Штык ярости. Том 3. Суворов против Наполеона

– Ну что, юноша, узнал все, чего хотел?

Поскольку добиться чего-либо от вытащенных преступников пока что вряд ли бы удалось, я кивнул и сказал:

– Конечно, ваше превосходительство, с вашей помощью мы получили от них важные сведения. Как вы думаете, кому их теперь надо доложить в первую очередь?

Многомудрый царедворец уже наверняка прикинул, как выгоднее воспользоваться полученной информацией. Я глядел на него и видел, как старик напряженно думает над тем, как теперь быть дальше. Наконец, он пришел к какому-то выводу, довольно улыбнулся и ответил:

– В первую очередь, мы должны сообщить об этом его светлости князю Италийскому. Поехали к нему поскорее.

Действительно, а ведь мне еще предстоял сегодня ужин с Ольгой и ее родителем. Поэтому нам следовало поторапливаться. Полностью согласившись с генералом, я предложил ему выйти на улицу из присутственного места. Хватит уже, сколько можно находиться в этих тесных помещениях, где стены, казалось, сами давили на голову, а воздух пропитался миазмами подземелий, где держали узников.

Выйдя из учреждения, мы быстро нашли извозчика и поехали к дому Хвостова, где снова поселился Суворов. От яркого солнца, слепящего глаза и свежего ветра, ворошившего волосы, у меня сразу перестала болеть голова и улучшилось настроение. Вскоре мы подъехали к особняку и я пропустил Кутузова вперед, чтобы он вошел первым.

Первым, кто нас встретил на первом этаже дома, оказался как раз Александр Васильевич. Он о чем-то спорил с Хвостовым, держа в руках исписанные листы бумаги, скорее всего, о новых стихах, сочиненных нашим баснописцем.

– Ты смотри, кого Витенька привел! Ну, здравия желаю, господин военный губернатор! – закричал он, увидев Кутузова. – Какие люди, помилуй Бог, какие люди! Где же вы пропадали, батюшка?

Он подбежал и приобнял гостя. Кутузов широко улыбался и я не знал, насколько искренен он сейчас. Единственный глаз его, во всяком случае, радостно блестел.

– Смотрите, сегодня самый сок общества решился собраться в твоем доме, Митя!

Забыв о стихах, Суворов повел гостя в гостиную, приказав подать горячего чаю. Когда мы расположились в комнате, полководец посуровел и спросил у меня:

– Что там стряслось на набережной? Весь город трещит, как сороки, все обсуждают покушение на Суворова. Снова все судачат, будто меня то ли расстреляли, то ли зарезали, а то и лошадьми задавили. Кто эти тати были?

Перед тем, как ответить, я мельком глянул на Кутузова и генералиссимус тут же добавил:

– Можешь говорить все, как есть, от Мизайлы Илларионовича у меня нет секретов.

Вздохнув, потому что у меня от Кутузова как раз-таки секреты имелись, я рассказал, что снова встретил Егора и с помощью старого карабинера избавил наш мир от его зловонного присутствия.

– Ты смотри-ка, даже здесь, в России-матушке проходу не дают! – удивился Александр Васильевич. – Чего же им надо, псам подколодным?

– Мы побывали в присутственном месте, где их держат в качестве арестантов, – ответил я, снова глянув на Кутузова. – И допросили их. Правда, произошло небольшое происшествие, после которого они пострадали еще больше, но мы выяснили, что за покушением стоит некое «Братство Сплоченных» и их руководитель Жеребец. Вам что-нибудь говорят эти клички и названия, ваша светлость?

Суворов хмыкнул и тоже поглядел на Кутузова.

– Готов поспорить, что эти ребята сами полезли на рожон. Скольких ты подстрелил, Миша?

– Одного, – скромно ответил Кутузов, вперив единственный глаз в стол. – Второго хотел заколоть штыком, но он не выдержал и все рассказал. Тогда я его пощадил.

– Штыком? – весело переспросил Суворов. – Это по нашему! Больши эти мерзавцы ничего не рассказали? Что касается всяческих «Братств» и Жеребцов, впервые о таких слышу. Это загадка для великоумных чинов полиции его императорского величества, вернее, для Кочубея, возглавляющего сие ведомство. Завтра же нанесу ему визит и расскажу о сем происшествии. Ты, Витенька, конечно же, отправишься со мной и снова объяснишь все подробности. А где мои адъютанты, кстати? Целы ли?

– В схватке пострадал Стрельцов, и Кушников отправился вместе с ним в лечебницу, – доложил я. – Странно, я думал, они уже вернулись. Наверное, появятся с минуты на минуту.

– Все это хорошо, но как же теперь англичане будут открещиваться от этих шпионов? – спросил Кутузов. – Надо учинить всесторонний розыск и вытащить всех этих заговорщиков на свет божий. Пусть англичане покрутятся, как ужи на печи.

Суворов махнул рукой, скривив и без того морщинистое лицо.

– Какие англичане, Миша? И это накануне большой войны с французами? Самое большее, что произойдет, это казнят этих участников, объявив их налетчиками и грабителями. Никакие высокие чины и громкие имена не всплывут, тем более упоминание об англичанах. Негоже нам ссориться с союзниками, когда такой большое дело затевается.

Суворов и Кутузов замолчали, а я перевел взгляд с одного на другого.

– Так что же, война с Наполеоном – это решенный вопрос? – спросил я, все еще не веря в происходящее. – Мы же вроде союзники.

– Я же тебе уже все объяснил, юноша, – тоже нахмурился Кутузов, а Суворов добавил:

– Витенька, не далее как сегодня я проведал, что две недели назад французы отобрали Мальту у англичан. Ты знаешь, что это значит для нашей империи?

– Знать-то я знаю, – ответил я. – Но Мальта была важна для отца нынешнего императора, для Павла. Александр же, насколько я знаю, не пылает к сему острову такой страстной любовью, как его отец.

– Это ничего не значит, – тоже нахмурился Суворов. – Мы связаны с мальтийским орденом союзными обязательствами и обязаны защищать их от посягательств. Ну, а раз французы наплевали на нашу защиту, то императору ничего не остается, как защитить орден.

– И не забывайте про расстрел герцога д'Аркура, – снова настойчиво добавил Кутузов. – Не сегодня-завтра наш министр иностранных дел, как он теперь называется, подаст ноту протеста правительству первого консула. Англия предъявит ультиматум и война будет на пороге. Как вы думаете, ваша светлость, кого поставят главнокомандующим союзной армии?

– Кого-кого? – проворчал Суворов. – Репнина вон пущай ставят или Каменского, мы его знаем, скороспела. Полным-полно фельдмаршалов сейчас.

– Полноте, ваша светлость, – ласково улыбаясь, сказал Кутузов. – Кому еще предводительствовать над союзными войсками, кроме как не вам? Никого другого австрияки не потерпят, да и англичане тоже, хоть вы и намяли им хорошенько бока на юге.

– Посмотрим еще, что скажет молодой император, – все также хмурясь, пробурчал Суворов. – Он мне сегодня устроил выволочку во дворце на приеме. Дескать, он самый главный у нас воитель и сам со всеми справится. Посмотрю я, что он с Бонапартом будет делать…

Кутузов задумался и спросил:

– Ваша светлость, я слышал разное мнение о Буонапартие. Что вы скажете о нем? Действительно ли он так хорош, как о нем говорят? Или он просто баловень фортуны?

Суворов вскочил со стула и пробежался по комнате. Я понял, что он достиг крайней степени раздражения.

– Кто говорит о фортуне? Помнишь, Миша, про меня завистники тоже так говорили?! А разве же я с фортуной на ты? Все чины свои с боем брал. Также и Бонапарт этот. Он сам пробился на трон французских королей, своей шпагой расчистил себе дорогу. О, Миша, ты даже не знаешь его еще по-настоящему! Я тебе так скажу, из всех полководцев, которых я знаю в истории, да и в современном мире, никто не сравнится с Бонапартом! Это гений, презревший глупые омертвевшие формы старой войны, за которые держатся наши тактики и теоретики! Он парит на крыльях и насмехается над тайнами победы, которые остаются недосягаемыми для глупцов, мнящих себя непобедимыми полководцами! Какая славная у него поступь, как твердо он ведет войска к победе! Ничего так не желаю, как скрестить с ним шпагу, но скажу тебе по секрету, я и сам не знаю, чем все это закончится.

Кутузов удивленно поднял бровь над единственным глазом и поглядел на Суворова. Я тоже поглядел на князя, также удивленный его сомнениями.

– Вы должны победить, ваша светлость, – сказал я со значением. – Вы знаете, чем все закончится в случае вашего поражения.

Суворов замолчал и уселся обратно в кресло. Кутузов тоже задумался о чем-то своем. Я поглядел на быстро сгущающиеся сумерки за окном и сказал, намереваясь уйти к Ольге на ужин:

– Ну, а теперь, позвольте вас покинуть господа. У меня есть неотложное дело.

Суворов покачал головой и глухо молвил:

– Нет, Витенька, никуда ты не пойдешь, нам нужно обсудить одно важное дело.

Глава 6. Знакомство с родителями

Я ожидал чего угодно, но только не такого ограничения моей свободы. Поначалу я разозлился, потому что снова упускал шанс встретится с Ольгой, но потом мне пришла в голову мысль, что Суворов действительно хочет поговорить о чем-то важном.

– Ваша светлость, у меня срочное дело, но я могу немного задержаться, – сказал я милостиво. – Что случилось, у вас все в порядке со здоровьем?

– Если я не перенесу похода, что тогда случится? – глухо спросил Суворов.

Я еще никогда не видел его в таком подавленном настроении. Мне всегда казалось, что уж кто-кто, а Александр Васильевич – это несокрушимая глыба, монумент, скала, которую невозможно сдвинуть с места или расколоть на части. Он никогда не сдастся и не отступит.

Неужели, удивился я про себя, вся суворовская неустрашимость являлась только плодом невероятного волевого усилия полководца? Неужели внутри он тоже был подвержен сомнениям и страхам, но просто искусно подавлял их и никогда не показывал на людях? Неужели он тоже обычный человек, который смог возвыситься до уровня полубога только за счет постоянной и глубокой работы над собой? Как же так, а?

– Разве вы не молили Бога предоставить возможность скрестить клинки с Наполеоном? – спросил я в ответ. – Теперь у вас такая возможность появилась. Если вы упустите ее, Россия будет в страшной опасности и вы это знаете.

Кутузов молчал и только идеала, что в великом удивлении переводил взгляд на нас, с одного на другого. Суворов поморщился и махнул рукой. В гостиную вошел Хвостов и сказал было: «А вот послушайте, какое новое стихотворение я недавно сочинил…», затем увидел, что присутствующие сидят в странном молчании и тоже ошеломленно остановился посреди комнаты.

– Я, Витенька, не сражения с Наполеоном опасаюсь, – сказал Суворов. – Я опасаюсь, что Всевышний за мои грехи не даст мне все-таки дожить до того мига, когда мы встретимся на поле боя. Если я скончаюсь от недуга в походе, то это станет ужасным ударом для нашей армии. Да и для союзников тоже.

– Уж я этого не допущу, можете не сомневаться, – как можно тверже сказал я, как будто имел прямой доступ к небесной канцелярии.

Хотя, кто сказал, что это не так? Все-таки, медицина будущего это для девятнадцатого столетия и в самом деле чуть ли не чудодейственная магия. Эх, по большому счету, Суворову сейчас было бы неплохо организовать комплексную медицинскую проверку организма и пройти курс лечения, а потом и реабилитации. Уж тогда он бы был к началу новой войны, как новенький. Я представил Александра Васильевича весело прыгающим по палате приемного отделения клиники двадцать первого века и невольно усмехнулся.

– Вот теперь ты понимаешь, почему англичане так хотят тебя уничтожить? – тихо спросил Суворов. – Вот почему я не могу отпустить тебя вечером, без сопровождающих по нашему городу. Где твой прожорливый охранник, этот забавный Бабаха?

– Послушайте, милостивый Александр Васильевич, почему вы разговариваете с Виктором так, будто он посланец самих небес и способен решать, кому жить, а кому нет? – изумленно спросил Кутузов. – Или все слухи о нем и вправду имеют какое-нибудь правдивое объяснение?

Суворов не успел ответить, потому что дверь в гостиную распахнулась и в комнату гурьбой вошли Кушников и другие адъютанты. Их было человек пять и одним из самых последних вошел Бабаха, удовлетворенно вытирая усы.

Я знал, что он так делал обычно после того, как ему удалось сытно потрапезничать. Конечно, вот почему он задержался, наверняка сидел в трактире с самого обеда и обжирался.

В гостиной сразу стало шумно и весело. Суворов забыл про свои вопросы и только многозначительно моргнул мне, когда я повторил, что вынужден покинуть их и отправиться по неотложным делам. Кутузов пожелал еще некоторое время провести со своим бывшим начальником. Я поманил Бабаху следом за собой и мы вместе вышли из особняка Хвостова.

Времени катастрофически не хватало и я приказал вывести Смирного и Булочку, наших неизменных буцефалов еще с похода на Индию. Мы забрались в седла и поскакали по улицам Петербурга. Хоть и вечерело, но все еще было светло. Весна уже постепенно превращалась в лето и погода стояла на удивление теплая.

– Слушай, вашблагородь, чего мы едем непонятно куда на ночь глядя? – почти сразу заныл Бабаха. – Я так наелся, что у меня сейчас брюхо трясет от езды на лошади. Мне плохо, вашблагородь.

– Ах ты прожорливый дармоед, – сказал я вполголоса, размышляя над тем, успею ли я к ужину у Ольгиного папеньки. – Ладно, оставайся дома и отдыхай, все равно ты сейчас за мной не угонишься.

Я ударил Смирного пятками и поскакал быстрее, а Бабаха и впрямь начал отставать.

– А ты точно не попадешь в какую-нибудь темную историю? – недоверчиво прокричал он мне в спину. – Подожди, я тебя не догоню!

– Я сказал, оставайся дома! – крикнул я снова и добавил: – Только не попадайся на глаза князю, не то он сдерет с нас обоих шкуру.

Бабаха послушался меня и вскоре действительно отстал, а я поехал дальше еще быстрее, не обращая внимания на злобное ржание Смирного. Коню тоже не нравилась быстрая езда, он предпочел бы пройтись шагом, но я опаздывал к любимой девушке и представлял, как она ждет меня и заставлял Смирного ехать все быстрее и быстрее.

Только чуть не столкнувшись на одном из перекрестков с каретой, я сбавил темп, но все равно ненадолго. В голове крутились образы обожаемой Ольги и я уже предвкушал, как буду сидеть напротив нее во время ужина и обмениваться с ней лукавыми взглядами и поддакивать ее простодушному отцу.

А там кто знает, может быть и удастся коснуться ее ножки под столом и увидеть, как мило краснеют ее щечки. В общем, я много ждал от этого ужина.

Но действительность разбила все мои радужные надежды. Когда я вошел в огромную гостиную, откуда доносились голоса гостей, лилися негромкий серебристый смех и позвякивали приборы, оказалось, что на ужин пригласили не только меня.

Ладно бы, что на пиршество явились ровесники графа Симонова, пятидесятилетние напомаженные аристократы, дамы в платьях с корсетами и мужчины в нарядных костюмах, в этом не было ничего страшного, в конце концов, они мне нисколько не мешали. Но, помимо этих пожилых людей, за столом, вокруг Ольги, сидели и ее ровесники. Причем других девушек, кроме моей возлюбленной, не было, а вот парней целых трое, причем все, сразу видно, графы или княжеские сынки, разодетые в пух и прах, сверкающие бриллиантами и золотом, аж глазам больно смотреть. Когда мне представили, они пренебрежительно посмотрели в мою сторону, не потрудившись даже и кивнуть.

Двое из них сидели напротив Ольги, как раз на тех местах, которые я в своих мечтах оставил за собой, а еще один сидел рядом, по правую руку, и то и дело невзначай касался обнаженного локтя юной графини.

Я извинился за опоздание и вынужден был примоститься на краешке длинного стола, одновременно озираясь и стараясь разобраться, что это за публика и куда я угодил. Своим несвоевременным приходом я уже нарушил незыблемые правила этикета того времени и сразу заметил, что Ольга хочет меня за это наказать и поэтому даже не смотрит в мою сторону. Наоборот, чтобы позлить меня, девушка особенно благосклонно улыбалась другим парням и смеялась их шуткам.

Люди за столом сидели все, как на подбор, знатные и утонченные. Я заметил несколько знакомых лиц среди гостей постарше и обменялся с ними приветствиями. Затем рассмотрел соперников и Ольгу.

Дочь графа сегодня был особенно хороша, наверное, потому что, в отличие от наряженных дам, оделась сегодня просто и незатейливо, в длинное белое платье с открытым верхом и полуобнаженными руками до плеч. Прическу Ольга тоже соорудила не взыскательную, но в то же время эффектную, обернув длинные волосы в красивый венок вокруг головы. Глаза ее, невероятно глубокие, с особенным вырезом, всегда манящие меня, сегодня казались еще привлекательнее и загадочнее, чем обычно.

Молодые люди были облачены в военные мундиры гвардейских полков. Те, что сидели напротив Ольги, были капитанами и они являлись дальними родственниками Куракиных. Рядом же с девушкой сидел граф Шаховский, молодой красавец атлетического телосложения. Я не могу сказать, что они не нюхали пороху, возможно, что они участвовали в сражениях, но утверждать этого с уверенностью было нельзя.

Спустя некоторое время, после того, как я осмотрелся, граф Симонов спросил у меня:

– Как здоровье его сиятельства Суворова? Говорят, сегодня днем на него совершили покушение, – при этом старик глянул на дочь и добавил: – Хотя, я слышал, что с ним ничего не случилось, вместо него в карете, по счастливой случайности, сидели вы.

– Совершенно верно, ваше сиятельство, – ответил я. – Все произошло в точности, как вы и говорили, князь не пострадал, а мы успешно отразили нападение этих налетчиков. Это оказались обычные грабители, рассчитывающие поживиться за наш счет.

Дамы начали ахать и осуждать падение нравов, когда среди бела дня по столице невозможно пройтись, чтобы на тебя не напали разбойники. Ольга скромно молчала, слушая разговор и намеренно не смотрела в мою сторону.

– Как же вы отбили их нападение? – спросил один из пожилых гостей. – Много ли было нападавших и точно ли это были грабители?

– Да, мы успешно с ними справились, – подтвердил я. – Их было всего пятеро человек и ранили троих, а двоих арестовали. К счастью, нам помогли молодые люди из прохожих.

– Что же вы, сами, без посторонней помощи, справиться были не в состоянии? – высокомерным тоном заметил граф Шаховский. – Вы тоже принимали участие в схватке, сударь?

Я небрежно поглядел на него и ответил:

– Да, мне тоже довелось помахать саблей. Хоть и без особого успеха, но я остался цел и невредим, в отличие от нападавших.

Шаховский скривил губы в ухмылке.

– Судя по вашему костюму, вы гражданский человек и не принимали участия в боевых действиях. Кажется, вас аттестовали, как лекаря? Что вы делали рядом с Суворовым, меняли клистирные трубки? Неужели даже рядом с таким боевым полководцем, как князь Италийский, вернее, теперь уже князь Туркестанский, вы не научились воевать?

Я не успел ответить, потому что мне на помощь пришел граф Симонов.

– Вы не правы, граф, Виктор участвовал в недавнем походе на Индию и я совершенно уверен, что он принимал участие в сражениях. Тем более, что он прекрасно стреляет из ружей, в чем мы имели возможность убедиться в прошлом году.

Он многозначительно посмотрел на меня, намекая на мой поединок с Буриновым, тогдашним кавалером его взбалмошной дочери. Кажется, теперь граф предостерегал меня от новых схваток, поскольку нынешние дуэли могли закончиться гораздо хуже, чем тот скоротечный поединок в провинции на пути к Оренбургу.

Повинуясь желанию хозяина дома, я хотел промолчать, чтобы не усугублять конфликт дальше, но тут Ольга заявила:

– Я не думаю, что Виктор принимал участие в боевых действиях. Он и вправду знаменит прежде всего только своими целительными способностями, а также тем, что совершенно не знаком с нормами приличия. На большее он вряд ли способен.

Я пристально посмотрел на девушку, а она ответила мне ледяным взглядом. Ясно, значит она пытается отомстить мне за то, что я осмелился ее поцеловать сегодня днем. Ничего, как-нибудь переживу эту трагедию.

Однако не успел я ответить, как все ее поклонники, словно сорвавшись с цепи, разом обрушились на меня, поскольку речь юной графини послужила для них спусковым крючком.

– Совершенно верно говорите, ваше сиятельство, – подтвердил Шаховский. – Я так и подозревал, что наш гость только и способен пускать кровь, но только больному и беспомощному человеку и только для того, чтобы его излечить.

– Я думаю, что он испугается. услышав грохот пушек, – поддакнул один из Куракиных и хихикнул. – Все-таки, это не каждому дано, стоять неподвижно под градом пуль и снарядов.

– Наверное, в походе он предпочитал отсиживаться в отдалении от поля боя, – предположил другой Куракин. – Наверное, он даже никогда не…

Остальные гости так никогда и не узнали, что именно молодой человек хотел сказать, потому что я, пользуясь тем, что сижу всего через двух гостей от него, встал, перегнулся через мешающих мне людей, схватил весельчака за лацкан камзола и с размаху пригвоздил головой о тарелку с супом. Кушанье подали только недавно и оно все еще было горячим, поэтому молодой Куракин заверещал от боли на обожженном лице.

– Что вы себе позволяете, сударь? – возмущенно закричал его родственник, но я, не слушая его, запустил в Шаховского серебряный кубок, к счастью, почти пустой.

Утварь угодила молодому графу прямо в лоб и он покачнулся на месте, чуть не свалившись со стула. Дамы завизжали, кавалеры встали со стульев, являясь невольными свидетелями грандиозного скандала.

Куракин вскочил со стола, лицо его было залито супом, он махал руками и громко требовал подать полотенце. Шаховский, надо признать, опомнился гораздо быстрее и не растерял при этом высокомерного апломба. Вскочив из-за стола и с ненавистью глядя на меня, он процедил:

– Стреляться! Здесь и сейчас, никаких отсрочек!

Второй Куракин, тот, что не пострадал, тоже вскочил и бросился на меня с кулаками. Поскольку я глядел в это мгновение на Шаховского, ему удалось залепить мне затрещину, после чего мы сцепились в клубок и повалились на пол, потянув за собой скатерть и с грохотом роняя стулья.

– Господа, позвольте, господа! – кричали присутствующие мужчины, в том числе и Симонов.

Мы барахтались на полу с Куракиным, причем, как мы успели отвесить друг другу тумаков и пинков. Затем на меня бросился кто-то еще и я догадался. что это первый Куракин, успевший, наконец, вытереть лицо. Надеюсь, ему понравился суп, но что-то по его виду этого нельзя было утверждать со всей определенностью.

В общем, свалка получилась знатная, не хуже, чем у ворот Ташкента. Вскоре, однако, нас растащили в разные стороны, при этом мы все, трое забияк, тяжело дышали, с ненавистью смотрели друг на друга и вытирали свои красные после драки физиономии.

Дамы испуганно застыли у стен, пожилые кавалеры поддерживали их за локти, а слуги лихорадочно старались навести порядок. Граф Симонов заламывал руки, а Ольга стояла, испуганно подняв руки к лицу. Кажется, она еще не верила в происходящее. Что же, вы еще до сих пор не видели обычной драки, к примеру, в кабаке? Тогда смотрите и наслаждайтесь зрелищем.

Я освободился от держащих меня рук и принялся поправлять одежду. Шаховский подошел ко мне с горящими глазами и сказал:

– Сударь, я буду ждать вас на рассвете за городом. Вскоре я пришлю к вам секунданта, чтобы обсудить условия поединка.

Держался он великолепно, сохраняя выдержку, все-таки вот что значит аристократическая выучка, разве что глаза его налились кровью, да голос срывался на крик. Меня все еще приводил в бешенство испуганный вид Ольги и ее недавнее обращение со мной, поэтому я поправил воротничок и хрипло ответил:

– А почему на рассвете? Вы же предлагали сейчас. Или вы испугались немедленного поединка с жалким лекаришкой, никогда не слышавшего выстрелов пушек и ружей?

К нам подскочил граф Симонов, причитая:

– Господа, что вы такое говорите! Прекратите же, господа, это такой ужасный конфуз!

Ольга поглядела на меня уничижительным взглядом, развернулась и пошла прочь из комнаты, вздернув носик, совсем, как сегодня днем, когда я неожиданно ее поцеловал.

– Отлично, тогда так и сделаем, – кивнул Шаховский, по лицу которого ползли красные и белые пятна. – Я с удовольствием застрелю тебя, ублюдок.

– Эй, подождите, я тоже хочу с ним драться! – закричал Куракин, тот, что искупался в супе. – И тоже прямо здесь и сейчас!

– Ничего страшного, вы будете следующим на очереди, – сказал я и посмотрел на третьего смутьяна. – А что касается вас? Вы тоже хотите немедля получить удовлетворение?

Третий мой соперник свирепо кивнул и тоже закричал, поправляя рукава камзола:

– Да, здесь и сейчас, слышишь ты, мерзкое чудище! Я с удовольствием перережу тебе глотку!

Я тоже кивнул ему и сказал графу Симонову:

– Ну что же, ваше сиятельство, прошу помочь нам с организацией поединка. Мы будем драться или здесь или пойдем в другое место, что вы нам предлагаете?

Несчастный граф посмотрел на наши непреклонные лица, тяжело вздохнул и обреченно сказал: