Неандертальский параллакс. Гибриды

– Ты негативно отреагировала на то, что я только что сказал.

– Ну, – сказала Мэри, – просто в нашем прошлом многие слишком часто заявляли, что занимаются тем же самым. В тысяча девятьсот сороковых годах Адольф Гитлер пытался вычистить из нашего генофонда евреев.

Понтер слегка склонил голову, должно быть слушая, как Хак напоминает ему через кохлеарные импланты о том, кто такие евреи. Мэри представила, как миниатюрный компьютер говорит: «Ты помнишь – те, что оказались не такими легковерными и не поверили в историю об Иисусе».

– Почему он захотел это сделать? – спросил Понтер.

– Потому что ненавидел евреев, только и всего, – ответила Мэри. – Разве ты не видишь? Давать кому-то власть решать, кому жить, а кому умереть, или кто может продолжить род, а кто нет, – это играть в Бога.

– «Играть в Бога», – повторил Понтер, словно выражение показалась ему замечательно оригинальным. – Очевидно, такое понятие не могло прийти нам в голову.

– Но возможности для коррупции, для несправедливости…

Понтер развёл руками:

– Но ведь вы убиваете некоторых преступников.

– Мы – нет, – ответила Мэри. – В смысле, не в Канаде. В Америке – да, в некоторых штатах.

– Да, я слышал, – сказал Понтер. – Более того, я слышал, что в этом есть расовый подтекст. – Он посмотрел на Мэри. – Знаешь, ваши расы безмерно меня интригуют. Мой народ приспособлен к северным широтам, так что мы все живём примерно на одной широте, но на разной долготе – я так думаю, именно поэтому мы все более-менее одинаковые. Я правильно полагаю, что тёмный цвет кожи связан с адаптацией к жизни вблизи экватора?

Мэри кивнула:

– А те… как вы их называете? Эти штуки над глазами, как у Пола Кириямы?

Мэри понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, кто такой Пол Кирияма – аспирант, который вместе с Луизой Бенуа спасал Понтера, когда тот тонул в ёмкости с тяжёлой водой в Нейтринной обсерватории Садбери. Ещё пара секунд ушла на то, чтобы вспомнить название того, о чём спрашивает Понтер.

– Кожная складка, которая закрывает часть глаза у азиатов? Эпикантус.

– Точно. Эпикантус. Полагаю, что она защищает глаза от прямых лучей, но у моего народа есть надбровный валик, выполняющий ту же функцию, так что у нас подобный признак не мог развиться.

Мэри медленно кивнула, больше себе, чем Понтеру.

– Знаешь ли, в Интернете и в газетах всплывает множество слухов по поводу того, что могло случиться с другими вашими расами. Люди полагают, что… в общем, что с вашей практикой чистки генетического пула вы попросту вычистили другие расы.

– У нас никогда не было других рас. Хотя учёные и посещают местности, которые вы называете Африкой и Центральной Америкой, постоянно там никто не живёт. – Он поднял руку. – А в отсутствие рас у нас, очевидно, не могло быть расовой дискриминации. В отличие от вас: у вас расовые признаки коррелируют с вероятностью быть казнённым за серьёзное преступление, не так ли?

– Чёрных приговаривают к смерти чаще, чем белых, это правда. – Мэри не стала добавлять «особенно если жертвой был белый».

– Вероятно, из-за того, что у нас никогда не было подобного разделения, идея стерилизации целого сегмента человечества по произвольному признаку никогда не приходила нам в голову.

Им навстречу шли двое шахтёров. Они откровенно пялились на Понтера, хотя женщины здесь, должно быть, тоже были нечастыми гостями. Когда они прошли мимо, Мэри продолжила:

– Но даже в отсутствие видимых расовых различий должно существовать желание отдать преимущество своим родственникам перед теми, кто тебе не родня. Это родственный отбор, и он широко распространён в животном мире. Не могу представить себе, чтобы неандертальцы были исключением.

– Исключением? Вряд ли. Однако вспомни, что наши семейные отношения более… скажем так, более замысловатые, чем у вас и, если на то пошло, у большинства животных. Мы являемся звеньями бесконечной цепи партнёров и партнёрш, а поскольку в нашей системе Двое становятся Одним лишь на время, то у нас нет трудностей с установлением отцовства, которые так беспокоят ваш вид. – Он замолчал, затем улыбнулся. – Кстати, о ценах на чай в Китае: у нас вашу практику казни или лишения свободы на десятки лет считают более жестокой, чем наши стерилизация и судебный надзор.

Мэри понадобилось какое-то время, чтобы вспомнить, что такое «судебный надзор»: постоянный просмотр передач импланта-компаньона, так что всё, что поднадзорный говорит и делает, немедленно становится известным.

– Не знаю, – сказала Мэри. – Как я уже говорила, я практикую контрацепцию, которую моя религия напрямую запрещает, так что нельзя сказать, что я против любых способов предотвращения зачатия. Но… но не позволять невиновным людям размножаться – это неправильно.

– Ты готова принять стерилизацию самого преступника, но не его детей, братьев, сестёр или родителей в качестве альтернативы казни либо лишению свободы?

– Наверное. Я не знаю. При определённых обстоятельствах, возможно. Если приговорённый сам этого хочет.

Золотистые глаза Понтера удивлённо расширились.

– Ты готова позволить изобличённому лицу самому выбирать себе наказание?

Мэри почувствовала, как ёкнуло сердце. Было ли это канцелярское «лицо» попыткой Хака передать гендерно-нейтральное местоимение, существующее в языке барастов, но не в английском, или Понтер таким образом дегуманизирует преступника?

– Да, в ряде обстоятельств я бы дала преступнику возможность выбора из нескольких возможных видов наказания, – сказала она, вспоминая о том, как отец Калдикотт позволил ей самой выбрать себе епитимью, когда она исповедовалась в последний раз.

– Но ведь очевидно, – сказал Понтер, – что в некоторых случаях уместно лишь одно наказание. Например, за…

Понтер вдруг замолчал.

– Что? – спросила Мэри.

– Нет, ничего.

Мэри нахмурилась:

– Ты имел в виду изнасилование.

Понтер долго молчал, уперев взгляд в грязный каменный пол, по которому они шагали. Мэри подумала было, что обидела его предположением, что он настолько бестактен, что завёл разговор на такую чувствительную тему, но когда он наконец заговорил, его слова стали для неё полнейшей неожиданностью.

– На самом деле, – сказал он, – я имел в виду не изнасилование вообще. – Он посмотрел на неё, потом снова уставился в пол; фонарик на каске осветил мешанину отпечатавшихся в грязи следов. – Я имел в виду твоё изнасилование.

Сердце Мэри встревоженно затрепетало.

– Что ты имеешь в виду?

– Я… у нас, среди моего народа, не принято таить от партнёров секретов, и всё-таки…

– Да?

Он повернулся и посмотрел вдоль туннеля назад, словно желая убедиться, что рядом никого нет.

– Есть нечто, о чём я тебе не рассказал – о чём я не рассказал никому, кроме…

– Кроме кого? Адекора?

Но Понтер покачал головой:

– Нет. Нет, он тоже об этом не знает. Единственный, кто знает, – мой соплеменник по имени Журард Селган.

Мэри задумалась.

– Я не помню, чтобы ты упоминал это имя раньше.

– Я не упоминал, – сказал Понтер. – Он… он скульптор личности.

– Кто? – переспросила Мэри.

– Э-э… он работает с теми, кто хочет изменить свой… состояние своих мыслей.

– Ты хочешь сказать, психиатр?

Понтер наклонил голову, прислушиваясь к тому, что говорил Хак через кохлеарные импланты. Компаньон наверняка проделывал этимологический разбор предложенного Мэри термина; кстати говоря, «психе» – это ближайшая аппроксимация «души», доступная неандертальцам.

– Да, похожий специалист.

Мэри почувствовала, как деревенеет спина, но не замедлила шага.

– Ты ходишь к психиатру? Из-за моего изнасилования? – Она думала, он всё понял, чёрт его дери. Да, самцы Homo sapiens известны тем, что после изнасилования начинают смотреть на супругу другими глазами, задумываясь, а не было ли в случившемся доли вины женщины, не желала ли она этого втайне…

Но Понтер…

Она считала, что Понтер способен понять!

Некоторое время они шагали в молчании, освещая путь фонариками на каске.

Если задуматься, то Понтер и правда стремился узнать все подробности об изнасиловании Мэри. В полицейском участке он схватил запечатанный пакет с уликами по изнасилованию Кейсер Ремтуллы, разорвал его и обнюхал, что позволило ему идентифицировать насильника как одного из коллег Мэри, Корнелиуса Раскина.

Мэри взглянула на Понтера, на его массивный силуэт на фоне скальной стены.

– Я не виновата, – сказала Мэри.

– Что? – переспросил Понтер. – Да, я знаю.

– Я этого не хотела. Я не просила об этом.

– Да, да, я понимаю.

– Тогда зачем ты ходишь к… к этому «скульптору личности»?

– Я больше к нему не хожу. Просто…

Понтер замолчал, и Мэри снова посмотрела на него. Он склонил голову набок, слушая Хака, и через мгновение едва заметно кивнул – сигнал предназначался компаньону, а не ей.

– Просто что? – спросила Мэри.

– Ничего, – ответил Понтер. – Прости, что вообще заговорил об этом.

И ты меня прости, подумала Мэри. Они продолжали шагать сквозь тьму.

Глава 11

В пытливом духе, который тысячу лет назад привёл викингов в Северную Америку и который пятьсот лет назад гнал «Пинту», «Нинью» и «Санта-Марию» через Атлантику…

Добравшись до расположения Нейтринной обсерватории Садбери, Понтер и Мэри прошли через опутанные трубопроводами и заставленные огромные ёмкостями помещения к пультовой. В ней было пусто: прибыв на эту Землю в первый раз, Понтер разрушил сферу с тяжёлой водой – основную деталь нейтринного детектора, а работы по её восстановлению были прерваны повторным открытием портала и установлением контакта.

Они вошли в помещение над детекторной камерой и через люк в полу – эта часть маршрута была для Мэри самой неприятной – спустились по длинной лестнице на платформу, установленную в шести метрах над дном камеры. Платформа находилась вровень с краем деркеровой трубы – устойчивой к сминанию решётчатой конструкции, вдвинутой в портал с той стороны.

Мэри остановилась на краю туннеля и заглянула в него. Внутри труба была вдвое длиннее, чем снаружи, и на другой стороне она могла разглядеть жёлтые стены вычислительной камеры, находящейся уже на той версии Земли.

Они предъявили паспорта находящимся здесь канадским военным – Понтер получил такой, когда неандертальским эмиссарам было присвоено канадское гражданство.

– После вас, – сказал Понтер Мэри – деталь этикета, которую он подхватил уже здесь. Мэри сделала глубокий вдох и вошла в трубу, которая теперь, когда она оказалась внутри неё, была шестнадцати метров в длину и шести в диаметре. Проходя через середину её длины, Мэри увидела сквозь прозрачный материал трубы кольцо мерцающего синего света. Она также видела тени, отбрасываемые пересекающимися металлическими сегментами, которые не давали трубе схлопнуться. Снова глубоко вдохнув, Мэри быстро прошла сквозь плоскость разрыва, обозначенную синим свечением, ощутив, как по телу от груди к спине пробежала волна статического электричества.

И вот она уже там – в неандертальском мире.

Не выходя из трубы, Мэри повернулась назад, к идущему следом Понтеру. Она видела, как светлые волосы Понтера разлохматились при проходе через плоскость разрыва; как у большинства неандертальцев, в естественном состоянии его волосы разделялись пробором точно посередине его длинного черепа.

Убедившись, что он прошёл, Мэри повернулась и продолжила путь к краю трубы.

И вот они здесь, в мире, отпочковавшемся от мира Мэри 40 000 лет назад. Они оказались внутри вычислительной камеры, которую она видела с той стороны, – огромного помещения, заполненного рядами регистровых резервуаров. Квантовый компьютер, спроектированный Адекором Халдом для выполнения программ, разработанных Понтером Боддетом, был построен для факторизации чисел неизмеримо бо́льших, чем любые, факторизовавшиеся до сих пор; случившийся при этом прокол в иную вселенную был совершенно непредвиденным побочным эффектом.

– Понтер! – послышался низкий мужской голос.

Мэри вскинула голову. Адекор – партнёр Понтера – сбегал вниз по пяти ступеням, что вели из помещения пультовой.

– Адекор! – воскликнул Понтер. Он бросился ему навстречу, и двое мужчин обнялись, а через пару секунд разжали объятия, и Понтер повернулся к Мэри:

– Адекор, ты ещё не забыл Мэре?

– Конечно нет, – ответил Адекор, улыбаясь очень искренней широкой улыбкой во все зубы. Мэри попыталась изобразить подобную же искреннюю радость, пусть и поменьше размером.

– Привет, Адекор, – сказала она.

– Мэре! Ужасно рад тебя видеть!

– Спасибо.

– Но что привело тебя сюда? Двое ещё не стали Одним.

– Я знаю, – ответила Мэри. – В этот раз я приехала надолго. Я буду изучать неандертальскую генетику.

– Вот как, – сказал Адекор. – Уверен, Лурт тебе в этом поможет.

Мэри слегка склонила голову – хоть у неё и не было компаньона, к объяснениям которого она могла бы прислушаться. Была то простая любезность или Адекор напоминал, что ей понадобится помощь неандертальской женщины?

– Я знаю, – снова сказала Мэри. – Буду рада пообщаться с ней снова.

Понтер повернулся к Адекору:

– Мэре заедет ненадолго к нам, – сказал он, – чтобы взять кое-что, что ей понадобится для длительного пребывания. После этого мы вызовем транспортный куб, и он отвезёт её в Центр.

– Отлично, – ответил Адекор. Он посмотрел на Мэри, потом снова на Понтера. – То есть ужинать мы сегодня будем вдвоём?

– Конечно, – ответил Понтер. – Конечно.

* * *

Мэри полностью разделась – она уже не так стеснялась наготы в этом мире, где отсутствовали религии с навязанными ими табу, – и прошла процесс деконтаминации калибруемыми лазерами – когерентными лучами с такой длиной волны, что они проходят сквозь её плоть, уничтожая все инородные молекулы в её организме. В её родном мире похожие приборы уже использовались для лечения многих инфекционных заболеваний. К сожалению, опухоли состоят из клеток самого пациента, так что этот процесс не может излечивать рак, в частности лейкемию, забравшую жену Понтера, Класт, два года назад.

Хотя нет, не «забравшую». Это глексенский термин, эвфемизм, неявно подразумевающий, что она куда-то ушла, что было неправдой, по крайней мере, согласно воззрениям людей этого мира. Сам Понтер сказал бы, что она перестала существовать.

И не «жену Понтера». Неандертальский термин звучит как ят-дежа – «женщина-партнёр». Будучи в мире неандертальцев, Мэри всерьёз пыталась думать неандертальскими категориями – это помогало привыкать к различиям.

Лазеры плясали по телу Мэри, пронзая его насквозь, пока над дверью не зажёгся светящийся квадрат, сигнализирующий о том, что процедура завершена. Мэри вышла и принялась переодеваться в неандертальскую одежду, пока деконтаминацию проходил Понтер. Появившись в мире Мэри в первый раз, он заболел лошадиной чумкой – у всех Homo sapiens иммунитет к этой болезни, но у Homo neanderthalensis он отсутствует. Процедура деконтаминация гарантировала, что они не несут с собой бактерии Streptococcus equii или любые другие опасные микробы и вирусы; каждый проходящий через портал был обязан подвергнуться этой процедуре.

* * *

Никто не стал бы жить там, где жил Корнелиус Раскин, будь у него хоть какой-нибудь выбор. Дрифтвуд – опасный район, полный криминала и наркотиков. Единственный положительный момент для Корнелиуса состоял в том, что отсюда до кампуса Йоркского университета можно легко дойти пешком.

Он вызвал лифт и спустился на шестнадцать этажей в запущенный вестибюль своего дома. Всё же, несмотря ни на что, он чувствовал некую… нет, не любовь, конечно, это было бы слишком, но некую благодарность этому месту. В конце концов, жизнь в шаговой доступности от университета экономила ему затраты на машину, на оплату водительской страховки и разрешения на парковку в кампусе – или $93.50, которые он бы тратил на месячный проездной.

Сегодня был прекрасный день; на синем небе ни облачка. На Корнелиусе был коричневый замшевый пиджак. Он пошёл по дороге мимо круглосуточного магазинчика с решётками на окнах. В этом магазине была гигантская стойка с порножурналами и пыльными консервными банками. Здесь Корнелиус обычно покупал сигареты; к счастью, у него дома нашлось полблока «Дюморье»[30].

Добравшись до кампуса, Корнелиус пошёл по дорожке вдоль здания одного из общежитий. Повсюду кишели студенты: некоторые всё ещё в футболках, другие уже в толстовках. Он подумал, что мог бы раздобыть тестостероновые заместители в университете. Он мог бы выдумать генетический проект, в котором они бы требовались постоянно. Ради этого одного стоило вернуться на работу, но…

Но в Корнелиусе и правда что-то изменилось. Во-первых, кошмары наконец прекратились, и он снова спал как убитый. Вместо того чтобы час или два лежать без сна, ёрзая и ворочаясь, злясь на всё, что в его жизни пошло не так, на все свои ошибки, на то, что в его жизни никого нет, – вместо того чтобы лежать и мучиться всем этим, он теперь засыпал, едва коснувшись головой подушки, крепко спал всю ночь и просыпался отдохнувшим и свежим.

Правда, какое-то время ему не хотелось вылезать из постели, но теперь он, похоже, справился с этим. Он чувствовал себя… нет, не энергичным, не готовым к ежедневной борьбе за выживание. Нет, он ощущал то, чего не помнил уже много лет, с летних дней своего детства, когда он был свободен от школы, от школьных забияк, от ежедневных тумаков.

Корнелиус Раскин ощущал покой.

– Здравствуйте, доктор Раскин, – произнёс бойкий мужской голос.

Корнелиус обернулся. Это был один из его студентов с курса эукариотной генетики – Джон, Джим… что-то вроде; парень говорил, что хочет преподавать генетику. Корнелиусу хотелось сказать несчастному дурню немедленно бросить эту идею; в наши дни в сфере образования нет хорошей работы для белых мужчин. Но вместо этого он выдавил из себя улыбку и сказал:

– Привет.

– Здорово, что вы вернулись! – сказал студент, удаляясь в противоположном направлении.

Корнелиус продолжил свой путь по дорожке между широким газоном с одной стороны и парковкой с другой. Разумеется, он знал, куда идёт: в Фаркуарсон-билдинг, где занимались науками о жизни. Но раньше он никогда не замечал, насколько забавно звучит это название: сегодня же он подумал о Чарли Фаркуарсоне, деревенском увальне, которого много лет играл Дон Хэррон сначала на радио CFRB, а потом в американском сериале Hee Haw[31]. Корнелиус покачал головой; он всегда был слишком… слишком какой-то, подходя к этому зданию, чтобы такие праздные мысли просачивались на поверхность сознания.

Он шёл на автопилоте, его ноги шагали по знакомому до мелочей маршруту. Но внезапно, толчком, он осознал, что подошёл к…

Это место не имело названия, и даже в мыслях он не наделял его никаким именем. Но это было оно: две подпорные стены, смыкающиеся под прямым углом, далеко от фонарных столбов, прикрытые разросшимися кустами. Это было то место, где он прижимал к стене двух разных женщин. Здесь он показал Кейсер Ремтулле, кто на самом деле главный. И здесь же он отымел Мэри Воган.

Бывало, Корнелиус специально проходил мимо этого места, даже при свете дня, чтобы поднять себе дух напоминанием о том, что по крайней мере некоторое время он был боссом. Часто один только вид этого места вызывал у него бурную реакцию, но сейчас между ног ничего даже не шелохнулось.

Стены были покрыты граффити. Та же причина, по которой это место избрал Корнелиус, влекла сюда мастеров баллончика с краской и влюблённые парочки, желающие увековечить свои отношения, так же как…

Он давно их стёр, но когда-то, целые эпохи назад, их с Мелоди инициалы тоже красовались на этой стене, обведённые стилизованным мультяшным сердечком.

Корнелиус прогнал от себя это воспоминание, снова оглядел место и повернулся к нему спиной.

«Сегодня слишком хороший день, чтобы идти на работу», – подумал он, направляясь обратно домой. День казался ещё прекрасней и ярче.

Глава 12

В пытливом духе, который поднял в воздух Орвилля и Уилбура Райтов[32], Амелию Эрхарт[33]и Чака Йегера[34]…

Когда Мэри и Понтер вышли из здания Дебральской никелевой шахты, Мэри была потрясена тем, что снаружи темно, хотя по часам была ещё середина дня. Она посмотрела вверх и ахнула:

– Боже! Никогда не видела столько птиц!

Огромная туча пернатых пролетала над ними, в буквальном смысле затмевая солнце. Многие из них кричали что-то вроде «Кек-кек-кек».

– Правда? – удивился Понтер. – У нас это распространённый вид.

– Да я вижу! – воскликнула Мэри. Она продолжала вглядываться в небо. – Господи, – сказала она, разглядев розоватые тела и сине-серые головы. – Да это же пассажирские голуби!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Перевод М. М. Филиппова, цит. по изд. 1903 года. (Прим. пер.)

2

Перевод В. Мартемьянова. (Прим. пер.)

3

Перевод Н. Вольпина. (Прим. пер.)

4

The Gipper – прозвище Джорджа Гиппа, знаменитого игрока в американский футбол, умершего молодым в 1920 году; Рональд Рейган снялся в роли Гиппа в фильме 1937 года Knute Rockne, All American, после чего прозвище «Гиппер» приклеилось к нему до конца жизни. (Прим. пер.)

5

The Young and the Restless – американская «мыльная опера», впервые вышедшая в эфир в 1973 году и продолжающаяся до сих пор. (Прим. пер.)

6

Джон Форбс Нэш-младший (1928–2015) – американский математик, специализирующийся в области теории игр, дифференциальной геометрии и изучении уравнений в частных производных. Лауреат Нобелевской премии по экономике 1994 года за «Анализ равновесия в теории некооперативных игр», а также единственный человек, удостоенный премии по экономике памяти Альфреда Нобеля и Абелевской премии.

7

M.D. – англ. medical doctor или лат. medicinae doctor – доктор медицины, стандартное добавление к имени врачей в англоязычных странах. Уточнение требуется потому, что «доктором» называется любой человек, имеющий научную степень Ph.D. – примерный аналог кандидата наук. Megadeath, или мегатруп, – единица измерения потерь при ядерном ударе. (Прим. пер.)

8

Группа быстрого реагирования на повторный контакт с барастами. (Прим. пер.)

9

В североамериканской академической среде – годовой оплачиваемый отпуск профессора с бессрочным контрактом, который он получает раз в восемь лет. Обычно в течение саббатикала учёный принимает участие в исследованиях, интересных лично ему либо не получивших финансирования, пишет книги, путешествует или просто отдыхает. (Прим. пер.)

10

The Two Noble Kinsmen – английская пьеса, приписываемая Джону Флетчеру либо Вильяму Шекспиру. (Прим. пер.)

11

Шекспир, «Ромео и Джульетта», пер. Щепкиной-Куперник. (Прим. пер.)

12

Фрэнк Горшин (1933–2005) – американский актёр, известный своими яркими характерными ролями, в особенности ролью Загадочника в телесериале «Бэтмен».

13

Лу Антонио – американский актёр греческого происхождения, известный также как телережиссёр, сценарист и продюсер. Номинировался на премию «Эмми» и премию Гильдии режиссёров Америки.

14

Слова, сказанные Кеннеди 25 мая 1961 года в речи, положившей начало американской программе пилотируемых полётов на Луну. (Прим. пер.)

15

Профессиональный бейсбольный клуб.

16

Wired – ежемесячный американский журнал, посвящённый влиянию новых технологий на культуру, экономику и политику.

17

«Скептический опросник: журнал науки и разума» – американский журнал, издаваемый Комитетом скептических расследований. Является международным, но не имеет формата научного журнала.

18

Maclean`s – канадский журнал-еженедельник, количество читателей которого оценивается более чем в два миллиона. Публикует материалы на злободневные темы.

19

«Сайнтифик Америкэн» – старейший американский научно-популярный журнал о новых и инновационных исследованиях.