Бойтесь Непостижимых

Климентина Чугункина

Бойтесь Непостижимых

Памяти Г. Ф. Лавкрафта

«Великие Древние жили за много веков до появления первых людей и явились в только что созданный мир с небес, потом они ушли в недра земли и морские глубины». Абдул Альхазред. Некрономикон

По следам запретных культов

1

Иакинф Моррис был инспектором полиции. Вот описание его внешности: крепко сложенный мужчина средних лет и среднего роста с проницательными карими глазами и пытливым живым умом – такими словами однажды о нём отозвался его лучший друг. Иакинф предпочитал не пользоваться своим именем, которое являлось искажённым словом Гиацинт (а так звали прекрасного древнегреческого юношу, любимца Аполлона, случайно им убитого, из чьей крови выросли одноимённые цветы), а всегда представлялся как инспектор Моррис, коллеги и друзья тоже запросто называли его просто Моррисом. Не многие из них знали, что это и не имя вовсе, а фамилия. Конечно, кому понравится, когда его называют так же, как и необычный и изящный цветок; Гиацинт более подходит юноше с привлекательным лицом с тонкими чертами, чем мужчине, чьим единственным достоинством является блестящий ум. В школьные годы инспектор неоднократно терпел насмешки по поводу своего диковинного имени, которое всегда ставили в противовес его коренастому крепкому телу.

В полиции инспектор проработал более двух десятков лет и многого насмотрелся за эти годы, побывал во многих передрягах, но то, что произошло с ним впереди, оказалось для него неприятным до дрожи событием. Никогда прежде ему не доводилось сталкиваться ни с чем подобным. Но обо всём по порядку.

Первые тревоги, имеющие отношение к новому делу инспектора, проявили себя в понедельник утром, сразу, как только он явился в участок города Аркхема, штат Массачусетс, где прослужил столько лет. Ранним утром, почти засветло, поступило три заявления от жителей домов по Хай-стрит. Жаловались на участившийся и ставший невыносимым ночной шум, который беспокоил их уже почти неделю, в церкви Святого Духа. В разгар же ночи с воскресенья на понедельник в этом доме Господнем раздавались воистину громкие вопли и подозрительные крики, как если бы с кошки сдирали шкуру заживо, и она бы орала не своим голосом. Дежуривший в эту ночь на улицах города полицейский не заметил ничего особенного, повсюду было тихо и спокойно, как он сказал. Он также напомнил, когда его призвали к ответу, что в церкви не могло никого быть, так как само здание вот как уже два года признано аварийным и заперто на надёжный замок, а все службы проходят в соборе Архангела Михаила двумя кварталами дальше.

Однако заявления в этот день продолжили поступать, ибо многие жители домов по Хай-стрит были недовольны тем, что дежурившие на той неделе полицейские не пожелали осмотреть церковь и оставаться всю ночь только на их улице после первых жалоб, последовавших с их стороны, а приписали все шумы ночным кошмарам и расшатанным нервам самих жителей.

Инспектор Моррис велел разобраться с этим делом тому своему коллеге, в котором был уверен более прочих, а сам на какое-то время позабыл о нём, однако через пару дней количество заявлений удвоилось. Теперь к жильцам по Хай-стрит присоединились голоса жильцов по Друри-лейн. Ночной шум стал ещё более оглушительным и настойчивым и доносился он, как выяснили храбрецы-одиночки, не побоявшиеся перелезть через церковную ограду в середине ночи, из подвала тёмной и заброшенной церкви. Буквально все отмечали некую волну безотчётного страха, которая проносится по улицам после двух часов ночи, заставляя и стар и млад замирать под одеялом, а домашних животных вести себя нехарактерно – метаться кругом себя, выть или прикидываться мёртвым. Припозднившиеся прохожие, оказавшиеся на этих улицах, бежали в панике как можно дальше, пока не приходили в себя на другом конце города.

Утром в четверг Моррис стал очевидцем очень странного рассказа старичка, который пришёл к ним в участок, дабы лично потребовать от служителей законности и порядка разобраться, что происходит по ночам в церкви Святого Духа, и принять надлежащие меры.

Полицейские столпились вокруг него, но не верили ни единому слову и едва ли не насмехались. Старичок же распалялся всё более.

– Я имею привычку поздно ложиться, – начал объяснять он, – когда все мои соседи уже спят, и имею обыкновение выгуливать перед сном свою собачку. Вчера мы отправились на прогулку в начале второго. Рекс, так зовут, вернее, звали моего любимца (и вы узнаете, почему именно звали), почти сразу почуял нечто неладное (хочу отметить, много прежде своего бедного хозяина), хотя мы даже не приблизились к этому жуткому зданию, и стал поскуливать и тянуть меня прочь. Никогда прежде он не вёл себя подобным образом и не убегал от меня, наоборот, он был самой смирной и послушной собачкой в мире. Спросите моих соседей, они вам подтвердят. Он тянул так, что в итоге вырвался от меня и убежал.

Я попытался догнать Рекса (насколько это возможно в моём возрасте – догнать молодую быструю собаку) и оказался ближе к церкви, чем того хотел. Я подошёл со стороны Хай-стрит, и мне послышалось, что изнутри доносятся песнопения. И как кто-то смеет осквернять дом Божий подобными богомерзкими словами! Я подошёл почти вплотную к ограде, но больше ничего не мог разобрать, однако почувствовал, как волосы на голове встают дыбом, а кожа на руках покрывается мурашками. Смутная тревога резко переросла в безотчётный страх. Я не знал, чего именно боюсь, но не мог дольше там оставаться. В мозгу стучало одно – необходимо бежать как можно дальше. Что я и сделал. И скажу вам, даже на войне я не испытывал ничего подобного, а уж там всего навидался.

Однако послушайте, что случилось со мной после. Я пришёл в себя за несколько кварталов от родного дома. Страх пропал, но я весь взмок от быстрого передвижения, и ноги мои дрожали от напряжения. Я и сметь не думал возвращаться домой без Рекса, я бы и глаз не сомкнул, поэтому стал его искать. Я подумал, если и он испытал нечто подобное, то тоже сейчас должен бродить где-то поблизости. Обратиться к дежурному полицейскому мне тогда в голову не пришло. Я искал своего любимца до четырёх утра, но, только когда рассвело окончательно, осмелился вернуться на Хай-стрит и обойти церковь. При свете солнца я уже ничего не боялся, только волновался из-за собачки. Однако прежде чем я обнаружил хладное тельце у ограды, трупик моего бедного Рекса, мне показалось, что какой-то маленький человек, возможно, карлик, быстро свернул за угол. Я обратил на него внимание, потому что на нём было пальто не по размеру, как будто с чужого плеча.

Рекс был мёртв, и я, как только оправился от потрясения, немедленно поспешил к вам. Я уверен, что его убили злые силы, поселившиеся в этой проклятой церкви, потому что я не обнаружил на нём никаких повреждений. Пёс умер от страха, потому что нечто ужасное охотилось за ним в ночи. Оно бы и меня прибрало к своим рукам, да я ещё поживу маленько назло врагам, как уже делал это не раз. И вы немедленно, слышите, немедленно должны разобраться, что происходит в нашем городе, и наказать виновных, и… и поймать этого карлика! Он, несомненно, причастен, иначе бы не шлялся по улицам в пальто не по размеру, когда честные горожане ещё спят.

Старичок принялся размахивать кулаками и грозить всем и вся под насмешливые взгляды мужчин в форме.

Терпение Морриса лопнуло. Он сделал замечание особо недоверчивым сослуживцам, а почтенному господину с наивной верой в высшую справедливость пообещал, что уже сегодня, несмотря на занятость, займётся этой проблемой и лично выделит на ночное дежурство именно по Хай-стрит и Друри-лейн дополнительно двоих полицейских, и все нарушители спокойствия и подозрительные личности будут задержаны. А в данный момент инспектор посоветовал старичку отправляться домой и отдохнуть хорошенько.

– Я уйду, – сказал старичок. – Я чувствую себя неважно после бессонной ночи и гибели моего любимца. Рекс был для меня не просто собакой, но верным другом. Только пообещайте, что отберёте самых надёжных ваших людей, таких, которые не убегут при первом же признаке необъяснимого страха.

Инспектор пообещал, и в тот же вечер двое молодых и здоровых ребят с крепкими нервами отправились патрулировать Друри-лейн и Хай-стрит.

Неизвестно, что на самом деле произошло с ними в ночи, но ранним утром первые прохожие обнаружили их в полубезумном состоянии. Крепкие молодые люди, ещё вчера такие отважные и благоразумные, превратились в самых настоящих неврастеников и могли лишь бессвязно бормотать о том, что всю ночь были свидетелями бесчинств демонов, что земля под ними разверзлась, и им довелось лицезреть древнее как само время божество, а потом их речи и вовсе стали нечеловеческими; из глоток их исторгались одни только неудобоваримые звуки.

Моррису было очень жаль, что такое несчастье приключилось с его подчинёнными. Эти двое, несомненно, проведут недели в лечебнице для умалишённых, прежде чем смогут вернуться в нормальное состояние. Дабы более никто не пострадал, инспектор решил самостоятельно разобраться с этим делом и в эту же ночь отправился в одиночестве отмерять шагами Друри-лейн и Хай-стрит, на пересечении которых находилась церковь Святого Духа. И он не позабыл взять с собой пистолет на всякий случай.

Заброшенное здание казалось абсолютно пустым и безжизненным. Моррис знал, что церковь закрыта уже два года по причине разрушений и трещин в несущих стенах.

До полуночи ничего не происходило. Немногочисленные прохожие спешили по домам, а потом ещё почти два часа улицы оставались пустынны и тихи. Моррис уже собирался приписать ночные шумы разыгравшемуся воображению суеверных жителей, а гибель собаки и безумства двух своих коллег несчастному случаю, как вдруг первые мурашки пробежали по его коже. Ему стало казаться (или то происходило на самом деле), что из подвального помещения доносятся непонятные звуки, пробирающие до дрожи. Чем ближе он подходил к церковной ограде, тем сильнее ему становилось не по себе. Сперва это было какое-то смутное беспокойство, потом всё нарастающая тревога, и вот уже безотчётный страх овладел им.

Моррис выхватил пистолет, но дальше двинуться не смог – неподвижность сковала его члены. Ему казалось, что нечто ужасное находится прямо за его спиной, и через минуту борьбы с самим собой он всё-таки с трудом обернулся, однако улица по-прежнему была пуста. А затем вдруг он начал ощущать подземные толчки, точно земля вот-вот готова была разверзнуться и поглотить его. Инспектор побежал прочь так быстро, как только был способен бежать. Всё ему чудилось, что за ним гоняться демоны ада, вырвавшиеся из-под земли.

Он отступал в панике, которая не поддавалась объяснению.

В ушах бешеным стуком раздавались удары сердца, а Моррис всё мчался вперёд с такой скоростью, что ему позавидовала бы любая собака. Он и сам не знал, куда бежит, это ноги стремились унести хозяина как можно дальше от того, что поселилось в стенах старой заброшенной церкви.

Только оказавшись у себя дома, инспектор смог как следует всё обдумать, ибо хладнокровие и пытливый живой ум вернулись к нему. Он не верил в сверхъестественное, предпочитая всему научное объяснение.

– Если человек не может чего-то постичь, это не значит, что тут задействовано сверхъестественное, – любил повторять он. – С каждым веком научное развитие всё ускоряется, и в недалёком будущем у человечества появятся ответы на все вопросы.

Моррис был твёрдо уверен – в церкви Святого Духа происходит нечто противозаконное, и бесконтрольный страх всего лишь последствие этих действий. Он решил отдохнуть, а утром позвонить своего лучшему другу, профессору Мискатоникского университета.

Когда на следующий день инспектор пришёл на работу, звонок другу вылетел у него из головы. Некий жилец дома по Друри-лейн заявился в участок с доказательством, что в пустующей церкви поселились черти.

Этот человек был изобретателем-любителем. Он снимал комнату и мансардное помещение, которое оборудовал под мастерскую, в доме, окна которого располагались почти напротив церкви. Недавно он сконструировал разновидность фонографа с дистанционным управлением и теперь собирался продемонстрировать всем то, что ему удалось записать. Вчера вечером он предусмотрительно спрятал свой прибор в кустах у ограды, а сам засел в засаде у окна в своей комнате. Он видел инспектора, совершающего обход, и включил запись прибора при первых же признаках смутной ночной тревоги, не подвергая при этом себя явной опасности. Время записи было ограничено размером пластинки, поэтому ему не пришлось отключать фонограф и сражаться с сильным страхом. Поутру он спокойно забрал своё чудо-изобретение и обнаружил, что тот записал некоторые звуки, раздающиеся из чрева святой обители.

Изобретатель вынул из коробочки и показал всем тонкую пластинку с записью на целлулоиде, вставил её в свой аппарат и опустил лапку с мембраной.

Большую часть записи составляли неразборчивые шумы, а то, что можно было различить, несомненно являлось какой-то омерзительной музыкой, причём, в чём именно заключалось её омерзительность, никто бы не смог объяснить. Звуки эти лишь отдалённо напоминали органную музыку из церковных месс. В конце записи вполне отчётливо прозвучали песнопения, но никто из присутствующих не знал, что означают эти богомерзкие завывания и к какому языку они принадлежат.

Инспектор попросил разрешения прослушать пластинку ещё раз и записал на бумаге те слова, которые, как он думал, ему удалось разобрать.

Вот, что у него получилось:

– Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху вгах’нагл фхтагн.

Эта буквенная абракадабра ни у кого не вызвала никаких ассоциаций. Только Моррису слово Ктулху показалось знакомым. Возможно, о Ктулху когда-то упоминал его лучший друг Говард Крофт, профессор семитских языков Мискатоникского университета и один из лучших в мире специалистов по древним надписям, а также большой любитель редких книг по оккультизму. Инспектор вспомнил, что собирался ему позвонить, и решил приступить к этому делу незамедлительно.

Говард снял трубку после двенадцатого гудка. Обычно это означало, что он занят важным и любопытным переводом и не спешит оторваться, чтобы подойти к телефону.

– Да?

Профессор был обладателем резкого голоса, хотя внешность его была типично профессорской: невероятно худ, высок, бледен и с торчащими в разные стороны в полном беспорядке волосами. Он был очень рассеян, однако необычайно умён и самоотвержен, был готов спасти целый мир в любую минуту в одиночку, если понадобится, за что его так ценил инспектор. Говарда и Морриса объединяли долгие годы крепкой мужской дружбы (иногда перерастающей в некий героизм, когда один из них находился в опасности), несмотря на все их различия как внешние, так и профессиональные. Вместе они смотрелись как день и ночь, как лёд и пламя, шоколад и молоко, но всегда действовали как одна команда и в случае чего приходили друг другу на выручку.

– Это Моррис. Говард, мне требуется твоя помощь.

– Как срочно? Видишь ли, я занят сборами в антарктическую экспедицию. Я куда-то положил очки, уже весь дом обыскал, а всё никак найти не могу.

Рассеянность профессора могла проявляться по несколько раз на дню.

– Посмотри в книгах на столе, – посоветовал друг. – Наверняка, ты опять заложил очками нужное место, – он знал, такое часто случалось.

– Ага, нашлись, благодарю. Так что ты хотел?

– Нам необходимо увидеться как можно скорее. Сегодня?

– Сегодня я занят. Завтра.

И он бросил трубку. Любитель древних книг всю жизнь был таким, сколько Моррис его знал – слишком поглощён своими занятиями и погружён в исследования, чтобы придавать значение простой вежливости и манерам, но в душе и на деле достойнейший из людей и верный товарищ, о котором только можно мечтать.

Тогда инспектор решил, пока за окном царит солнечный приятный день, наведаться в церковь Святого Духа. Возможно, ему повезёт, и он сможет разобраться с проблемой ночных шумов и обнаружить источник прочих безобразий. Он отобрал людей для небольшого отряда и лично стал в его главе.

Они долго искали того человека, у которого могли быть ключи от ворот церковной ограды и входной двери самого здания. Не сразу выяснилось, что им является старик-сторож собора Архангела Михаила за два квартала от данного места. Было неясно, каким образом кто-либо вообще мог попасть внутрь церкви Святого Духа, тем более что ни амбарные замки, ни цепи не были повреждены. Моррис не без дрожи вошёл первым, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям – но безотчётной тревоги как не бывало. При свете дня это была самая обыкновенная заброшенная церковь.

Внутренне её убранство оказалось сильно запущенным. Почти все витражи пришли в очень жалкое состояние, а по двум стенам к потолку тянулись длинные трещины, из-за которых здание и закрыли два года назад. Пыльные скамьи и пустой алтарь с большим деревянным распятием над ним словно вышли из начала прошлого века. Конечно, помещение не отапливалось, и орган на хорах без сомнения находился в нерабочем состоянии, хотя его свинцовые трубы матово блестели, отражая лучи полицейских фонариков.

Моррис предпочёл лично подняться по шаткой чугунной лестнице и осмотреть инструмент, но толстые слои пыли повсюду доказывали, что по ночам никто не мог играть на нём, и, если быть точным, внутрь церкви вообще никто не заглядывал уже довольно давно.

В подвальное помещение проникнуть не удалось, дверь туда была обита железом и заперта на огромный, слегка проржавевший замок, ключа от которого не оказалось даже у соборного сторожа. Окна же в подвал с улицы были наглухо заколочены досками.

Ничего подозрительного обнаружить не удалось, поэтому полицейским оставалось только уйти, надёжно заперев за собой все имеющиеся двери, однако инспектор посчитал нужным на время оставить ключи у себя. И ещё: когда они возвращались в участок, он оглянулся и, кажется, заметил у церковной ограды какого-то ребёнка в отцовском пальто, который с интересом разглядывал церковь, но, возможно, ему привиделось, потому что буквально в следующую секунду на том месте уже никого не было.

Хотя обыск в церкви ничего не дал, Моррис был уверен, жителям Друри-лейн и Хай-стрит предстоит очередная тяжкая ночь, и с нетерпением ожидал завтрашней встречи с другом.

Когда на следующее утро Говард Крофт объявился в участке, Моррис незамедлительно посвятил его в детали своего нового дела, рассказав всё без утайки, в том числе и своё бегство в ночи, а потом достал записную книжку и зачитал неудобопроизносимые слова, воспроизведённые немым беспристрастным свидетелем – фонографом.

Профессор семитских языков долго думал, прежде чем заговорить:

– Это переводится примерно так: в своём чертоге в Р’льехе мёртвый Ктулху грезит и ждёт. Но, Моррис, эти слова относятся к очень древнему, редкому, мерзкому и запретному культу. Его служители поклоняются Великим Древним. Эти божества заселили землю задолго до появления человека. Они обитают на ней до сих пор, но спят, погружённые глубоко в земные недра, глубины океана и льды Антарктики. В последнее время всё больше глупцов старается пробудить их, но к счастью, все их попытки пока заканчиваются безрезультатно.

Что касается самого Ктулху, то он как бы является хранителем Великих Древних. Служители культа взывают к нему в определённые периоды, когда Земля вступает в удобное местоположение среди звёзд, надеясь пробудить от долгого сна, потому что только хранитель в свою очередь может пробудить Великих Древних. Однако я не думаю, что эти ничтожные людишки знают, что после пробуждения богов человечество полностью исчезнет.

Моррис, мы не должны допустить, чтобы эти глупцы разбудили Ктулху. Наш мир не должен погрязнуть в хаосе и разрушении.

Инспектор всегда скептически относился к тому, что его друг так серьёзно воспринимает мифы о Великих Древних, которые он узнал из двух ужасающих, леденящих кровь и просто отвратительных книг – «Сокровенных культов» фон Юнтца и «Некрономикона» безумного араба Абдула Альхазреда. По легенде, авторов этих книг перед смертью утащили немыслимые чудовища. Моррис не верил в легенды и мифы, считая все эти сказки вымыслом и глупыми суевериями. Он верил лишь в то, что другие люди, поклонники подобных заблуждений, верят во всё это, а как следствие, их вера приводит не только к хаосу на улицах его родного города, но, что много хуже, к человеческим жертвам. Если этот культ запрещён, как утверждает его друг и к тому же знаток оккультизма, главной обязанностью Морриса остаётся проследить, что бы он таковым и оставался.

– Мы отправимся к церкви сегодня же. Ночью, – безапелляционным тоном заявил Говард.

Моррис почувствовал, как мурашки пробежались по его рукам – слишком свежи ещё были воспоминания его панического бегства.

– Нам необходимо подойти как можно ближе к зданию. Я почти уверен, что обряды совершаются в подвале либо ещё ниже. Не забывай, под Аркхемом проходит разветвлённая сеть тоннелей. Удачное расположение нашей планеты держится немногим более двух недель, а сегодня воскресенье. Они будут проводить заключительный обряд. Мы можем спрятаться где-нибудь совсем близко?

Инспектор припомнил, что видел заросли каких-то пышных вечнозелёных кустов почти у самых окон полуподвала, расположенных против входа, и кивнул.

И двое мужчин решились на этот смелый, граничащий с безрассудством шаг.

Однако не зря ходили легенды про моррисов ум, невероятно живой и проницательный. Инспектор предусмотрительно распределил своих людей на ночное дежурство по всему городу на постах у особо подозрительных или известных своей зловещестью мест, наказав задерживать любого, кто будет вести себя необычно: озираться, бежать, спешить укрыться где-либо. Его друг подробно описал полицейским, как могут выглядеть служители культа Великих Древних, которых необходимо доставить в участок, но предупредил, что эти люди могут быть крайне опасны, оказывать сопротивление и возникать в самых неожиданных местах.

Как только стемнело, Моррис и Говард бесшумно пробрались на церковную территорию (вот, где пригодились ключи, предусмотрительно изъятые у соборного сторожа) и спрятались в зарослях вечнозелёного кустарника. До одиннадцати они просидели в пустом ожидании, а потом инспектору стало казаться, что он различает глухие удары и едва слышные выкрики, и вновь в нём зародилась смутная тревога и беспокойство. Создавалось ощущение, что кто-то играет на органе жуткую мелодию, как бы проигрывая её в обратном порядке, отчего по спине пробегал леденящий холодок.

Моррис с трудом заставлял себя оставаться на месте, хотя ему казалось, что ужас, неописуемый ужас за его спиной, подбирается к нему всё ближе. Он весь извёлся, но крепился ради друга, который внешне не подавал никаких признаков страха. А ужас всё нарастал. Когда инспектор понял, что у него больше нет сил здесь оставаться, Говард вдруг поднялся и жестом показал, что они уходят.

Моррисов страх отступил ближе к концу Друри-лейн.

– Ты почувствовал? – спросил он, когда они остановились на углу дома. – Ты знаешь, что это было?

– Инфразвук. Они используют воистину дьявольский инструмент.

– Но мы ведь не обнаружили в церкви никаких следов присутствия людей.

– Однако вы не спускались в подвал.

– Нет, – признал инспектор, хотя должен был это сделать.

– А это следовало сделать, – вторил его мыслям друг, – невзирая на надёжно запертую и кажущуюся крепкой дверь, поэтому придётся заняться этим немедленно. Собери своих людей, Моррис, мы отправляемся на встречу с тёмными силами из высших сфер.

– Не так быстро. На сборы потребуется некоторое время.

– Его как раз хватит на то, чтобы безумцы успели доиграть свою дьявольскую музыку, которая является только прелюдией. Но помни, что немногие из твоих людей должны покинуть посты. Кто знает, что произойдёт, когда мы прервём этот богомерзкий ритуал?

Не более четверти часа прошло, как инспектор уже собрал двенадцать надёжных человек, и они все вместе направились к заброшенной церкви Святого Духа. За время ожидания всё у того же угла дома Говарду показалось, что за ним наблюдает таинственный карлик, о котором ему успел поведать друг. Когда профессор спокойно встретил его взгляд, лицо горбуна исказила жуткая усмешка, а потом он исчез среди теней. Профессор вспомнил, что когда-то давно ему уже довелось столкнуться с подобным человеком, но решил не рассказывать об этом инспектору в данный момент, а потом и вообще позабыл о горбуне, так как Моррис подошёл к нему с небольшим отрядом, и Говард его возглавил. Не мог не возглавить. Ему не терпелось одному из первых увидеть всё, что могло иметь хоть малейшее отношение к запретному культу. В нём снова проснулся учёный, и весь его вид выражал крайнее нетерпение.

Когда мужчины вошли в тёмное нутро церкви (в одной руке каждый держал фонарь, в другой – своё оружие), их слух пронзил долгий скорбный вопль. Было приказано не щадить подвальной двери, однако полицейским пришлось попотеть, чтобы сломить крепкий дуб, обитый листовым железом. Всё это время до них явственно доносились крики экстаза, пение на непонятном языке и до жути странное органное исполнение мелодий в обратном порядке. Всем было как-то тревожно, но страх не нарастал, и эту тревогу можно было терпеть. Инспектору хотелось надеяться, что толстые стены приглушат шум, который они тут устроили, и он не разгонит прежде времени находящихся внизу фанатиков.