Хороший сын

Ольга Грачева-Валевская

Хороший сын

Юра проснулся и не открывая глаз прислушался. Тихо. Можно полежать еще немного, главное не уснуть.

Он всегда просыпался раньше будильника на час-полтора. Что это – привычка или нарушение сна? Скорее второе. Ведь ему не хватало этих 5 часов, чтобы восстановиться. На работе клевал носом и мечтал только об одном – чтобы рабочий день поскорее закончился.

О том, чтобы приехать и рухнуть спать он мечтать не смел. Слишком заманчиво, слишком несбыточно. А расслабляться ни в коем случае нельзя. Ведь ситуация у него безвыходная.

Коллеги видели, что он ходит сонный, с полузакрытыми глазами и периодически вздрагивает за свои компьютером, видимо засыпает. Посмеивались, Юрец-то, мол, ночи проводит весело, не то что некоторые, ну что ж, холостяк, имеет право!

Он эти догадки не опровергал. Пусть уж лучше так, чем если они узнают, как обстоят дела в действительности. Рассказывать об этом было почему-то стыдно.

Да он и вообще не привык ни с кем делиться, ни плохим, ни хорошим. Слыл букой, чудаком и чуть ли не аутистом. Ни с кем не водил компанию, не хохмил, как другие мужики в их отделе, никогда не инициировал разговор, но всегда внимательно выслушивал, громко смеялся чужим, порой весьма плоским, шуткам. Его было удобно использовать, как «свободные уши» – никогда не перебьет, не вставит свои пять копеек, только слушает и поддакивает.

Он потер и наконец-то открыл глаза. Конечно же еще совсем темно – зимой светает поздно. В окно мягко светит фонарь, ночью опять выпал снег и это добавляет света и делает двор торжественно-нарядным.

Юра опустил ноги с дивана-кровати на мягкий коврик и немного посидел собираясь с силами.

Бросил прощальный взгляд на постель. Она так и манила к себе теплым уютом, звала обратно. Но нет, нельзя.

Он сунул ноги в разношенные тапочки и поплелся на кухню. Проходя мимо маминой двери прислушался. Спит.

Быстро умыться, сварить манку для мамы и кофе себе. При этом постоянно помешивать первую и одновременно следить за вторым.

Пока каша остывает, выпить кофе и съесть бутерброд.

Теперь надо идти будить маму, иначе он не успеет на работу.

Юра зашел в комнату матери, включил настольную лампу осветившую комнату мягким розовым светом из-под матерчатого абажура.

Дотронулся до маминой руки. Женщина тихо застонала и сморщилась. Сейчас она проснётся и можно будет приступать к утреннему туалету.

Сначала самое неприятное – поменять памперс и протереть «там» влажной антибактериальной салфеткой.

Юра научился проделывать это с закрытыми глазами, в резиновых перчатках.

Медсестра, периодически навещавшая их, показывала, как подмывают лежачих больных – большим марлевым тампоном, вставленным в медицинский зажим. Но он так и не приноровился, тыкал вслепую, мама громко мычала, выкрикивала матерные слова.

После перенесенного полгода назад инсульта у нее пропала речь, но, удивительное дело, нецензурные выражения произносила довольно четко.

Затем протереть мамино лицо и руки мягкой губкой, смоченной теплой водой. Промокнуть мягким полотенцем и смазать питательным кремом. Мама так привыкла.

Полагалось еще чистить зубы, но именно эту процедуру мать почему-то отвергала наотрез, плевалась, плакала, отталкивала и норовила укусить Юрину руку, и снова выдавала грязную брань. И Юра отступил – не драться же с ней!

После утреннего туалета больную следовало усадить в подушках и накормить завтраком.

Юра стелил на одеяло клеенку,  сверху ставил пластиковый столик, на него плошку с кашей и поильник с теплым чаем. Повязывал матери салфетку, вкладывал в здоровую руку ложку.

Ела она неопрятно, если в каше попадался комочек, могла запустить в сына ложкой или даже тарелкой, поэтому он стал накладывать еду в пластмассовую посуду. Кормить мать с ложки перед работой было некогда.

Днем к ней заходила соседка – проведывала, меняла памперс, кормила овощным пюре с котлеткой или супом, поправляла постель. Делала это, разумеется, не безвозмездно. Она же приходила по субботам, помогала маму купать. Оплата почасовая, большее Юра позволить себе не мог. Вся мамина пенсия уходила на лекарства и средства по уходу, а его зарплата была не бог весть какой большой.

А еще долги по кредиткам, в которые он залез, когда мама лежала в больнице. Платный уход, а потом 3 месяца реабилитации. Поместить мать в хороший пансионат возможности не было, а те, что подешевле представляли собой печальное зрелище. Юра объехал все и убедился, что туда он ее не отдаст, как говорится, «только через мой труп».

Пришлось ухаживать самому. Счастье, что нашлась женщина – та самая соседка, живущая в их доме, которая искала именно такую подработку. Юра нашел ее по объявлению – повезло! Вот уж воистину, «Бог помогает тем, кто помогает себе».

Но решение пустить в дом чужого человека далось ему ох как нелегко! Только после того, когда он понял, что на целый день оставить беспомощную мать одну совершенно исключено.

Выходные проводил дома. Ну а где еще? Уборка, стирка, готовка. Днем – поспать, когда спит она, иначе просто не выдержать, слетишь с катушек.

Мать была агрессивной, часто по-звериному рычала, сыпала ругательствами, бросала в него все, что под руку попадает, отталкивала его, колотила по нему здоровой рукой, сжатой в кулак.

Юра все понимал – больной человек.

Надо сказать, что строгой она была всегда. «Строгая» – так говорил дедушка, единственный их родственник, живший не с ними, а в деревне, на маминой родине, но периодически их навещавший.

Существует выражение «строгий, но справедливый». Так вот, справедливой Мария Игнатьевна, пожалуй, не была.

Лупила его в детстве почем зря, за малейшую провинность, а иногда просто так, чтобы «под ногами не путался».

«От тоски» – говорил дед.

«Тоска» заключалась в том, что растила она Юру одна, в свидетельстве о рождении в графе «отец» у него стоял прочерк. Даже отчество «этой сволочи» она ему дать не захотела. Имени своего отца Юра не знал, мать записала его Игнатьевичем, в честь деда.

«Никому не верь Юраш! Люди – они подлые! Залезут в душу без мыла, да так, что и сам не заметишь! Наплюют, натопчут, тебя же еще виноватым сделают!  Ну их к лешему! И не бери  ни у кого ничего, дадут шиш да маленько,  а спросят на рубль, обдерут, как липку, без штанов оставят! И сам никому ничего не давай! Кто не бережёт копейки, тот сам не стоит рубля!» – наставлял дедушка.

Вот и тот «супостат», обманувший Юрину мать, тоже, видимо, влез «без мыла», «обрюхатил и был таков!».

Юра слушал деда с открытым ртом. Ему льстило то, что с ним разговаривают, как со взрослым. И то, что в принципе, разговаривают. Мать общалась с ним в основном короткими приказами: «Иди есть!», «Учи уроки!», «Спать!», «Не отсвечивай!».

Сейчас маме было уже 70, а Юре 35, следовательно родила она его поздно и скорее всего «для себя», «перестарок» ведь по деревенским меркам.

Дед уверял, что она себя «соблюдала», с парнями не хороводилась, на танцы, «дискотеки по-нонешнему» не бегала, все больше по хозяйству.

«Работящая была девка».

Юра рассматривал мамины фотографии в семейном альбоме: коренастая толстоногая девушка с большой, не по годам, грудью и угрюмым выражением лица. Красавицей Маша, увы, не была, но Юре она казалась прекрасной.

Бабушка, мамина мама, умерла рано. «Высохла» – говорил дед.

Что это значит, Юра не понимал, а спрашивать не осмеливался. «Любопытному на базаре нос оторвали» – любил повторять дед, при этом он мог пребольно сжать Юрин нос между своими согнутыми костлявыми пальцами, как в тисках.

 «У короткого ума длинный язык» – тоже его, дедушкино выражение. Нет уж, лучше молчать!

И Юра молчал. И эта привычка осталась с ним на всю жизнь, стала отличительной чертой его характера.

Вообще, пословицы и поговорки у деда были на все случаи жизни. Если бы Юра увлекался филологией, то наверное мог бы составить целый список народной мудрости.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.