у людей со слабым даром бывает способность к предчувствию. А почему нет? Если у меня есть способности некроманта, то почему не может быть прорицателей?

– Итак, – я забрал у Саблина пустую кружку, – предчувствие.

– Да, господин капитан.

– Что-то конкретное или, – я провёл рукой вокруг, – общее чувство?

– Мне снилось, – Саблин виновато посмотрел на меня, – будто из наших орудий стреляют покойники. Отдают команды, заряжают, подносят ядра. Как механизмы, не говоря ни слова. И у всех лица… ну, такие, каменные, и глаза белые.

– Это всё?

Парнишка дёрнул плечом.

– На душе неспокойно. Будто у меня близкий человек при смерти.

– Саблин, – я налил ему ещё чаю, – у вас часто бывают вещие сны?

– Ммм, нет. Совсем не бывает.

– А родственники есть, умеющие предсказывать будущее?

Саблин покачал головой.

– Никак нет, господин капитан. Бабушка на картах гадает. Но она только свадьбы предсказывает и прибавление в семействе. Почти всегда ошибается, но никто не в обиде.

Он улыбнулся так, что на щеках появились ямочки, а лицо приняло совсем детское выражение. Ёшки-матрёшки, совсем мальчишка ещё! И зачем его на военную карьеру толкнули?

– Это не предчувствие, прапорщик. Завтра будет ваш первый бой?

– Да, – он смутился и покраснел.

– Вы волнуетесь, от этого и дурные сны. Вполне естественное состояние.

– Правда?

– Гарантирую. Я сам также волновался в первый раз, только сны не запомнил. Сейчас идите, ложитесь спать и постарайтесь хорошенько отдохнуть. А завтра мы вместе приложим все усилия, чтобы на батарее не было убитых и раненых.

Саблин просветлел лицом, встал и вытянулся по стойке смирно.

– Разрешите выполнять, господин капитан!

– Вольно, Саблин, и не кричите так, ночь же вокруг. Выполняйте.