Сага о Невидимке

Майя Сондер

Сага о Невидимке

Девчонка из города на краю Континента.

У неё не было возможности получить достойное образование или выйти замуж за богача. И все мечты были приземлёнными: зимой она грезила о кружке горячего шоколада, летом – о свободном дне, весной – пробежаться по луже, осенью – упасть в кучу листвы, что собирали в саду дома на пятой Аллейной.

Диервин была совершенно нескладной девочкой: тонкие ручонки и ноги, длинный прямой нос с крупными ноздрями, хрупкие светлые волосы и голубые блёклые глаза. В детстве она часто отвлекалась, когда мадам Кринспо, сухая старушка с россыпью крупных веснушек на лице, пыталась вбить в головы учениц детского дома знания о пользе труда, молитвы и рецепты, что должны были пригодиться в работе гувернантки. Красивым она рассказывала ещё и о том, как ублажить мужчину, и о способах избавления от нежелательного “плода”. Диервин ничего об этом не знала.

Грювель состоял из пансионатов, домов терпимости, небольшой церквушки, где люди замаливали грешки, больниц и пары старых таверн. Сюда привозили дочерей для учёбы, оставляли прокажённых умирать… Сюда стекался весь сброд.

Когда Диервин исполнилось восемнадцать, она осталась в детском доме на правах помощницы мадам Кринспо и видела, как десятки лиц знакомых девушек, с которыми выросла, сменились на десятки незнакомых детских мордашек.

Теперь день Диервин состоял из рутины другого рода: глажка и стирка белья и одежды девочек, уход за их обувью, уборка сада, мытьё полов на лестницах и в комнатах. Её часто обижали, но она молчала. Сцепив зубы, терпела насмешки, не имея никаких планов и целей в жизни, но один случай изменил направление рельсов судьбы, по которым катился вагончик невзрачной девушки.

Диервин вытерла пот со лба и попыталась застегнуть верхнюю пуговицу пальто. Нитка, на которой висела пуговица, никак не хотела прыгать в отверстие, а пальцы, скрюченные от холода, будто отплясывали свой танец. День был отвратительно пасмурным: холодный ветер гнал облака, тучи сгущались над головой, от усердной работы пот, выступивший на лбу и шее, заставлял девушку дрожать, как будто она была больна, листья, собранные в кучи, разлетались. Но Ди неуклонно и монотонно пыталась собрать их вновь и, прижав граблями, донести до мешка. Палить сухую траву строго запрещалось – воздух и так был грязным из-за постоянной работы шахт неподалёку. Глядя на золотистые трубы-кишки, поднимающиеся над землёй, и отростки металла, стелющиеся по земле и стенам домов, она слышала и гул плотного газа, идущего по ним для обогрева тех самых домов. В их городе механизмов не осталось – всех их высосала война. Когда-то они добавляли шума скучному городку: пауки-железяки собирали мусор, одноколёсные велосипеды развозили почту, пухлый молочник в виде большой пчелы – молоко и свежие сливки.

Но всё затихло и город погряз в собственном дерьме.

Когда за спиной скрипнула калитка, девушка даже не обернулась. Осень выдалась дождливая, и мадам Хозяйка, как её называли за спиной девочки, жалела масла для петель. Они быстро заржавели и пытали девушку своим скрипом. Окно спальни Диервин выходило в сад, и когда кто-то забывал закрыть калитку, она всю ночь могла слушать песню. А ей было лень вставать и покидать почти уютную постель.

– Ди! Эй, Ди!

Она вздрогнула, медленно обернулась. Повиснув на тонких прутьях вместе с лозой, Из, девчонка с которой они дружили, приветливо улыбалась. Жили они в одной комнате, но Из уехала полгода назад в Тукмель – столицу Континента. Девушка улыбнулась, покрутилась перед Ди, показывая новое пальто из тёмно-синей плотной ткани. Её кудрявые каштановые волосы были заплетены в причудливую причёску.

– Ты как тут оказалась? – Диервин бросила метлу.

– К тебе приехала. – Из подбежала к ней и сжала в объятиях. – Ты будешь сильно удивлена!

Диервин, обняв знакомую, вдохнула запах из смеси знакомых ноток дорожной пыли и дорогих духов.

– Сколько нужно тебе новостей передать – голова кругом! – Из оторвалась от помощницы госпожи Кринспо и взвизгнула. – Ди! О, как же мне тебя не хватало!

Из присела на скамейку. Каменная статуя ангела с отломанным крылом оказалась под пышной юбкой. Диервин поставила метлу рядом с граблями – прислонила к забору. Осмотрелась в поиске мадам. Присела рядом. Порыв ветра заставил калитку протяжно вздохнуть.

“Чёртовы петли!”

– Я устроилась хорошо, – начала Из, спрятав руки в рукавички. – Мои хозяева – люди добрые. Я работаю компаньонкой их юной дочери: хожу с ней в театр, на балы, помогаю одеваться… Я чего приехала-то! Нашла тебе работу. В дом знакомого моих хозяев требуется гувернантка. Человек он военный, порядочный – для сына прислугу ищет.

Ди кивала, не веря своему счастью. Вон он, шанс покинуть этот ужасный городок.

Из схватила ладони подруги, сжала.

– В столицу поедешь, Ди! Разве не чудо? Жить будем совсем рядом! И во сне такое представить не могла…

– Сколько лет мальчику? – Диервин вдруг сникла, зашептала, словно передавала чужой секрет в уши Из. – Я ведь ни языков иностранных не знаю, манерам не научу… Как же я… что же я ему…

Из усмехнулась.

– Мальчишке этому уже семнадцать лет, – Из поспешила успокоить подругу, когда та от удивления округлила глаза. – Не волнуйся, всему он уже научен. Отец его, комиссар Хусс, известный человек. Влиятельный. Сын его – балда, но служить обязан. Через несколько месяцев отправляется на войну. А ты останешься со стариком. Будешь экономке помогать…

– На войну… Много уже людей ушло?

Смена темы с доброй на плохую заставила обеих девушек вздохнуть. Ветер пробрался под старое пальто Ди, и она вздрогнула. Из сидела не шелохнувшись.

– Война, наконец, коснулась и Континента… На западе видели машины Шахира, но атаку отбили. До столицы они не доберутся. Нет! Король не позволит!

– Каков же мерзавец! – воскликнула Диервин. – Отобрал земли у брата, а теперь посягнул и на Континент! Наш король победит! Я верю в это. И земли Шахира вернёт. и эти адские машины уничтожит!

– Так и будет! – поддержала пламенную речь Из. Она замолчала, когда услышала шаги за изгородью.

Из вздохнула. На красивом кукольном личике промелькнула печаль.

– Многие погибли… Ох, Ди! Грювель так далёк от бед империи! Мне нужно к мадам успеть, пока она не выпила сонного порошка. Ещё несколько девчонок нужны, но самое лучшее место я тебе отдам. Согласна?

Ди подняла глаза к серому небу. Облака, раздирающие бесцветное полотно, выглядели слишком жестокими. Столица была ближе к территории, на которой велись сражения, но сидеть здесь, в этом болоте, тоже не хотелось. Из терпеливо ждала, пока Ди решится.

И всё же, несмотря на множество противоречий, согласилась.

В восемнадцать лет покинула обитель нравственности, духовности и лжи.

Дорога до столицы заняла несколько недель. Остановки в деревнях и ночёвки в тавернах способствовали панике. Диервин прокручивала в голове приветственные слова и слишком часто поправляла ворот платья, глядя на девушек, что ехали вместе с ними. Она была самой страшненькой из всех. Из старалась скрасить долгую дорогу: рассказывала о жизни в столице, моде и сплетни о богатых господах, которых они не знали. Компаньонки слушали, разинув рты, а Ди пребывала в состоянии вечного беспокойства.

А справится ли она?

Придётся ли по вкусу?

Из была спокойна. Даже иногда вела себя слишком вольготно, заигрывая с солдатами, пользуясь своей внешностью. Диервин пряталась в тени. Старалась стать невидимкой. Наблюдала за теми, чей язык поддавался шнапсу. О, сколько тайн она узнала. Десятки жизней могла погубить одним лишь словом…

Жизнь менялась слишком быстро. На пятый день путешествия она забыла запах каморки, в которой спала… Из памяти стали стираться лица девчонок и ровный почерк мадам Хозяйки… Голос, побуждающий не спать всю ночь… Тела бродяг, подпирающих таверны…

Столица Континента была шумной. Диервин даже и не думала запоминать названия улиц – всё смешалось в пчелиный гул. Вот она… Жизнь в сердце монстра! На окраинах она еле тлела, но здесь кипела, готовая взорваться.

Невысокие дома с закругленными крышами из черепицы и массивными медными трубами, извивающимися по их фасадам, окружали главную площадь с фонтаном, из которого вместо воды струился золотистый пар, придавая воздуху сладковатый аромат. Когда карета, в которой они проделали долгий путь, круто повернула, Ди всё ещё не могла оторвать взгляд от птиц, что украшали фонтан – канарейки каждый раз дёргали миниатюрными крыльями, когда пар вырывался из труб.

На улицах Тукмеля гуляли прохожие: мужчины во фраках и высоких цилиндрах вели под руки дам в пышных платьях, девочки с ажурными бантиками на голове прыгали через лужи, продавец мороженого улыбался, глядя на них.

Как только они отъехали от площади, звуки щебетания птиц и смеха сменились гулом паровых машин. Одна из игрушек уличного торговца напугала Ди: большой воздушный шар неудачно сжался и, треснув, разлетелся на части. На него тут же набросились родители мальчика, заревевшего от испуга. Рабочие – люди, которых можно было узнать по коротким грязным штанам на подтяжках и вельветовым жилетам, рассмеялись. Они как раз прошли мимо кареты, и девушек обдало дымом от их курительных трубок.

Ди засмотрелась на дам, сидящих у кафе за столиками. Их маленькие чашечки с чаем и блюдца с пирожными, тонкие перчатки на краю стола и небрежно брошенные зонтики… Ди и мечтать не могла о такой жизни, но теперь могла дышать одним воздухом с местными модницами.

Из притеснила подругу к бортику кареты.

– Видишь? – она ткнула пальцем в изящную одинокую башню из стекла и медных тонких прожилок. – Дом короля.

Ди открыла рот. Облака, как по волшебству расступились. Поистине великолепное и одновременно казавшееся хрупким создание инженеров и строителей переливалось под лучами солнца. Разноцветные блики бесстыдно скакали по крышам лавок и таверн, школ и мастерских.

Диервин улыбнулась, повернулась к Из, что продолжала дышать ей в ухо.

– Смотри, смотри! Какая красота! – Из щекотнула локоном щёку.

И Ди смотрела. Старалась запомнить всё-всё. Она хотела написать письмо госпоже Криспо. Одно. Единственное. С благодарностью. И навечно забыть о маленьком городке на краю Континента.

Карета вновь покачнулась, колёса заскрипели. Узкая мостовая сменилась более широкой дорогой, сложенной из камней. Ровные одинаковые домики встретили гостей тишиной. Перед каждым домом стоял почтовый ящик, росли кусты и небольшие деревца лунного ореха с несъедобными фиолетовыми плодами, по чьей-то лужайке пробежал белоснежный кролик.

Ди поглядывала на Из. Она привыкла! Несомненно! Переваливаясь через тонкий бортик кареты, улыбалась, глядя на мир. Ди спряталась. На неё вновь накатила волна паники от всего великолепия. Она начала молиться, будто это могло спасти.

Колёса скрипнули и остановились. Железная лошадь застыла, выпустив из зада пар. Старый кучер ругнулся и повернул толстую шею. Диервин не разобрала слов. Вышла из кареты, схватила свою дорожную сумку, сглотнула ком…

Из щебетала, словно птица, выпущенная на волю… А Ди смотрела в щель клетки…

– Господин Хусс строгий человек! Комиссар! – её тонкие пальцы легли на холодные щёки. – Ди! Ты меня слышишь?

Кивка было достаточно.

– Комиссар! – Из поправила светлые волосы, плюнув на подушечки пальцев, пригладила странные брови. – Обращайся к нему только по званию! Глаза не поднимай! Разговаривай тихо! Всё поняла?

Диервин кивнула. Следя за тем, как подруга взбиралась в карету, сжала тонкие ручки сумки. Из окошка на неё смотрели три красивые мордашки…

Вскоре шум колёс кареты затих. На пустынной улице не было ни одного человека. Окна огромного дома зияли чёрными прямоугольниками.

“Нужен ли свет призракам?”

Ди тряхнула головой. За спиной прошагала машина, которую она никогда не видела: механический паук, перебирая толстыми лапами, собирал мусор и обрывки газет и складывал в выдвинутые жвала.

Ди подумала о том, что будет, если лечь перед ним? Он проткнёт своим острым когтем живот и сунет в пасть?

“Ну что за чушь закрадывается в голову?”

Мысли, странные и быстрые, перегоняли друг друга будто лошади на скачках.

“На какую из них поставить?”

Ди ощутила боль внизу живота. Нет, кровавый монстр должен был явиться через неделю… Она вздохнула, вспомнила и мысленно пересчитала марлевые крутки, что сложила на дно сумки.

Она увидела свет в окнах соседнего дома. Через мгновенье дверь открылась, и на пороге появились две женщины. Обе были одеты в траурные наряды. Они плакали, зажимая в ладонях платки, и цеплялись за руки друг друга, в поиске утешения.

Диервин чувствовала себя неловко. Она стала частью их мира на мгновенье и ей это не нравилось. Их крупные слёзы разбили идеалистическую картину, что она создала себе. Девушка и забыла, что идёт война. Разве можно думать о смерти, когда тебя окружает такая красота? Когда запах цветов и еды наполняет город, когда в воздухе веет любовью?

Но веяло ещё и чем-то тёмным. Этот запах был тоньше аромата дорогих духов. Он поселился почти в каждом доме столицы и за её пределами, но был Диервин ещё не знаком, как и дорогой парфюм.

Ветер был холодным, а голоса тусклыми, будто доносились до неё сквозь невидимую призму. Лишь спустя несколько лет она поняла, что так говорят те, кто потерял на войне детей.

Скрип двери напугал. Старушка, что скрыла половину лица во тьме – тем более. Дверь в дом комиссара была открыта.

– Диервин Эхесси. – Выплюнула Ди.

“О, так ты знаменитость! Сейчас перед тобой станут расшаркиваться и бить лбом о старый паркет…”

Старушка кивнула, открыла дверь шире.

– Проходите, мисс Эхесси.

В доме пахло безысходностью. Переступив через порог, Ди не знала, что хозяйка скончалась всего пару недель назад. Запах ладана и свечей смешивался с запахом старой обуви и сирени, тени на стенах от ламп напоминали кружево на платьях встреченных минуту назад плакальщиц.

Тусклый хмурый коридор уткнулся в тупик. Но Ди успела приметить большую гостиную справа, уставленную богатой добротной мебелью, и несколько дверей слева. Камин, что молил о чистке от горы углей, остался позади. Интересно, сколько книг было прочитано на диване, пока миссис Хусс не покинула этот мир? Каково было предназначение этой комнаты? Мечтали ли они о четырёх детях, наряжающих ёлку? Расставляла ли она ладони, когда её сын, шатаясь, делал первые шаги?

Пахло старостью… Ди не подала виду, когда взглянула на желтое пятно под потолком. Лестница в конце коридора, шаткая и одинокая, скрипнула в ужасе.

Каждый город был похож друг на друга: сотни торговцев, пахарей и фермеров изо дня в день таскались со своими товарами из одного места, окружённого стенами, до другого, похожего на предыдущий, как капли воды. Когда она жила в приюте, девочки мечтали выйти за богатых торговцев.

Каких? Задавалась вопросом Ди. Тех, кто проводит ночи, вглядываясь в дно стакана в таверне? Она попыталась однажды рассмотреть там морское чудище. То, о котором так любили судачить бывалые… Прозрачная, слегка мутноватая жидкость будто была проводником в мир неизведанный и мистический, но ничего, кроме старой столешницы, преломленной гранями стакана, так увидеть и не удалось.

И тогда Ди подумала о том, что в таверны и подобные места приходят за другим. За мечтами. А девчонки любыми способами пытаются романтизировать такую жизнь… Слушая рассказы о высоких волнах и песнях русалок, те, кто ни разу не покидал городок, могли хоть мгновенье пожить жизнью, что снилась им во снах.

О, как жесток был мир, приманивая красотой неизвестности и тут же окуная с головой в мир привычный.

Теперь Диервин могла похвастаться жизнью иной. Она, столичная девочка, толкала перед собой чемодан на второй этаж старого тёмного дома. И пусть внутри он выглядел не так, как она себе представляла, она вспомнила разговоры девочек и поняла, к чему они стремились.

Пышные бёдра мадам экономки раскачивались в такт скрипу.

Слышал ли хозяин шаги?

Злился ли, зная о неуклюжести старой женщины?

Дорожная сумка теперь тянулась вслед за Диервин. Надрывно, будто сопротивлялась переменам.

“Надо было оставить тебя в приюте?” – спросила себя Ди. От волнения так дрожали пальцы, что девушка пыталась запихнуть их в дырявые карманы. Нащупав обветренную кожу, она слегка усмехнулась. – “Не скрипи, родная! Тебе место у кровати занять следует, а мне в сердце господина!”

Старушка остановилась, отдышалась.

“ Тринадцать ступеней!”

Диервин положила ладонь на спину женщины, пытающейся восстановить дыхание.

– Куда мне пройти следует?

Старушка, а позже госпожа Дар, ткнула пальцем в тёмное полотно двери.

– Ты чемоданчик оставь. – Вздох, скрипучий и одновременно влажный, рассёк воздух. – Оставь.

Ди разомкнула пальцы. Кивнула. Под ногами скрипели старые доски.

Что ждёт впереди? Можно ли повернуть назад?

В коридоре на низких балках висели лампы. Их требовало почистить, чтобы старое стекло пропускало столько света, сколько отдали витиеватые лампочки, но до бедняг никому не было дела. Обои крепко держались на стенах, будто были воинами, оборонявшими замок. На полу не было ковра: на досчатом полу тут и там были длинные полоски и царапины, уходившие в открытый дверной проём.

Комната господина комиссара была такой же тёмной, как и весь дом. Окно, на половину завешенное старой тканью, едва ли похожей на штору, еле пропускало свет. Старые подтёки от дождя застыли на стекле. Ковёр, некогда пышный, теперь лежал вровень с паркетом. Дом не был похож на жилище богача. С виду добротный, внутри он казался умирающим лебедем… с гниющими внутренностями. Дорогая мебель была явно куплена давно и несла на себе раны долгих лет служения семье. Ди подумала о том, что военный человек привык жить скромно. Видимо и в доме любил практичность, а лишние траты, как обычно бывает у таких людей, вызывали головную боль.

Ди прижала пальцы к носу и тут же убрала.

“Нельзя! Нельзя показывать пренебрежение!”

У дальней стены виднелся чёрный проём. Ванная и отхожее место. Кровать с шатающейся ножкой несла в себе боязнь старости…

У окна стояло инвалидное кресло. В нём, словно восседая на троне, уместился старик. Камзол в дырах от наград, которых уже не было, выглядел комично.

Вот как выглядят люди, пытающиеся ухватить птицу прошлого за хвост. Раз! И в твоей ладони лишь старое перо.

Мужчина повернул голову. Несуразная, слишком жидкая борода блеснула в увядающем солнце. Ди не разглядела цвет его глаз.

– Мисс Эхесси… Простите, что не могу приветствовать вас поклоном.

“Склонившись, вы могли бы рассечь лоб!”

Ди молча сделала реверанс. Как учила мадам Хозяйка.

Господин Хусс скривился.

“Неужели не понравилось?”

Мужчина попытался подъехать ближе, но колесо не поддалось. Он едва слышно хмыкнул и остался у окна, приподнял подбородок выше.

– Вам, должно быть, ваши обязанности уже разъяснили?

Тёмно-синий камзол, тонкие, даже хрупкие ножки, затянутые в такого же цвета штаны, ботинки будто на два размера больше…

Ди сразу же поняла, что мужчина не терпел жалости к своему положению. Она не знала его, никогда не слышала имени, но понимая, что комиссар служил королю… Девушка хотела воздать ему должное.

“Никакой жалости!” – подумала Ди. – “Но помни кто перед тобой!”

– Да, комиссар. – Ответила она, стремясь спрятать волнение. – Но я готова исполнять все обязанности, что вы на меня возложите. Я не из робких…

Господин Хусс неожиданно улыбнулся.

“Какие ровные зубы!”

Он схватился пальцами за колёса кресла и двинулся в сторону дверного проёма. Ди отошла в сторону, ткнулась бедром в край стола. Кувшин с водой звякнул о стакан. Абсолютно обыденно закрыла за ними дверь его спальни и достала небольшой блокнот. Смочив слюной край перьевой ручки, она показала всем своим видом готовность записывать указания.

Мужчина вновь скривился, и Ди убрала пухлый блокнот, спрятала в дрожащих пальцах за спиной.

– Завтрак в восемь утра, обед в четырнадцать! Сложно ли запомнить? – господин остановился перед лестницей.

Растерянность на его лице могла рассмешить, но Ди ухватилась за два рычажка, что ответвлялись от спинки кресла.

– Определённые блюда, господин? – колёса кресла равномерно скатывались вниз. Скрысь – бум – скрысь – бум.

– Не ваша забота! Помните о расписании приёма пищи. Еда – источник сил. Пропустите и останетесь голодной до вечера. Следите за временем отхода ко сну – вялое лицо мне в доме ни к чему.

– За чем же мне ещё нужно следить?

– Мой сын… Он… Он человек импульсивный, страстный, мечтающий вознести имя нашей семьи до небес. Вы должны контролировать его. Возлагаю на вас власть, мисс Эхесси. Будьте с ним строгой, но не перегибайте.

Ди сжала рычажки, когда колёса коснулись паркета, выстилающего первый этаж.

– Вы должны следить за ним и докладывать мне о его перемещениях по городу. Однако, – мужчина сделал паузу и задрал голову, – учитывая вашу природную привлекательность, мне стоит нанять ещё мужчину, чтобы он следил за вами обоими.

Ди отвела взгляд.

“Сумасшедший старик!”

Руки затряслись ещё больше, будто девушку уличили за чем-то постыдным.

В доме было холодно. Вкатив коляску в зал, где камин уже зиял пустотой, Ди увидела на краю диванчика плед, сложенный в несколько рядов. Подбираясь к нему, девушка наступила на кругляшок золы. Она схватила плед и, развернув, набросила на колени мужчины. Сама Диервин тоже чувствовала дрожь в теле – старое льняное платье совершенно не грело. Бесполезная широкополая шляпа казалась несуразной, но будто бы придавала статуса. Так хотелось снять это чудо модельерной мысли и бросить вместо хвороста в камин…

– Табиен подал заявку в кадеты… Отправится на следующей неделе на границу с Вискенсией.

Ди села на край дивана – колесо кресла упёрлось ей в колено.

– Табиен, – забывшись, пропела Диервин. Встрепенувшись, она сняла головной убор. – Мне сказали, что через пару месяцев…

Мужчина закусил губу, отвернулся. Старый, как и собственный дом…

О чём он думал?

Жалел ли о прошлом?

– Табиен привык к роскоши. – Прочистив горло, комиссар продолжил. – Я отослал прислугу не из-за нехватки денег, а потому, что солдат должен привыкать к лишениям. Когда-то в нашем доме было шумно… Гуляя по ночам, не удивляйтесь, если увидите призраков прошлой жизни.

– Я призраков не боюсь…

Он рассмеялся. Искренне. Было в этом смехе что-то жалкое, безродное, как и сама Диервин.

– Верно. У живых гораздо больше поводов нас ненавидеть… – Мужчина взглянул на Ди. В карих глазах промелькнула злость. – Манерам вас не учили. Печально.

Так и не осознав, где ошиблась, Диервин склонилась перед господином.

“Он не друг тебе, дурнушка!”

– Простите, забылась…

Комиссар хмыкнул.

– Табиен привык к роскоши, – повторил старик, – так что на передовую отправитесь и вы.

Ди сжала кулаки.

“Нет!”

“Солдат должен привыкать к лишениям!”

Внутри всё пылало от злости. Комиссар сам себе противоречил.

“Сколько бы денег не платили – не поеду!”

– Будете стирать, шить, читать ему книги, выполнять женскую работу по дому, – продолжил комиссар, взглянул на Диервин. – Я хоть и стар, но из ума не выжил. Мой сын будет там представлять лишь мой дом и моё имя, в саму бойню ввязываться не станет. Через полгода вернётесь домой.

Он видел на лице девушки страх.

– Понимаю ваши чувства, но, право, беспокоиться не стоит.

– И всё же мне страшно, комиссар.

– Поверьте мне, самое надёжное место среди королевских солдат.

Госпожа Дар оставила её одну. Пока экономка помогала комиссару устроиться в комнате на дневной сон, девушка прошлась по коридору, заглянула в приоткрытые двери.

В гостиной, помимо дивана с креслами и камина, стоял трельяж, рояль и сломанный автоматон. Детали лежали прямо на полу, под крышкой мёртвой машины растеклось тёмное масляное пятно. Подобные механизмы Ди видела в полях, когда они ехали в карете. Странно было наблюдать за такой игрушкой, лежащей в гостиной военного комиссара.

Комнаты с другой стороны коридора вели в кухню, столовую и кабинет. Ещё одна дверь, открывающая нутро подвала, спряталась под лестницей. На кухне пахло хлебом и чесночной рыбой. У порога стояли склянки со свежим молоком. Столовая была совсем тёмной и без света лампы Ди не смогла рассмотреть убранство. Толкнув слегка дверь в кабинет, Ди замерла. Скрип, раздавшийся в пустом коридоре, показался излишне громким. Что ж, кабинет тоже остался загадкой.

Госпожа Дар не стала спускаться. Позвала шёпотом Ди и поманила ладошкой за собой. Поднявшись по лестнице, девушка прошла за женщиной направо. Это крыло было отдано прислуге.