Стратификация

После того как Роман прочитал третье письмо, то долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, то накрывался одеялом, то скидывал его. Он смог погрузиться в сон только после того, как на ключ закрыл входную дверь. Впервые за долгие годы.

«Я уже писал, что снимаю квартиру в двухэтажке. На этаже напротив живёт парень, у которого вместо стекла в окно вставлена подушка, в двери нет замка и к нему постоянно приходят шумные друзья. Под окном и на лестнице валяются шприцы. Моя квартира (ту которую снимаю) получше – по крайней мере в окнах есть стёкла, а дверь запирается на щеколду, но клопы и тараканы минимизируют преимущество. Пару раз ко мне рвались друзья моего соседа, но я им не открыл.

Этой ночью не спал. Под окнами веселилась компания, бомбила музыка, кто-то раскатисто гоготал. Затем послышались женские крики. Минут пятнадцать. А потом всё стихло, компания разошлась, а крики перешли в рыдания. Не громкие рыдания, но не стихающие до самого утра. Не знаю, что там произошло и, наверное, не хочу знать».

В четвёртом письме Кирилл наконец признал, что почти нашёл вдохновение.

«Сегодня я встретил троих бездомных, двое из которых запали в душу. Не думай, на самом деле здесь куча бездомных (что не мыслимо для верхних страт), просто контакт (зрительный, не подумай чего лишнего) у меня сегодня был только с тремя.

Первую я увидел, когда шёл по улице в пять утра. Здесь, как я уже писал удивительные белые ночи, и я иногда прогуливаюсь ранним утром. Она лежала на лавке. Голая. На вид не более тридцати. Блондинка. Вся в ссадинах. Думаю именно этой ночью она лишилась одежды. У неё был померкший взгляд. И она посмотрела, но не на меня, а сквозь меня. И я ощутил частичку этой болезненной безнадёжности, от которой хотелось сбежать обратно и забыть всё, что я видел, но я пошёл дальше.

Вторым был пожилой мужчина без ног. Но удивительно то, что его привёз на машине какой-то крепкий амбал. Он что-то сказал старику, видимо дал указание, после чего калека начал выклянчивать деньги. Интересно, он все вырученные средства отдаёт амбалу или только часть?

Третьей была женщина. Пожилая и худая как узник Бухенвальда – кости, обтянутые плотью. На ней был тёмно-синий плащ и галоши, хотя температура стояла под тридцать с плюсом. Но то, что меня привлекло – это то как она держалась – гордо, с достоинством которого казалось у неё не должно быть. Мы посмотрели друг на друга. Не забуду её увлажнённые глаза полные страдания. Ещё никто во мне не вызывал такой жалости. Я хотел отдать ей все деньги, которые были с собой, но испугался обидеть, унизить её достоинство, того что она не возьмёт.

Вернувшись туда, где я остановился, несмотря на вопли, доносящиеся из соседней двери я начал рисовать. Я рисовал сутки напролёт. Рисовал её глаза.

Думаю я увидел и почувствовал то, ради чего приезжал и хочу уехать обратно. Если картина получится, то в следующем письме я укажу дату приезда. Встречай».

Пятое письмо пришло раньше, чем через неделю. Роман, на всякий случай, ежедневно проверял почтовый ящик, ожидая ещё одну весточку от друга. Обнаружив долгожданный конверт, Роман тут же вскрыл его. Но в отличие от предыдущих писем, Кириллом было написано всего несколько строк. Но таких строк, от которых парня пробрал лёгкий озноб.

«Буду краток: я влип по полной. Приезжай, если можешь и побыстрее. Твой друг, Кирилл».

Роман ни на секунду не раздумывал ехать ему или нет. Он в течение первых двух минут после прочтения письма оформил заявку на поезд и ещё через минуту получил подтверждение. Молодой человек был в дружеских отношениях со многими людьми, но Кирилла считал своим лучшим другом. Они были знакомы ещё с детского сада, но крепкая дружба родилась шестнадцатого февраля, когда оба они учились во втором классе начальной школы. В тот день их отпустили на два урока раньше, и Кирилл подкравшись бросил в Романа снежком из липкого снега. Мальчишки начали играть и доигрались до позднего вечера забыв обо всём – о доме, о голоде, о недоделанных уроках. Сугробы в южном крае даже зимой были редкостью, и дети веселились от души.

На следующий день и Роман, и Кирилл слегли с простудой. Но они не переставали общаться друг с другом, что было возможно благодаря интернету, сетевому покрытию и ноутбуку. Ребята переписывались, вместе проходили адвенчуры и платформеры, отсылали друг другу смешные видео и вскоре стали неразлучными друзьями. У них были свои так называемые фишки, одним из них было называть друг друга полными именами. А ещё они торжественно обещали друг другу не ссориться дольше пяти дней, не играть в платформеры с девчонками и делиться жевательным мармеладом. С тех пор Роман жёстко придерживался правил и всегда оставлял другу половину своих мармеладных конфет. Его крайне расстроило, что продолжать учёбу они будут в разных университетах и даже в разных стратах, но это не помешало друзьям встречаться в реальном и виртуальном мире и вместе проводить время когда это было возможно.

И теперь, когда Кирилл прямо писал, что оказался в опасности, Роман был готов на всё возможное для помощи другу.

– Вашу карту, пожалуйста, – проворковала улыбчивая диспетчер на платформе.

Роман протянул свою дорожную карту. Несколько месяцев назад было принято законодательное решение перевести дорожные карты в виртуальный формат, но бета версия платформы лажала и требовала всё новых доработок. Пластиковый формат карты хоть и обходился дороже в обслуживании для городского бюджета, но вполне устраивал пользователей. Дорожная карта заменяла посадочные талоны на железнодорожный, морской и авиатранспорт, являясь неким универсальным билетом на поездки дальнего следования.

Диспетчер считала сканером штрих код карты и разрешила посадку на поезд.

Роман с небольшим чемоданчиком, в котором хранились личные вещи, ноутбук, несколько бутылок воды, ланчбокс с сыром и две пачки жевательного мармелада, шагнул с перрона в вагон поезда. Пока он дошёл до своего места насчитал троих человек. Впрочем, все трое следовали в страту Т.

Моралист облокотился на мягкую спинку сидения и погрузился в созерцание панорамы за окном. Спустя полчаса прекрасный естественный природный ландшафт, наполняющий сердце надеждой и умиротворением сменился диковинными шедеврами природного дизайна, подчас принимающие причудливые формы: куст роз в форме фламинго, замок на траве из бархатцев и цветного гравия, лавки в виде исполинских листьев, скульптурные сооружения из самых разных материалов. Страта Т. Как только поезд затормозил, спутники Романа вышли, окинув его непонимающим взглядом – редко кто по своей воли путешествовал дальше страты Т.

Когда двери закрылись и поезд тронулся, Роман понял, что он – единственный пассажир в вагоне. Но это его не смущало. Он приник к окну наслаждаясь творениями Творческих, ощущая в душе сожаление о том, что сам не наделён даром тонко чувствовать и творить. Поездка до страты законопослушных заняла чуть более трёх часов. Как только ландшафтные изваяния сменились на скошенные поля стало ясно – страта Т закончилась. Роман отвернулся от окна, вид однообразной скошенной травы его не вдохновлял. Внутренний голос предосторожности звал его сойти с поезда пока не поздно, но совесть моралиста с лёгкостью приглушила глас рассудка.

На остановке в поезд зашли четверо людей: двое уполномоченных стража правопорядка с двоими, по всей видимости, конвоируемыми. Одна такая пара проследовала к месту, где сидел Роман. Уполномоченный, упитанный мужчина с небольшой растительностью на лице, одетый в форму Росгвардии, вёл за собой жилистого бородатого мужчину со связанными руками.

– Не против, если мы тут присядем? – Спросил он с любопытством оглядывая Романа.

– Конечно нет, – улыбнулся тот.

Уполномоченный слегка кивнул, усадил конвоируемого у окна напротив моралиста, а сам сел рядом.

Роману дико хотелось как следует рассмотреть депортируемого, но он, считая это неприличным, ограничился лишь косвенным беглым взглядом.

– Мы едим в страту лгунов, – начал разговор уполномоченный.

– А я дальше, в страту Н.

Уполномоченный присвистнул.

– У тебя там родственники? Девушка? – попробовал он угадать.

– Друг, – ответил Роман. И поспешил пояснить для избежание недоразумений. – Друг детства. Он – Творческий, отправился за вдохновением, а теперь попал в беду и попросил приехать на выручку.

– Ну и история, – однобоко улыбнулся конвоир. – А ты что же, тоже – творческий.

– Я – моралист, – ответил Роман и почувствовал нечто напоминающее чувство гордости, которого тут же устыдился.

Уполномоченный издал удивлённый звук, похожий на кряканье и даже депортируемый, до этого демонстрирующий глубокое безразличие повернул голову на Романа, показав серые близко посаженные прищуренные глазки.

– Ты – первый моралист, которого я вижу вживую. – Пояснил конвоир и протянул руку. – Михаил Петрович.

– Роман, – ответил юноша, пожимая протянутую руку.

– И как оно там? В страте М? – поинтересовался Михаил Петрович.

– Потрясающе красиво. По утрам пахнет разнотравьем, по вечерам – морем. Можно вечность смотреть на солнце, поднимающееся над водой, слушать пение птиц и любоваться зелёным лесом.

– Рай на земле, – подытожил конвоир. – А я вот с этим товарищем из законопослушных. Правда, товарищ после своей выходки теперь минимум на десять лет отправится к лгунам. Представляешь, продавал лотерейные билеты по 10 рублей и каждый второй если не первый у него выигрышным оказывался. То тебе – автомобиль, то – холодильник, то – стиральная машинка. Люди радовались. Но вот чтобы получить этот выигрыш, товарищ просил авансом налог заплатить. Многие и заплатили. Вот только выигрыша своего они так и не увидели. А товарищ продолжал жить себе припеваючи, переезжал из одного района в другой, пока его, наконец, не поймали, не осудили и не выдворили.

Товарищ при этих словах снова отвернулся к окну и напустил на себе безразличный вид.

– По мне, так надо бы его сразу к негодяям отправлять. Ну ничего, среди лгунов обживётся, а если снова проявит себя – покатиться в страту Н.

В этот момент провожатый разносил чай.

– Можно, пожалуйста? – Обратился Роман к провожатому, а потом повернулся к собеседнику. – Вам взять, Михаил Петрович? Вам и вашему товарищу?

На лице конвоира отразилась смесь удивления, благодарности и приятного предвкушения.

– Вот это я понимаю, моралист. Спасибо, тебе. Мне возьми, а товарищ обойдётся, итак уже разжился за чужой счёт.

Роман купил две чашки чёрного байхового чая с лимоном. Конвоир оказался особо общительным и после того как в деталях рассказал о своей жизни, перешёл к философии.

– Знаешь, я думаю, что у каждой страты есть своё особенное лицо, своя профессия, кроме, разве что, равнодушных. Вы, моралисты, занимаете все мало-мальски привлекательные управляющие должности. И это, вполне справедливо. Странно было бы, назначать губернатором человека из страты лгунов. Ожидаемо, но всё равно странно. То есть вы, моралисты, – руководители. С творческими тоже всё понятно – это художники, музыканты, литераторы, модельеры. Страта З известна представителями органов правопорядка. Ну само за себя говорит. Я с нежного возраста знал кем буду. Среди лгунов популярны профессии юристов, адвокатов, риелторов, банкиров. Наверно тоже не просто так. Но зато из женщин страты лгунов получаются лучшие жёны. Все это говорят. Вот только чтобы жениться на такой придётся перебираться в страту Л.

– А что насчёт страты Н. Чем она уникальна? – поинтересовался Роман.

– Своими негодяями! – Михаил Петрович неприятно рассмеялся. – Не понимаю я ни тебя, ни твоего друга, который поехал за приключениями на свою пятую точку. Ты, хороший, человек, Роман. Моралист, что тут скажешь. Вот возьми мою визитку – мужчина вытащил из заднего кармана брюк смятое объявление о продаже квартиры и написал на обратной стороне номер телефона. – Вот, возьми, пацан, наберёшь меня как попадёшь в неприятности, а ты в них непременно попадёшь, уж поверь мне.

– Спасибо, – поблагодарил Роман, принимая из рук конвоира смятый листок.

Тот кивнул, мол, принимаю благодарность.

Спал Роман неспокойно. Храп конвоира не позволял забыться, погрузившись в убаюкивающую музыку постукивающих об стыки рельс колёс поезда. «Товарищ», которого отправили на верхнюю полку, то и дело клацал по боковой панели. Время от времени уполномоченный на пару секунд замолкал, а потом принимался храпеть с удвоенной силой.

Роман смог забыться только под утро. Видение было образом из детства. Во сне он был второклассником, играющим в снежки с Кириллом как когда-то давно наяву. Проснувшись, юноша ощутил послевкусие ностальгии, которое не хотел отпускать. Ему не хватало тех мгновений дружбы, которые были в школьные годы. Разные вузы развели их. И несмотря на то, что друзья выкраивали время для общения друг с другом, нечто трогательное, детское и живое с каждым годом ускользало от них.

Пару минут Роман продолжал лежать на узкой койке, стараясь задержать в памяти мгновения безмятежного веселья, улыбаясь своим воображаемым и реальным воспоминаниям. Конвоир всё ещё храпел. «Товарищ» со связанными руками лежал, отвернувшись к стенке. Роман встал, прошёл в конец вагона, умылся, почистил зубы, использовал лосьон, отчего ощутил себя гораздо свежее, а когда вернулся, конвоир с депортируемым уже сидели за раскладным столиком. Ответив на приветствие, Михаил Петрович, попросил приглядеть за «товарищем», пока «отлучиться по необходимости».

Оставшись вдвоём с моралистом, «товарищ» решил заговорить.

– Руки страшно сводит. Ты когда-нибудь спал со связанными руками? Сводит страшно.

– Наверно, это очень неудобно, – согласился Роман.

– А ты и вправду моралист?

– Да.

– Ну и дурак.

Воцарилась минутная тишина. Наконец, Роман решил уточнить.

– Почему?

– Потому что ты не вернёшься.

– Почему вы так решили? Я помогу другу и сразу вернусь.

«Товарищ» прищурился, было похоже, что он насмехается.

– Нижние страты имеют свою волю. Они не отпускают. Они меняют тебя и не отпускают. Ты больше никогда не увидишь ни своего Чёрного моря, ни своего хвойного леса с щебечущими пичужками. Смирись, пацан.

Роман хотел что-то возразить, но заметил приближающего Михаила Петровича.

– Это уже чужая страта, – махнул конвоир рукой в окно, усаживаясь рядом с «товарищем».

Действительно, снопы гниющей травы, куски голой обезображенной земли с разбросанными железными банками и пластиковыми пакетиками. Страта Р, равнодушных.

Когда поезд остановился, в вагон вошли человек десять. У всех были обеспокоено раздражённые лица. За ними проследовали двое конвоиров, толкая перед сбой троих депортируемых.

Из открытой двери повеял холодный воздух.

– Знаешь, территория какой страты самая большая? Страта равнодушных. Их большинство, – озвучил свои размышления Михаил Петрович.

– Чтобы быть рядом с семьёй многие переезжают в нижние страты, – проговорил Роман.

– Что, прости? – Михаил Петрович не ожидал в данный момент каких-то пояснений от Романа.

– Ну, чтобы быть с семьёй. Если по результатам тестирования член семьи определялся в нижнюю страту, другие следуют за ним, чтобы не разлучаться. Так моя тётя переехала в страту Р, после тестирования моей кузины.

– А, ну, да, наверно. – неохотно согласился конвоир. – Но всё равно, равнодушных большинство.

До страты Л поезд добрался к вечеру. Роман тепло простился с Михаилом Петровичем и даже вышел на перрон, чтобы проводить его с «товарищем».

Столбы были обклеены объявлениями, призывающими взять в долг, освободиться от долгов и взыскать долги.

Когда Роман вернулся в свой вагон, то ощутил, как сердце на мгновение сжалось от образовавшейся пустоты. Он остался один на один с гнетущей стратой Л. Почему «гнетущей» Роман не мог дать разумный ответ, но ощущал это кожей, тем что находится вне сознательного и называется предчувствие.

Становилось всё более зябко. Роман поёжился и надел вязаный свитер.

С каждым метром поезд становился всё ближе к «земле Н». За окном сменялись панорамы мелких озёр, болот, скудных лесопосадок. Лежащее на горизонте солнце играло малиновыми лучами. Среди деревьев чаще всего встречались берёзы и лиственницы. Пролетали стаи диковинных для жителей юга птиц. Роман смотрел в окно почти завороженно. В голове пульсировала негожая для моралиста мысль: «почему такую красоту отдали негодяем, им бы больше подошла безжизненная пустыня юго-востока…».

Роман не сомкнул глаз до конечной станции. Мелкие озёрца, по краям покрытые льдинками отливали всем радужным спектром и пленили взор неповторимыми красками. Сопки, видневшиеся вдали сложно было так назвать. Это были целые горы с заснеженными вершинами, подножия которых облачились в мягкие зелёные кроны миллионов деревьев. Была ночь, но солнце будто самовольно отказалось сойти с живого холста этого великолепия. Показался Кольский залив, воды которого вели к Северному ледовитому океану. Баренцево море, такое же как Чёрное, но более холодное, величественное и чистое. По крайней мере именно так тогда воспринял его Роман.

Время приближалось к двум ночи, но за окном не темнело, а, наоборот, светало. Через некоторое время начали мелькать одноэтажные кирпичные и деревянные постройки – хижины. В окнах некоторых таких хижин горел свет – там жили люди. Постепенно постройки становились всё гуще, а их этажность росла. Зачарованный природой Севера Роман не сразу обратил внимание на проводницу, предупредившую его о скором приближении.

Наконец поезд сбросил скорость, затормозив проскользил по рельсам, фыркнул и остановился.

Закинув рюкзак за спину Роман вышел из вагона и спрыгнул с подножки поезда. Воздух был приятно свежим и влажным, ощущался запах лесного массива. Народа на перроне было немного – не более двух десятков человек. Солнце светило так, будто была не глубокая ночь, а только лёгкие сумерки. Огни города – вывесок, зданий, автомобильных фар искрились световой какофонией.

Роман пробежался глазами по толпе в поисках знакомого силуэта, но никого напоминающего Кирилла так и не нашёл. Его взгляд на несколько секунд застопорился на мужчине средних лет сосредоточенно барабанящего ногой по напольному контейнеру для мусора, из которого с каждым ударом что-то выскакивало. Роман так увлёкся этим зрелищем, что вздрогнул от неожиданности, когда к нему обратились.

– Вы ищете… – произнёс подошедший к нему мужчина контратенором.

Роман оглядел незнакомца – невысокого роста, на голову ниже самого Романа, худощавый, с рыжей копной волос и белёсыми бровями, резво переминающийся с ноги на ногу.

– Моего друга, – закончил предложение Роман с вежливой полуулыбкой.

– А, это такой вот молодой человек, – незнакомец сделал жест рукой описывающий рост, сантиметров на 10 выше своего собственного.

– Да, Кирилл, вы его знаете? – оживился Роман.

– Кирилл. Кирилл меня и прислал, – закивал незнакомец, продолжая усердно переступать с одной ноги на другую.

– Где он? Он сказал, что встретил меня на перроне.

– Возникли сложности, – незнакомец в такт своим движениям закачал головой, – Его мусора замели, штраф требуют.

– Кто? – растерялся роман.

Рыжий на секунду оторопел и даже перестал переминаться.

– Ну полицейские, – возобновив маятниковые движения пояснил незнакомец.

– За что? – оторопел Роман.

– За хулиганство. Витрину разбил.

– Кирилл? Разбил витрину?

– Разбил. Так вот, штраф нужен. Я всё улажу. Всё могу уладить. Оплачу куда нужно.

Роман машинально начал снимать рюкзак.

– Десять тысяч, – оживился незнакомец.

– Вы за него заплатите и Кирилла отпустят? – Роман потянулся к заднему карману рюкзака.

– Да, да, отпустят.

Движения незнакомца с ноги на ногу стали более ритмичными, и он почти что потерял равновесие от внезапного резкого толчка в бок.

– Сдрысни, чучело! – Подбежал к ним Кирилл и с размаху ударил обладателя контратенора в область грудины.

Рыжий ретировался с завидной скоростью сухого листа.

– Кирилл! – Расплылся в улыбке Роман, похлопывая друга по плечу.

– Надеюсь, ты ещё не успел передать здешним проходимцам данные своей банковской карты?

На Кирилле была надета чёрная кожаная куртка, из-под которой выглядывала клетчатая фланелевая рубашка.

– Он сказал, что тебя задержали полицейские за хулиганство, – попытался оправдаться Роман, на что Кирилл только усмехнулся.

– Ядрёна вошь, это же негодяи, Ромик, не забывай в какой ты страте.

– «Ромик»? – с улыбкой переспросил Роман, друг его ещё никогда так не называл.

– Знаешь, здесь стрёмно называть приятелей полным именем.

– А тебя как называть? Кирюша?

– Не, – сморщился Кирилл, – лучше не надо. Ладно, погнали в мою горе-квартиру.

Роман шёл то завороженно вглядываясь в величественные рельефы холмов, освещаемые незаходящим солнцем, то с недоумением смотря под ноги, чтобы обойти рытвины, разбросанный на дороге мусор и собачьи экскременты. Они дошли до небольшого двухэтажного здания с изрядно облупившейся грязно коричневой краской, неподалёку возвышалась гора мусора, под которой угадывались очертания мусорного бака. По пути к подъезду Роман чуть было не вляпался в увесистую кучу собачьих (а может и не собачьих) фекалий.

– Это отвратительно, – с брезгливостью выдохнул моралист.

– Красота в глазах смотрящего, – парировал Кирилл.

Дверь подъезда была распахнута, благодаря чему запах мочи ощущался не таким резким. Молодые люди бойко взобрались по лестнице на второй этаж. Дверь, в замочную скважину которой Кирилл вставил ключ была старой деревянной и изрядно покоцанной, но значительно лучшей, чем соседская.

– И тебе здесь нравится? – С нескрываемый изумлением произнёс Роман, заходя внутрь.

– Не мне, моему вдохновению, – с пафосом ответил Кирилл, щёлкнув выключатель коридорного освещения.

В квартире пахло акриловыми красками и огурцовым дезодорантом. Знакомый запах. Так пахло и в доме Кирилла. Стены были украшены пожелтевшими обоими с цветочным орнаментом. Низ стены коридора был заставлен свеженаписанными картинами. Кирилл терпеливо подождал, пока друг внимательно рассмотрит каждую. На них были изображены в основном грязные улочки, а на некоторых – ещё и оборванные люди, ковыряющиеся в мусорных баках. Все картины объединяла мрачная атмосфера безысходности.

– Твой вердикт? – не выдержал Кирилл.

– Картины красивые, но в то же время пугающие и отталкивающие. – Роман говорил медленно, пытаясь правильно подбирать слова. – Отталкивающий колорит, я бы сказал. Но почему ни на одной из них ты не изобразил неповторимую прелесть природы этого северного и в чём-то диковатого края?

– Ядрёна вошь, до того, как приехать в Н я только и делал, что изображал природу. Но комиссия этого не оценила, им всем приелась эта твоя природа. На фоне множества они отмечают не просто красивые творения, а необычные творения. А мерзость Н – это необычно. Необычно для них, которые не выезжали дальше страты Р.

Роман понимающе кивнул.

– Ладно, проходи в комнату, падай на диван, дядя Кирилл поведает тебе о всех здешних мерзопакостях, а завтра мы с тобой наедимся ужасно вредной и аппетитной пищи.

Глав 4. Шестая Страта

«Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них все самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься».

(А.С. Пушкин)

Роман долго не мог заснуть. Его переполняли новые впечатления, диван был узким и жёстким, а звуки музыки за стеной слишком громкими. Уснул глубоко за полночь, но по привычке проснулся в половине седьмого утра. Зашедший Кирилл застал его стоящим у окна.

– Только взгляни на эту красоту, – не оборачиваясь проговорил Роман.

Кирилл нехотя приблизился к узенькому окну с треснутым стеклом.

– На что смотреть? Всё в тумане. Здесь почти каждый день туман.

– Вон там, – Роман махнул в сторону холмов, – похоже на фантастический заоблачный край. По земле стелется густая мгла и почти ничего не разобрать, но если смотреть вдаль, то холмы, покрытые лесными массивами, будто парят в воздухе.

– Ядрёна вошь, здесь всё прекрасно кроме людей и результатов их жизнедеятельности, – отозвался Кирилл. – Голодный? Идём, я отведу тебя в одно забористое местечко.

Путь до забористого местечка составил около пятнадцати минут пешком. Кафе-бар «Минтай» имел мало общего со своим названием. Из рыбных блюд в меню были только рыбные палочки и бургер с рыбными палочками. В основном кухня включала в себя репертуар быстрого питания: гамбургеры, фишбургеры, чизбургеры, нагетсы, картошка фри, а также разнообразные миксы из спиртного с газированным. В помещении кафе-бара приятно пахло жаренным чесноком. Заведение было заполнено посетителями на половину. Кирилл отвёл Романа за барную стойку. Друзья заняли место в конце барной стойки, подальше от других едоков.