bannerbanner
Перекрестки. Книга вторая. Бриз перед бурей
Перекрестки. Книга вторая. Бриз перед бурей

Полная версия

Перекрестки. Книга вторая. Бриз перед бурей

Язык: Русский
Год издания: 2025
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Перекрестки

Книга вторая. Бриз перед бурей


Николай Колос

Редактор Николай Леонидович Колос

Дизайнер обложки Николай Леонидович Колос

Корректор Николай Леонидович Колос


© Николай Колос, 2024

© Николай Леонидович Колос, дизайн обложки, 2024


ISBN 978-5-0065-1778-3 (т. 2)

ISBN 978-5-0062-0967-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


От автора

Две мои книги «Перекрёстки», по моей задумке, являются лишь предисловием к главной книге, которую мне хочется написать. Изложить то, что я передумал и пережил. Может быть они так и останутся предисловием – мне почти 95 лет. Но не в этом дело.

Я иногда обращался к Богу, но чаще в стихах. В прозе – очень мало. А предлагаемая мной книга сейчас прошита, может, к сожалению, белыми нитками, ссылками на Бога. Почему белыми? – Потому что, если я и верю в Бога, то не в того, какого нам предлагают мировые религии мира. Не в того, кому поклоняются христиане, католики, сунниты, шииты, буддисты и так далее. Не в того кто живёт в дорогущих храмах. Потому что, на мой взгляд, там живёт лишь Золотой Телец, собирающий свою дань, чтобы больше жиреть. Там живёт не Творец Мира, а наоборот – поджигатель войны, так как нет большей нетерпимости, чем нетерпимость к прихожанам других конфессий! С расхожим понятием – «Не в того верите!»

Если я верю в Бога, то не в заезженное название и представление нарисованное в христианских храмах, и написанное золотой вязью в мечетях и синагогах а, может, лишь в травинку, или каплю дождя, разложенные на самые малые частицы, называемые сейчас квантами. Именно в ту первоначальную частицу из мириад которых, в конечном итоге, сотворён наш Мир. Они первичны, а травинки, или капли дождя, как и всё остальное производное. Наверно это и есть Мой Бог! – Первичное начало всего сущего!

Но, человечество, к которому, надеюсь, принадлежу и я верит в того Бога, которого ему внушили в детстве. Поэтому я не смею возражать большинству, и принимаю их веру и их чаяния, имея и свою, только мне внушённую моей жизнью и моим опытом. И если у моих близких, или далёких сородичей есть маяк, называемый Богом, к которому они идут, то я пристроившись, иду вместе с ними и разделяю их чаяния, несмотря на то, что со многими их постулатами я не согласен. Я просто не буду индивидуально делать то, что мне противно… Я не буду убивать мне подобных и не только!

Вот по этому эта книга, в общем, и несёт протест убийству. Это то, что я хотел сказать. Удалось ли мне это – вам решать.

И ещё: по пути следования моих героев я старался посетить, или просто наметить исторические места и события связанные с ними. Чтобы заинтересовать читателей, если такие найдутся, историей нашей цивилизации, и читающий мог заразиться оскоминой познания и углубиться в интересные исторические события. Я так думаю, что знающий историю, может самостоятельно и верно взглянуть на окружающий Мир, а не повторять как попугай мантры, внушаемые средствами массовой информации. Она тоже нужна для настройки нужной сиюминутной ориентации, но её нужно употреблять вдумчиво, перевариваемыми порциями, а не объедаться ею до расстройства психики. Вот так!

Николай Колос.

Глава 1. Встреча, которой не ждали

Терский казак, есаул Букрат, без ноги и без глаза, потерянных на войне, ехал в столицу Терского казачества на большой круг и… его обуревали мысли:

«Мог ли Бог допустить чтобы в его епархии, в подвластном ему мире был чем то обижен плачущий ребёнок? Из этого вопроса вытекает следствие – если он, обиженный плачущий ребёнок, появился в результате какого то противному Богу, действия человека, то и тот и другой – ребёнок, и Бог… явление реальное! – Человек обидел – Бог защищает ребёнка сезами, если по другому не в силах. Если он не мог отвести от ребёнка обиды. Тогда – есть ли Он? Допустим, что есть! – Плачущего ребёнка мы видим на каждом шагу. Бога не видим. Но, в данном случае, в случае с плачущим ребёнком, Бог существует только в Мифе. А миф, к сожалению – гораздо весомее и «реальней» любой признанной и непризнанной нами реальности. Реальность, любая, имеет временные рамки, а миф вечен!

Если это так, то выходит, что Бог, если Он есть, допускает обиженного плачущего ребёнка! Хотя тот же Бог, в тех же мифах говорит, что обида – большой грех! – Значит он допускает грех! И Бог наказывает ещё несмышлёного ребёнка греховным наказанием, уча его разуму, или другими словами, приучая к покорности! Покорный ребёнок – всегда пай-ребёнок. Такой вышколенный, без собственного мнения и подавленного естественного желания сопротивляться маленький человечек, готовый выполнить все требования своей няни. – Имеем ввиду – наместника Бога на Земле! Но этот человечек вырастет… и тогда как? – Да просто – он будет служить мифическому Богу! … И Бог ему, через своих земных посредников скажет как нужно поступать в любом случае, по кем то написанному сценарию! Будем верить, что написанным… самим Богом! – Будем верить! – Так приятней оправдывать свои и чужие любые поступки»!

Букрат не гнал рысью своего жеребца и продолжал рассуждать —

«Рука Цезаря Московского Государства, уже давно именуемого Россией, дотянулась до маленького, но тоже государства, гордого кабардинского народа и воевала с ним, другими словами покоряла его народ и его земли сто один год! И покорила… путём уничтожения почти всего мужского населения! Сейчас Кабарда является частью большого Российского Государства, со своей собственной столицей – Нальчиком. И он – кабардинец Букрат, казак Великого Терского Казачьего Войска, служит Великой России. За Великую Россию, покорившую его и его народ – получил увечье, слава Богу позволяющего продолжать жить дальше. И сейчас едет на большой казачий круг решать дела Терских казаков и… скорее свои собственные.

Возникает вопрос – для чего тогда Кабарда сражалась с Россией сто один год, если всё равно она стала частью Российского Государства? Есть ли на это ответ? Может и есть, но не один и неоднозначный. И скорее всего он тоже будет являться мифом, отображённым в народном кабардинском закамуфлированном фольклоре и эпосе. К сожалению устном. Кабарда долго не имела своей письменности. (А может умники и напишут)…

Может удасться найти его, этот фольклор, или придумать вместе с кабардинским и российским эпическим Бояном. Хотя очень жаль, что страна Золотого Руна растворилась, ассимилировалась в большом людском котле, утратив много своей самобытности.

К сожалению Божья тварь – человек, то ли сам по себе, то ли по велению Бога земного, или небесного, идёт к этому. – К утрате национальной и культурной самобытности. Разве никто этого не видит»?

Так продолжал размышлять Букрат по пути до Владикавказа – столице Терского Казачьего Войска.

Стояла ранняя весна, но погода была тёплая. Над равнинами висели жаворонки и пели свою вечную песню о любви и о жизни, говоря своим языком о том, что жизни без любви не бывает. А раз продолжается жизнь, то на Земле любви больше чем ненависти… или столько же! Хотя ненависти – хоть отбавляй! Если присмотреться, то она, зараза, идёт рядом!

Проезжая зеленеющий и по своему красивый Беслан, уже в конце селения, из за перекошенных никогда не крашенных ворот, такой же перекошенной облупленной сакли, выскочил мальчик лет восьми весь в лохмотьях и прокричал —

– Дядя, дай копейку – бабушка помирает! – Но он так прокричал, что было скорее смешно, чем трогательно. Однако, Букрата что то остановило. В Кабарде, в общем то, не привычно просить. Этот гордый народ скорее отнимет, чем попросит. Так учили и детей, особенно мальчиков. И Букрат спросил шутливо —

– А зачем тебе копейка, если бабушка умирает?

– Я кушать хочу и бабушка хочет кушать, поэтому и умирает – рассудительно ответил он.

– Что ты сделаешь за копейку?

– У Букрата куплю хлеба – он так не даёт… без копейки … – Здесь Букрата заинтересовало. – Тёска то!…

– А где Букрат?

– Вот там… прячется за саклей —

Из-за сакли, раздвинув куст сирени, выглянула головка кудрявого мальчугана и скрылась. Есаула что то задело и он спросил —

– А можно я зайду в саклю, чтоб увидеть твою бабушку?

– Можно, только дай копейку.

– Хорошо, я дам копейку, пойдём. – И Букрат спешился.

Сакля состояла из одной приземистой большой комнаты. Посреди комнаты доминировала огромная печь, занимающая почти половину сакли. Стены сакли изрядно прокопчённые и на них висели полки, почти все пустые. Кое на каких лежала глиняная посуда. Пол весь усыпан кукурузными стеблями. Возле печки на низенькой табуретке сидело существо всё скрюченное в платье, когда то имеющем видимо чёрный цвет. На голове такого же цвета платок… а из под платка горели огнём чёрные глаза, казалось пробивающие всё насквозь. Это и была бабушка. Старая, но совсем не похожа на умирающую.

– Кого ты привёл, паршивец?! – Резко обратилась она к мальчику. Потом перевела свой острый взгляд на Букрата и уже чуть помягче – как обращаются женщины к мужчинам сказала —

– Приблудился… уже больше двух недель здесь околачивается. Вначале я его прогоняла, а он не уходит… ну думаю – пусть живёт… только сказала, чтоб кормился сам.

– У вас больше никого нет? – Спроси Букрат.

– Кто тебе сказал что нет?! – Есть дочка. Приходит. Помогает. Иногда принесёт яичко. Красивая… как я в молодости. Были и другие дети. Много было… но Аллах забрал.

– Так может пусть он будет вашим внуком… этот мальчуган…

– Нет! Он не кабардинец. Придёт из проклятой войны зять, муж моей дочери – своих нарожают… кабардинцев. Ото и будут мои внуки. Я крепкая… дождусь. —

– Зачем войну ругаете? – Кабардинцы ведь любят воевать!

– Кто тебе сказал, что кабардинцы любят воевать?! Никто не любит воевать… Но мы ж за свою землю, да за своего Аллаха! – А сейчас он, зять мой, пошёл за русского басурмана… чтоб ему ни дна ни покрышки… Погнали!

– Кому… ни дна ни покрышки?

– А то ты не знаешь? – Да тому кто погнал его … – царю русскому! – Завоевателю Кабарды!.. Казалось из глаз её сверкнули искры!

Сейчас только Букрат заметил у её ног металлическую ступку. Она в ней разбивала кукурузные зёрна.

– Вот… сварю… придётся с ним поделиться … – И она глазами показала на мальчика. У Букрата как то сразу созрела идея —

– А может я у вас его заберу?

– А может и заберёшь… Да ты садись вот здесь на лавку и потолкуем… Стара я стала… мало кто заходит. Кукурузу сама убирала… никто не помог…

– А как же дочка?

– Да так и дочка… пришла… но я уже собрала. —

Она развязала платок, поправила свои седые пряди и опять прикрыла голову платком, да так, что захватила и брови. – Прихорашивалась… И сразу со своим крючковатым тонким носом, полоской рта совсем без губ и чёрными пронзительными глазами стала пхожа на хищную птицу.

– Мой прадед был сказитель. – Продолжала она … – Много баек знал про Кабарду. Тогда передавали из уст в уста. Всё как полагается… Бабушки внукам, а те своим внукам… и жила, процветала Кабарда! Это сейчас пришла дьявольская письменность. Как с ума все посходили, всё записывают какими то крючками… Разве Аллах этому учит?!

– А в мечетях ведь тоже имеются письмена на стенах – возразил Букрат.

– Ты не сравнивай святые знаки в мечети. То тайные послания Аллаха. Их никто не может толковать до поры – до времени. Придёт час и они откроются… Они неверных будут крушить огненными стрелами и опять Кабарда заживёт своей вольной жизнью, со своим собственным Цезарем … – Что я тебе рассказываю… а то ты не знаешь!.. – Где глаз потерял, вояка?.. Да и ногу тоже… где?.. Не Кабарду же отстаивал! Верно, где то очень далеко от Кабарды отдавал свою честь, своё мужество и здоровье за чужие коврижки. А небось твоя мать, здесь, на земле своих предков, как и я, еле волоча ноги, кукурузу убирала сама. Никто не помогал ей. – Ты, то я вижу из начальства будешь. Мундир у тебя новенький. Видно русским царём подаренный, да и пугач висит за поясом, чуть чего – выстрелишь! Вот так вы все молодые продались басурманам, научились крючки на бумаге растолковывать и продались… Не знала раньше Кабарда письменности и жила припеваючи…

Пришёл час о Кабарде позаботиться. Внедрять своё семя в чужие примыкающие к Кабарде Земли. А два полукровка, если оба с кабардинским семенем, то их дети уже будут истинные кабардинцы. Почему наши женщины не ревнивые? – В том глубокий смысл есть. Возродить Кабарду надо прилегающими к Кабарде землями. А для этого нужно, чтоб на них жили кабардинцы. Не только войнами и кровью, а умом и любовью к своему народу, к его прекрасным и глубоким сказаниям. Вот у тебя жена, надеюсь кабардинка, и детишки, верно есть, – кабардинцы. И, видать, ты человек бывалый, много чего видел, и, наверно, в чужих краях сеял своё семя… если не дурак, а истинный кабардинец … —

Женщина замолчала, сверкнула глазами и начала толочь кукурузные зёрна. Букрат встал, постоял минуты две и сказал —

– Давайте я вам помогу растолочь. У стали ведь, вы старая женщина —

– Не мужское это дело, да и не казацкое. Езжай, куда путь держишь, а обратно будешь ехать – выкупишь мальца. Россиянин он. Но наш язык знает, может в твоём доме пригодится. Жене на посылках будет.

– Нет у меня жены… не довелось.

– Совсем плохо! Басурман ты, что ли? А не похоже…

– Не басурман. А семена, кажется сеял… да вот собрать бы урожай этот… если получится. Ладно, поехал я…

В этот момент через окно влетела ворона, обдала Букрата тёплым ветром от взмаха крыльев, села на полке, где было свободное место от скудной посуды, и начала чистит свой клюв о деревянную полку. Старуха протянула к ней руку. Ворона спрыгнула на пол и деловой походкой подошла к хозяйке. Она увидела возле ступки кукурузное зёрнышко, клюнула его и опустила в ступку. Потом ещё и ещё.

– Во, помощник мой. – Заговорила опять старуха. – А было дело так… Как раз умер мой суженый. Хороший кабардинец был – не оставлял кабардинских женщин без внимания… да и не кабардинских тоже… Сеял семя где мог!

А в это время на тополе, что росла в нашем дворе ворона высидела воронят. Редкое дерево в наших краях – тополь. Да и правильно, что редкое – хилое, гнилое. У нас крепкие деревья растут, хоть и кустарником. Поднялся сильный ветер с дождём и кажется с градом и свалил хилое дерево. Дождь кончился, вышла я посмотреть. Много веток разбросано и среди них воронята – пять, или шесть… не помню. Все мёртвые, но один, гляжу, шевелится. Подняла я его и занесла в саклю… Обогрела… А он ко мне так и льнёт… клюв свой раскрывает. Покормила я его не солёным сулугуни… успокоился… только под руку подползает погреться. Обогрела я его. А сама и думаю: «Это душа моего суженого таким образом пришла ко мне». И так мы живём с ним, с вороном, уже десять лет. Разговаривает он. Не все слова выговаривает чётко, но всё понимает. Только когда мы наедине. Душа – в душу. Совета я спрашиваю у него и приходит после этого на ум решение моего вопроса. Хорошее решение. «Ну иди» – обратилась она к птице. Ворон взмахнул крыльями и сел на припёк у печки. Поклевал свою ногу, лег и спрятал клюв под крыло. Чувствовал себя в безопасности.

– Интересная история – сказал Букрат, подошёл к ворону, погладил его по спине – тот не шевельнулся. – Ладно поехал я, но к вам загляну и может быть не раз.

– Езжай… но дай задаток за казачка, а то откажешься. —

Букрат залез в карман, пошевелил там и протянул 10 рублей ассигнациями. Ворон как будто и не спал. Встрепенулся, взмахнул крыльями и в мгновение ока ассигнация оказалась в его клюве. Уже по кукурузной шелухе на полу он подошёл к старухе и положил ассигнацию у её ног. Та подняла её и положила за пазуху.

– Помогает … – сказала старуха и попробовала на лице своём изобразить улыбку. Улыбки не получилось, но из глаз вроде посыпались искры совсем другого содержания.

– Да, уж вижу – ответил Букрат и вышел из сакли.

Во Владикавказе казачий круг решал много военных и гражданских дел, в том числе и присвоения Букрату почётного звания полковника, с выделением полковничьего земельного надела. Учитывая, что лишь имея серьезные увечья, но без полковничьей должности, такие наделы не выделялись. Когда вопрос поставили на голосование, то оказалось что не все казаки 2-го Сунжинско Владикавказского полка, где был приписан и служил Букрат, сказали «Любо». Оказывается многие из присутствующих – ста двадцати человек были против.

– Почему? – Спросил командир полка, полковник Яготинцев Арсений Яковлевич. —

Минута молчания, потом шевеление, чуть слышен ропоток и поднялся есаул Крикунов. —

– Казаки! – начал он, откашлялся, посмотрел по сторонам и продолжил. – Это ж как получается?! Если мне выбьют глаз, то подавай полковничье звание и дополнительный надел?! Так, что ли? Наделов не наберёшься… Кабарда не резиновая, не растягивается! – И он ещё раз, но уже торжественно посмотрел по сторонам. Несколько человек не крикливо поддержали его.

Минуты через две поднялся сотник Нечипайло, он был на стороне Букрата и с полуулыбкой сказал.

– Вы, ваше благородие, при вашем сварливом характере обязательно будете не сегодня, так завтра с выбитым глазом! А не выбьют другие, так я тебе, Митяй, выколю их оба! – Он отошёл подальше от Митяя и, уже серьёзно

продолжил – если ты ещё раз, скотина, тронешь мою Теклю, то я тебе не только глаза, но и зубы повыбиваю, и оторву кое что!.. Ты понял меня?!

– Ты глянь! – огрызнулся Крикунов – сдурел он что ли?

У полковника Яготинцева играли желваки, но… он пока молчал. Крикунов продолжил —

– Есаула Букрата больше года не было, мы не знаем где он был! Может получил ранение в пьяной драке, – а мы ему надел! —

Поднялся писарь. Поднял руку, помахал бумагами и сказал —

– Вот документы из прифронтового госпиталя, и еще два уже из тыловых военных госпиталей, где есаула собирали по кусочку. —

– А надо бы туда проехать и проверить… дело то государственное. – Уже сказал сотник Недолейкин.

Командир полка ответил спокойно —

– Вы, господин сотник, если есть охота, пишите рапорт о отпуске, или увольнении, и за свой счёт – куда угодно. А у меня есть документы и я им верю. – Недолейкин втянул голову в плечи. – Поговорите, поупражняйтесь в красноречии, а я ровно через двадцать пять минут поставлю на повторное голосование. Но учтите, я могу один раз принять своё личное решение, без одобрения круга. – Полковник снял с руки часы и положил на стол. – У вас ровно двадцать пять минут. – Он встал и начал прохаживаться взад – вперёд, заложив руки за спину. Явно – он был на стороне Букрата.

Казачий круг гудел минут десять! Были выкрики, были рассуждения, потом тише, и тише, потом слышно было как пролетела муха.

– Затихли? – Ставлю на голосование за присвоение почётного звания «полковник», есаулу Букрату и выделение полковничьего земельного надела. —

Круг проголосовал – «Любо!». Может кто и промолчал, но возражений не было. Кто то добавил —

– Его отец, казак нашего полка, тоже полковник погиб за Россию. А у России земли этой – хоть отбавляй! Двадцать пять процентов бурьяном заросла, а мы здесь делимся! – Кто то вставил реплику —

– Так тож у России!

Букрат поклонился кругу, поблагодарил полковника и ушёл. Время уже было позднее. Переночевал он у друга своего отца, уже старого кабардинца. Повспоминали прошлое, выпили раку под варёную картошку и барашку и рано утром Букрат пустился в обратный путь.

По дороге у старухи захватил русского мальчика. Тот на круп садиться не захотел, а бежал рядом, поэтому Букрат ехал то шагом, то медленной рысью.

У калитки своей сакли его ожидал сюрприз. Там сидела на перекладине забора и ждала его, уже не молодая, но и не старая красивая женщина, не похожая на кабардинку. Сердце у Букрата заколотилось как бешеное…

Глава 2. Тревожный Дон

В комнате для приёма пищи новочеркасского депо, после дневной смены и ухода начальства, собрался народ. Со стен комнаты, покрашенных зелёной, непонятного оттенка краской, если присмотреться и немного пофантазировать смотрел весь Дантовский Ад! Но из собравшихся Данте никто не читал, поэтому каждому было понятно, что просто красил горе маляр кое-как, может и «под мухой», пропуская много огрехов и не везде замалёвывал старую краску. Народ на стены не обращал внимания. Привык. Все сидели на не крашенных лавках, засиженных рабочими штанами, испачканными машинным маслом. Поэтому лавки были как отполированные долголетней, сероватой с пятнами полировкой. Со стола смели крошки после обеденного приёма пищи и положили кусок красной, много раз стираной тряпки, как символ нового времени. Дескать – восходит Красное Солнышко – радуйтесь! Для этого и сыр-бор собрали… для грядущей радости!

За столом сидели два человека. Тот что помоложе, заговорил —

– Господа!.. Прошу прощения, оговорился… товарищи! – … Начал свою речь знакомый нам казак Петро Войцеховский, дослужившийся до старшины в полку полковника Дончака. – Он откашлялся и продолжал. – К нам приехал из Ростова представитель статочного комитета, чтобы организовать в нашем городе Новочеркасске еще одну ячейку революционно настроенных, передовых рабочих железнодорожного узла… Таким образом охватить революционным движением и железную дорогу. —

Он откашлялся и посмотрел на своего старшего товарища… Тот кивнул – дескать – правильно начал.

Если честно, то для старшины Петра Войцеховского, донского казака, служившего в полку полковника Дончака, революционный лозунг – «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» был как для барана новые ворота… Он в него не вникал, и не было желания и необходимости вникнуть – ни умом, ни сердцем! Жизнь его протекала без проблем. Но!.. Он был по каким то причинам, как казак, любимцем полковника и местного магната Дончака. Но, как человек, он был им раздавлен, расплющен до основания, где уже исчезает само понятие – человек! Такое Петро простить не мог.

Дело в том, что Петро отказался от беременной девушки Наташи и предложил ей сделать аборт! – Что само по себе бесчеловечно! – Полковник же Дончак наоборот, взял поруганную Петром, совсем бедную, почти безродную, беременную от Петра девушку Наташу себе в жёны. Потом забрал с помпой, фактически сына Петра из роддома, признал его своим сыном, дал свою фамилию – Дончак, и, как издевательство, назвал именем физиологического отца – Петром! – Это было выше сил казацкого старшины переносить такое, по еге мнению – оскорбление. И он начал мстить полковнику… А как? – Да вот так! – Стать революционером и в будущем отобрать его земли, честь, а через огромную череду издевательств и… жизнь. Но… впрочем, тем и отличается великое от малого…

Вернёмся к собранию.

– А передовых рабочих – это как, это каких, по каким меркам, за какие коврышки? – Спросил слесарь Семён. – Вот путеобходчик Митька – он тоже в передовых?!… Так он всегда пьян и прогульщик… для революционной деятельности он и есть передовой? – и усатый мужчина показал пальцем на молодого парня, вальяжно раскинувшегося на скамейке. – По моему он и сейчас под изрядным шафе … – добавил он.

– А ты мне, наливал? – Огрызнулся Митька… и вновь закрыл глаза.

– Товарищи, товарищи, настройтесь на серьёзный революционный лад… У нас представитель из Ростова… Ответственное лицо с ответственным делом … – взмолился казак Петро, – а мы такое себе позволяем … —

Представитель из Ростова, мужчина лет сорока, с небольшой бородкой и порезанным морщинами лицом, сидел за столом напротив собравшихся, рядом со старшиной Петром, пока молчал и рассматривал, изучая всех находящихся в комнате. Тускло горела под потолком, засиженная мухами, электрическая лампочка создавая на лицах присутствующих размытые тени. От многих посетителей, а их собралось двенадцать человек, крепко несло машинным маслом. – Некоторые пришли в спецовке.

– Вот пусть представитель из Ростова и растолкует, зачем нам, рабочим железнодорожного узла нужно революционное движение? – Опять подал голос тот же мужчина с усиками. – Зачем, вот мне, мужику, имеющему четырёх детей нужна язва на заднице? – Представитель из Ростова встрепенулся, как то вроде собрался с идеями, побарабанил пальцами по столу, чтоб усилить идеи, потом показал на усатого мужчину пальцем и спросил —

– Вот скажи, как тебя зовут?

– Ну если это имеет какое то отношение к делу, то зовут меня – Семён… А тебя как зовут, господин – товарищ? – ответил Семён.

– Моё настоящее имя я называть не имею право, а вот революционное моё имя – товарищ Серго… так прошу и называть меня.

– Хорошо, товарищ Серго… будем так называть, если понадобится…

– Вот скажи, Семён, сколько у тебя детей?

На страницу:
1 из 4