Полная версия
Девушка из хорошей семьи
– Это ты плохо смотрел, – самодовольно парировала Касуми.
В шапках пыльной листвы расставленных в кафе деревьев путались клубы табачного дыма.
– Может, открыть окно? Весна ведь, – предложила Касуми.
– Сейчас. – Саваи распахнул окно. – Смотри-ка! – И он показал ей ладонь, черную от пыли с оконной рамы.
– Ты прямо как ребенок, который играл в грязи и перепачкал руки! – расхохоталась Касуми.
И пока она смеялась, он, пожимая плечами и скривив рот, словно актер в пантомиме, стоял, показывая всем черные ладони.
6
Увлекшись рассказом Саваи, Касуми совсем забыла о времени. Саваи уже не казался ей недалеким, каким она до сих пор считала и отца; теперь она прочувствовала, что мужчина – серьезное, загадочное явление.
Будь Саваи скрытным, легкомысленным красавцем, сердцеедом, Касуми, пожалуй, смотрела бы на него другими глазами и не заинтересовалась бы им настолько – прежде всего из брезгливости. Но Саваи говорил искренне, открыто и совсем не походил на человека с двойным дном.
К тому же свойственная ему «легкость» была особенной. Собеседника он озадачивал тем, что в любом серьезном высказывании у него непременно проскальзывала шутка. Женщины никогда не чувствовали, что Саваи к ним равнодушен, – им постоянно казалось, будто по телу ударяет мячик от пинг-понга. Это ведь совсем не больно. Маленький легкий мячик не может навредить. Вот тяжелый мяч может сильно поранить, а если заденет волан, то вздрагиваешь и портится настроение.
Саваи предложил пойти в кино, но Касуми было куда интереснее слушать его рассказы.
– Тебе сегодня к которому часу нужно домой?
– Да уж пора обратно. Сказала, что пойду послушать подругу на музыкальном вечере и сразу вернусь.
– Жалко тебя, как птица в клетке. Ну, такая птица…
– Хочешь сказать, домашний скворец? Ладно, пусть так. Но у меня не было проблем с тем, чтобы выйти из дома. Мама сказала, на музыкальный вечер надо надеть кимоно. Представь, что мы вдвоем, и я в кимоно, идем по Сибуе. Все сразу начнут глазеть.
– Хотел бы посмотреть на тебя в кимоно!
– Ну нет. В нем я выгляжу куклой.
– Не может такого быть! – серьезно возразил Саваи. – Уверен, тебе очень идет.
Касуми задумалась, как бы найти возможность показаться Саваи в кимоно, но одернула себя: «Нельзя!»
– Да, Касуми-тян, такие дела… – Саваи продолжал говорить, без стеснения называя ее так, как она разрешила. Это привычное «Касуми-тян» было как прирученная им белочка. Белочка, которая еще вчера принадлежала ей, а сегодня легко скакала с плеча на колени почти чужого мужчины. – Ну и хитрая же ты, Касуми-тян. Меня заставляешь рассказывать, а про себя ни слова. Поведай-ка свою историю. Когда ты в первый раз поцеловалась? Какой была первая любовь? А теперешний парень?
Касуми покраснела и замолчала. Она еще не знала, что такое первый поцелуй. На самом деле, она ничего этого не знала – из-за прекрасного воспитания и робости.
Она попыталась сделать еще глоток из давно пустой чашки, но, увидев на дне вязкую смесь растаявшего сахара и кофейной гущи, поставила чашку на место. Коричневый осадок чем-то напоминал залив на морском берегу. Как будто стоишь у полосы прибоя. Среди красновато-коричневых скал скопились выброшенные бурые водоросли, и мелкие волны, перекатываясь через них, лижут белый песок. Касуми подумала: а где он, этот берег? Может, она там ни разу не бывала, может, пейзаж с этим берегом мелькнул во сне. Вдруг крошечное море и темная кромка берега в чашке исчезли из виду.
Касуми знала, что кофе там уже нет, и все-таки, злясь на себя, опять поднесла чашку к губам. Саваи, конечно же, заметил. Заметил, что она растеряна.
Касуми не выносила, когда ее считали ребенком, и решила перейти в наступление. Если Саваи думает, что она растерялась, надо показать, что, наоборот, она женщина с большим опытом, просто не знает, с чего начать. Поглядывая краем глаза поверх крыш за окном на пригородные электрички, со скрежетом подъезжающие к остановке, Касуми произнесла:
– Да всякое бывало. Но если женщина открывает всем свои тайны, то это не женщина. Вот подружимся поближе, – может, и расскажу. А что насчет вас, господин Саваи? До сих пор я все спрашивала. Но где доказательства? Может, ты надергал отрывков из разных книжек и так сочинил свою историю. Что-то я не знаю, можно ли тебе верить.
Этот отпор принес свои плоды: по лицу Саваи стало понятно, что Касуми серьезно уязвила его самолюбие.
– Вот как? Ты мне не веришь? А как же Бэнико и другие девушки? Не говори о том, в чем не разбираешься. Ты велела рассказывать, и я все честно рассказал. С чего бы мне врать? К тому же на станции «Токёэки» ты видела Бэнико своими глазами.
– Ну и что? Может, ты утешал, например, любовницу друга.
– Черт! Черт! – Потрясенный Саваи без раздумий ринулся в наступление. – Ладно! Я прямо сейчас тебе покажу, как умею подцепить девушку.
– Неужели? – Касуми напустила на себя холодный вид, глянула свысока. – Ну тогда я сейчас же хочу это увидеть своими глазами.
– Хорошо, идем!
Саваи схватил чек и вскочил с места. Ветер из окна раздувал его небесно-голубую куртку.
7
Касуми специально не спросила, куда они идут, – посчитала, что ей выгоднее молчать. Если она что-нибудь скажет, Саваи ухватится за это и переменит решение.
Когда они влились в толчею перед станцией «Сибуя», обтянутые курткой плечи, которыми он прикрывал Касуми, чтобы та не потерялась, закаменели от досады. «Что я делаю!» – читалось в этом отчаянном напряжении. Саваи молча пробирался сквозь толпу. Касуми была спокойна, невозмутима, душу ей грело чувство победы. Они добрались до другого выхода со станции, и очутились перед высоким и современным общественным зданием.
– Знаешь здесь кофейню на пятом этаже? – спросил Саваи.
– Опять кофе? – злясь на саму себя за неосведомленность, вопросом на вопрос ответила Касуми.
– Сегодня воскресенье, середина дня, – может, ничего и не выйдет. На пятом этаже кинозал, показывают все старые фильмы. Перед началом последнего сеанса, где-то с половины восьмого до восьми вечера, эта стоячая кофейня рядом с кинозалом забита битком. Около музыкальных автоматов толпятся подростки, забавное местечко.
– А ты, Кэй-тян, что там делал?
– Меня когда-то друг сюда привел, и я подцепил девчонку. Мы слушали музыку, пили кофе, так и познакомились. Она спросила: «Ты студент?» – ну я и решил сказаться студентом. Служащие так не выглядят.
– И что с той девочкой?
– Короткое знакомство на один вечер. Хорошая девочка была, но мы больше не виделись.
– Если бы опять пришел сюда, встретил бы ее.
– Да ладно, ей тоже было все понятно. Мы друг у друга имен не спрашивали. Меня она называла Дзиро-тян. Наверняка имя ее первой безответной любви.
Касуми сильно нервничала, но не показывала этого, старалась выглядеть непринужденно.
– Давай договоримся. Нам надо разделиться. Зайдем в лифт, а потом будем делать вид, что мы друг другу чужие. Иначе это кого-нибудь насторожит. Во всяком случае, смотреть в мою сторону или ухмыляться нельзя.
Касуми молча кивнула.
Светлое здание надвигалось, нависало своей громадой. Здесь были всяческие развлечения для детей, места, куда ходили отдохнуть семьей, на одном из этажей располагалось помещение для брачных церемоний. В двери первого этажа входили и выходили дети, которых вели за руку матери. Все внутри наполняла мирная послеполуденная атмосфера воскресного дня, привычная для людей, живущих в пригороде.
Но у Касуми, когда она вошла сюда следом за Саваи, сердце бешено колотилось: ей казалось, будто она погружается в опасный водоворот темной безнравственности.
Они зашли в лифт и сделали вид, будто незнакомы друг с другом.
«Как не к месту эта одинаковая небесно-голубая одежда», – вдруг подумала Касуми, спокойно сняла пальто, вывернула его наизнанку и повесила на руку. Под пальто на ней было серое платье; теперь она могла не беспокоиться, что их заподозрят в знакомстве.
Снимая пальто, Касуми задела воздушный шар, который держала стоявшая рядом девочка; шар отскочил, словно по нему ударили, а девочка зло уставилась на Касуми. Саваи сохранял равнодушное лицо, но чувствовалось, что он едва сдерживает смех.
Лифт остановился на пятом этаже, и сразу громко зазвучал рок-н-ролл, перед глазами замелькала нарядная многоцветная толпа. В центре находилась большая стойка с натянутым над ней ярким полосатым тентом, вроде тех, что бывают на курортах. В основном здесь собрались молодые люди, мало кто пришел с детьми. Кроме парней в джинсах и кожаных куртках, густо накрашенных девушек в обтягивающих капри, со звенящими металлическими браслетами на руках, столь же неприятных, как завсегдатаи «Пасадены», было немало обычных молодых людей. Все они просто слонялись туда-сюда. Настроение у Касуми, пробиравшейся сквозь эту толпу, испортилось, но, следуя на некотором отдалении за Саваи, она в глубине души понимала, что во всем полагается на него.
Саваи обошел стойку и остановился около музыкального автомата, который оглушительно ревел и рассыпал вокруг завораживающий радужный свет. Возле автомата собралась молодежь в джинсах и капри – все слушали с серьезными лицами, отбивая такт ногой. Высокий, заметный издалека Саваи в небесно-голубой куртке смотрелся среди них как-то одиноко.
«Я смотрю на Кэй-тяна так же, как тогда, на станции „Токёэки“», – подумала Касуми. В глаза ей бросилось, что он совсем не похож на того оживленного юношу, каким казался, пока они были вместе, а выглядит потерянным, опустошенным, словно утратившим цель. То был образ охотника, но охотника-одиночки, который бродит по лесу без спутника, без собаки, без ружья. А вокруг него стоит птичий гвалт и витают звуки, издаваемые шумными обитателями лесной чащи.
– Кофе? – спросил бармен за стойкой.
– Что? – Касуми нервно взглянула на него. – Да, кофе.
Она бездумно облокотилась на край стойки. По другую сторону девушки и юноши в форме учеников старшей школы, уплетая хот-доги, над чем-то смеялись, толкали друг друга. Касуми заметила зеленый пластиковый цилиндр с надписью «счастливая стойка», достала монету в десять иен и бросила внутрь.
Верхняя часть цилиндра превратилась в прозрачную башню, где в разных позах застыли куклы. Когда опускали десять иен, включалась музыкальная шкатулка, а куклы во фраках и вечерних платьях принимались танцевать вальс. Звуки вальса в грохоте рок-н-ролла и окружающем шуме были едва слышны, – казалось, что чистый голос, стесняясь неподходящего места, поет шепотом. Касуми была чужда сентиментальность, но, прислушиваясь к звучанию музыкальной шкатулки, она ощутила, что у нее никогда прежде не было такого одинокого и несчастного воскресенья.
Подали кофе. Касуми положила на стойку тридцать иен. Но пить его уже не хотелось.
Вдруг она заметила, что Саваи у автомата говорит с девушкой в красном полупальто и накинутом на голову шарфе. Лица ее было не разглядеть.
В грохоте новой мелодии Касуми не слышала их разговора. Она видела лишь искреннюю улыбку Саваи, его ровные зубы. Саваи наклонился, а девушка, выпрямившись, что-то говорила ему на ухо. Выглядело это очень интимно.
Касуми отодвинула кофе; ей безумно хотелось поскорее увидеть лицо девушки. Возникла иллюзия, что Саваи говорит с ней самой: Касуми вообразила, будто скрытое шарфом лицо девушки – ее собственное лицо.
Исчезло холодное спокойствие, царившее в душе до того, как они вошли в здание. Она полагала, что не ревнует, но сближение Саваи и девушки волновало ее до зуда во всем теле.
«Вот будет забавно, если она повернется и окажется уродиной. Тогда я вдоволь поиздеваюсь над Кэй-тяном. Скажу ему: „Не думала, что у тебя такой дурной вкус“. Посмеюсь от души».
Саваи обнял девушку за плечи и уже, раздвигая толпу, приближался к Касуми. Лицо девушки наконец-то открылось и было очень красивым. Касуми приуныла. По мере приближения пары она поняла, что лицо кажется таким из-за густо наложенной косметики. «Какая-то уличная женщина!» Но Касуми понятия не имела, что такое «уличная женщина».
Саваи дерзко устроился рядом с Касуми, повернулся к ней спиной, и они с девушкой встали лицом друг к другу, облокотившись на стойку. Касуми через плечо Саваи краем глаза видела профиль столь неприятной ей незнакомки.
– Что будешь? Кофе?
– Да, холодный.
– Эй! – позвал Саваи официанта.
Хотя это был спектакль, о котором они договорились, Касуми все происходящее казалось ужасно грубым, безжалостным, бесчеловечным. В сильном волнении она прислушалась к разговору.
Саваи выражался, как слонявшийся по улице бездельник; с Касуми он говорил совсем иначе. Она все больше изумлялась его талантам.
– Ты, верно, студент, – донесся до ее ушей вопрос девушки, и она, вспомнив их разговор в кафе, горько усмехнулась.
– Ага, – беспечно ответил Саваи. – Хожу в университет когда захочу.
– Нормально! Еще не полысел.
– Ну хватит! Это…
– Но я-то пацанов не люблю. Больше доверяю людям постарше.
– Да ладно! Ты прям…
– И куртка у тебя миленькая, издали заметна.
Касуми пренебрежительно слушала их беседу, и настроение у нее портилось все больше.
Вдруг она почувствовала, как ее осторожно тронули за локоть левой руки, в которой она держала пальто, и обернулась. Рядом стоял тщедушный молодой человек в ярком модном свитере с V-образным вырезом. При резком движении Касуми его щеки напряглись – точно поверхность пруда пошла волнами от брошенного камня. На щеках бугрились прыщи.
– Не злись, – с показной уверенностью, слегка дрожащим голосом произнес молодой человек. – Ты, наверное, одна пришла? Может, выпьешь со мной кофе?
Касуми гневно сверкнула глазами, отшатнулась и опрометью кинулась к лифту. Молодой человек вроде бы ее не преследовал. В толпе у стойки выделялась спина в небесно-голубой куртке: Саваи ничего не заметил. Ждать лифта времени не было, и Касуми сразу побежала вниз по лестнице, выскочила из стеклянных дверей наружу, остановила первое попавшееся такси и велела ехать в Сэйдзёгакуэн. И пока машина ехала по улицам Сибуи, в груди Касуми по-прежнему отчаянно стучало сердце.
8
Остаток дня Касуми была очень мрачной и закрылась у себя в комнате. Саваи не звонил, что доказывало присущую ему беспардонность, и она настроилась ни в коем случае его не прощать.
По зрелом размышлении это было довольно странно. Ведь вызов бросила она, и она же потребовала показать место, где обольщают женщин. Обдумав это, Касуми поняла, что злиться ей не на что.
Касуми оглядела тихий в воскресный вечер дом. Брат с женой уехали во второй половине дня. Мать и отец после ужина смотрели в гостиной телевизор. Утром спокойно поговорить не удалось, поэтому отец за ужином всячески расспрашивал Касуми о вчерашней вечеринке, но она, по-прежнему замкнувшись в себе, с загадочной и какой-то вымученной улыбкой сказала только: «Было очень мило».
Ититаро, наверное, стоило удовлетвориться вчерашним ответом, который он получил, когда после ухода последнего гостя, положив руку ей на плечо, спросил: «Как все прошло? Было интересно?» Стоило принять короткое «да» послушной, скромной дочери.
Отчего-то любовь Ититаро к Касуми всегда была полна тревоги, и за это он себя корил, ведь отцовская любовь должна быть спокойным чувством, наполнять радостью. Это терзало чистую душу Ититаро, и все равно он пристально вглядывался в своего ребенка.
Дочь была для него загадкой. Когда в их отношениях он приближался на шаг, она со странной улыбкой отстранялась. Стоило ему отдалиться, Касуми сразу устремлялась навстречу, ластилась. Проявления любви у них не совпадали во времени. Но если вдруг совпадали, это вызывало невыразимо сладостное чувство.
Касуми заперлась у себя в комнате, но сидеть одной было тяжело.
Светлая, красочная, обставленная в европейском стиле комната для занятий размером восемь дзё[13], красный абажур, обои в цветочек, кружевные занавески на окнах… Все вдруг показалось пошлым, будто номер в неизвестной ей пока гостинице для свиданий.
Что за странные мысли? Саваи сейчас точно в такой гостинице с той кокетливой девчонкой.
«Куртка у тебя миленькая».
Она не простит! Не простит! Эта девчонка не имела права так говорить. Касуми не считала, что ревнует, – все дело в «простых радостях жизни», которые, как азарт в игре, переходят всякие границы и становятся ядовитыми. «Я буду хладнокровна».
В подобные моменты мужчина, как правило, уходит из дома, чтобы где-нибудь выпить. Но Касуми, кроме как в гостиную, пойти было некуда.
В гостиной отец с матерью смотрели телевизор и смеялись.
«В таком возрасте вдвоем смеяться… нелепость какая-то», – раздраженно подумала Касуми.
Она уселась между родителями, и те сразу притихли. Отца почему-то смутило присутствие дочери.
Комедия, которая шла по телевизору, вскоре закончилась. Ититаро сразу обратился к Касуми:
– Что собираешься делать на весенних каникулах? Может, с подружкой куда поедешь?
– Да что ты такое говоришь! – возмутилась мать.
Чтобы дочь на выданье без сопровождения отца отправилась в путешествие – это было выше ее понимания.
По тому, как мать прищурилась, было понятно, что даже столь краткая попытка оспорить предложение отца стоила ей огромных усилий. Каёри не могла возражать Ититаро, это противоречило ее природе, и в редких, бурных ее протестах сквозили горечь и печаль.
– Выключай телевизор, проведем наконец-то вечер спокойно, поедим сладкого – сегодня получили из кондитерской «Кайсиндо». Выпьем чаю с виски.
Каёри тут же засуетилась, напоминая автомат, который заработал от монетки в десять иен.
– Ну как, Касуми, у тебя пока нет желания выйти замуж?
Ититаро произнес это непринужденно, обратив к дочери лицо – сейчас прямо-таки вылитую морду моржа.
«Попалась» – такова была первая мысль Касуми. Прежде отец не спрашивал ее об этом, даже когда хотел, однако сейчас заданный ни с того ни с сего непринужденный вопрос не оставлял времени на оборону.
– Да не особо.
– Что значит «не особо»?
Каёри, хлопотавшая рядом, вся обратилась в слух; Касуми не составило труда догадаться, что мать распознала ее внутреннее сопротивление.
– Я хочу только, чтобы ты была счастлива в замужестве. Материально, но, что важнее, душевно, – другими словами, чтобы ты была самой счастливой.
Ититаро говорил искренне, но у Касуми мгновенно взыграл дух противоречия, возникло смелое желание поспорить с отцом.
– А что такое счастье? Или счастливое замужество?
– Ну, например, такое, как у нас с матерью.
– Странно…
Касуми удивили самодовольство и грубая откровенность, прозвучавшие в словах ее отца-моржа.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Цубо – традиционная японская мера площади, около 3,3 кв. м. – Здесь и далее примеч. перев.
2
Тян – уменьшительно-ласкательный суффикс к имени.
3
Гиндза – один из центральных кварталов и ведущий фешенебельный торговый район Токио.
4
«Джин-физ» – алкогольный коктейль из джина, лимонного сока, сахарного сиропа и содовой.
5
Маруноути – крупнейший деловой квартал Токио рядом с центральным железнодорожным вокзалом; последние десятилетия развивается и как фешенебельный торговый район.
6
Юракутё – деловой район Токио.
7
Идзу – полуостров на тихоокеанском побережье острова Хонсю в префектуре Сидзуока.
8
Симбаси — квартал Токио, известен как деловой район офисных работников.
9
Татами – тростниковые маты площадью около 1,5 кв. м, набитые рисовой соломой и обшитые по краям тканью, которыми в Японии традиционно застилают полы; сейчас для набивки используют также синтетическую вату.
10
Янагибаси – район Токио, известный в том числе тем, что с XVII века там селились гейши.
11
Сибуя — один из центральных районов Токио с модными магазинами, офисами, популярный у молодежи и туристов.
12
Атами – курортный город, популярный у туристов благодаря горячим источникам.
13
Дзё – единица площади, чуть больше 1,5 кв. м. Служит для измерения помещений, застланных соломенными матами татами.
