Пополам не делится. 33 теплых истории о мохнатых «хвостиках»

А ей часто снилось море. Ласковое, теплое, бережно и нежно перекатывающее мелкие камушки, тихонечко урчащее что-то на своем морском языке… На море они летали семьей каждый год, но три недели отпуска пробегали еще быстрее, чем их местное лето, и она каждый раз грустила и плакала, уезжая.

Танюшка пододвинулась поближе к окну, потерла ладошкой замерзшее стекло и выглянула в образовавшийся просвет. Ничего нового, все та же серо-желтая мгла, как будто не десять часов утра, а вечер уже. На ближайшую неделю обещали, что будет только хуже.

Уходя на работу, родители предупредили, что ожидается снежная буря, и велели одеваться потеплее. Словно в остальное время, выходя на улицу, она не укутывалась и не заматывалась по самую макушку. Она вздохнула и пошла одеваться.

Сегодня у Танюшки было запланировано посещение библиотеки. Читать она любила безумно, живо и ярко представляла себе героев и сюжетные перипетии. Конечно, большинство книжек можно было без особого труда найти и в интернете, и она уже давно научилась это делать, скачивала и читала в электронном виде. Но библиотека была особым местом. Ей нравилось ходить между рядами и выбирать из стареньких потрёпанных книжек что-то необыкновенное… Нравились особый запах, атмосфера и тишина.

Танюшка захлопнула дверь квартиры и прислушалась. В подъезде завывало и свистело. Через щели в окне ветром надуло на подоконнике маленький сугроб. Девочка спустилась по ступенькам к входной двери. Здесь, с внутренней стороны, лежал уже гораздо более внушительный слой снега, а в щель выло натужно и громко.

Танюшка потянулась было к кнопке домофона и тут заметила в тамбуре сидящую неподвижно собаку. Сначала она даже испугалась немного от неожиданности, а потом вспомнила ее.

Это была рыжая довольно крупная дворняжка, жившая во дворе одного из домов по дороге к школе. Собака была ничейная, что само по себе в их климате случалось редко, слишком уж тяжело выживать бездомному животному, когда на улице большую часть года мороз. Но этой собаке кто-то еще пару лет назад сколотил хорошую конуру, поставил ее возле гаражей сбоку двора, и как-то прижилась она там. Подкармливали ее, притащили для тепла старые одеяла. И даже имя у нее было – Марфа.

Девочка пригляделась повнимательнее. Собака смотрела на нее немигающим взглядом грустных глаз, не шевелилась, но при этом дрожала крупной дрожью. На лапах и на боках у нее налипли огромные снежные колтуны.

– Да ты же совсем замерзла, – Танюшка склонилась к собаке и протянула к ней руку. Та не отпрянула, но и не потянулась к девочке, все так же немигающе глядя на нее большими черными бусинами. – Не бойся, – Таня тихонько дотронулась до рыжей макушки. – Еще и голодная, наверное… Пойдем со мной! – она поднялась и, мотнув головой, показала наверх. – Пойдем. Не бойся. Марфа, Марфушка, Рыжуля…

Собака послушалась и пошла за Таней, таща на себе кучу налипших снежных шариков. Таня открыла дверь, быстро скинула с себя верхнюю одежду, сбросила валенки, продолжая увещевать:

– Ты не переживай. Сейчас мы тебя отмоем, согреем, накормим… – сбегала в ванную, пустила теплую воду, налила шампуня, схватила старое покрывало и, сев перед Марфой на корточки и заглядывая ей в глаза, продолжила:

– Мы с тобой пока тут сами похозяйничаем. Родители только вечером придут… Они добрые, не выгонят. Наверное…

По поводу «не выгонят» Танюшка по-честному была не уверена. Сколько раз она просила завести собаку, но мама всегда была непреклонна, слишком уж много проблем и вопросов. А когда в отпуск, куда ее пристраивать? А выгуливать каждый день по два раза кто будет?

Воды Марфа не испугалась, стояла в ванне смирно. Фен поначалу ее смутил, но тоже почти сразу привыкла и успокоилась. Вообще она доверилась Танюшке как-то сразу и безоговорочно. И пока та ее намыливала, поливала, отдраивала и сушила, стояла спокойно и покорно.

После мытья, несмотря на то что Танюшка ее и феном посушила, и в покрывало закутала, еще долго дрожала. Вроде уже перестанет, а потом опять как волной накатит на нее и начинает колотить… Танюшка накормила Марфу теплой гречкой с колбасой и, усевшись рядом с ней на полу возле батареи, поглаживала ее по чистой рыжей шерстке и доверительно рассказывала:

– Мама у нас добрая. Она собак тоже любит, хотя и не разрешает мне гладить чужих. Но это она за меня переживает. Чтобы блох не подцепила или лишай… Но мы же тебя вон как тщательно отмыли… Посмотри, какая ты красотка… Я с тобой сама и гулять буду, и кормить, и убирать за тобой. Ты только не лай дома, чтобы соседи не ругались…

Собака слушала Танюшку, чуть приподняв одно ухо, и, казалось, все понимала и соглашалась…

– А хочешь я тебе про море расскажу? – девочка обняла Марфу и заглянула ей в глаза. – Ты же там не была, правда? Конечно, не была… А знаешь, мы тебя с собой возьмем. Я слышала, что собак тоже можно перевозить в самолетах… – Танюшка слегка задумалась и добавила:

– А в крайнем случае, ты не переживай, я с тобой тут останусь. Я уже большая, мама с папой и без меня могут в отпуск слетать. А мы гулять будем, я тебя командам всяким научу…

В конце концов, обеих так разморило возле батареи, что уснули, не сговариваясь, прижавшись друг к дружке под завывания вьюги за окном… Девочке снилось море и рыжая собака, бегающая по кромке воды. Марфе тоже что-то снилось: время от времени она вздрагивала и тихонько постанывала.

*****

– Рыжуля, вставай! – Танюшка вскочила и побежала в свою комнату. Собака последовала за ней. – Мне сегодня в школу никак нельзя опаздывать. У нас контрольная по математике, а еще мне стих надо рассказывать…

Танюшка быстро переоделась, покидала в портфель учебники и тетради, и, упаковываясь в дубленку, шапку и шарф, растолковывала собаке:

– Сиди пока в моей комнате, чтобы маму не напугать, когда вернется с работы. А когда я из школы приду, мы ей все объясним и расскажем… Ну, давай, Рыжуленька, пойдем в мою комнату, – она подталкивала собаку по коридору. – Идем!

Однако, Марфа слушаться и оставаться в квартире не хотела. В ответ на уговоры девочки она только поскуливала и рвалась к выходу.

– Ну что мне с тобой делать, – Танюшка чуть не плакала. – Там очень холодно, понимаешь? Ты опять замерзнешь или потеряешься… Как же тогда? – Таня все еще пыталась отвести собаку от входной двери. – Я без тебя не смогу теперь… Пойдем, Марфуша…

В конце концов, поняв, что оставить собаку дома сейчас не получится, Танюшка согласилась: – Ладно. Пойдем. Я тебя у тети Маши на вахте оставлю в школе. Она добрая, разрешит…

Выйти из подъезда получилось не сразу. Снаружи снега намело столько, что дверь удалось лишь немного приоткрыть, чтобы с трудом протиснуться в образовавшуюся щель.

Ветер сбивал с ног и швырял пригоршнями ледяной снег. Дорогу замело и в снежной круговерти идти приходилось чуть ли ни на ощупь. Танюшка медленно продвигалась в нужном, как ей казалось, направлении. Собака прижималась к ногам и следовала за ней. Пару раз девочка пыталась с ней заговорить, но ветер дул в лицо и полностью заглушал слова. Больше для своего успокоения время от времени Танюшка похлопывала варежкой по штанине и приговаривала: – Идем, идем… Не отставай, – Марфа и не отставала, держалась возле ног.

Сколько они так шли, Танюшка не помнила. В какой-то момент она поняла, что совсем уже не знает, где находится. Вокруг были только снег, сугробы и все усиливающаяся метель… Девочка совсем выбилась из сил. Хотелось опуститься в снег и больше не шевелиться… Ноги подкашивались, а сама она как будто растворялась в белой бесконечной пелене…

В себя пришла от того, что в лицо ей тыкался собачий нос. Марфа поскуливала и приводила ее в чувство, как могла. Кое-как Танюшка поднялась на ноги. А собака стала хватать ее за штаны и тянуть за собой.

Какое-то время они снова продирались через снежную свистопляску. И, когда сил уже не осталось, казалось, совсем, Марфа радостно взвизгнула, начала лапами разгребать снег и втиснулась в образовавшийся просвет. Уже совсем не соображая, что делает, Танюшка последовала за ней. Очутившись в небольшом закрытом пространстве, она обняла Марфу, нащупала какие-то одеяла, замотала ими себя вместе с собакой и разом провалилась в глубокий сон…

*****

– Скорее сюда! Вот она! Нашел!

Танюшка приоткрыла глаза и снова зажмурилась. Через круглое окошко на нее смотрело большое бородатое лицо в меховой огромной шапке. Лицо радостно улыбалось и кричало, а из-за него вовнутрь весело пробивался солнечный свет, от которого глаза никак не хотели открываться. Потом бородатая шапка слегка отодвинулась. Вперед протянулись здоровенные ручищи, которые вытянули Танюшку вместе с собакой и одеялами, стали тормошить и обнимать…

Танюшка недоуменно смотрела то на смеющееся это лицо, то на неуклюже бегущих к ним по сугробам людей, то на засыпанную снегом конуру, из которой их с Марфой извлекли, то на саму Марфу, оказавшуюся уже на земле и радостно прыгающую рядом… Ей хотелось и улыбаться, и плакать одновременно…

Искали Танюшку больше десяти часов. Родители забили тревогу, когда дочка не вернулась вовремя из школы.

Метели в их краях – дело привычное, дети с малых лет вынуждены часто ходить на уроки, продираясь по снежному бездорожью. Бывало, что и взрослые сбивались с пути… И в таких случаях на поиски выходили всем городом… И Танюшку искали все, кто мог. А обнаружили в пятистах метрах от дома в засыпанной собачьей конуре, спящей в обнимку с рыжей дворняжкой.

Оказалось, что Марфа в метель каким-то чудом нашла дорогу к своему дому и, тем самым, спасла их обеих. Спали, согревая друг друга. Девочка даже не обморозилась и не простыла…

*****

Скажете, чудо? Нет. Просто это тот случай, когда за добро воздается тем же… И как же хочется, чтобы так было всегда…

(На основе реальных событий 2023 года).

Фунтик, Красотка и дедовский метод

Дед был самым молодым из четырех оставшихся жителей деревни. При этом не так давно он разменял седьмой десяток. Среди оставшихся числились баба Маня и баба Шура восьмидесяти лет от роду и дед Мирон, который своего возраста не помнил, но точно был старше всех.

Дед не был коренным жителем деревни и вообще был когда-то городским, более того москвичом в нескольких поколениях. Кадровый военный, пятнадцать лет назад выйдя на пенсию и помотавшись перед этим по службе по всей стране, купил он дом в тогда еще живой деревне и сказал, что поездок с него хватит. С женой они давно были в разводе, дочка к тому времени уже заканчивала институт и собиралась замуж. Так что такое его решение никому жизнь не испортило, а он с тех пор дальше районного центра никуда не выезжал и жил чисто деревенской жизнью.

Дочка постоянно звала Деда к себе:

– Пап, ну седьмой десяток ведь уже. Не дай бог, что случится… А у вас ближайший врач в тридцати километрах… Давай уже к нам? И "молодежь" твою пристроили бы в хороший пансион…

– Вот буду лежачим, заберешь и спрашивать не будешь, – дед и слушать не хотел. – А пока хожу, здесь мое место…

Дочка, надо сказать, приезжала регулярно, не забывала. Раз в неделю появлялась сама или с семейством и привозила продукты на всю их "молодежь".

Хозяйство у Деда было не сказать, что большое, но и работы хватало. Сад, огород, пчелы, рыбалка… А вот скотину никакую принципиально не держал и мясо не ел.

Из домашней живности были кот Потапыч, доставшийся ему котенком вместе с купленным домом, подслеповатый уже, но еще вполне активный, и поросенок Фунтик.

Последнего Дед приобрел в райцентре, где того продавали еще совсем крохотного, понятно для каких целей. Дед посмотрел, подумал и купил… Для души и для компании.

В полгода Фунтик весил уже шестьдесят килограмм и останавливаться на этом числе явно не собирался. При этом он был активным, дружелюбным и жизнерадостным, любил спать на хозяйском диване, носиться по участку и забираться к Деду на ручки…

Последней в доме появилась Красотка. Только на момент появления назвать ее так мог разве что слепой…

Случилось это в октябре. Дело уже явно шло к зиме. Погода была отвратительная. То дождь, то снег, то все вместе. Дед, как обычно, открыл с утра входную дверь, чтобы выпустить Фунтика на прогулку, и услышал его громкое возмущенное хрюканье. Вышел на крыльцо и обнаружил там распластавшееся грязное нечто… При более детальном рассмотрении оказалось, что это собака, причем породистая – спаниель. Состояние ее было ужасным: колтуны, клещи, запекшиеся раны, грязь и крайняя степень истощения.

Дед почесал затылок:

– Что, Фунтик, пойдем-посмотрим, что можно сделать… Раз сама к нам приползла, значит, судьба…

Лечил и выхаживал ее Дед долго. Уж больно слабая была и замученная:

– Да, досталось же тебе, бедняга… И как ты здесь очутилась вообще? До ближайшей деревни двадцать километров, и там жителей ненамного больше нашего… Ничего, будешь еще красоткой, всем зайцам на загляденье…

Постепенно спаниелька и вправду превращалась из жалкого страшного заморыша в ладненькую огненно-рыжую собаченцую. Раны зажили. Отмытая шерстка закручивалась в веселые кудряшки. Отъедаться, однако, у Красотки категорически не получалось. Она за секунды сметала любую еду, все подряд, была вечно голодной, но при этом оставалась миниатюрной и тощей. А самое страшное, что она ужасно всего боялась. Шарахалась от любого резкого звука, крайне настороженно встречала все новое, чуть что поджимала хвост и пыталась спрятаться. В огромных черных ее глазах все время читался страх. За Дедом она, чуть поправившись, ходила словно хвостик, боясь выпустить его из виду и крайне не желая оставаться одной.

– Бедная моя Красотка… – Дед брал ее на руки и ласково качал, как дитя. – Хлебнула ты горя, однако…

Между собой живность уживалась вполне себе нормально. И если кот в силу своего возраста, обычно просто игнорировал остальных или мог задать трепку в воспитательных целях, Фунтик с Красоткой отлично ладили, играя и находя совместные развлечения.

На дворе во всю хозяйничала зима, особых дел у Деда не было, и он потихоньку стал учить Фунтика и Красотку "уму-разуму", как он говорил.

Начал с простейших команд, и оказалось, что в паре живность очень даже неплохо справляется. Выучили "сидеть", "лежать", "нельзя", "дай". Постепенно добрались и до более сложных команд и отдельных трюков. Красотка, например, научилась отлично ходить и прыгать на задних лапах. Зато Фунтик, который все больше увеличивался в размерах, мог виртуозно ходить змейкой и очень забавно похрюкивал в ответ на команду "голос". Обоим очень нравилось "перетягивание каната", когда нужно было, зажав в пасти тряпку, пытаться вырвать или отобрать ее у другого. По команде "канат" они дружно хватали один конец тряпки, а второй Дед тянул… Победа часто бывала на стороне живности.

– Пап, ты их еще к школе подготовь, – дочка, каждый раз приезжая, удивлялась новым результатам отцовских питомцев. – С такими темпами они у тебя скоро и читать, и писать научатся. Твой метод по телевизору показывать надо…

– А ты мне внука оставляй, я и его по своему методу подготовлю. Пусть соревнуются, у кого быстрее получится, – Дед только улыбался, припоминая дочери, что внуку уже шесть, а читать до сих пор не умеет.

Как-то, уже весной, Дед решил учинить большую стирку. Делал он это по старинке, бултыхая и прополаскивая бельё в речке. Затащил чан с постельным бельем на берег, простирнул сначала в тазу, а потом нагнулся к воде, чтобы прополоскать, поскользнулся и свалился в ледяную воду. А берег довольно крутой и скользкий.

Дед и за траву, и за кусты пытался цепляться, да только никак вылезти не получалось. Барахтался, чертыхался в воде и чувствовал, что силы уже на исходе. И тут услышал на берегу какую-то возню. Смотрит, а там Красотка с Фунтиком ползут к краю, задрав хвосты кверху.

– Нельзя, нельзя! – Дед замахал руками, как мог. Вытащить не вытащат, а потонут только все. А потом увидел на берегу простыню, которую собирался полоскать, и смекнул, что это, возможно, его последний шанс. – Канат, Фунтик, канат!

Фунтик хрюкнул, ухватил простыню, закрученную Дедом жгутом, и швырнул один конец вниз! Раздумывать о чудесах свиного интеллекта у Деда уже не было сил. Он ухватился за простыню и еще раз скомандовал: "Канат!".

Фунтик с Красоткой дружно потянули "канат"… Дед, держа одной рукой свой конец простыни, а второй цепляясь за траву, сумел вылезти на берег… Кое-как добрался до дома, разделся догола, укутался в одеяло, залез на горячую печку и отключился…

Проснулся от того, что его "молодежь" в лице двух бабушек и главенствующего деда Мирона учинили совещание возле его печки. Бабульки предлагали будить и отпаивать чаем с мёдом, а дед Мирон говорил, что ему сейчас отоспаться надо и что организм и так "сдюжит", а потом можно и чего покрепче "дрябнуть".

– И чай, и покрепче… – Дед почувствовал, что его организм действительно "сдюжил". – И булку с маслом!

– От напугал, так напугал… – бабульки зашебуршились, собирая на стол. – Кабы не твоя живность, мы бы и ни слухом, ни духом… А то ж прискакали оба. Один хрюкает, что оглашенный. Другая лаем заливается… Так мы в чем были и к тебе бегом…

– Это что… Они ж меня из воды вдвоем вытащили, – Дед слез с печки и прижал к себе одной рукой Фунтика, а второй Красотку. – Если б не они, уже бы в деревне на одного жителя меньше было…

– Добром за твое добро тебе платят, – баба Маня вытерла уголком платка навернувшуюся слезу. – А ты, Мирошка, все твердил, что на мясо его надо… – баба Маня кивнула на Фунтика. – А оно вона как…

Агата, Рыжие и Малышка

Осень воцарилась внезапно. Нет, еще не было холодно, дожди хоть и прошли сильнейшие, но пока еще не зарядили надолго. И все же как-то резко пожелтели листья, повысыпали осенние грибы, повеяло увяданием, погрустнело и затосковалось…

Впрочем, для невеселого настроения были свои причины. Татьяна с отцом враз и серьезно заболели. У обоих температура за сорок, кашель, одышка…

На далекой от всего мира туристско-рыбацкой базе, где они жили, это проблема. По раскисшим от дождей дорогам врачам не добраться.

Отца пришлось отправлять в больницу с пересадками: до села на моторной лодке, а дальше уже в город повезли на скорой.

Татьяна ехать наотрез отказалась – какое-никакое хозяйство, без присмотра не бросишь. Больше десятка летних домиков, несколько всесезонных, техника, оборудование, лодки…

В последние годы все немного подрасшаталось, пообветшало. У организации, которой все принадлежало, стало туго с деньгами, руководство без конца менялось, и было не до развития базы.

Но навещать регулярно не забывали – уж больно место было живописное, да и рыба в озере не переводилась, а грибов и ягод и вовсе было немерено. Позагорать и покупаться, если погода позволяла, тоже есть где.

Одна беда – глушь, и дороги такие, что либо на вездеходе ехать, либо ждать, пока просохнут.

Лечилась Татьяна всеми возможными способами – лишь бы отпустило побыстрее. Колола сама себе уколы, пила травяные настои, отлеживалась…

Но самое чудодейственное средство приходило само, причем, в двойном количестве. Приходило, обкладывало ее с двух сторон, согревало и убаюкивало громким бесконечным бурчанием…

*****

Котов она звала просто Рыжими. Все, кто приезжали на базу, неизменно приходили в восторг от статных красавцев огненного рыже-черного окраса, по размеру скорее напоминавших рысь или далеко не мелкую собаку.

Лесных котов Татьяна раньше не встречала, хотя знала, что в их лесах они водятся.

Рыжих она нашла в буреломе совсем в плачевном состоянии. Что случилось с их мамой, было непонятно, но котята, хоть и не совсем уже мелкие, были крайне истощены и уже почти ни на что не реагировали.

Отпоили, откормили, выходили…

Коты, хоть номинально и лесные, оказались вполне себе домашними и ручными. Гулять могли подолгу, иногда и сутками, охотились, но потом неизменно возвращались домой и уж тогда и ласкались, и подлизывались, и бурчали…

Да, мурлыкать Рыжие не умели, и несмотря на все их старания, получалось скорее бурчание или тарахтение. Зато громко и от души.

*****

Матери Татьяна не помнила, точнее, память упрямо отказывалась хранить ее образ. Когда она бросила их с отцом, Тане было неполных два года.

Мать сбежала в город с каким-то студентом, приезжавшим в деревню на каникулы. Студента сменил известный художник, затем профессор, а позже и вовсе какой-то авторитет местного пошива.

Мать несколько раз приезжала, пытаясь зачем-то пообщаться с дочкой, но Таня убегала и пряталась у соседей.

В последний раз она видела ее, будучи уже довольно большой, восемь лет ей тогда было, но в памяти все равно ее черты храниться не хотели – встретила и не узнала бы…

Отец любил Танюшку безмерно. И баловал по мере возможности, и играл, и наряжал…

Но маму во многом заменила – нет, не другая женщина, ее в жизни отца так больше и не случилось, а большая лохматая собака…

Агату отец завел за год до Таниного рождения. В деревнях собак обычно не сильно жалуют и в дом не пускают. Но у Сергея, отца Тани, на этот счет было свое мнение.

Бывший детдомовец, первое, что он сделал, прибыв в деревню по распределению и получив в свое распоряжение, как молодой дипломированный специалист, небольшой домик, купил у соседей щенка кавказской овчарки.

Большая собака – это была его мечта с раннего детства. Агата стала не только ее воплощением, но и самым лучшим и верным другом Сергея. А друзей, понятно, во дворе не держат.

Щенок был последний. Остальных уже давно разобрали – они были здоровыми, а трехмесячная Агата имела врожденный дефект глаза, который не видел, и ее никто не брал.

Сергея это нисколько не смутило, и лохматый шарик в тот же день переехал жить к нему…

Работал Сергей инженером лесного хозяйства, много времени проводил в лесу, и Агата всегда с радостью его сопровождала.

Через пару месяцев после приезда Сергея в деревню он неожиданно влюбился в местную красавицу и скоропалительно женился. Вскоре родилась Танюшка.

Жена с самого начала относилась к девочке как к обузе, мешающей ее молодой веселой жизни, устраивала истерики и, бросив ребенка, уходила в неизвестном направлении. Потом часто возвращалась в нетрезвом состоянии, а иногда и пропадала сутками.

Сергей разрывался между работой и домом, вынужден был время от времени пристраивать ребёнка соседкам, а главной помощницей и нянькой стала Агата.

В маленького детеныша своего хозяина Агата влюбилась с первого взгляда, а точнее даже с первого нюха, боялась спускать с Танюшки свой единственный глаз, а когда девочка подросла, стала ползать, а потом и пошла, то и вовсе неотступно следовала везде за ней.

Спала Таня часто в обнимку со своей собачей мамой, и за ее безопасность Сергей всегда был спокоен.

Он стыдился поведения жены, о любви давно и речи не было, поэтому, когда она однажды собрала вещи и укатила в город, Сергей вздохнул с облегчением.

А через пять лет Сергею предложили должность директора туристско-рыбацкой базы в красивейшем, но глухом месте вдали от цивилизации. В километре от базы – небольшая деревенька, рядом огромное озеро и леса…

Зарплату озвучили просто астрономическую по местным масштабам. Сама база очень понравилась и Сергею, и Танюшке.

Но, наверное, он все равно бы не согласился: Танюшка только пошла в первый класс, а в школе, куда ей пришлось бы ходить на новом месте, десяток детей разных возрастов и один преподаватель на всех.

Но по счастливой случайности, дочкина первая учительница, в которой Танюшка души не чаяла, переезжала к больной матери, живущей как раз в этой глухой деревушке, и устраивалась на работу в местную школу.

Таким образом, вопрос был решен, и они начали строить жизнь на новом месте.

*****

Агата всегда была неотъемлемой частью Таниной жизни. Ее мамой, слушательницей, подругой, охранником, свидетелем и соучастником ее приключений…

Большие собаки не живут долго, но Агата не могла бросить свою девочку. Таня росла, Агата старела, но не показывала виду.

Она ушла, когда Тане исполнилось семнадцать, и она уже заканчивала школу. Именно ушла. Передвигалась собака давно с трудом, но, видимо, так распорядились природа и так решила она сама.

Проснувшись утром, Таня не нашла Агату дома. Лес овчарка за много лет изучила досконально, и раствориться бесследно в его чащах было для нее несложно…

Поверить в Агатин уход было выше Таниных сил. Она безрезультатно искала ее несколько дней, а в итоге нашла в буреломе Рыжих…

– Агата нам утешение подкинула, – грустно улыбался Сергей, держа на руках засыпающих котят, отъевшихся и начинающих превращаться из заморышей в лохматых шариков.

– Па, ты же знаешь, ее никто не заменит, – Таня склонилась к котятам, и на их густую шерстку закапали слезы… – Что мне делать? Не могу я здесь…

Сердце без Агаты разрывается. Может, мне в город поехать и в медколледж поступить? – Таня боялась смотреть на отца, чувствуя себя предателем.