Букет ландышей

Быстрицкая действительно никуда не торопилась, а кроме того, ей вдруг захотелось понять, что же ее смущает в этом человеке. Ну да, руководитель высокого уровня, хоть и достаточно молодой еще, – этим сейчас никого не удивишь. Удивительно владеет собой. И это странное ощущение, что он скорбит по-настоящему, как о личной потере. И в то же время не скорбит. Что-то я запуталась окончательно, подумала она.

– Вот и отлично, – кивнул Соловьев, поняв, что Мария не против остаться еще на какое-то время.

Он предложил ей еще вина, заказал дорогущее мясо в брусничном соусе и салат – все в соответствии с ее вкусами. Откуда он мог о них знать? Совпадение или психология? А с другой стороны, кто не любит цезарь или мясо? Все любят. Мысли Быстрицкой начали наскакивать одна на другую, то ли от вина, то ли от количества мыслей. Она решила тормознуть пока свои размышления и расслабиться. В конце концов, может она себе позволить разок поесть за счет клиента в дорогом ресторане? Димочка уже в курсе, где она и с кем, так что совесть ее в этом плане была спокойна. Соловьев же вряд ли рискнет себе позволить больше, чем положено.

– Сергей, а почему вы настаивали, чтобы вас защищала именно я? – спросила она, вертя в руках бокал.

Кажется, он был готов к вопросу:

– Я много слышал о вас от знакомых. Много положительного.

Марья почувствовала, что щеки ее начинают заливаться румянцем.

– А сейчас я вижу, что мне не соврали ни о чем, – продолжил Соловьев, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Вы очень умны и привлекательны.

Да он, похоже, соблазнить меня решил, вдруг сообразила Быстрицкая. Зачем ему это? Чтоб защищала получше что ли? Глупо. Что вообще происходит?

Она уже открыла было рот, чтобы сообщить, что он зря все это затеял, но неожиданно на ее плечо легла ладонь. Марья вскинула голову в удивлении и опешила, увидев собственного мужа.

– Вот ты где! – радостно провозгласил он. – Я освободился пораньше и решил заехать за тобой. Здравствуйте, – Рудаков протянул руку Соловьеву.

Тому ничего не оставалось, как подать руку в ответ.

Дмитрию не терпелось побыстрее добраться. Он еле сдерживался, чтобы не превышать скорость. Глупо рисковать из-за ревности, причем необоснованной. Видимо, естественный инстинкт застолбить территорию, обозначить свое перед конкурентом брал верх над остальными эмоциями.

Едва припарковав машину у ресторана Столешникова, он выскочил из машины как ошпаренный и бросился внутрь. Швейцар едва успел открыть дверь, чтобы не быть сбитым. Появившийся у входа в зал Столешников, было, протянул ему руку, чтобы поздороваться как радушный хозяин, но поняв настроение гостя, лишь подвинулся немного, уступая Рудакову дорогу, и проследовал за ним.

Маняшу Дмитрий заметил сразу. И этого новомодного кренделя, который клеился к его жене – это было видно невооруженным глазом. Первое желание – подойти и врезать со всего размаху ему прямо между глаз – Рудаков с трудом, но подавил. Отдышался немного. И подошел небрежно, как ни в чем не бывало, к столику.

Пока Быстрицкая его не заметила, потому что сидела спиной ко входу, Дмитрий положил ладонь ей на плечо. Она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на него. Слава Богу, его девочка обрадовалась его приходу – ее глаза не могли лгать. А значит, все правильно он сделал. А вот ее собеседник был очень и очень не рад, и это тоже читалось по глазам. Что еще больше укрепило Рудакова в мысли, что он приехал вовремя.

– Вот ты где! – стараясь выглядеть как можно более радостным, объявил Дмитрий, обращаясь к жене. – Я освободился пораньше и решил заехать за тобой. Здравствуйте, – законы вежливости все-таки не зря придумали умные люди. Рудаков мысленно поблагодарил их за эту возможность побесить противника и протянул руку Соловьеву.

Тот, видимо, понял, что это вызов. И принял его, хоть и неохотно. Руку протянул, и рукопожатие получилось весьма крепким. Но Рудаков только усмехнулся про себя.

Быстрицкая, похоже, не заметила этого, и хорошо. Нечего ей красивую головку всякой ерундой забивать.

– Вы уже закончили дела? – поинтересовался Рудаков непринужденно.

– Да, уже, – отозвалась Мария машинально и обратилась к клиенту: – Я сделаю все в соответствии с вашими пожеланиями, но мне действительно пора. Благодарю за приятный вечер, – и поднялась из-за стола.

– Не за что, – к Соловьеву вернулось его обаяние, и он пустил вдогонку последнюю стрелу: – Разрешите вашу руку на прощание?

Маняша бросила на мужа взгляд, проверяя его реакцию, и подала руку Соловьеву, а он вдруг с наглой улыбкой поцеловал эту руку:

– Весьма признателен вам за все.

Рудакову стоило больших усилий сдержаться и ничем не выдать всего урагана чувств, овладевающих им сейчас, тем более рядом была жена. Он поймал довольный взгляд соперника и его ухмылку, жевалки его невольно заходили от напряжения, а кулаки сжались сами собой. Дмитрий обнял Маняшу за плечо, прижал к себе поплотнее и повел прочь.

У входа им снова встретился Столешников, весьма обрадованный тем, что скандала не получилось. Но опять ничего не успел сказать, потому что Рудаков с Быстрицкой почти пролетели мимо него на выход.

Лишь в машине, немного успокоившись, Дмитрий поцеловал супругу и сказал с усмешкой:

– Каждый раз, когда ты оказываешься в этом ресторане, мне приходится тебя спасать.

– Ну и не каждый, – засмеялась Маняша. – В прошлый раз увел меня не ты.

– Да, но я пытался хотя бы, – оправдывался Рудаков, заводя машину. – Если ты тогда наклюкалась и сопротивлялась, что ж мне тебя, на плечо взваливать и тащить надо было?

– Я этого боялась вообще-то, – ее смех успокаивал его. Дмитрий улыбнулся ей в ответ.

По дороге домой они вспоминали детали того дня. Маняша, уверенная, что Дмитрий ей изменил, набралась тогда порядочно и долго не выходила из туалета, когда он попытался увести ее домой. Пришлось применить хитрость и сыграть на ее любопытстве, чтобы она хотя бы вышла из дамской комнаты и не уснула там. И только помощь Столешникова, который лично доставил ее домой, спасла девушку от серьезного конфуза. А Дмитрию пришлось отступить перед ее упрямством, ведь он тогда обидел ее недоверием.

Дома голодный Лимон, устроив обоим выговор за свои страдания, недовольно орал все время, что они разувались и шли к кухне.

– Сейчас-сейчас, – заверил его Дмитрий и насыпал в миску корм.

Котяра, не соизволив поблагодарить, окунулся туда мордой и начал есть.

– Обнаглел, – заметил Рудаков, обнимая Маняшу.

Вот он – его мир, где он спокоен, уверен, счастлив. И он никому не позволит разрушить его.

Любимка потянулась к нему, обвив руками его шею и прошептала:

– Я скучала.

За это можно было многое отдать.

– Я тоже, малыш, – Рудаков поцеловал ее, раздумывая, стоит ли сказать о том, что он узнал сегодня в больнице, и как она вообще отреагирует, что он вмешивается в ее дело.

Но она уже начала щебетать о прошедшем дне и скучище на работе, странностях этого злосчастного Соловьева, заодно доставая из холодильника продукты для ужина.

– Так и не попробую я, похоже, это знаменитое мясо в брусничном соусе, – весело упрекнула она его.

Рудаков улыбнулся и решил отложить разговор на потом.

Глава 3.

Дверь Марье открыла мать Полины Извековой – женщина средних лет в черном платке. На усталом лице ее не было ни кровинки, глаза выплаканы, жесты медленны и неуверенны, будто она вообще плохо понимала, где она находится.

Быстрицкая, подобающе случаю одетая во все черное, поздоровалась как можно мягче и представилась.

– Мне хотелось бы поговорить с вами. Хотя я и представляю интересы виновника аварии, но может быть, что-то могу сделать и для вас? Он предлагает вам хорошую сумму в качестве компенсации.

– Проходите, – пригласила женщина тихо.

Марья проследовала за ней в уютную просторную квартиру. Кроме них, здесь никого больше не было. Она присела на предложенное ей кресло и огляделась.

Семья была состоятельная, о чем свидетельствовала достаточно дорогая обстановка. Естественно, в связи с только что прошедшими похоронами, все стеклянные поверхности были завешены. Фотография красивой девушки стояла на самом видном месте, перед ней теплилась лампадка и лежали гвоздики.

– Конечно, понимаю, что это мало поможет и утешит вас в вашем горе, но водитель просит у вас прощения и предлагает вам деньги, чтобы хоть чем-то искупить вину. Ваше право, конечно, отказаться, но, думаю, сейчас эти средства вам не повредят. Вы сможете использовать их в память о вашей дочери, – тихо заговорила Быстрицкая.

– Да, конечно, – эхом отозвалась Извекова. – Это же несчастный случай.

– Да, – подтвердила Мария мягко. Она выложила на стол конверт с деньгами и придвинула к ней лист бумаги и ручку: – Не могли бы вы написать расписку, что получили деньги?

– Да, конечно, – повторила Извекова, видимо, ей сейчас было совершенно все равно. Машинально она вывела текст расписки и отдала его Марии. Та убрала лист в сумку и подыскивала теперь слова, как бы повежливее уйти.

– Моя девочка, – вдруг разрыдалась хозяйка. – Она была такая красивая, только начинала жить, и Эдик такой хороший мальчик.

– Они давно встречались? – спросила Быстрицкая, чтобы поддержать разговор.

– Полгода, – прошептала мать. – Такая красивая пара, посмотрите, правда же? – и протянула фотографию, одну из лежавших рядом с ней на столике.

– Правда, – согласилась Быстрицкая, разглядывая веселых молодых людей на фото. – Первая любовь, я понимаю.

– Нет, не первая, – неожиданно выпрямилась Извекова и с некоторой неприязнью заметила: – Первая любовь не всегда бывает удачной.

– Что вы имеете ввиду? – удивилась этой перемене Мария.

– Был у Полечки до Эдика другой кавалер, Сережа. Богатый, красивый, ухаживал интересно. Не знаю, что там у них произошло, но Поля однажды сказала мне, что больше не хочет его видеть никогда. Сколько он ни бился, сколько ни старался ее вернуть – ничего у него не вышло. А потом она Эдика встретила. Сережа, правда, и при Эдике пытался Полю уговорить вернуться, но та и слышать ничего не хотела. Что он только ни делал, даже меня уговаривал помочь. Может быть, сейчас жива была бы доченька моя, – она снова заплакала.

Быстрицкая, не зная, чем еще ее утешить, отвела взгляд на фотки, разбросанные по столу. На многих Полина была с друзьями и в том числе с молодыми людьми. Одна из фотографий вдруг заставила ее обомлеть так, что сердце остановилось на секунду, и лишь потом снова слабое тук-тук вернуло Марию к действительности. С фотографии на нее смотрел Сергей Соловьев.

Подходя к дому, Рудаков обнаружил отсутствие в окнах квартиры света. Странно, Маняша уже должна была давно вернуться с работы. И он поспешил в подъезд.

В такие моменты время тянется как жвачка. И кажется, что лифт едет слишком медленно, и что двери открываются слишком долго, и что ноги не идут нормально. Включив свет в прихожей, он обнаружил Марьины туфли и сумку и с некоторым облегчением тихонько пробрался в комнату.

Быстрицкая была там. Глубоко задумавшись, она сидела в кресле, повернутом к окну. Видимо, сидела она так уже давно и потому забыла включить свет.

– Малыш, я дома, – тихо, чтобы не напугать ее, сообщил Рудаков, подходя к жене.

– Знаешь, оказывается, Соловьев раньше встречался с Полиной Извековой, – огорошила его Быстрицкая и взглянула на Дмитрия странным взглядом. А затем снова обернулась к окну.

– Да ладно? – не поверил своим ушам Рудаков и присел рядом с ней на корточки. – Откуда ты узнала?

– Я была сегодня у матери Полины, – буднично рассказывала Марья, все еще глядя в окно. – Хотела передать деньги – компенсацию за аварию. И увидела фото. А мать ее подтвердила, что они год назад встречались. Она его бросила, он до последнего времени пытался ее вернуть.

– О как! – Дмитрий понял, что сейчас момент, чтобы рассказать и свою часть истории. – Тогда я тоже тебе сообщу новость.

– Какую? – Маняша, наконец, заинтересовалась и заглянула ему в глаза.

– Полина не любила ландыши. Она любила ромашки, – сказал Рудаков.

Быстрицкая как ужаленная подскочила на месте:

– Что?! Что ты сказал?!

Дмитрий повторил, понимая, что сказал очень важную вещь.

Марья бросилась ему на шею, обняла и сбивчиво заговорила, явно волнуясь:

– Я весь день сегодня думала об этом деле. Не знаю пока, что там произошло точно. Целых две версии, не знаю, которая из них. Мне нужна твоя помощь. Потому что адвокатская этика. Ты понимаешь? – и посмотрела на него.

– Понимаю, – кивнул Рудаков и поцеловал ее, чтобы она немного успокоилась. – Чем тебе помочь?

Маняша улыбнулась:

– Узнай, имеет ли отношение Соловьев к конкурсам красоты.

– О как! – снова сказал Дмитрий, потому что у него была немного другая версия произошедшего. – Ну хорошо, маленькая моя, постараюсь узнать, что смогу.

Что-то тянуло Марью в это мрачное место. Не стараясь давать себе отчет, зачем и почему, она повиновалась велению своего сердца, а, может быть, своей интуиции, и потому заставила Рудакова отвезти себя на кладбище.

При попадании в подобные места у Марьи всегда появлялось странное ощущение, будто она находится в гостях у незнакомых людей, к которым она вломилась без приглашения. Можно было успокаивать себя наличием некоей мистической составляющей, уж о привидениях и прочих страшилках ей приходилось слушать и читать не раз и не два. Даже попадались клиенты, которые совершали какую-нибудь уголовную глупость под влиянием страха призраков. Пару лет назад один мужчина, уже седой и малопьющий, поджег дом соседа, потому что ему показалось, что в окнах дома зажигаются и тухнут загадочные зеленые огни и он решил, что это призрак. Оказалось, что светился датчик газа, но это мало утешило пострадавших соседей, лишившихся жилья. А второму глупцу показалось в темноте, что его собеседник похож на умершего недавно родственника, и он начал колбасить бедолагу чем ни попадя, пока его не остановили случайные прохожие. Страх – великая движущая сила, заставляющая совершать невозможное, запретное и даже преступное.

Мария не боялась кладбищ, но сосредоточение такого количества людской печали в одном месте все-таки давало повод чувствовать себя неуютно. И хотелось покончить с делом, ради которого они пришли, побыстрее.

У сторожа они выяснили номер участка, поэтому не составило труда найти могилу Полины. Деревянный крест с табличкой, море цветов, фотография и неизменная лампадка, стаканчик с водкой, накрытый хлебом – зрелище тягостное. Ей было всего двадцать два. Впереди была корона королевы красоты, любовь, счастливая жизнь – и все это в единый миг было перечеркнуто нелепой катастрофой.

Мария искала одно единственное указание. Дело затруднялось тем, сколько венков и букетов с ромашками было навалено на песчаный холм. Разгребать завалы цветов руками она не рискнула – это уже сродни кощунству. Он должен был быть, этот знак, что она права и есть что-то еще, чего она пока не знает. Этот знак не должен был быть где-то под, он должен был быть над. Как венец или печать.

Наконец, среди всего белого великолепия она заметила нежные, словно капельки слез, обернутые в зеленый саван, цветы – маленький неприметный букетик возле самого креста. Его не было видно из-за прикрывающего его почти полностью венка, лежащего сверху.

Мария удовлетворенно выпрямилась и кивнула собственным мыслям. Это было то, что она искала.

Рудаков не очень понимал, зачем Марья потащила его на кладбище. Что она хотела там увидеть? Что там вообще могло быть? Но тем не менее, лишних вопросов пока не задавал. Показав красные корочки удостоверения кладбищенскому сторожу, выяснил местонахождение могилы и повел жену к цели их поездки.

Марья что-то искала, он ждал, наблюдая, как она склонилась над кучей цветов, в основном ромашек, как она выискивала взглядом что-то, вглядываясь в печальное цветочное облако, заглядывая с разных сторон. И, наконец, выпрямилась и удовлетворенно показала Дмитрию на подножие креста:

– Вот они!

Дмитрий подошел ближе и с удивлением увидел маленький букетик ландышей, перевязанный простой канцелярской резинкой, положенный бережно среди других цветов.

– Ого, – Рудаков был озадачен как тем, что Мария вообще додумалась до подобного поиска, так и тем, что все это означает. Неужели, ДТП не было случайностью? Судя по тому, как Мария сейчас резко повернулась и направилась к выходу, она тоже об этом думает.

В таком случае у нее возникает серьезная этическая проблема. Может, все-таки это совпадение? Так было бы легче и проще для всех.

Усевшись в машину, Мария уже ждала, в нетерпении перебирая ручку своей сумки, и думала о чем-то сосредоточенно.

– Куда? – спросил Дмитрий на всякий случай, хотя уже примерно догадывался, что она скажет. Он и сам бы так поступил на ее месте.

– К Архипову, – ответила его серьезная малышка. Рудаков кивнул и завел машину.

Архипов был на месте, печатал обвинительное заключение по одному из своих дел, и был не очень доволен тем, что Быстрицкая ввалилась в его кабинет без приглашения, да еще притащила с собой Рудакова для поддержки.

– Ну, что? – обреченно выдохнул он вместо приветствия, зная, что Марья просто так не пришла бы, значит, сейчас она его нагрузит какой-нибудь проблемой на ровном месте.

– И тебе здравствуй, – Быстрицкая была серьезна. – Можешь еще раз показать мне протокол осмотра с места ДТП?

– Ну потом же можно прочитать, когда с делом будешь знакомиться! – попробовал возразить Костик, заранее зная, что это попытка победить ветряную мельницу. Если Марья вбила что-то себе в голову – пока не получит, не отвяжется. Да еще Димон так выразительно смотрел на него, что проще было дать прочесть и побыстрее отделаться от них, чем спорить. Что там, в конце концов, можно найти? Все же очевидно, Соловьев виноват и даже не отрицает этого. Когда будет готова автотехническая экспертиза, Архипов как прилежный следователь просто предъявит обвинение и передаст дело в суд.

– Держи расписку и мое ходатайство о приобщении, – Марья выложила перед ним названные документы в награду за его содействие и вцепилась в протокол.

Рудаков тоже подошел и стал читать через ее плечо. Архипов, усомнившись, может, что не так написал, приблизился к ним с другой стороны и пробежался глазами по тексту, заглядывая через другое плечо Быстрицкой.

Нет, все верно. Повреждения на «Тойоте» Ветрова справа, сильно помята правая передняя дверь и правое крыло, пятна крови, асфальт мокрый, следы шин от торможения БМВ Соловьева. «Бэха» тоже изуродована слегка, но гораздо меньше. Удар пришелся прямо ей в морду с уклоном вправо. Оно и понятно – занесло, пока вырулил, но неудачно – прямо во встречную машину. Фототаблицы прилагаются, все честь по чести, во всех ракурсах и позициях. Что тут может быть непонятного?

Мария задержалась на одной фотографии – переднее пассажирское сиденье, с которого уже извлекли труп потерпевшей. В самом углу фотографии виднелся букетик, валяющийся под сиденьем на окровавленном резиновом коврике и потому тоже немного в красных брызгах. Мария, подняв голову, посмотрела по очереди на мужчин:

– А почему в протоколе не отражены ландыши?

Для Костика это было уже слишком. Он даже не заметил, как нахмурился Рудаков при этом вопросе. Пребывая в праведном гневе от невовремя проснувшейся бабской романтичности и превращения следственных действий в балаган, Константин отобрал у Марьи протокол, сунул его обратно в папку и убрал папку в сейф:

– Тебе, может, еще и цвет носа гаишников указать? Все, я занят! – и сел за стол дописывать обвиниловку.

Марья хотела было уже возмутиться, что все это не ерунда, но муж положил ей ладонь на плечо и тихо сказал:

– Все, пойдем.

Фыркнув на бестолкового Архипова, Быстрицкая поднялась и молча вышла из кабинета.

Уже в машине она обратилась к Рудакову с надеждой:

– Ну хоть ты-то понимаешь, как это важно?

Тот вместо ответа обнял ее и поцеловал в макушку. Даже если он не верил ей или не считал это обстоятельство важным, то все равно он был с ней и хотел ее поддержать. Этого ей было сейчас достаточно.

Глава 4.

Был уже вечер. Ужин прошел странно. Мария быстро закидала в себя с тарелки пасту карбонара, которую приготовила, быстро чмокнула мужа, еще только приступившего к еде, в губы и убежала к компьютеру. Ни тебе разговора по душам, или хотя бы обсуждения событий за день, ни каких-то ласк. Рудаков отчасти был разочарован, надеясь продолжить вечер совсем не таким образом, но, с другой стороны, зная характер своей половины, понимал, что сейчас она увлечена какой-то мыслью, и пока не найдет для себя хотя бы часть ответов, ее лучше не трогать – в ответ получишь только раздражение и отравленное настроение. Зачем рисковать? Судя по картинкам, которые она находила в интернете на сайтах, она читала о ландышах.

Что она хотела узнать о них, Дмитрий не понимал. Да, несомненно, кто-то, побывавший на могиле Полины Извековой, был и на месте ДТП, причем до приезда ГАИ, иначе бы в ландыши в кадр не попали. Но что это доказывает?

Рудаков вспомнил о странной просьбе Марии, которую он так еще и не исполнил: узнать, связан ли Соловьев с конкурсами красоты. Действительно, гибель девушки так вовремя перед финалом подозрительна. Но Соловьеву-то в этом какой интерес? Свою женщину хотел продвинуть если только. Но убивать? Это же не Мисс Вселенная и не Мисс Мира, а просто областной конкурс, не так велики ставки, чтобы мараться в крови.

Дмитрию снова вспомнились ледяные глаза Соловьева. Нет, не могло быть у него сейчас женщины, тем более он на Марью заглядывался так, что даже спустя столько времени Рудаков все еще не мог избавиться от желания дать ему в морду. Где он его все-таки видел?

Чтобы чем-то занять себя, он включил телевизор. Пощелкав пультом, остановился на спортивном канале. Пока Мария занята, есть возможность беспрепятственно смотреть спортивные новости, которые она терпеть не могла. Чем Рудаков и решил воспользоваться.

Рядом с ним на мягком подлокотнике устроился котяра, решивший разделить радости мужской компании с хозяином. Помурчал в позе сфинкса и следил теперь за мельтешащими на экране фигурками, словно что-то в этом понимал. Дмитрий почесал его за ухом и погрузился в просмотр.

Краткая сводка футбольной турнирной таблицы. «Динамо» плетется в середине. Что ж. Не самый лучший сезон для них.

Чемпионат юниоров. Подрастающее поколение в спорте – это всегда надежда на хорошее будущее страны, здоровые отношения, здоровых граждан, правильных парней, в конце концов.

Следом картинг. Забавные маленькие машинки, даже скорее тазики с колесами, чем машинки, где копчик едет в нескольких сантиметрах от покрытия трассы на бешеной скорости и остается только молиться, что покрытие не будет похоже на стиральную доску. То ли дело настоящая «Формула-1»! Или пресловутый «Париж-Дакар». Вот где испытание на скорость, реакцию, выносливость. Дмитрий и сам иногда любил погонять на треке, но в пределах разумного, он все же не был профессионалом, просто прошел для души курсы экстремального вождения. Мало ли для чего может пригодиться, ведь оперские будни непредсказуемы, могут и погони случиться. Да и лосиный тест никто не отменял: ту с виду смешную ситуацию, когда на тебя из кустов несется шестьсот килограмм рогатого мяса и увернуться так, чтобы остаться живым самому, не повредить машину и испуганное животное, очень и очень проблематично.

Словно вспышкой на экране, пронеслось у Дмитрия в голове вдруг то, что он пытался вспомнить столько времени. Год назад. Гонки Москва Сити. Команда «Автомания», и среди них вот эти странные холодные голубые глаза. Рудаков вздрогнул от пробежавшего по спине холодка. Профессионал? Может, просто похож?

От размышлений его отвлекла Марья, которая, наконец, бросила свои интернет-раскопки и вернулась в объятия благоверного супруга, где и была с радостью принята и расцелована.

Лимон, недовольно дернув хвостом, спрыгнул с подлокотника и ушел на кухню.

– Нашла что-нибудь? – спросил Дмитрий, поглаживая ее ногу и прикидывая возможный уровень сопротивления при попытке ее соблазнить.

– Ты знал, что ландыши – это символ надежды на то, что счастье вернется? – улыбнулась Мария, сверкая хитро своими зелеными глазищами, и потянулась к нему сама.

– Не знал, – признался Рудаков, обрадованный таким поворотом дела, и полез ей под одежду.

– Символ чистоты и непорочности, слезы Богородицы у креста, – поспешно договорила Марья, снимая с него футболку. Она не раз уже упоминала, что ей нужно кому-то рассказать информацию, чтобы лучше запомнить. Рудаков не возражал быть этим подопытным, тем более с таким тактильным сопровождением. И решил, что про гонки расскажет ей попозже, чтобы не спугнуть свою девочку снова во всемирную паутину.

Рудаков был погружен в спортивные новости, и отвлекать его не хотелось. Мария давно уже прочла все, что ей было нужно, и задумалась теперь, глядя в монитор. Ландыш слишком необычный и сезонный цветок, его не дарят всем и всегда, как розы, например. Значит человек, побывавший на могиле Полины, мог быть тем, кто был на месте ДТП до приезда полиции, это вряд ли совпадение. Эдик лежал раненый, Полина была мертва. Согласно судебно-медицинскому заключению, смерть наступила почти мгновенно: травмы, не совместимые с жизнью. Как рассказал недавно Димочка, Эдик ей ландыши не дарил. Получается, единственным, кто мог подбросить цветы в тот момент, был Соловьев. Не проезжающие же водители, остановившиеся помочь, это сделали, и не полиция со «скорой». Да и на улице не май.