Влечение вечности

Никто так и не узнал, почему на его родителей напали и кто стоял за этим инцидентом. Членом Совета от Кэлиту просто назначили нового представителя знати, а Антона перевезли обратно во дворец, будто ничего не случилось. Сань-Эру было все равно. Правительству тоже. Даже членам Совета легко находилась замена, лишь бы королю Каса не пришлось признать причины, по которым провинциальные цивилы так возмущены его правлением.

Способность к перескоку у Антона проявилась в тринадцать лет. Она передается по наследству, так что он знал, что надо лишь подождать. Годы, предшествующие подростковым, он провел в лихорадочной деятельности, снова и снова пробуя, не проявится ли способность, пока это наконец не случилось однажды ночью.

И тогда он разошелся вовсю. Его, сироту, было некому упрекнуть или напомнить, что в высшем свете перескоки не приветствуются, и он пугал всех товарищей по учебе частотой своих переселений. Напугал даже лучшего друга, когда они вместе читали однажды скучным днем – вселялся в Августа Авиа без разрешения и снова перескакивал в собственное тело, но Август не стал его отчитывать. Только спросил, нашел ли Антон уже кого-нибудь, в кого не смог бы вселиться.

Вопрос был легким, ответы на него – очевидными все до единого. Возбужденные, нездоровые тела непроизвольно сопротивлялись попыткам вселения. Как и тела, которые подвергли сдваиванию, так что еще одна ци в них не помещалась. Вэйсаньна с их врожденным умением каким-то образом имитировать присутствие двойной ци. А все остальные – законная добыча, надо лишь как следует сосредоточиться.

Если судить по вспышкам смеха, хозяин лавки завершает речь. Переминаясь возле лавки, Антон замечает у него на поясе гоу – клинок с крюком на конце, весь в пятнах крови, словно его так и не почистили как следует после очередного применения. Естественно было бы предположить, что после пережитой в детстве трагедии Антон не выносит кровопролития. Однако кровь безвинна. Кровь – лишь последствие. Лучше пролить чужую кровь, чем дожидаться, когда прольют твою; лучше проявить власть и держать ситуацию под контролем – точнее, захватить власть и установить контроль.

Антон прислоняется к стене переулка. Он готовится. За семь лет изгнания он убедился, что неизменно выбирает наиболее легкий путь. А не самый достойный, не самый чистый и не самый грязный. Если ему представится шанс, он от него не откажется.

Совершив перескок, он открывает глаза после вспышки и видит, что стоит в окружении толпы. Его слушатели, внезапно отпрянув, ошеломленно моргают.

– Мои извинения, – произносит Антон. Голос звучит хрипло, непривычный к такому низкому тембру. – Вам, пожалуй, стоит отойти. – Он хватает клинок с пояса игрока и перерезает ему горло. Он чувствует, как быстро вытекает из тела кровь, но прежде, чем она успевает унести с собой его собственную ци, Антон снова делает перескок, вселяется в тело, которое оставил у стены, и возвращает хозяину прежнее, с зияющей раной на шее и кровью, хлещущей из рассеченной артерии. Зрители ахают – одни от ужаса, другие от восторга.

Антону не до их реакции, он уже убегает, но ищет взглядом ближайшую камеру видеонаблюдения, а когда находит, стучит пальцем по своему браслету игрока. Пусть знают, что это его работа, – на случай, если на телеканалах без вспышки перескока не сообразят, что к чему. Он хочет, чтобы этот килл приписали ему.

Хочет, чтобы дворец затрепетал.

* * *

Август идет на звуки телевизора, работающего у него в кабинете. И лишь ненадолго притормаживает, чтобы отряхнуть обувь, но даже после этого продолжает оставлять грязные отпечатки на сияющих мраморных плитах. Все равно дворцовая прислуга каждый день заново полирует полы. К завтрашнему дню вся грязь исчезнет бесследно.

Окно в его кабинете открыто. Когда он входит со щеками, раскрасневшимися от усилий, прохладный восточный ветер с далекого морского побережья воспринимается им как полная неожиданность.

Август берет с полки повязку для глаз.

– Спишь на работе?

Галипэй вздрагивает, резко выпрямляется на стуле. Рядом с ним сидит Август – вернее, его родное тело: светловолосая голова поникла, корона сбилась набок, будто он просто задремал.

– Я думал, что услышу, как кто-то приближается, – бормочет Галипэй и встает, – если, конечно, это не ты со своей призрачной поступью.

– А меня ты слышал?

Галипэй снова вздрагивает и мгновенно принимает боевую стойку – еще до того, как из-за угла появляется задавшая последний вопрос Лэйда. Она спускает дыхательную маску с подбородка, так что двое мужчин в кабинете видят по ее сжатым в тонкую ниточку губам, что она совершенно не в восторге.

– Я уже склоняюсь к мысли, что ты держишь при себе одного из худших Вэйсаньна, – говорит она Августу.

– И я, пожалуй, соглашусь, – отзывается Август.

– Позвольте! – возмущается Галипэй.

Его не слушают. Август надевает повязку на лоб, завязывая не слишком туго, чтобы она упала на глаза чужого тела сразу после того, как он бросит последний взгляд, необходимый, чтобы вызвать перескок. Когда он открывает глаза в собственном теле, Галипэй уже тянется к только что покинутому и стремительным захватом шеи отправляет его в нокаут прежде, чем его хозяин успевает толком прийти в себя. Потом быстро закидывает тело на плечо и уносит прочь из кабинета и из дворца, не дожидаясь приказаний.

– Что-то случилось? – спрашивает Август, оставшись с Лэйдой наедине. Он встает со своего места, разминает затекшие и онемевшие конечности родного тела. Теперь на нем чистая обувь, отполированная до блеска, без единой пылинки. Слушая эхо своих шагов, он медленно обходит круг по кабинету, ведет пальцем по письменному столу и книжным полкам. Здесь, в самой высокой башне замка, просторно, даже более чем.

– Мы собрали все потери. – Лэйда сует руки в карманы, шурша черным нейлоновым плащом. В темное она одевается, как и остальные стражники и гвардейцы, чтобы не выделяться в Сань-Эре, но, вопреки самой идее одежды как маскировки, Лэйда Милю носит вокруг темно-синих глаз темно-синюю подводку с блеском независимо от того, в каком находится теле. Когда им было шестнадцать лет, Август чуть не стал жертвой ее экспериментов: заметив в его глазах темно-синий ободок, Лэйда захотела выяснить, подчеркнет ли его оттенок переливчатая подводка.

С тех пор как в прошлом году скончалась ее мать и ее саму повысили, у Лэйды уже нет времени на глупости, как раньше, когда она хитростью добивалась, чтобы Август накрасил глаза. Нет на это времени и у Августа – впрочем, у него никогда и не было. Просто благодаря притягательности Лэйде не составляет труда добиться чего угодно от товарища по учебе, пусть он даже сам кронпринц Саня. Ей всего двадцать один год, как и Августу, но если знать расхожую у ее сверстников шутку о том, что Лэйда Милю с момента появления из материнского чрева раздает приказы, ясно, что дворцовая стража подчиняется ей беспрекословно, не дожидаясь ни малейшего проявления недовольства. Другие подразделения за пределами Сань-Эра возглавляют генералы, медлительные вооруженные силы рассеяны по всему Талиню с целью поддержания мира. А улицы и строения Сань-Эра не подходят для крупных формирований и боевых построений. В такой обстановке требуется быстро соображать и не стесняться нечестной игры, а Лэйде этих умений не занимать. Дворцовые стража и гвардия полностью подчинены ей, разбиты на небольшие отряды, и благодаря их донесениям она получает полное представление обо всем, что творится в городах-близнецах Сань и Эр.

А они отнюдь не процветают. Но в этом Лэйда виновата в меньшей степени, чем всемогущая бездарность, восседающая на троне.

– Ты слышал отчет, который мы опубликовали? С полуночи – двадцать три убитых.

Август садится на край письменного стола, упираясь в него руками. Галипэй возвращается, но вместо того, чтобы пройти в кабинет, мнется в круглой арке у порога, ковыряя завитки резьбы, которой она украшена.

– Ты выразилась таким тоном, будто мы дали ложную информацию, – напрямик заявляет Август. – Это так?

– Нет, – отвечает Лэйда. – Выбывших действительно двадцать три. – Она делает паузу. – Но если ты обратил внимание на цифры, которые называли в выпусках новостей, то лишь двадцать один случай был приписан игрокам. Думаешь, кто-нибудь заметит расхождение?

– Остальные вышли из игры добровольно? – спрашивает с порога Галипэй.

Лэйда сует руку во внутренний карман плаща. Достает пачку фотографий, и хотя предположение высказал Галипэй, она не удостаивает его ни единым взглядом, продолжая обращаться только к Августу:

– Можно, конечно, надеяться, что так подумает и весь Сань-Эр, но мы нашли тела этих двоих. Смерть обоих ни на одну камеру не попала. От болезни яису.

Август хмурится. Жестом просит дать ему снимки. Болезнь яису. По большому счету, перескоки все-таки опасны. Потерпи слишком много неудач в попытках вторгнуться в чужое тело – и твое собственное начнет выгорать изнутри, не в силах справиться с напряжением многократных выходов и входов каждый раз, когда тебя вышвыривают назад. Давно Август не слышал о таких случаях. После Отты – ни разу. Наверняка известны и другие, но никто не доводит их до сведения дворца, ведь официально перескоки запрещены. Люди просто мирятся с потерей. Если уж выросшую во дворце сводную сестру Августа не смогли спасти, у любого другого жителя Сань-Эра мало шансов выжить, как только начинается выгорание.

– Убийство? – гулким голосом предполагает Галипэй от двери. – Болезнь яису может быть кем-то вызвана.

Если убийца достаточно проворен. И вселяется в чужое тело, потом покидает его и сразу же вселяется обратно, пользуясь другими телами, оказавшимися поблизости, но всякий раз возвращаясь в одну и ту же жертву. И тогда ее тело, в котором заперта ци, вспыхивает и выгорает, обрекая жертву на смерть.

Лэйда наконец поворачивается к Галипэю и поджимает губы.

– Да, убийство, – подтверждает она. – Но…

– …но тогда почему трупы выглядят вот так? – заканчивает за нее Август. Взглянув на телохранителя, он коротко манит его пальцем, и Галипэй торопливо подходит. При виде снимков его серебристые глаза широко раскрываются, вбирая свет кабинета.

– Это же…

– Сыцанское приветствие, – подтверждает Лэйда. – Уму непостижимо. Откуда в Сань-Эре сыцани?

Локти разведены в стороны, кончики пальцев соединены, большие пальцы выпрямлены – получается треугольник. В любом учебнике, где говорится о войне Талиня с Сыца, уже во вступлении встретится изображение сыцанского приветствия – гордый жест нацеленного на завоевания воинственного народа. Вот только у обоих трупов на фото он выглядит кривым и неловким, потому что их руки сложили таким образом уже после смерти. На первом снимке обгорелый труп лежит в заднем помещении какой-то лавки. Помещение скудно обставленное, почти пустое, но по полу разбросана фольга в черных пятнах от выпаренного дурмана. В зависимости от своих предпочтений некоторые игроки сначала уносят добытые монеты в укромные места вроде этой лавки, до отказа накачиваются наркотой, а уж потом отправляются за оружием.

Второй снимок похож на первый. Обгоревший труп в помещении… какого-то завода, догадывается Август. Вокруг трупа – детали машин, искореженные пружины и сломанные рычаги, закинуть которые с глаз долой в дальний угол было, наверное, самым быстрым способом навести порядок.

– Даже если они проникли за городскую стену, – рассуждает Август, – откуда у них личный номер?

Лэйда хранит молчание. Галипэй хмурится все сильнее. Правила Талиня остаются незыблемыми с самой войны с Сыца: нет личного номера – нет хода в Сань-Эр. Два города потому и были обнесены стеной, что представляли собой последнюю крепость до того, как Талинь наконец победил в войне. Расположенный на юго-востоке королевства и похожий на карте на хвостик, Сань-Эр стал последним прибежищем целого народа в трудные времена, означал поражение его врагов, а теперь в этом отдаленном углу страны билось сердце Талиня. Раньше вдали от побережья имелись и другие крупные города, но, превращенные некогда в поле боя, они так и не оправились, а тяжелые потери и нерадивые чиновники усугубили их упадок. Со временем переселиться в новую столицу глубинке стало проще, чем заново отстраиваться и решать прочие задачи; если Сань-Эр развивался, строил новые заводы, изобретал новые технологии и устанавливал более совершенные вышки связи, остальные провинции словно деградировали, не сумев прекратить утечку рабочей силы. Слишком многие члены Совета уже сетовали на то, что в подчиненных им провинциях множатся города-призраки, – досадная трата ресурсов, хотя их здания можно было бы снести, а землю отвести под сельскохозяйственные угодья в соответствии с навыками, преобладающими у населения за пределами стен Сань-Эра.

Несмотря на готовность дворца воевать снова, Сыца не давала повода с тех пор, как проиграла предыдущую войну. Границы остаются неизменными, проходя посреди почти ненаселенной полосы земель между двумя государствами. Талинь занят своими делами, обратив на земледельческие провинции большую часть сил, ранее направленных на завоевания; Сыца начала расширяться в другую сторону, зализывая раны после того, как потратила столько ресурсов на тщетную попытку захватить Талинь.

Если эти погибшие и впрямь послание от Сыца, трудно даже вообразить, что могло спровоцировать такую перемену настроений.

– Так или иначе, – вдруг говорит Лэйда, забирая у Августа снимки и складывая их в стопку, – я послежу за тем, как будут развиваться события. Кому-нибудь предстоит известить короля, как только мы оценим масштабы угрозы извне…

По крылу дворца разносится барабанная дробь. Август, Лэйда и Галипэй застывают и машинально окидывают взглядом кабинет, отмечая все, что находится на виду. После сигнала герольдов поднимается суматоха, потом в кабинет вваливаются два королевских гвардейца и возвещают, что никаких опасностей не обнаружено.

Сразу же за ними входит король Каса.

Август переводит дух. И придает лицу приятное, жизнерадостное выражение человека, всегда готового угодить своему правителю.

– Август, – произносит король Каса. Его блистающее золотом одеяние безупречно, но лицо осунулось. В последние годы он стареет быстрее и с каждым днем выглядит все более изможденным. Глубокие морщины прорезают лицо в уголках его глаз и рта. Будь Август более терпеливым, он мог бы дождаться, когда его приемного отца не станет по естественным причинам.

Но терпение Августу не свойственно.

– Зайди ко мне после выпусков сегодняшних новостей.

Приказ отдан тоном, не допускающим возражений. Август склоняет голову.

– Да, конечно, – без запинки отвечает он. А когда стреляет взглядом в сторону, Лэйда беззвучно указывает на стол, куда выкладывала снимки. Август прокашливается и добавляет: – С вашего позволения, дворцовая стража обнаружила кое-что странное.

Король Каса закладывает руку за спину. Он щурится, и от этого морщины на его лице обозначаются гораздо отчетливее.

– Что именно?

– Случаи смерти от яису. Возможно, понадобится расследование…

Но король Каса уже идет к выходу.

– Разберись, – бросает он через плечо. – И сразу доложи.

Стража следует за ним. Герольды бьют в барабаны, возвещая приход короля в очередные покои дворца. Не проходит и нескольких минут после визита, как в кабинете вновь воцаряется тишина.

Невероятно.

Его величество уже пять лет не покидал пределов дворца, и теперь ничто не заставит его выйти отсюда. И никто не уговорит. Члены Совета от Эра управляют шестнадцатью провинциями Талиня к северу от реки Цзиньцзы, члены Совета от Саня – двенадцатью провинциями с южной стороны, ближней к обоим городам. В бассейне реки Цзиньцзы зародилась цивилизация Талиня – согласно историческим трудам, в те времена среди людей еще жили древние боги. За прошедшие века обильные разливы превратили земли по южному берегу реки в плодородные поля для влаголюбивых культур и заливные рисовые поля. Северный же берег оставался сухим, и это означало, что там поля пшеницы и других злаков, а также пастбища для скота зависели лишь от дождей тем больше, чем дальше располагались от реки. Раньше там же находились дворцы Талиня: Дворец Неба – на севере, Дворец Земли – на юге. Потом началась война с Сыца, и вся знать королевства стеклась в Сань-Эр в надежде на защиту. Дворец Неба заново отстроили в Эре, Дворец Земли – в Сане, а когда война закончилась, выяснилось, что переселяться обратно нет нужды, ведь можно поручить членам Совета держать под присмотром территорию, которой дворцы некогда правили, находясь непосредственно на ней, тем более что Сань-Эр расцвел, превратившись в метрополию Талиня. Короли Талиня стали королями Сань-Эра, а остальные провинции – не более чем добавочными ресурсами, которые города-близнецы могли выдаивать как им заблагорассудится.

Всего несколько лет назад, когда еще были живы родители Каллы, на совещаниях с Каса они обменивались отчетами о провинциях, которые получали от Советов, и сообща изучали положение дел в Талине. Теперь же члены Совета от Эра отчитывались непосредственно перед королем Каса, и обо всем, происходящем в двадцати восьми провинциях и двух городах, становилось известно тому, кто восседал на единственном престоле в отдаленном уголке королевства. Войска подчинялись военачальникам, военачальники были преданы членам Совета от провинций, а Совет склонялся перед королем Каса. Сокрушить такую власть невозможно, не сокрушив саму страну. В этом Август уверен. Система укреплялась так долго и пустила корни настолько глубоко, что единственным путем внедрения изменений к лучшему остается благополучный переход короны к новому правителю.

Август сжимает двумя пальцами переносицу. Пристальное внимание Лэйды и Галипэя он воспринимает как физическое ощущение. И вместо того чтобы повернуться к одному из них, встает лицом к окну, отыскивая взглядом то место, где вода делит столицу на Сань и Эр. Отсюда, с высоты дворцовой башни, эта линия отчетливо видна.

– Ты просматривал имена участников?

Лэйда застает его врасплох, неожиданно меняя тему. Август хмурится:

– Разумеется. Списки всех зарегистрированных я видел еще до начала лотереи.

– Значит, невнимательно смотрел. Взгляни, кому достался восемьдесят шестой номер.

Она вытаскивает из кармана громоздкий экран и передает ему. Август жмет левую кнопку, прокручивая список с конца.

88 – Декре Талепо

87 – Сай Люгу

86 – Сидар Яньшу

Августу кажется, будто внимательный взгляд Лэйды, остановившийся на нем, тяжелеет. Занимаясь делами дворца, она не упускает ни единой подробности. Вот и теперь ждет любой его реакции, наблюдает, определяя, лжет он во спасение или в самом деле находится в полном неведении. Лэйда не посвящена в его планы превратить Каллу в его оружие, поэтому он старается не проявлять излишнего легкомыслия. Иначе она может спросить, почему ему все равно, почему он так уверен, что все игроки, кроме одного, так или иначе погибнут.

– «Сидар Яньшу», – читает вслух Август и ждет, когда имя отзовется в памяти.

– Забыл письма, которые мы получали в прошлом году? – спрашивает Лэйда.

Август сразу же поднимает взгляд от экрана.

– Нет, – говорит он, и к нему приходит осознание. Это и ответ, и реакция. Нет, он не забыл. Нет, это полный абсурд.

– Личный номер краденый, – поясняет Лэйда. Ее тон не оставляет места сомнениям. – Это Антон Макуса.

Тем же номером он пользовался в прошлом году, пытаясь развести дворец на деньги. А когда его разоблачили, в тот же момент исчез, вернул себе невидимость изгнанника. Август невольно бросает взгляд на стену, где на обоях осталось прямоугольное пятно на том месте, где висел снимок в рамке, пока его не сорвали. От этого отпечатка в окружении выгоревших обоев – потому что кабинет находится в той части дворца, которая хорошо освещена солнцем, в отличие от остального Саня, – никак не избавиться, разве что сорвать со стен обои и сделать в кабинете ремонт, поэтому даже после исчезновения снимка на виду сохраняется его призрак. Август, Антон и Лэйда – грозное трио, вынашивающее планы преображения Талиня.

Еще до того, как Антон откололся от них.

– Убрать его? – спрашивает Галипэй.

Август бросает экран на свой письменный стол и обтирает руки, словно испачкался в склизкой грязи.

– Ничего, – сквозь зубы отзывается он. – Он не помешает. Ему не хватит возможностей, чтобы помешать. Не хочу привлекать к этому обстоятельству больше внимания, чем необходимо, а Антон ничего не добивается так, как внимания.

А еще он мастер перескока. И может стать достойным соперником Калле, которой необходима победа. Но ошибка уже допущена, Антон Макуса прошел жеребьевку, и теперь не остается ничего другого, кроме как позволить ему участвовать в играх и постараться сохранить самообладание, когда кто-нибудь прикончит его.

Прежде чем Лэйда успевает возразить, нечто огромное содрогается вдалеке так, что пол скрипит и шатается под их ногами. Август и Галипэй сразу кидаются к окну и вглядываются в ночь. Источник встряски легко заметить: взрыв охватывает целый район Эра, мерцающее пламя взметается высоко в небо и пожирает подброшенные в воздух ударной волной обломки строений.

Лэйда вздыхает. Она тоже подходит к окну, хоть и не спеша.

– Вот будет морока разбираться, – говорит она. – Остается лишь надеяться, что потери не из числа игроков окажутся настолько незначительными, что докладывать о них Совету не придется.

Август молчит. В этот момент он забывает обо всем остальном, даже о Калле Толэйми и Антоне Макуса, вступивших в качестве участников в игры короля. Слишком о многом предстоит позаботиться, прежде чем он сможет прийти к власти, – о многом, начиная с возможного вторжения чужестранцев, несущих городу смерть и разрушения.

Взявшись за раму, он захлопывает окно.

Глава 6

Если бы Калла не выросла во Дворце Неба в окружении карт и энциклопедий, наверное, она верила бы, что за краем Сань-Эра, там, где заканчивается суша, сменяясь морем, манит к себе путников другое королевство.

Она стоит высоко на утесах и смотрит на воду. Каждая волна обрушивает на камни безжалостный удар. Водяные фонтаны взметаются высоко над городом и осыпаются каплями и водяной пылью. Больше нигде в Сань-Эре у Каллы не возникает такое чувство, будто она могла бы прыгнуть с утеса, перелететь через зубчатые камни у его подножия, ножом вонзиться в воду, а затем плыть все дальше и дальше. Десять шагов влево – и она углубится в переулок, и ее снова будет окружать город Сань. Но пока она стоит здесь, она ощущает себя правителем этого нового королевства, завоевателем огромных непознанных земель.

Калла делает глубокий вдох и скрещивает руки на груди, борясь с ознобом. Вдоль остального побережья города-близнецы обустроили небольшие бухты, чтобы рыбакам было где выводить лодки в море, впрочем, далеко от берега никто не уплывает. Южнее Сань-Эра нет ничего, кроме пустоты. Дальние плавания чреваты полной потерей ориентации и всех шансов на возвращение домой. Самые отважные из странников Талиня утверждают, что в морских водах есть и другие островные государства, но если они и впрямь существуют, королевству от них нет толку. С точки зрения Талиня, наладить внешние отношения он может лишь в одном случае – обратиться на север, минуя земледельческие провинции и с кровопролитными боями прорвавшись в Сыца.

По спине Каллы пробегают мурашки. Она оглядывается через плечо.

Согласно утверждениям дворца, еще до того как на юго-востоке остались только Сань и Эр, которыми правил один род и два короля, у границы Эра сотни лет назад существовал и третий островной город. Третий король, который также владел некоторой частью территории Талиня, бежал с началом наступления Сыца. А потом этот монарх был поражен вмешательством свыше и признан недостойным править, но когда отказался покинуть престол, несмотря на повеление тамошних богов, весь город вместе с жителями погрузился под воду.

Калле всегда с трудом верилось в это. До наступления эпохи камер видеонаблюдения и электронных записей дворец мог искажать истину по своему желанию, и эта история о третьем городе, который когда-то находился где-то вдалеке, выглядит чересчур удобной, чтобы быть правдой. В отличие от остальных жителей королевства, Калла не верит даже в божественную волю. Если боги и существуют, тогда они воплощение жестокости, ведь допускают же они, чтобы Талинь вел такую жизнь, как сейчас. Изо дня в день, и конца этой жизни не предвидится.

Калла наконец отступает от края утеса. Возвращается в переулок, который приведет ее обратно в Сань, ныряет в тесный проход, и от решимости у нее сжимается все внутри. Медлить уже некогда. Ее план действий на сегодня почти такой же, как в предыдущие несколько дней, прошедших после Дацюня: держаться поближе к самым оживленным районам Саня, где она с наибольшей вероятностью отыщет других игроков. Несмотря на раннее утро, на улицах становится темнее по мере того, как она удаляется от окраины города и берега моря. Минуя ряд заводов, Калла морщится и зажимает нос, чтобы уберечься от едкой мешанины запахов. Где-то в подземельях грохочут они – станки, растягивающие и встряхивающие длинную лапшу, чтобы собрать ее в связки, работающие бок о бок с другими, производящими вешалки для одежды и резиновые вантузы.