Девочка и смерть

Лес прочесывали несколько дней, но никакого волка так и не нашли. После звонка полицейского, отчитавшегося об окончании поисковой операции, взрыв, назревавший в звенящей от напряжения тишине дома, все-таки произошел. Майлз, конечно же, не принял версию событий, поведанную Лорейн. Но до этого момента он кое-как, но держал себя в руках. Он швырнул в стену уродливую статуэтку тропической птицы, и осколки керамики рассыпались разноцветным дождем.

– Это она во всем виновата! – орал он, указывая в сторону Лорейн. – Эта маленькая шлюха! Вы еще не поняли? Она специально подлизывалась к Тайлеру, чтобы он уговорил вас оставить ее здесь! Ей не место среди нас!

– Майлз, – устало вздохнул Клиффорд, – нам всем тяжело.

– Мне нужно позвонить, чтобы побыстрее доставили цветы для похорон, – выпалила тетя Присцилла и, став белее мела, выскочила из столовой.

Майлз выругался себе под нос и вышел следом за ней, на ходу извлекая из кармана пачку сигарет. Дядя проводил их безразличным взглядом и повернулся к племяннице.

– Лорейн, – обратился он к Лорейн, – я считаю, что тебе не стоит ехать с нами на похороны.

Лорейн и так не очень-то стремилась туда, потому, оказавшись избавленной от присутствия на этом безрадостном мероприятии, выдохнула с облегчением. Она смиренно опустила взгляд и сказала:

– Хорошо.

Со дня похорон она практически перестала выходить из отведенной ей комнаты, избегая не только семейных приемов пищи, окрашенных темными тонами траура, но и любых возможных столкновений с домочадцами. Дворецкий оставлял ей еду под дверью, но, по большей части, Лорейн не притрагивалась к пище. В ее спальне, задумывавшейся как гостевая, имелся свой небольшой санузел, так что, имея пропитание, она была избавлена от необходимости покидать свое укрытие. Сама комната, к слову, была крайне безобразна собой и искусственной позолотой на мебели, обилием зеркал и репродукций напоминала номер в дешевом придорожном отеле. Лорейн каждый раз вздрагивала, натыкаясь взглядом на свои бесчисленные отражения, потому первым делом сняла все зеркала, что не были привинчены к стенам, и собрала в углу комнаты, составив лицом к стене.

В наследство от Тайлера ей остались книги: несколько школьных учебников и кое-что из художественной литературы по программе старших классов. Немного, но хоть что-то. Увы, Лорейн никак не могла сосредоточиться, вынужденная по несколько раз перечитывать один и тот же абзац, и все равно не улавливала даже крупицы смысла. Телевизор ей смотреть не хотелось. По большей части она просто сидела на кровати, обняв колени руками, или лежала, отвернувшись к стене. Она то прокручивала в голове обстоятельства гибели кузена, то раздумывала, не совершить ли ей побег. Мысль была вялой и нежизнеспособной. Куда ей идти? У нее не было ни других родственников, ни друзей. Когда-то к отцу приезжали какие-то ученые мужи из Лондона, но девочка не помнила их имен и сильно сомневалась, что имеет хоть какое-то право навязывать им себя в качестве обузы. О родственниках матери она никогда не слышала, словно мать вообще возникла из ниоткуда. Была той самой волшебницей, заключенной в башне, пока отец не освободил ее от заклятия и не привез в этот дом. Дом, где она прожила ничтожно мало.

Лорейн догадывалась, что и ее заточение здесь не растянется на продолжительный срок. Дядя и тетя оправятся от потери и к осени подыщут для неугодной девчонки новую школу подальше отсюда. Нужно просто набраться терпения.

Но терпение иссякало. Девочка, привыкшая к одиночеству и тишине, вдруг обнаружила в себе острую потребность говорить. Ей хотелось высказаться, выплакаться кому-то, поделиться пережитым, получив утешение. За неимением такой возможности она обратила страх в ярость, а чувство вины в обиду. Лорейн искала, на кого бы выплеснуть бурный поток в своей душе, пока ей под руку не подвернулся злосчастный дворецкий. Как правило, он оставлял еду и уходил, но в этот раз почему-то задержался у двери. Она слышала его шаги, чувствовала присутствие.

Лорейн распахнула дверь и застыла. Слова внезапно встали комом в горле, вынуждая ее бессмысленно таращиться на мужчину с глупо открытым ртом.

– Как ваше самочувствие, мисс? – вежливо осведомился дворецкий. – Вам что-нибудь нужно?

С неудовольствием Лорейн обнаружила, что говорить, когда хочется кричать, совсем непросто. По-хорошему, ей стоило вспомнить уроки этикета, что давали в пансионе, поблагодарить мужчину за заботу и закрыть дверь. Не провоцировать на конфликт единственного человека, который в этом доме относился к ней с неким подобием доброты. И пусть лишь потому, что это входило в его профессиональные обязанности. Но Лорейн порядочно раздражала невозмутимость дворецкого, что вызывала острое желание сорвать эту маску вежливости и сдержанности, получить хоть какую-то эмоциональную отдачу. Что-нибудь, что поможет ей почувствовать себя живой. Реальным человеком, а не тенью, одним из призраков их старого дома.

– Что, черт возьми, мне может быть нужно?! – вспыхнула Лорейн. – Пистолет, чтобы застрелиться? Зачем вообще спрашивать? Просто оставьте его в следующий раз на подносе. Всем станет легче!

Ожидаемо, выпад не достиг цели. Его лицо оставалось по-прежнему невозмутимым. Дворецкий смотрел на маленькую госпожу со спокойным, отстраненным интересом, чуть склонив голову к плечу, ожидая дальнейших выходок и причуд чудаковатой девчонки. А зрелищем она, должно быть, была еще тем: волосы свалялись в огромный колтун, старая пижама тети Присциллы вся измялась за часы, проведенные без сна, а из-за отсутствия солнечного света кожа приняла нездоровый оттенок папиросной бумаги.

– Как вам будет угодно, мисс, – наконец-то откликнулся Кристофер. – Вам понадобится руководство по обращению с оружием? Или другая литература?

Лорейн опешила. Искушение соблазниться столь щедрым предложением было велико, но она легко поняла, что дворецкий попросту издевается. Уголки его губ слегка дрогнули в пародии на улыбку и тут же обратно вытянулись в ровную линию.

– Вам смешно? – прошипела она. – Вы правда считаете это забавным?! Жуткая тварь убила человека прямо на моих глазах, просто-таки сожрала ему лицо – вот так потеха! И его не должно было там быть. Он оказался там из-за меня! Он умер из-за меня! – Она зажала себе рот руками и судорожно затрясла головой, осознав, что натворила. – Дикий кабан, – быстро поправила она саму себя, – это был дикий кабан. Он убил человека на моих глазах.

Дальше продолжать было нельзя, Лорейн остро ощутила необходимость спрятаться и убежать. Она захлопнула дверь, прижалась к ней спиной и сползла на пол, ероша пальцами давно нечесаные волосы.

– Разве не волк, мисс? – донеслось до нее.

– Я не знаю, что видела! Убирайтесь!

Не желая слышать даже звука его шагов, она ползком добралась до кровати, зарылась в разворошенное постельное белье лицом и долго плакала, пока не уснула.

Лорейн удалось проспать всего несколько часов, и сон этот был поверхностным и тяжелым. Очнувшись, она нашла себя измученной, уставшей и будто простуженной, хотя давно не покидала комнату и все время была в тепле. Было непривычно темно, что еще больше дезориентировало девочку, потерявшуюся во времени. Сквозь неплотно прикрытые шторы лилась ночная синева. Значит, ночь.

Каждый вечер со смерти Тайлера Лорейн включала все светильники в комнате, избегая еще хоть мгновение провести во мраке. Немудрено, что сейчас она была напугана так сильно, что не могла осмелиться даже спустить ноги с кровати, чтобы добраться до ближайшей лампы. Она с головой закуталась в одеяло, надеясь, что под ним жуткие твари ее не найдут. Существо, прикончившее кузена, и само вскоре нашло свою кончину от рук красноглазого монстра, но, без сомнения, во мраке таились полчища других. Кровожадных, беспощадных, голодных созданий из страшных сказок отца. Теперь Лорейн не сомневалась. Теперь она думала, что именно твари убили отца, как и, наверное, маму. Ведь они что-то знали о тех, кто ночью выходит собирать свою жуткую жатву из невинных путников, кто по глупости или незнанию забрел в охотничьи угодья алчущих монстров.

Но кем же тогда был красноглазый? Какое место было отведено ему среди других порождений кошмара? Лорейн часто размышляла об этом. Он не тронул ее, ни в подвале, ни в ночь гибели Тайлера. Он звал ее своей хозяйкой. Он сказал, что как-то связан с отцом. Как давно он находился в саркофаге и для чего?

Кто же ты? Почему ты помог мне?

Лорейн медленно стащила одеяло с головы и первое, что она увидела, это два красных огонька в темноте. Как ни странно, ей стало спокойнее. Возможно, она просто была слишком напугана, чтобы испугаться еще больше.

– Ты здесь, – прошептала она.

– Вы звали меня, госпожа, – сказало создание.

– Я не… – Лорейн осеклась. От неприятной догадки у нее встали дыбом мелкие волоски на руках. Она заерзала на месте, пытаясь снять напряжение и найти более удобное положение. – Ты в моей голове, – догадалась она.

– Не совсем, – уклончиво ответил ночной гость, пристроившийся в изножье ее кровати. – Сомнительное удовольствие постоянно слышать мысли девочки-подростка. Но мы связаны телепатической связью. Вам достаточно позвать меня – и я приду.

Утешение было слабым. Лорейн сразу вспомнила бессонные ночи в пансионате, когда ее крики мешали спать другим. Ей также мерещились эти рубиновые глаза. Они преследовали ее повсюду. Если монстр увязался за ней следом, то соседкам по комнате крупно повезло, что ее быстро отселили в «отдельные апартаменты». Они бы тоже забыли покой, увидь такого визитера.

– Ты приходил ко мне и раньше? – пробормотала она. – В школу?

– Нет. Я не могу покидать особняк.

– Но как же лес? – Лорейн чувствовала себя наивным ребенком, засыпающим авторитетного взрослого бесчисленными вопросами об устройстве мира. В каком-то смысле, это было правдой. Создание, отчего-то настроенное к ней лояльно, было связующей нитью между Лорейн и миром отца, миром его сказок, преданий и суеверий.

– Вам крупно повезло, моя госпожа, ведь вы были предельно близки к границе, которую мне нельзя пересекать. За ней я не смог бы вам помочь…

– Ладно, – перебила она, входя в азарт, – но почему ты не можешь выходить за эту границу? Это как-то связано с моим отцом? Кем было то существо? Откуда оно здесь взялось? Что с ним случилось потом? Куда делось его тело? Полиция ничего не нашла…

Лорейн показалось, что монстр смеется, но она по-прежнему не была уверена, что слышит его голос по-настоящему, а не у себя в голове, оттого она могла ошибаться. Ей и самой в пору было смеяться над ситуацией – вот она сидит и среди ночи беззаботно, почти по-приятельски болтает с воплощением своих детских кошмаров. И ничуть его не боится. Ведь, благодаря недавнему горькому опыту, Лорейн поняла, что красноглазый – вовсе не тот, кого ей стоит опасаться. Есть другие. И даже не имея отцовских познаний обо всех этих невероятных вещах, девочка ощущала огромную разницу между двумя монстрами. Тот, кто убил Тайлера, был хищным зверем – им двигал лишь голод, вперед его вел слепой поводок инстинктов. У твари не было сознания в привычном понимании. А ее красноглазый друг имел нечто общее с человеком. Как минимум, он мог разговаривать и не торопился вонзить свои клыки в глотку Лорейн. На поляне она видела их демонстрацию, не менее жутких, чем у его соперника, так что была осведомлена о такой возможности, если ему вдруг надоест вести с ней светские беседы.

– Не все сразу, – осадил Лорейн монстр. – Вам слишком многое предстоит узнать, так что осваивать материал придется постепенно. Отрадно, что вы готовы приступить к обучению.

– К обучению? – оторопело повторила она.

– Да, моя леди. Вы унаследовали не только этот дом и свой амулет, но и обязанности, которые выполняли ваши предки, – важно пояснил красноглазый. – Все они, начиная с Абрахама Ван Хельсинга, были охотниками, хранителями мира людей от таких как… я, – закончил он не без удовольствия.

Лорейн аж на месте подпрыгнула от возбуждения. Она и думать забыла о своей печальной участи, сразу обратившись в слух. Ведь она слышала про Ван Хельсинга – краем уха от девочек в пансионате, жарко обсуждавших недавно прочитанный роман. Тогда она считала все это пусть интересным, но художественным вымыслом. Ей и в голову не могло прийти, что все это имеет отношение к ней. Выходит, если Ван Хельсинг был ее далеким предком, то существо, томившееся в подвале их дома, должно было быть никем иным, как…

– Так ты Дракула? – озвучила Лорейн свои догадки.

Монстр фыркнул совсем по-людски.

– Не хочется вас разочаровывать, моя госпожа, но нет, – сказал он почти обиженно. – Первые охотники давно уничтожили его, не без помощи моих собратьев. Некоторые из нас были не меньше заинтересованы в мирном сосуществовании, чем люди, а то и больше.

– Тогда кто же ты?

– Часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо? – откликнулся ночной гость, и Лорейн снова померещилась насмешка в его загадочных словах. – Не имеет значения. Вы можете звать меня Эйден.

– Странное имя, – хмыкнула Лорейн, – но ты тоже вампир? Или это называется как-то еще? И ты пьешь кровь? Где ты находишь жертв, если не можешь покидать особняк? Почему ты помогаешь охотникам, если они, выходят, твои враги? Сколько тебе лет? Ты боишься солнца? Ты отражаешься в зеркалах? А что насчет чеснока, осины, серебра? Ты…

– Довольно, леди, – пресек бесконечный поток вопросов монстр. – Я думаю, что для начала вам стоит ознакомиться с записями отца. Я сохранил их для вас. Но делать это лучше на ясную голову. Вам пойдет на пользу крепкий сон.

И у Лорейн правда начали слипаться глаза. Мысли замедлялись, но за одну из них она цеплялась осознанно: это создание, кем бы оно ни было, солгало ей. Все-таки оно имело над ней власть, могло проникать в разум. Тогда, в подвале, оно загипнотизировало девочку, надоумив ее снять заклятие с саркофага. Делало это и сейчас – приказывая пасть в объятия Морфея. Сопротивляться было невозможно.

Она зевнула и сползла по подушкам, устраиваясь поудобнее. Впервые за долгое время ей было так же спокойно, как в далеком детстве, когда были живы родители; когда отец читал ей сказки, а мать пела свои волшебные колыбельные. Лорейн была в безопасности.

– Ничего не бойтесь, маленькая госпожа, – заверил Эйден, но она не понимала, слышит ли его снаружи или все же в своей голове, – засыпайте, я никому не позволю вас потревожить.

– Расскажи мне еще что-нибудь, – попросила Лорейн.

– Ладно, – сдался монстр. – Не сказку, но историю о ваших предках: о том, как на самом деле Абрахаму ван Хельсингу удалось одолеть могущественного Дракулу; о сыне Абрахама, овладевшем оккультным мастерством; о вашей бабушке – храбрейшей из охотниц; о вашем отце, избравшем знания, а не силу…

Лорейн так и не услышала ни одну из историй, в мгновение убаюканная мягким, обволакивающим голосом Эйден. Проснувшись на рассвете, она, конечно же, не нашла его рядом, однако под подушкой ее ждал сюрприз – подтверждение того, что она не придумала визит монстра и разговор с ним. Толстая записная книжка, исписанная от корки до корки, несомненно, принадлежала отцу. На форзаце было выведено:

Милая моя, Лорейн. Надеюсь, ты никогда не прочтешь этих строк. Но если он передал тебе мои записи, значит, я мертв, а тебе предстоит заступить на свою службу. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить это бремя, поделюсь всем, что знаю и знал. Эйден поможет тебе. Он скорее умрет, чем позволит хоть волосу упасть с твоей головы. Ничего не бойся. Будь храброй.

Безумно любящий тебя папа.

Лорейн долго сидела в зыбких утренних сумерках, прижимая книжку к груди, пока глаза не заболели от продолжительных слез. Приказав себе собраться и скорее начать свое знакомство с миром неизведанного, она сбегала умыться, расчесала волосы и даже надела свежую одежду. В животе урчало, и она с неудовольствием подумала, что ей придется извиниться перед дворецким, когда он принесет завтрак. Слова отца вдохнули в нее силу и уверенность. Она не имела права ослушаться его наказа быть храброй.

Но в этот день Лорейн так и не приступила к своему обучению. Услышав крик в другом конце дома, она была вынуждена хорошо спрятать блокнот и покинуть свою крепость уединения. Спустившись в холл, она столкнулась с бригадой медиков и взволнованной горничной, от которой и узнала, что ночью тетя Присцилла пыталась покончить с собой.

Глава четвертая.

К вечеру того дня шум и обилие посторонних в особняке постепенно сошли на нет. В нем снова воцарилась прежняя печальная тишина, свойственная всем старым домам, повидавшим в достатке трагедий человеческих жизней.

Тетю Присциллу успели спасти, но, по настоянию врачей, ее поместили в клинику для пациентов с душевными расстройствами. Она нуждалась в постоянном присмотре и профессиональном уходе, ведь из-за передозировки снотворного чуть не потеряла зрение. Сбоили и другие системы в ее организме. Женщина почти не могла ходить, не разговаривала ни с кем, кроме Майлза. Уцелевший сын последовал за матерью – дядя Клиффорд арендовал ему квартиру недалеко от больницы. К тому же оттуда было удобнее добираться до Лондона, в пригороде которого базировался футбольный клуб Майлза.

Он не поступил в колледж, да и не сильно к тому стремился. Парень не проявлял также должного усердия к спортивным тренировкам, потому смог устроиться на работу лишь помощником. В его обязанности входили поддержание порядка в раздевалках, учет инвентаря, стирка полотенец и формы других членов команды. Должно быть, это его страшно злило, но, изредка наведываясь домой, он не заводил об этом речь из чистого упрямства. Он сам это выбрал. Некому было его осудить.

После того, как тетя Присцилла и Майлз покинули особняк, для Лорейн наступили по-настоящему славные времена. Она наконец-то была предоставлена сама себе. Дядя Клиффорд, погрузившийся в мрачную меланхолию, целыми днями пил, сидя у телевизора. К началу осени он спохватился, что девочке нужно где-то учиться, но не хотел особенно утруждать себя поисками, потому с сентября Лорейн зачислили в обычную школу в ближайшем городке, куда ей предстояло добираться самостоятельно. За лето она искренне полюбила пешие прогулки, и почти час в дороге не стал для нее основательным затруднением.

Так пролетел еще год, наверное, лучший год в жизни Лорейн. В новой школе ее неожиданно тепло приняли, у нее даже появилась подруга – славная девушка Холли Риз, да и родственники больше не пытались превратить жизнь Лорейн в ад. Она могла учиться, читать, гулять по окрестностям и спокойно изучать записи отца.

Дядя Клиффорд совсем не обращал на Лорейн внимания, больше занятый попытками смириться с утратой сына, психическим недугом жены и маячившим на горизонте неотвратимым банкротством. Он не винил Лорейн в случившемся, лишь иногда, предложив разделить с ним прием пищи, прогулку к озеру или поездку в город, умолкал и надолго задерживал на ней взгляд, выражение которого оставалось для Лорейн неясным. Это происходило лишь в редкие моменты, когда он не был чертовски пьян, а большую часть времени он едва держался на ногах. В осунувшемся, постаревшем на целую жизнь человеке, словно снова вспыхивала искра сознания, тень прежней живости, но тут же безвозвратно гасла. Он был лишь отголоском себя самого, бледной копией, выгоревшей на солнце репродукцией. Впрочем, для пьющего человека Клиффорд оказался на удивление мирным. Приняв на душу, он просто уходил в свою комнату, откуда до утра раздавались звуки бесконечных телепередач и зарубежных фильмов.

Майлз в свои приезды все же доставлял Лорейн неудобства, но к ее огромному везению был слишком занят работой и уходом за матерью, чтобы слишком часто ездить к ним в глушь. Он не мог отказать себе в удовольствии оскорбить или унизить кузину, напомнить ей о ее положении в семье и не последней роли в трагической гибели Тайлера. Поначалу Лорейн пыталась огрызаться и отвечать, но после того, как кузен вывернул ей руку, чуть не сломав запястье, избрала другую тактику. Она стойко выслушивала все гадости, потоком лившиеся изо рта кузена, подражая блистательному примеру невозмутимости Кристофера. У него было чему поучиться.

Теперь они с дворецким ладили куда лучше, хотя и он, к сожалению, не мог защитить Лорейн от нападок Майлза. Вмешательство кого-то со стороны лишь раззадорило бы его стремление донимать кузину. Не мог помочь и Эйден. Лорейн неоднократно жаловалась ручному монстру на мерзкое поведение брата, но он был непреклонен: Майлз один из Редгрейвов. Эйден не имел права вредить тем, в чьих жилах текла кровь его первого хозяина. Пусть ему и безумно хотелось этого.

Это условие вызывало у Лорейн сильные сомнения: зачем тогда отец, а то был именно он, запер Эйдена в подвале на долгие годы? До Джеральда монстр спокойно разгуливал по дому и, судя по его рассказам, сопровождал членов семьи в некоторых поездках. Он все же мог покидать особняк, но только с позволения хозяев, исполняя роль их телохранителя во время самых опасных вылазок. Бабушка Лорейн, имевшая славу блистательной охотницы, сражалась с ордами жутких тварей плечом к плечу с Эйденом. А ее отец брал вампира даже в Новый Свет, отправившись туда обмениваться опытом с местными коллегами. Да, были и другие – старые семьи, хранители мира и знаний. В Великобритании, в Европе и за океаном. Все они поддерживали связь. Лорейн еще предстояло быть введенной в их тайное общество по достижению совершеннолетия. Казалось, что до него еще целая вечность. Ей было всего шестнадцать, и она только делала первые шаги на этом пути. Трудные шаги.

Голова пухла от попыток усвоить огромные объемы информации. Отец подошел к своим записям очень дотошно, он боялся упустить малейшую деталь. Лорейн приходилось по тысяче раз перечитывать одни и те же страницы. К ее удивлению и ужасу, мир населяло бесчисленное множество разных созданий. Одних только видов вампиров, вопреки сформировавшемуся предубеждению, существовало огромное множество. Высшие и низшие; натурально и искусственно созданные (в свою очередь делящиеся на обращенных, проклятых и далее по списку…), древние; чужаки. Лорейн с особым интересом изучала именно подразделы существующих носферату, все силясь определить куда-нибудь Эйдена. Спрашивать напрямую было бессмысленно – монстр отличался особенной скрытностью. Он без восторга отвечал на глупые вопросы Лорейн, а когда она пыталась узнать что-то о нем самом, всегда принимался увиливать. Она давно его не боялась, но все же благоразумно принимала некоторые навязанные им правила и не препиралась.

Например, он приходил только ночью, избегая попасть на глаза кому-нибудь из домочадцев, и запрещал включать свет. Он объяснил это тем, что в прошлый раз, когда Лорейн имела счастье лицезреть его облик, она свалилась в обморок и поседела. И пусть ее психика окрепла с годами, с нее хватит одних только красных глаз, клыков и размытой, словно начертанной черной тушью, фигуры. Жаль, ведь детали его внешности могли дать Лорейн хоть какую-то подсказку.

После школы Лорейн шла в городскую библиотеку и просиживала там допоздна, выискивая информацию, которая могла пролить свет на множественные загадки. Не только о ее ночном визитере, но и других созданиях, таящихся во тьме. Теперь она понимала жаркий интерес отца к фольклору и любым суевериям. Пользу имели любые свидетельства столкновений людей с неизведанным. Лорейн выписывала все в тетрадь, чтобы дополнить отцовскую коллекцию знаний, и, возможно, когда-нибудь передать ее следующему Редгрейву. Она, конечно, сомневалась, что будет кто-то после нее.

Зачем создавать семью и заводить детей, обрекая их жить в вечном страхе и учиться охотиться? Быть отрезанными от обычных людей, не имеющих представления обо всех этих безумных вещах. Ван Хельсинг, его сын, бабушка Лорейн и даже Джеральд были жестокими сумасшедшими, раз осмелились продолжить род. Лорейн претило понятие долга. Ни под каким благовидным предлогом она не желала кому-то той жизни, которую унаследовала. Она предпочла бы поставить точку.

Эти мысли всегда наводили на нее тоску, и сейчас им вторил унылый дождь, забарабанивший в стекла. Лорейн оторвалась от чтения и глянула за окно библиотеки. Она так увлеклась, что не заметила, как проторчала здесь до глубокой темноты. Часы показывали начало десятого. Странно, что ее не выгнали. Скорее всего, подслеповатый старичок-библиотекарь проглядел девчонку, забившуюся в самую дальнюю часть зала.

Сама виновата, что не следила за временем, – пожурила она себя.

Последний автобус, шедший до ближайшей к дому развилки, уже давно уехал. Теперь придется идти пешком в потемках, под усилившимся к ночи дождем. До особняка она доберется с ног до головы в грязи из-под колес проезжих мимо автомобилей. Ее путь пролегал по обочине шоссе, а дальше по разбитой дороге, в непогоду превращавшейся в одну непроходимую колею с серой водой. Лорейн уже проворачивала это, также засидевшись допоздна. В других обстоятельствах она бы получила удовольствие от прогулки, но сегодня у нее не было с собой ни зонта, ни дождевика, ни хоть какого-то оружия.