Я – спящая дверь

– А ну покажись! Я вооружен!

Несколько мгновений ничего не происходит, а затем, к величайшему изумлению штурмана, его дыхание вдруг становится поверхностным и частым и, что более удивительно, – его пенис будто свинцом наливается. Переложив фонарик в левую руку, он засовывает правую в карман брюк и пытается поправить так, чтобы неуместный стояк был менее заметен.

В этот момент из тени на свет выступает одетая в шубу женщина и, прежде чем штурман успевает запротестовать, подходит к нему вплотную. Она протягивает руку, ничуть не стесняясь показать сверкнувший на безымянном пальце символ супружества, и проводит по твердо выпуклому плененному члену, заставляя тот еще сильнее натянуть брючную ткань. Когда женщина опускается перед ним на колени и расстегивает ширинку, у штурмана вырывается стон. Ее лицо приближается к его мужскому достоинству; оттянув вниз крайнюю плоть, она массирует его пальцами. В свете фонарика он видит: прежде чем коснуться головки губами, она увлажняет их языком, а затем, быстро вдохнув, обхватывает ими возбужденный член и опускает голову до тех пор, пока больше половины его не исчезает у нее во рту. Одновременно, подсунув пальцы под мошонку, ощупывает и щекочет его яички.

Она ласкает штурманский королёк влажным языком, пальцами и губами, пока тот не начинает судорожно подрагивать у нее во рту; тогда она сжимает его у корня с такой силой, что тот взбухает у ее нёба. Не ослабляя хватку и стремительно поднявшись, женщина распахивает шубу, под которой обнаруживается уже подтянутая вверх юбка и сдвинутые на сторону шелковые трусики. Когда она, повернувшись задом и расставив ноги, наклоняется и выпячивает к нему мягкие ягодицы, Карл замечает мелькнувший у нее между ног краешек черного треугольника.

– Теперь стреляй!

Как только его член окунается в пышущее жаром влагалище, она отпускает его, и горячая сперма выплескивается в нее мощным пульсирующим фонтаном. Под конец она дергается всем телом так, что мужчину отбрасывает спиной на пушку. Фонарик выпадает из его руки, мигая, катится по палубе и, описав полукруг, гаснет.

Слышно, как женщина шумно, с горечью, выдыхает. Второй штурман Карл Стейнссон теряет ее из виду. Когда ему, наконец, удается найти и включить фонарик, он уже снова один на борту «Фрейра» – так же, как и до ее появления.

(Непристойный стишок)

Едва за спиной только что освобожденного из заключения мужчины закрывается дверь тюрьмы, из-за угла здания, с его западной стороны, появляется женщина. Подойдя к мужчине, она без всяких церемоний подсовывает ладонь под его локоть и куда-то ведет.

Йон Тóргейрссон по прозвищу Бычара не привык, чтобы им помыкали, как-никак самый сильный мужик в городе, а зарабатывает тем, что просто угрожающе молчит, когда люди поумнее берут его с собой в рейды по сбору долгов. После трех недель в каталажке ему хочется спокойно подышать свежей апрельской ночью, но вместо того чтобы отделаться от одетой в шубу женщины, столь отважно подхватившей его под руку, он позволяет затащить себя в темный проулок позади домов по улице Хáтльвейгарстигур. А делает он это потому, что, увлекая его за собой, женщина шепчет ему на ухо:

– Дай мне почувствовать, как ты застоялся после трех долгих недель без траха.

Он не успевает задаться вопросом, кто эта женщина и откуда ей всё про него известно, да ему и плевать, потому что как раз в этот момент она, поднырнув рукой под ремень его штанов, берет в ладонь мошонку, а разгоряченный пенис во всю свою длину укладывается на ее предплечье. Одновременно она подтягивает вверх свою зеленую юбку и направляет его руку к темнеющему на ее лобке черному треугольнику. С удовольствием обнаружив, что на ней нет нижнего белья, он проводит пальцами вниз по кудрявому венерину бугорку и просовывает их между влажными половыми губами – она готова. Расстегнув ширинку, Бычара чувствует на своем отвердевшем члене прохладное дыхание ночи – он тоже готов.

Подхватив женщину под колени, он отрывает ее от земли и одновременно с силой, по самый корень, вгоняет в нее свой член. Крепко прижав женщину к стене, с похотливой яростью набрасывается на нее, а она, скрестив ноги у него за спиной, вонзает в него острые каблуки.

В этот момент во втором этаже дома открывается окно, оттуда высовывается скудно покрытая волосами мужская голова:

– А ну валите отсюда или я позвоню в полицию!

Не сбившись с ритма, не пропустив ни одного толчка, нововыпущенный зек запрокидывает голову и кричит в оконный проем:

– Заткни рот, придурок!

Но едва он успевает прокричать последнее слово, как жгучий предвестник оргазма заключает его чресла в тиски. Перед глазами танцуют искры. Он скрежещет зубами и чувствует, как сперма брызжет в теплое влагалище, наполняя его до краев.

Наконец, выпустив весь пар, он ослабляет хватку, снимает женщину с пениса и медленно опускает, пока ее ноги не касаются земли. Она выскальзывает из его клешней. Тяжело опершись на стену, он смотрит вниз, на гравий, в то же время краем глаза наблюдая, как она оправляет на себе юбку, кутается в шубу.

В момент, когда она уже поворачивается, чтобы уйти, он слышит у своего уха холодный смешок:

– А ты не изменился, всё так же и минуты не можешь продержаться…

Это смех девушки, которую он тринадцать лет назад взял силой в Си́глуфьорде[9]. На следующее утро на нее, лежащую без сознания на берегу моря за машинным цехом, случайно набрели какие-то ребятишки. Тогда ее отвезли в больницу в Áкюрейри[10], после чего в поселок она уже не вернулась. Сам Бычара тоже решил исчезнуть и перебрался на юг страны, в Рейкьявик…

– Ди́са? Диса-селедка?..

С ее именем на губах он поднимает голову, но вместо ответа видит стоящего рядом лысеющего мужчину из окна в сопровождении полицейского и тюремного охранника, который всего полчаса назад оформил его освобождение.

* * *

– От темного проулка за постройками Хатльвейгарстигура до дома 10а по улице Ингольфсстрайти рукой подать. Фру Торстейнсон (которая, как мы теперь подозреваем, вполне могла быть разделочницей с рыбной фабрики в Сиглуфьорде и которую звали Дисой-селедкой, прежде чем она переехала в столицу, где бралась за любую подвернувшуюся работу: засолку рыбы, мытье полов, стирку, починку одежды, уборку номеров и сервировку столов в гостинице «Борг», пока не устроилась продавщицей в табачный отдел Торгового кооператива и не познакомилась с будущим супругом), вернувшись из ночного вояжа, прокрадывается в дом через черный вход, но на этот раз, вспомнив о моем отце, спящем в подвальной квартирке, снимает туфли, и, не потревожив его сна, на цыпочках, в одних нейлоновых чулках, поднимается по лестнице к кухонной двери, которую открывает и закрывает с той же осторожностью.

Далее она направляется в свою спальню и срывает с себя одежду: швыряет в угол мокрую шубу, роняет жакет, юбку и блузку к ногам, а остальное – бюстгальтер, шелковые трусики, чулки и пояс – бросает либо на кровать, либо на стул. Совершенно голая, разглядывает себя в овальном зеркале над туалетным столиком. Опустив вниз уголки губ, делает попытку выдавить из своих зеленых глаз слезы, шмыгнуть носом, вызвать ощущение комка в горле, пытается почувствовать вину и стыд за содеянное. Однако единственное, что ее наполняет, это радость – щекочущее ликование, оттого что она всё еще способна притягивать мужчин, возбуждать в них похоть, ощущать их твердые горячие члены в руках, во рту, во влагалище, ощущать внутри себя бьющую из них сперму.

Ни один из четырех случайных партнеров не довел ее до оргазма, это правда. Испытать такое блаженство с кем-нибудь, кроме себя самой, ей еще только предстоит, но это произойдет позже, а сегодня она выполнила всё, что планировала. И назад пути уже нет. Отныне она будет наслаждаться этим новым ощущением свободы, которое события прошедшей ночи зажгли в ее груди. Не набросив на себя ни клочка одежды, фру Торстейнсон выходит из спальни.

Обнаженная, она расхаживает по дому, любуясь своим отражением в зеркале прихожей, в шкафчике ванной комнаты, в застекленных дверцах кухонного гарнитура, в окне затемненной столовой, в блестящей рамке стоящего на буфете свадебного фото свекров – единственной вещи, оставшейся от них в гостиной, – пока не доходит до спальни мужа.

Освещение в коридоре отбрасывает внутрь комнаты ее тень, растягивая по полу и во всю длину кровати, пока голова не оказывается на подушке. Ближе к этому ложу фру Торстейнсон впредь подходить не намеревалась. И хотя в спальне негде повернуться из-за мебели и другого барахла, принадлежавшего родителям мужа, она с первого взгляда не видит ничего такого, в чем можно было бы отразиться. Взявшись за ручку двери, она уже собирается закрыть ее, когда замечает тоненький лучик, коснувшийся черного треугольника на ее лобке. Сияние коридорной лампочки отсвечивается от круглого предмета, выглядывающего из одного из бесчисленных ящиков письменного бюро (командного пункта ее свекра во времена его рыболовной империи), зажатого теперь между одежным шкафом и напольными часами.

Монокль старого хрыча!

Она прыскает, сообразив, откуда тянется лучик: каким бы крошечным ни было ее отражение в стекле монокля, тем не менее оно там есть. В эту секунду до нее доходит, что, пусть и опосредствованным путем, но лицемерному судовладельцу Торстейнсону всё же удалось совершить то, чего не удавалось при жизни, – увидеть ее раздетой.

И да, я вполне могу представить, что так оно и было, а также возьму на себя смелость сообщить, что в тот самый момент, когда тело Дисы сотряс этот холодный презрительный смех, глубоко в ее чреве, наполненном мужскими излияниями, произошло беззвучное событие – там оплодотворилась созревшая в левом яичнике яйцеклетка. Так началось развитие первого ребенка тысяча девятьсот шестьдесят второго года.

* * *

– Это зачатие было тем примечательней, что по причине непредсказуемой природы женского тела в матке Дисы-селедки Торстейнсон запустился редчайший процесс: в ее яйцеклетку проникла сперма всех четырех мужчин, с которыми у нее той ночью был половой контакт, но вместо того, чтобы разделиться на четыре части и приступить к развитию четверняшек, клетка заключила в себе гены, приплывшие из яичек водителя такси Ортна Рагнарссона, практиканта-наборщика Фауфнира Херманнссона, бывшего заключенного Йона Бычары Торгейрссона и второго штурмана корабля береговой охраны «Фрейр» Карла Стейнссона, – чтобы создать единственный многограннейший зародыш девочки.

– А в газетах не было статьи по этому поводу? Например, «ПЕРВЫЙ РЕБЕНОК 1962 ГОДА!»? И с фотографией?

– Нет, херра Торстейнсон был против этого.

– Он знал, как был зачат ребенок?

– Он не мог не знать, что он не отец, но против газетной публикации был не поэтому. В середине лба девчушки красовалось большое родимое пятно, делавшее ее похожей на ребенка дикарей, помеченного для богов пурпурным солнцем из орлиной крови и сажи[11], а семья Торстейнсонов была христианской.

* * *

– Итак, стартовый пистолет был поднят, курок – спущен.

3

– С этого началось великое время совокуплений и зачатий четырех тысяч семисот одиннадцати детей (двух тысяч четырехсот десяти мальчиков и двух тысяч трехсот одной девочки), родившихся живыми в тысяча девятьсот шестьдесят втором году; ночью и белым днем, по вечерам и в часы восхода, по будням и праздникам, на обеденных перерывах и в кофейных паузах, на перекурах и школьных переменках, в горных походах и на деревенских танцах; как в высших слоях общества, так и в низших, и уж тем более между ними; снаружи, под открытым небом: где стоит, качаясь, тонкая рябина, где полгода плохая погода, где от осени не спрятаться, не скрыться, где весна, в которой столько света, где ходят волны на просторе, где шелестят зеленые ветра, где в лужах голубых стекляшки льда, где выгнутся ветви упруго, где на цветах росы подвески, где после ливня – чистота; а также внутри: в гаражах и квартирах, в кабинетах и торговых залах, в заводских цехах и домашних сараях, на лыжных базах и в столярных мастерских, в музеях и складских помещениях, на дачах и в школах-интернатах, на рыбных фабриках и автозаправках, в общежитиях и кинотеатрах, там, где плетут рыболовные сети, и на молочных фермах, в салонах одежды и классных аудиториях, в трикотажных ателье и судовых трюмах; лежа на травянистых лужайках, учительских столах, стойках приемных, на полу раздевалок, туалетных комнат и кладовок, на песчаных пляжах, домашних диванах и потертых циновках, в ваннах, джакузи и бассейнах, под прилавками магазинов, бильярдными столами, сенью кустов, сидя в креслах-качалках и креслах стоматологов, на каменистых берегах и церковных скамьях, на садовых лавочках и ящиках из-под яблок, прислонившись к дверцам автомобилей, входным дверям, стиральным машинам, книжным стеллажам, кухонным шкафам и кладбищенским оградам; там, где в долгих влажных поцелуях встречались губы электриков и учительниц, сапожников и стюардесс, репортеров и регистраторш, водителей молоковозов и актрис, священников и старшеклассниц, работниц рыбозаводов и педиатров; где раздевались гадалки, матросы, кассирши кондитерских, брадобреи, портнихи, плотники, акушерки, банковские служащие, парикмахерши, кладовщики, официантки, управляющие, экономки и чертежники; где, неуверенно шаря неуклюжими пальцами, фермеры, инженеры, водопроводчики, водители автобусов и часовщики пытались нащупать застежки бюстгальтеров и открыть себе путь к округлым мягким горячим грудям телефонисток, поденщиц, домохозяек и нянь; где отвердели половые члены четырех тысяч шестисот одного мужчины и увлажнились вульвы четырех тысяч шестисот одной женщины (там получилось пятьдесят пар двойняшек); где мужья ложились с женами, любовники с любовницами, мужья с любовницами, жены с любовниками (как, впрочем, и жены с любовницами, мужья с любовниками, любовницы с любовницами и любовники с любовниками, хотя из этих совокуплений не вышло никакого потомства, лишь остались долгие неизгладимые воспоминания); где насильники набрасывались на своих жертв; где пальцы, губы и языки ласкали эрогенные зоны; где поглаживали, лизали и сосали мужские члены, где сжимали ягодицы и расцарапывали спины; где теплые влажные влагалища смыкались вокруг твердых пенисов; где разрывались девственные плевы; где преждевременно извергалось семя; где был достигнут оргазм; где женщины приняли в себя девятнадцать литров спермы, которой хватило для зачатия четырех тысяч семисот одиннадцати детей, родившихся в тысяча девятьсот шестьдесят втором году.

Танец

Поднимается занавес. С щелчками и частым помаргиванием загораются люминесцентные лампы, в их свете в центре сцены появляются расставленные в два ряда двенадцать детских кроваток и двадцать один кувез. Кроватки простые, неброские, на колесиках. Кувезы стоят на покрытых белым лаком стальных ножках. Поверх восьми одеял наброшены светло-голубые, свободной вязки, шерстяные покрывальца, на остальных четырех кроватках – покрывальца розовые.

Состав хора:

Девочка: 12 января 1962 года – ✝ 13 января 1962 года

Девочка: 13 января 1962 года – ✝ 13 января 1962 года

Девочка: 21 января 1962 года – ✝ 21 января 1962 года

Мальчик: 24 февраля 1962 года – ✝ 27 февраля 1962 года

Мальчик: 1 марта 1962 года – ✝ 14 апреля 1962 года

Девочка: 13 мая 1962 года – ✝ 14 мая 1962 года

Девочка: 13 мая 1962 года – ✝ 17 мая 1962 года

Девочка: 5 мая 1962 года – ✝ 21 мая 1962 года

Мальчик: 7 мая 1962 года – ✝ 25 мая 1962 года

Девочка: 19 мая 1962 года – ✝ 26 мая 1962 года

Девочка: 27 мая 1962 года – ✝ 27 мая 1962 года

Девочка: 28 мая 1962 года – ✝ 29 мая 1962 года

Мальчик: 22 июня 1962 года – ✝ 23 июня 1962 года

Мальчик: 27 июня 1962 года – ✝ 30 июня 1962 года

Мальчик: 10 февраля 1962 года – ✝ 11 июля 1962 года

Девочка: 30 апреля 1962 года – ✝ 11 июля 1962 года

Мальчик: 10 февраля 1962 года – ✝ 16 июля 1962 года

Мальчик: 16 июля 1962 года – ✝ 16 июля 1962 года

Мальчик: 9 июля 1962 года – ✝ 18 июля 1962 года

Девочка: 19 июля 1962 года – ✝ 19 июля 1962 года

Мальчик: 31 июля 1962 года – ✝ 31 июля 1962 года

Девочка: 1 августа 1962 года – ✝ 1 августа 1962 года

Мальчик: 29 марта 1962 года – ✝ 3 августа 1962 года

Мальчик: 9 июля 1962 года – ✝ 4 августа 1962 года

Девочка: 13 февраля 1962 года – ✝ 7 августа 1962 года

Мальчик: 1 июля 1962 года – ✝ 18 августа 1962 года

Мальчик: 17 августа 1962 года – ✝ 20 августа 1962 года

Девочка: 3 сентября 1962 года – ✝ 3 сентября 1962 года

Мальчик: 1 октября 1962 года – ✝ 6 октября 1962 года

Мальчик: 18 ноября 1962 года – ✝ 18 ноября 1962 года

Мальчик: 27 ноября 1962 года – ✝ 27 ноября 1962 года

Мальчик: 18 декабря 1962 года – ✝ 18 декабря 1962 года

Девочка: 16 декабря 1962 года – ✝ 23 декабря 1962 года

Поначалу царит тишина. Лишь изредка и вразнобой то из-под одного одеяльца, то из-под другого доносится тоненький вскрик, судорожный вздох или всхлип. От кувезов исходит еле слышное жужжание.

Наконец, голос повышает мальчик, проживший два дня в мае. Его плач болезнен и глух. Он – запевала. Первой к нему присоединяется самая старшая участница хора – девочка, дожившая до двадцатитрехнедельного возраста. Далее, один за другим, подключаются другие дети. Плач несется от кроватки к кроватке, эхом отдается в кувезах. Маленькие тельца сотрясаются от крика, дрожат нижние губки, сжатые кулачки бьют по воздуху (такие крошечные, такие крошечные!), синюшные худенькие ножки дергаются в бесцельных ударах. Невнятным лепетом и вздохами, икотой и всхлипами младенцы исполняют первую часть хоровой пьесы:

– Мы родились мертвыми, недоношенными, с обвившейся вокруг шеи пуповиной, с неразвитыми эндокринными железами, с непроходимостью кишечника, со спадшими легкими, с поврежденным мозгом…

– Мы ушли так же быстро, как и пришли…

– Дорогие братья и сестры, родившиеся в тысяча девятьсот шестьдесят втором году, мы ждем вас здесь…

4КРОВЬ БОЖИЯ

В то самое мгновение, когда с Его губ сошло слово, Бог прозрел. И Он увидел, что Он вездесущ. Он увидел себя с каждого ракурса, сверху, снизу и со всех сторон одновременно. А так как Богу был неведом ни верх, ни низ, ни там, ни здесь (всё было одновременно началом и концом), Его сознание осталось цельным и неделимым, присутствуя при этом в каждом уголке рождающегося мира. (Каменный топор – микропроцессор.) Он был один и множество в одно и то же время. Его уста отверзлись.

Через 10–47 секунд после своего появления свет достиг глаз Божьих, где бы те ни находились. И Бог непроизвольно вскинул перед ними руку – настолько ослепительной была вспышка. (Мозаика – вирус Марбург – перья попугая.) Но в момент, когда бесчисленные руки прошли мимо бесчисленных уст на пути к бесчисленным глазам, свет упал на тыльную сторону Его кисти и, просочившись насквозь, к восторженному изумлению Бога, заструился из ладони красным. Окрашенное кровью красное сияние было приятно глазу.

Бог вернул руку к устам и задержал ее там. Его дыхание смешалось с сиянием, и сквозь розовую дымку начали проступать явления. (Нервная система дождевого червя – скопление галактик MS0735.) В холодную черную пустоту свет отбрасывал образы непостижимой материи, из которой Создатель создал себя самого.

И по сей день держит Бог свою великую руку пред своими устами.

* * *

– Мелодия протяжных чувственных стонов и стонов рожениц, раздававшихся в Исландии с первого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года до конца тысяча девятьсот шестьдесят второго, была созвучна той симфонии повседневности, которая обычно сопровождает появление новорожденных, где гул автомобилей и сельскохозяйственных машин сливается с визгом бытовых приборов, грохотом фабричных станков, с выкриками и окриками, хлопаньем и топаньем; где пердеж и отрыжки детей на школьных площадках, задних дворах и в бассейнах перекликаются с руганью и проклятиями, покашливаниями и прокашливаниями, хохотом и оханьем зрителей на стадионах, в театрах и загонах для овец; где джаз, классическая и поп-музыка, доносящиеся с танцевальных площадок, из концертных залов и домашних проигрывателей, смешиваются со звоном посуды, радионовостями и разговорами на рабочих местах, в кафетериях и гостиных комнатах квартир о больших и малых делах внутри страны и за рубежом – тех, о которых нам сейчас хорошо известно из мемуарных романов, где каждый абзац, каждое предложение щедро полито слезами горько-сладостной ностальгии их авторов: двести морских свиней выбросились на побережье Бáрдастрёнд, Юрий Гагарин стал первым человеком, побывавшим в космосе, произошло извержение вулкана Áскья, возведена Берлинская стена, герцог Сент-Килдский спел для директора Налогового управления Рейкьявика, Мэрилин Монро найдена мертвой в своей постели, неонацисты маршем прошли по кладбищу в Фóссворуге, Уотсон, Крик и Уилкинс получили Нобелевскую премию в области медицины, молния, ударившая в хлев на хуторе Нéдра-Хóули в округе Стáдарсвейт, убила пять коров, Советы оборудовали на Кубе стартовые площадки для ядерных ракет, первоапрельской шуткой «Утренней газеты» стала новость о находке серебра, спрятанного Э́гилем Скáтлагримссоном[12], барабанщик Ринго Старр ушел из группы «Rory Storm and the Hurricanes», в Израиле казнен Адольф Эйхман, в рейкьявикском районе Мéлар построен отель «Сага», на сделанной в аэропорту газетной фотографии Юрий Гагарин, прибывший с визитом в страну льдов, едва достал до плеча только что коронованной Мисс Исландии, запущен спутник связи «Telstar», и телевизионные передачи впервые начали транслироваться между континентами, издательство «Marvel» опубликовало первый выпуск комикса «Человек-паук», и так далее, и так далее. Привычная повседневная гармония, кроме одного: все двадцать месяцев, в течение которых была зачата и рождена годовая когорта детей, небесный свод сотрясали самые мощные ядерные взрывы, которые когда-либо слышались на Земле.

Ночь за ночью над Сибирью и островами Тихого океана колыхалось сотворенное человеком сияние, а днем в тучах вспыхивали призрачные огни – такие яркие, что даже на расстоянии полутора тысяч километров выглядели, как солнце. Взрывы гремели каждый третий день, и за 690 дней на счету Советского Союза оказалось 139, Соединенных Штатов – 86, а вместе они взорвали 225 ядерных устройств, совокупный тротиловый эквивалент которых составил двести сорок пять тысяч килотонн, что в семь тысяч раз больше вместе взятых «Малыша» и «Толстяка», сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. В число 225 также входили «Царь-бомба» и «Starfish Prime», первая вызвала мощнейший во все времена взрыв на земле, вторая – в небе.

Да, никогда еще ни до ни после этого могучие военные барабаны сверхдержав не грохотали с такой силой и мощью, и к концу 1962 года радиация в атмосфере Исландии достигла невиданного ранее уровня.

Поэтому и случилось то, что случилось: дети, родившиеся в этом году, стали мутантами…

II

Диктофонная запись, кассета А)

(17 июня 2009 года)

5

Полуночное полярное солнце, отражаясь в спокойных водах озера Ти́нгватлаватн, удваивает в размерах возвышающийся посередине остров Сáндэй и окрашивает в пурпурный цвет отвесную стену ущелья Áлманнагьяу.

Подняв стакан на уровень глаз, генетик разглядывает огненно-коричневый односолодовый японский виски пятидесятилетней выдержки, когда-то подаренный ему гендиректором североевропейской группы фармацевтического гиганта «Hoffmann-La Roche», – в те времена они еще общались. К счастью, генетик припрятал презент в лодочном сарае и не вспоминал о нем все семь жирных лет, чтобы сегодня вечером отыскать его среди пустых винных бутылок, емкостей со скипидаром и банок со средством для чистки кистей. Кто бы сделал ему такой подарок сегодня?

Он кадрирует простирающийся перед ним вид, выравнивая поверхность виски с поверхностью озера, затем подносит стакан к губам и медленно отпивает, подсчитывая в уме стоимость глотка: на стоящей на столике бутылке выгравировано название напитка на японском и английском языках, а также год розлива (2005) и минимальная цена (¥ 1.000.000).

– Семь миллилитров, десять тысяч йен…

Его пугает звук собственного голоса, неестественно громко отдавшийся в ночной тишине, он не собирался произносить это вслух. Он один здесь, на причале у воды. Невдалеке, чуть вверх за лодочным сараем, в спрятавшемся среди берез дачном коттедже, слышно, как веселятся друзья его четвертой жены, Дóры, вместе с известными личностями из мира СМИ, искусства и развлекательной индустрии, которые пожаловали сюда, на традиционную вечеринку в честь 17 июня[13], только потому, что на пригласительной открытке стояло его имя. Дора в разговорах со старыми подружками называет этих людей своими и его, Хрóульвура, приятелями, хотя те же имена вызывают у нее лишь гримасу презрения, когда встречаются в новостях о премьерах, выставках и концертах, а также на обложках светских журналов. И он завершает свою мысль словами: