На краю света

Вера Редмонд

На краю света

1. Ева

Лагерь оказался вовсе не таким уж плохим местом, как я думала, пока ехала сюда в автобусе. Сосновый берег встретил меня звуком стрекоз, запахом хвои и скрипом старых деревянных ступенек. Корпуса были похожи на маленькие домики из фильма "Ловушка для родителей" – уютные, но с изрядным налётом времени.

На главной аллее, между столовой и площадкой для вечерних активностей, всегда толпились ребята. Кто-то играл с мячом, кто-то показывал что-то друг другу в телефоне. Я шла мимо этой толпы, уставившись в книжку, чтобы не казаться слишком одинокой и не замечать оценивающих взглядов.

Все вокруг выглядели так, будто уже заранее знали друг друга или, по крайней мере, очень хотели пообщаться друг с другом, но не со мной. Девочки из моего корпуса уже на второй вечер устроили что-то вроде мини-вечеринки, превратив общую комнату в подобие дискотеки. Я отказалась присоединяться, сославшись на усталость, но на самом деле просто чувствовала себя некомфортно и убеждала себя, что мне не нужна компания.

На третий день я увидела её.

Девушка в косухе сидела на ступеньках столовой, ковыряя кроссовком песок. Волосы её были светлыми, с голубыми кончиками. Она выглядела так, будто и сама удивилась, что оказалась здесь. Я очень долго ломалась и боялась подойти, но все же решилась.

Что, если я скажу что-то не то? Сердце колотилось от волнения. Я остановилась и села рядом.

– Ты выглядишь так, будто приехала сюда по ошибке, – сказала я, надеясь, что это не прозвучало слишком грубо.

Она посмотрела на меня, чуть прищурив глаза.

– А ты выглядишь так, будто ищешь кого-то, кто тебя спасет, – ответила она, сдвинув бровь.

– Может быть. Как тебя зовут?

– Софи. Я тут за победу в дебатах. Выиграла конкурс и эту поездку вместе с ним.

– Ева. У меня дизайн. Тоже конкурс, – пожала я плечами. – Тебе тоже не комфортно?

– Сейчас получше. Мне кажется, что мы подружимся и станет вообще отлично.

Мы обе рассмеялись.

Так всё и началось.

Софи оказалась идеальной компаньонкой для летнего лагеря. Уже в первую прогулку по тропинкам мы выяснили, что обе ненавидим "обычное" и обожаем всё, что немного странное. Особенно легко нам давались разговоры о музыке.

– Только не говори, что ты любишь этот их банальный попсовый плейлист, – сказала она, когда мы мимоходом услышали Ed Sheeran из колонок на площадке.

Я усмехнулась.

– Неа. Мои любимчики Pixies, Radiohead и Nirvana.

– The Smiths – это круто, – кивнула Софи. – Я сама их слушаю, но реже. У меня ещё Interpol и The Antlers в списке.

Музыка стала нашей общей темой. Мы сидели на скамейках у озера, воровали друг у друга из тарелок картошку на обед и обсуждали, кто бы победил в баттле: Морриси или Том Йорк.

Поздним вечером, когда звёзды плотно покрыли небо, а лагерь замолк в лёгком шуме цикад, мы снова сидели на нашем мостике. Под нами плескалась вода, над нами тянулись бесконечные сосны.

– А твоя мама какая? – вдруг спросила Софи.

Я задумалась.

– Она… трудная, – наконец сказала я.

Софи чуть повернула голову, слушая.

– Не в смысле, что орёт постоянно или бьёт тарелки. Она больше такая… как учитель, который считает, что ты всегда будешь троечником.

– Ужасно, – протянула Софи.

– Не то чтобы. Она просто думает, что мир обязательно закидает меня разочарованиями и испытаниями. И пытается подготовить меня к этому.

– Типа "люди все гады"?

– Типа "всё зависит от тебя, но даже если ты стараешься, это не значит, что у тебя получится".

Софи нахмурилась.

– Ну, это… оптимистично.

Я пожала плечами.

– У неё тяжёлая работа. Она работает бухгалтером, ненавидит это, но говорит, что менять что-то уже поздно. Она много чего хотела, но никогда не делала. И теперь, мне кажется, она считает, что и я ничего не смогу.

– Может, она просто боится? – предположила Софи.

– Возможно. Скорее всего. Просто иногда это так напрягает.

Софи продолжала смотреть на меня, но ничего не сказала.

– У тебя мама другая? – спросила я.

– Она много работает. Я её почти не вижу. Мы особо не говорим.

– А отец?

Софи усмехнулась.

– Чикаго. Новая семья. А твой?

– Россия, за год до моего рождения он выиграл Грин Карту, но так и не прижился тут – я усмехнулась в ответ. – Они с мамой развелись, когда мне было десять. Он звонил первое время, потом перестал. Иногда пишет поздравления.

– И ты как к нему?

– Никак. Он уже будто ничего не значит.

Софи хмыкнула, не зная, как ответить.

– Он всегда говорил, что я "не очень". Не очень красивая, не очень умная, не очень интересная.

Софи фыркнула.

Я усмехнулась.

– Думаю, поэтому мама такая. Она постоянно слушала унижения и насмешки в свою сторону, она просто устала от него и от жизни, разочаровалась во всем этом и верит что иначе быть не может и нужно всегда быть готовой к тому что жизнь тебя ударит.

– Это тяжело.

– Ну, бывает, – я склонила голову, глядя на воду. Я не хотела смотреть на Софи, чтобы не увидеть жалость в ее глазах.

Софи вдруг протянула руку и коснулась моей.

– У нас хотя бы есть мостик и этот момент. Это лучшее, что мы сейчас можем себе позволить.

Я засмеялась.

– Согласна.

Вечером, когда лагерь гудел от подготовки к вечеринке у костра, мы снова сбежали на наш мостик. Тишина у озера всегда была лучше шума. А я впервые не чувствовала себя неправильно из-за того, что выбираю быть в стороне. Софи села на перила, свесив ноги, и начала копаться в телефоне.

– Ты знаешь The Hollow Lights? – спросила она.

– Нет.

– Они из Бостона. Ты же оттуда. Ты должна их знать, Ева.

– Ну, я из Бостона, но это не значит, что я знаю всё и всех. Мама редко меня пускает куда-то дальше нашего района, тем более на концерты, она говорит, что меня там затопчут из-за того, что я коротышка. Пару местных групп я знаю, но об этой не слышала.

– Тогда тебе повезло, что у тебя есть я.

Она нажала "плей", и музыка заполнила пространство вокруг.

Песня начиналась с мягкого гитарного перебора, к которому присоединились ударные. Вокал появился позже – глубокий, немного хриплый, как будто у вокалиста был немного сорван голос. Это была та музыка, которая сначала тебя обнимает, а потом медленно затягивает в себя, как болото. Такой осовремененный гранж, с резкими гитарами и расщеплением голоса, но более мрачный, тягучий. По затылку и рукам пробежали мурашки.

– Это их песня "Neon Tides". Она про ощущение, что ты тонешь в рутине, но всё ещё видишь огни наверху, – сказала Софи.

Я слушала, не перебивая. Песня поглотила меня так резко и неожиданно, это я любила такое ощущение наполненности музыкой. Гитары звучали так, будто рассказывали собственную историю. Вокал держал напряжение, будто вот-вот сорвётся, но не позволял себе.

– Это очень мощно, – сказала я, когда песня закончилась.

– Краус, – сказала Софи с явной гордостью. – Джейден Краус. Ему двадцать один, и он такой классический рок-идол, но в хорошем смысле, мне кажется, он очень круто чувствует музыку.

– Группа точно хороша. Мне нравится, как гитары держат тебя на грани. А вокал… Он как будто говорит, что всё будет плохо, но это нормально.

Софи кивнула, довольная.

– Они пока не суперпопулярны, но, знаешь, это вопрос времени. Ты их ещё вспомнишь.

На следующий день Софи продолжила разговор за обедом.

– У них есть ещё одна песня, "Glass Skin". Она будто о том, будто мы все прозрачные, и притворяемся, что нас никто не видит.

Я пожала плечами.

Она показала мне экран своего телефона. На обложке альбома была тёмная лестница, погружённая в свет фар, в этом был будто эффект коллажа.

– Ну, визуал у них классный, – признала я.

– Давай честно, ты уже почти их фанатка, – сказала Софи, и её голос был полон победного веселья.

Я хмыкнула, но ничего не ответила.

Через несколько дней Софи скинула мне свой плейлист в Spotify. Она назвала его "Для Евы".

– Это лучшая штука, которую кто-то делал для меня, – сказала я, когда проверила его.

– Добавишь что-то от себя? – спросила она.

Лагерь, звёзды, песни. Всё оказалось не таким уж плохим.

И, может тогда, впервые за 15 лет я чувствовала спокойно и свободно, словно плечи перестали быть такими тяжелыми.

2. Ева

Дом встретил меня запахом стирального порошка и привычным скрипом пола в коридоре. Всё было на своих местах, но мне казалось, что за лето я как-то выросла из этого пространства.

Мама, как всегда, была на кухне, листая какие-то бумаги с угрюмым видом. Мы перекинулись парой фраз о том, как прошла дорога, как был лагерь. Она сказала что-то вроде "главное, что ты вернулась целая", и я поняла, что разговор окончен.

Я бросила сумку на кровать и посмотрела в окно. Двор казался таким же, как всегда, но внутри всё было иначе. Надо бы куда-то уйти отсюда. Я так соскучилась без Сэма. Почти все лето мы с моим лучшим другом провели раздельно, я в лагере, а он на кулинарных курсах. Я улыбнулась от предвкушения нашей встречи.

Я написала Сэму сообщение "Эй, жених, не забыл меня еще? Я соскучилась, хочу разговаривать с тобой неделю без остановки".

Сэм: "Ты жива? Надеюсь, лагерь не сделал из тебя лидера соцактивности, который бегает с мегафоном. Зови меня на свидание, я испеку что-нибудь вкусное".

Мой пятнадцатый день рождения прошёл скромно, но тепло. Мы с Сэмом встретились утром, и он сразу выдал мне коробку с ещё тёплыми энчиладас. Он всегда готовил с таким вдохновением, будто это спасало его от всего остального в жизни. В его улыбке читалось: "Вот, я сделал это для тебя. Тебе это точно понравится."

– Ты знаешь, что никто, кроме меня, тебя так не любит? – сказал он, вручая коробку.

– Это ты сейчас про меня или про себя? – поддела я его, но он только рассмеялся.

Мы провели день вместе, а вечером к нам присоединились две девочки из школы. Мы ели пиццу, спорили, какая версия Бэтмена была лучшей, и планировали, куда пойти на следующих выходных.

Перед тем, как разойтись, Сэм напомнил мне о нашем шутливом договоре.

– Даже если никто не захочет жениться на тебе до 74, я всё ещё готов.

– Надеюсь, ты приготовишь крутой торт на нашу свадьбу. Можешь уже начинать думать над рецептом.

Мой день рождения был тёплым, но когда я легла в кровать, я снова почувствовала, как мне не хватает чего-то. Возможно, того самого чувства свободы, которое было в лагере. Или Софи. Она всегда умела врывать меня из унылой рутины. И как будто по волшебству зазвонил телефон.

– Ну как там твой мир после лагеря? – спросила она.

– Сэм принёс мне кучу еды. Теперь я думаю, что скоро не пройду в дверь, – ответила я.

Софи фыркнула.

– Круто, конечно, но я слышу, что мне всё равно придётся тебя спасать.

– От чего?

– От скуки, очевидно.

Мы болтали обо всём подряд: о её новой школе, моих учителях и мелких драмах из лагеря, пока я не вспомнила о том, что видела на днях.

– Слушай, когда я гуляла с Сэмом, мы наткнулись на афишу. Ты не поверишь, кто там. The Hollow Lights.

Софи замолчала на несколько секунд.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно. Они выступают в клубе. И этот клуб даже довольно близко к моему дому.

– И ты ещё не купила билеты?

– А с кем я туда пойду?

– Со мной, – уверенно заявила она. – Я поговорю с мамой. У неё есть планы посмотреть Бостон, так что я просто к этому подключусь.

– У тебя есть неделя, чтобы решить этот вопрос.

– Спорим, я справлюсь за день?

Её самоуверенность была настолько заразительной, что я только рассмеялась.

Когда я встретила Софи на вокзале, мне было одновременно радостно и тревожно. Клубы не были моим привычным местом, но с ней всё казалось проще. Она шагала с уверенностью, будто уже знала, что вечер будет незабываемым.

– Готова наконец выползти из своей раковины? – спросила она вместо приветствия.

Клуб был маленьким и тесным, с облупившимися стенами и воздухом, пропитанным запахом пива и табака. Толпа была небольшой, но плотно сгруппировавшейся на танцполе. К сцене прижимались несколько девчонок, которые переминались с ноги на ногу, едва сдерживая восторг. Я чувствовала себя немного не в своей тарелке среди всей этой визгливой энергии, но было что-то такое, что заставляло меня испытывать предвкушение.

Когда The Hollow Lights вышли на сцену, внимание тут же сосредоточилось на нём. Джейден Краус. Высокий, стройный, с мускулистыми руками, которые выглядели сильными, но не слишком подчёркнутыми. Он был в простой чёрной футболке, рваных джинсах и тяжёлых ботинках. В его ушах поблёскивали несколько серебряных серёжек: тонкие кольца и пара штанг. Всё выглядело так, будто он прекрасно знал, как круто он выглядит, и это только усиливало его магнетизм.

На его руках виднелись несколько татуировок, сделанных, кажется, без какого-либо плана. На предплечье – что-то вроде стилизованного скелета с крыльями, как на обложке In Utero, рядом – просто тонкая линия, которая изгибалась без всякой логики. Эти татуировки не казались чем-то значимым. Скорее, они выглядели как результат спонтанных решений: захотелось – сделал.

Когда он взял микрофон, его движения были ленивыми, но в этой небрежности была своя сила. Его голос, хриплый и глубокий, срывался на агрессию в одном моменте и почти шёпотом звучал в другом.

Порой он облизывал губы, и я заметила, как блеснул пирсинг в языке. Это было нечто, что невозможно было игнорировать, и девчонки у сцены тут же взрывались визгами, как будто это был самый сексуальный момент вечера. Я стиснула зубы, чувствуя себя глупо. Неужели они думают, что он не знает, как это действует на них? Конечно, знает. Всё в его движениях говорило, что он в курсе.

Когда первые ноты "Neon Tides" заполнили клуб, я замерла. Это была та самая песня, которую мы слушали с Софи на мостике. Тогда она казалась мне спокойной и обволакивающей, словно приглашала спрятаться от мира. Сейчас же она звучала громче, агрессивнее, будто кто-то кричал мне прямо в лицо: "Проснись!" Я повернулась к Софи. Она улыбалась, но взгляд был сосредоточенным, почти напряжённым.

В какой-то момент его взгляд скользнул по залу и остановился где-то в моей стороне. Я быстро отвела глаза, но почувствовала, как внутри всё сжалось. Это не было каким-то глубоким контактом, но мне показалось, что этот момент – мой. И это раздражало. Я не из тех, кто визжит от рок-звёзд. Я вообще не из тех, кто падает на колени перед кем-то, кто даже не знает моего имени.

Когда его голос перешёл на шёпот, я почувствовала, как внутри что-то сжимается. Я быстро отвернулась, стиснув зубы. Это просто голос. Всего лишь человек на сцене. Но почему тогда у меня не проходил этот дурацкий ком в горле?

Его движения были плавными, но иногда резкими, будто он чувствовал музыку всей своей кожей. Он часто поправлял волосы, которые падали ему на лицо, и поигрывал микрофоном, словно проверяя, насколько далеко он может зайти в этом своём расслабленном контроле. Я заметила, как его рука скользнула к лицу, быстро вытерев что-то с подбородка, но потом он снова улыбнулся краем губ, явно крайне довольный собой.

Когда песня закончилась, зал взорвался аплодисментами и криками, а я стояла, чувствуя, как сердце колотится быстрее, чем хотелось бы. Я смотрела на сцену, пытаясь понять, что именно меня так зацепило. Девчонки у сцены взрывались визгами каждый раз, когда он поправлял волосы или облизывал губы. Я почувствовала, как мой лоб хмурится. Это выглядело глупо, будто они забыли, что он обычный человек. Но я не могла отрицать, что внутри у меня было нечто похожее, только тихое, почти болезненное.

.– Добро пожаловать в фан-клуб, – сказала Софи, наблюдая за мной.

Я лишь покачала головой, не зная, что ответить.

– Что, он тебя тоже зацепил? – добавила она с лёгкой усмешкой.

– Я не знаю, – ответила я.

– Ну, он в этом хорош, – сказала Софи, пожимая плечами. – Девчонки обожают таких плохих парней с гитарами, он явно не просто так выбрал себе такой образ.

Он даже не знал о моём существовании. Но мне этого и не нужно было. Всё, что я хотела, – это сохранить этот момент, этот взгляд на него, как на далёкую звезду, которая светит только для тебя. Конечно, это было неправдой. Но в 15 лет мне правды и не нужно было.

3. Ева

Кофейня, где мы собрались, была уютной, но в этот вечер казалась странно тесной. Мой лучший друг, Сэм, уезжал. Не на пару недель. Не на месяц. А, возможно, навсегда. Австралия звучала для меня так же далёко, как другая планета.

Он сидел за столом со своими друзьями, смеялся и шутил, будто всё это – просто ещё один день. Я видела, что он волнуется, хотя это почти невозможно было уловить. Его руки слегка дрожали, когда он подносил чашку к губам, и глаза часто возвращались к часам, как будто он проверял, сколько времени у него осталось.

Сэм как всегда выглядел безупречно: светлый льняной пиджак, чёрная водолазка, идеально подобранные брюки. Его волосы были уложены чуть небрежно, но я знала, что на это он потратил как минимум полчаса.

– Ты знаешь, что в Австралии кофе просто потрясающий? – сказал он, облокотившись на спинку стула.

– Потрясающий кофе? Это всё, что ты можешь мне рассказать? – съязвила я, глядя на него с притворным осуждением. – Ты уезжаешь на другой конец света, Сэм. Дай мне что-то более впечатляющее. Чтобы я наконец могла искренне за тебя порадоваться.

– Ладно, – он подался вперёд. – В Австралии есть пляжи, которые тянутся на десятки километров. Вода настолько прозрачная, что ты видишь свою тень на дне.

– Неплохо, – кивнула я, стараясь не показывать, как тяжело мне слышать, что его жизнь будет продолжаться без меня.

За столом были его друзья: Ник, с вечной полуулыбкой и чуть небрежным видом; Том, бывший парень Сэма, расслабленный, с завораживающей спокойной энергией; и Эрик, который всегда казался чужаком в этой компании. Его футболка с надписью DOOM выглядела одновременно нелепо и идеально в этом месте.

Разговоры за столом текли легко, но я почти ничего не слушала. В голове стучало только одно: "Сэм уезжает".

Когда пришло время прощаться, он подошёл ко мне первым.

– Ты справишься, – сказал он, обнимая меня крепко. Его руки были сильными и тёплыми, как всегда.

– Справлюсь, если ты будешь звонить мне каждую неделю, – ответила я, прижимаясь к нему так, будто хотела впитать его тепло.

– Конечно. И ты тоже звони.

Я только кивнула, потому что, если бы попыталась что-то сказать, голос наверняка бы дрогнул.

– Ева, – он отстранился и посмотрел мне в глаза. – Ты сильная. Ты просто ещё этого не знаешь.

Когда Сэм обнял меня, я почувствовала, как к горлу подступает ком. Его тепло всегда было моим якорем, а теперь я должна была отпустить его. Я хотела что-то сказать, но слова застряли где-то внутри. Вместо этого я просто крепче прижалась к нему

Когда Сэм улетел, я почувствовала себя опустошённой. Мы ехали из аэропорта в такси и мир вокруг казался слишком большим, слишком холодным. Когда мы вышли из машины, Эмбер молча шла рядом, сунув руки в карманы своей толстовки. Она ничего не говорила, но я знала, что она наблюдает за мной.

– У The Hollow Lights сегодня концерт, – сказала я, разрывая тишину. Я сказала это как бы между прочим, но кого я пыталась обмануть? За эти годы я не пропустила почти ни одного их концерта.

– Конечно, у них. Это идеально вписывается в твоё настроение, – ответила она, слегка покачав головой.

– Сходишь со мной?

– Ты же знаешь, что я не фанатка этой эстетики.

– Но пойдёшь?

Она вздохнула и повернула ко мне голову.

– Да. Чтобы потом тебя вытащить оттуда.

Когда мы вошли, шум словно накрыл меня волной. Люди толкались, кто-то кричал в ухо своему другу, а свет прожекторов резал глаза. Я почувствовала, как воздух пахнет табаком и потом, но это почему-то не раздражало. Это было частью атмосферы. Толпа собралась у сцены, обсуждая предстоящее шоу. Мы с Эмбер встали у стены, как всегда.

– Я всё ещё думаю, что это твоё бегство от реальности, – заметила она, скрестив руки на груди.

– Может быть, – признала я. – Но лучше уж так, чем сидеть и ныть.

Она хмыкнула, но больше ничего не сказала.

Свет погас, и толпа ожила. На сцену начали выходить участники The Hollow Lights, один за другим, но все ждали последнего. Когда появился Джейден, зал взорвался криками.

Он выглядел так, будто каждый прожектор был настроен только на него и он это прекрасно знал. Косуха с серебряными заклёпками, сетчатая кофта, через которую виднелись его грудь с двумя кольцами пирсинга, блестящая кожа, украшенная татуировками.

Его татуировки были разные: на одной стороне груди шпили готического собора, на другой – хаотичный орнамент, переходящий в тонкие линии. На шее – изображение арки, переходящее в стилизованную геометрию на плечах.

Он взял микрофон, облизал губы, и толпа взорвалась криками.

– Ты знаешь, что он делает? – сказала Эмбер, глядя на сцену. – Он просто находит слабости людей и использует их. Это не про музыку, это про власть.

– А может, это просто искусство? – ответила я, не отрывая глаз от него.

– Может быть. Но посмотри на них. Ты правда думаешь, что они здесь ради искусства?

Я промолчала, но внутри чувствовала, как его движения, его голос, его взгляд заставляют меня терять почву под ногами.

Когда он запел, его голос был настолько глубоким и хриплым, что заливался во всё пространство. Он двигался по сцене, словно грациозный хищник, иногда делая резкие рывки, иногда медленно покачиваясь в такт.

На третьей песне он снял сетчатую кофту и бросил её в толпу. Теперь его торс был полностью обнажён, я как завороженная рассматривала его татуировки.

На четвёртой песне он внезапно запрыгнул на колонку, балансируя, а затем спрыгнул обратно, резко выхватив гитару у одного из участников группы. Толпа взревела.

Когда всё закончилось, мы вышли на улицу. Воздух был холодным, и я вдохнула глубже, пытаясь избавиться от ощущения гула в ушах.

– Ну, и что ты скажешь? Может хоть сегодня тебе понравилось? – спросила я, наконец повернувшись к Эмбер.

– Скажу, что он идеальный пример того, как патриархальный мир обожает превращать мужчин в богов, а женщин – в толпу, которая их боготворит.

– Это рок-н-ролл, Эм. Никто не заставляет их визжать.

– Нет, но он это провоцирует и поощряет, это тоже объективизация, только своего собственного тела, – заметила она. – И тебе это нравится, не так ли?

– Возможно, – признала я.

Она только усмехнулась.

– Я не буду тебя переубеждать. Знаешь, что мне не нравится больше всего? – спросила Эмбер.

– Что?

– То, как ты смотришь на него.

– Что с этим не так?

– Всё. Ты будто веришь, что он особенный. А он – всего лишь ещё один парень, который использует свою харизму и внешность, чтобы уложить как можно больше девочек типа тебя себе в постель.

Я не ответила. Внутри меня всё ещё звучала музыка, а его образ всё ещё стоял перед глазами.

Прошла неделя с того концерта. Казалось, что всё вернулось в привычное русло: пары, задания, переписки с Сэмом, который с восторгом присылал мне фотографии с пляжа в компании его новых друзей. Но эта неделя принесла нечто, что я точно не ожидала.

Мы с Эмбер сидели в холле университета, убивая время между занятиями. Она листала телефон, периодически фыркая или усмехаясь, пока я, делая вид, что читаю лекционные записи, всё же прислушивалась к её комментариям.

Внезапно она захихикала, но с таким сарказмом, что я не удержалась:

– Что?

– Ты не поверишь, кто мне написал, – сказала она, протягивая мне телефон.

На экране я увидела сообщение от какого-то Оливера Грина.

– Привет, Эмбер. Это может звучать странно, я клавишник группы The Hollow Lights. Я видел тебя на нашем концерте на прошлой неделе и просто не мог не написать. Ты выглядела невероятно, я не могу выкинуть тебя из головы. Надеюсь, ты не против, что я нашёл тебя здесь. Было бы здорово пообщаться поближе.

Я перечитала сообщение дважды, и мне стало страшно и даже стыдно от того, как быстро в моей голове сложился план.

– Ну, это мило, – протянула я, возвращая ей телефон.

– Это странно. Какого чёрта? – она закатила глаза и захлопнула экран.

– Ты ему ответила?

– Привет, я клавишник из группы! Ты такая красивая, что я не мог не написать! – передразнила она сообщение. – Ева, серьёзно?

– Чего ты так злишься?

– Потому что я устала от того, что женщины всегда должны быть вежливыми в ответ. Если я ему откажу, то стану сучкой. А если отвечу, он подумает, что я заинтересована.