Букет ландышей

Мария Ордынцева

Букет ландышей

                               В каждом «нельзя» есть маленькое «можно».

Глава 1.

Местные новости не отличались оптимизмом. Пожар в какой-то деревне – едва успели потушить избушку, жильцы отделались легким испугом. Отравление денатуратом в гаражах (Рудакову об этом было известно еще неделю назад, поэтому Мария тоже уже была в курсе). ДТП. Страшнейшая авария, где пассажирка погибла, но водители чудом выжили. Кадры накрытой простыней молодой девушки и лужа крови на асфальте добавили бодрости к концу дня. Посочувствовав мысленно погибшей, Мария выключила телевизор и обернулась к Димочке. Тот дремал уже, раскинувшись на подушке. Он даже во сне был хорош.

Они жили вместе почти полгода, и пока нареканий с обеих участвующих сторон не поступало. После памятного дела с инсулином Рудаков не стал тянуть и самолично отвел Марью в ЗАГС. Они подали заявления, расписались через месяц и вышли из здания женатыми людьми. Без голубей и дифирамбов, пьяных гостей и прочей мишуры. Фамилию Мария оставила, чтоб не заморачиваться с документами. Рудаков поворчал некоторое время, но уступил. Почти сразу и как бы само собой разумеющееся произошло некое разделение бытовых обязанностей, и эти роли никто оспаривать не пожелал. Осознав за первые месяцы совместной жизни, что они есть друг у друга, все свободные минутки они старались проводить в каких-то интересных занятиях: прогулках, посещениях кафе и городских мероприятий, чтении и подшучивании друг над другом. Им было интересно даже молчать вместе, если находилось для этого время. Графики у обоих в последнее время были плотные. Димочка часто пропадал на новой работе, так нежданно привалившей ему за его прошлые подвиги. А Марию загружали по мере сил Архипов и Стожаров по очереди. Да и бывшие клиенты не забывали и нет-нет да подкидывали одну работенку за другой. Это могло бы радовать больше, если бы не страдала личная жизнь.

И вот сегодня в кои-то веки они смогли выкроить целый вечер друг для друга. Никуда не пошли, поужинали. Рудаков вылез из душа первым, а Быстрицкая задержалась и вернулась к уже дремлющему Димочке и болтающему телевизору. Видно, не судьба им была сегодня продолжить вечер, но хотя бы можно выспаться, наконец-то, при этом выспаться рядом друг с другом в одной постели. Быстрицкая улыбнулась, легла рядом со своим драгоценным, обняла и положила голову ему на плечо.

Рука Димочки вдруг скользнула по ее бедру, он резко взгромоздился над Марьей и улыбнулся:

– Думала, сплю?

– Ага, – обрадовалась Мария.

– Ошибаешься, – прошептал Рудаков и нежно поцеловал ее в губы. – Все ждал, когда ты ужастиков насмотришься.

– Мог бы просто намекнуть, – промурлыкала Быстрицкая, водя по его спине ноготками.

– Эти ноготки! – выдохнул Рудаков. – Аж муравьи в штанах…

Его глаза сияли в темноте загадочным блеском. Котяра, которого разбудили неожиданные нежности хозяев, недовольно потянувшись на краю дивана, ушел спать на кресло. Молодые люди засмеялись тихонько и занялись друг другом.

Телефон звонил нагло и настойчиво. Рудаков быстро перехватил трубку, пока Маняша не проснулась, и тихо спросил:

– Алло?

Архипов, приготовившийся с ходу орать Быстрицкой «доброе утро», растерялся немного и уточнил для порядка:

– Димон, ты что ли?

– Я, кто же еще? – усмехнулся Дмитрий. Потихоньку выбрался из постели, стараясь не будить Марью, обнявшую подушку и сладко сопящую. Перейдя на кухню и прикрыв за собой дверь, он продолжил: – Ну, чего тебе?

– Чего-чего, – проворчал Костик. – Клиент нарисовался, что же еще?

– У тебя совесть есть? – Рудаков был разочарован, предчувствуя дальнейший ход разговора.

– Совесть у меня есть. И сроки у меня есть. И знать я больше ничего не хочу, – Архипов сразу перешел в оборону, зная, что Рудаков может и послать.

– Тебе что, дежурных адвокатов мало? – спросил Димочка, немного раздраженный непонятливостью друга.

– Он требует Марью, что я могу поделать? – огорошил его Костик.

– Ё-моё, – вырвалось у Рудакова. – Ладно, у тебя время есть еще. Сейчас разбужу и часа через два доставлю.

– Вот так-то лучше, – удовлетворенный Костик положил трубку, а Рудаков, тихонько склоняя нежданного клиента Быстрицкой по всем падежам, отправился варить кофе.

Впервые за долгое время у него был целый свободный день. Рудаков намеревался потратить его на Маняшу полностью. Хоть телефоны отключай, со злостью от сорванных планов подумалось ему.

Налив в чашки ароматную жидкость из турки, он отхлебнул из своей чашки, посмотрел в окно, где голубь ворковал, пытаясь заинтересовать собой голубку. Туда же смотрел кот, уже умывшийся и потянувшийся сладко. Потом Лимон оглянулся на хозяина, в его рыжей отъевшейся морде читался единственный вопрос: что делать будем?

– Что-что, – ответил Рудаков коту недовольно. – Ты – завтракать, я – будить и доставлять.

Взял чашку для Маняши и поплелся в комнату.

Его сонная девочка высунула нос из-под одеяла, не открывая глаз, только когда до нее донесся аромат кофе. Сам Дмитрий до ужаса не хотел совершать этот смертный грех – будить спящую любимку да еще с целью отсыла на работу.

– Ммм, – и Маняша потянулась к чашке. Отхлебнула кофе, замерла на секунду и заявила: – Я тебя обожаю.

– Я и сам тебя обожаю, – Дмитрий отставил ее чашку на тумбочку и поцеловал ее. После сна волосы девушки растрепались и были немного похожи на одуванчик. Он поправил ей пряди, чтобы пригладить их немного, и прошептал, сгрызаемый ревностью к ее работе: – Костик звонил.

– Ммм, – уже заинтересованнее повторила Маняша и открыла глаза. – Что хотел?

– Я обещал ему привезти тебя через пару часов, – шепнул ей Дмитрий, целуя ее в губы.

– У нас вагон времени, – улыбнулась Быстрицкая, нежно обнимая его за шею. – И я знаю, чем его занять.

Утренние ласки и последующий душ бодрят как нельзя лучше, отметила невольно Марья, заканчивая макияж. Рудаков, уже собранный, ждал ее, равнодушно переключая кнопки телевизионного пульта.

Опять попав на канал криминальной хроники, он снова задержался на рассказе о вчерашнем ДТП. Прямо посреди улицы, на ровном месте, одна машина протаранила другую, в результате чего погибла двадцатидвухлетняя девушка по имени Полина Извекова, участница городского конкурса красоты и явная претендентка на титул. Виновник аварии был задержан.

– Странное совпадение, – сказала Быстрицкая, обуваясь.

– Почему? – поинтересовался Рудаков, выключая телевизор и следуя к выходу.

– Претендентка на титул погибает в аварии за пару дней до финала конкурса. Разве это не странно? – Мария заглянула в глаза Димочке и обнаружила, что он чем-то расстроен.

Единственное, что приходило в голову, ввиду его выходного дня – нарушенные планы. Быстрицкая улыбнулась и потянулась к любимому:

– Думаю, долго мы там не задержимся. Потом можно погулять где-нибудь.

В глазах Димочки запрыгали знакомые чертики. Он чмокнул Марию в щеку в благодарность за понимание и увлек к двери.

По дороге они молчали. Недавно купленная машина – Нива-Шевроле – нравилась обоим. Димочка следил за дорогой, а Мария, уютно расположившись на пассажирском сиденье, размышляла, что там за клиент, который непременно хотел ее участия в деле, при том что все возможные рекомендатели ей не отзванивались ни вчера, ни сегодня. Невольно отслеживая выражение лица мужа, она вдруг поняла, как давно они толком не виделись. Было от чего расстроиться. И она пообещала себе, что свернет дела как можно быстрее.

Архипов, едва завидев Быстрицкую, выскочил из-за стола с победным криком:

– Ну, наконец-то!

Но поскольку за Марьей в кабинет ввалился хмурый Рудаков, радость Костика поугасла отчасти. Впрочем, он, видимо, решил не расстраивать себя, хоть и понимал, что последствия на нем еще скажутся, и придвинул Быстрицкой стул.

– Короче, ДТП со смертельным исходом. Клиент тебя требует, прям настаивает, других адвокатов не хочет. У меня сроки горят, Машуня! – дрожащим от нетерпения голосом сообщил Костик.

– И где он? – улыбнулась заинтригованная Мария.

– Сейчас приведут, – заверил Архипов и принялся отзваниваться в дежурку.

Рудаков по опыту знал, что эта бадяга затянется надолго. Знал, что вряд ли даже до обеда они освободятся. Но что делать? По крайней мере, он был с Маняшей, пусть и на ее работе, и он согласился с ее утопическим планом потом погулять.

Что-то знакомое было в лице подозреваемого. Как там его? Сергей Соловьев? Он где-то видел его раньше, но никак не мог вспомнить, где именно, сколько ни ломал голову.

В принципе, с каждым такое могло случиться: скользкая после дождя дорога, не справился с управлением. Неосторожная статья, хоть и печально все. Вряд ли этого Соловьева даже арестуют, до суда погуляет еще маленько под подпиской о невыезде. Да и дадут вряд ли много. Погибла девчонка ни за грош, получается.

Но как-то слишком странно этот подозреваемый смотрел на свою адвокатессу, так что сам Рудаков невольно насторожился и присмотрелся.

На первый взгляд вполне привлекателен, крепкий, высокий, с ясными голубыми глазами, обаятелен, черт его возьми. Такие девчонкам нравятся до невозможности. Знает себе цену, хоть и растерян в данный момент. Растеряешься тут, когда человек из-за тебя погиб. И смотрит на Маняшу, словно сожрать ее хочет, вдруг подумалось Дмитрию.

Похоже, ревнивец ты, Рудаков, усмехнулся он сам себе. Быстрицкая, видимо, даже не замечала этого странного взгляда подопечного. Что-то писала в блокноте, задавала вопросы, уточняла формулировки для протокола. Допрос был недолгим, все вполне очевидно, вину никто не отрицал. И Дмитрий с облегчением понял, что скоро сие действо завершится, и он уведет Марью куда-нибудь подальше от этого красавчика.

Действительно, полчаса спустя, завершив подписание всех бумаг и оставив визитку новому клиенту, Быстрицкая собралась на выход, а Архипов строчил подписку о невыезде Соловьеву. Рудаков поспешил обнять жену за плечо и вывести прочь, но, оглянувшись зачем-то на остававшихся в кабинете мужчин, поймал все тот же странный взгляд Соловьева, направленный на Марью. Заметив внимание соперника, тот быстро отвернулся и занялся чтением бумаг. А в том, что это именно соперник, у Рудакова отпали сейчас последние сомнения, и он мысленно пообещал себе как можно больше ограничить их встречи без его присутствия, а заодно повнимательнее присмотреться к этому субъекту и вспомнить, откуда он его знает.

Остаток дня они с Маняшей провели на набережной в поедании мороженого, фотографировании, запуске шариков, стрельбе в тире, катании на чертовом колесе и прочих развлечениях, доступных отдыхающим.       Рудаков постарался не думать о неприятном, хотя в памяти то и дело всплывали наглые голубые глаза. Он тогда целовал ничего не подозревающую Быстрицкую, как бы самому себе доказывая, что она рядом с ним, она его и больше ничья. А она только радовалась необычно частым поцелуям, подозревая его со смехом в том, что он слишком сильно соскучился.

Вечером перед сном, уже засыпая в его объятиях, Маняша вдруг сказала:

– Знаешь, есть в этой истории нечто романтическое.

– В какой? – не понял Рудаков, отвлеченный от сгрызания себя ревностью и подозрениями насчет ее нового клиента.

– Ну в ДТП. Девушка погибла, а в машине букетик ландышей у ее ног. Какая-то трагическая романтика. Главное, парень ее не погиб, в реанимации лежит пока, но говорят, что выживет. А она… И эти ландыши, – Быстрицкая явно была настроена на романтический лад после сегодняшнего насыщенного дня.

– Да, ты права, – Рудаков задумался. Наличие пострадавшего водителя и погибшей пассажирки заставляло удивляться невероятному везению виновника аварии, на котором почти не было видимых повреждений, надо бы экспертизу почитать, когда будет готова. Впрочем, для размышлений у него еще будет время. И так уже весь день себе отравил, ревнивец этакий. Вот же его любимая женщина, рядом лежит, о других не думает, а он полдня как идиот, вместо того, чтоб на ней сосредоточиться, вспоминал об этом кренделе непонятном. Он поцеловал в макушку Маняшу: – Спи, малышка, – и закрыл глаза.

Глава 2.

Адвокатские будни не отличались большим разнообразием. Пара исков, хождение на беседу по делу – вот и вся недолга. Скучающая Быстрицкая погрызла кончик ручки, размышляя, чем заняться вечером, потому что Рудаков сегодня вряд ли появится раньше полуночи. Ничего, кроме телевизора, в голову не приходило. Настроения читать не было. Похоже, и вечером придется поскучать. Разве что Лимон выкинет какой-нибудь фортель. Но, зная характер этого ленивца, она не сомневалась, что он уляжется рядом с ней, а то и прямо на нее, и будет мурчать, а потом дрыхнуть бессовестно, плевав на удобство хозяйки.

Мария уже собиралась уходить, когда зазвонил рабочий телефон. Удивленная, кому это она понадобилась в конце дня, Быстрицкая подняла трубку.

Это был ее недавний клиент Соловьев. Помнится, симпатичный малый, попавший в неприятную ситуацию. Они говорили с ним до первого допроса минут десять. Он, кажется, искренне переживал случившееся и вины не отрицал, да и что тут отрицать: это может случиться с кем угодно. Во время допроса тоже высказывал сожаления о произошедшем, хоть и сдерживал эмоции. Оно вполне понятно – статус мужчины обязывал вести себя подобающе, тем более в присутствии женщины.

Пару-тройку дней она ничего не слышала о нем, ждали результатов экспертиз, чтобы продолжить работу. И вот он вдруг появился сам, не дожидаясь приглашения для дальнейшего участия в деле.

– Мария? – запросто, без отчеств, спросил Соловьев приятным баритоном.

– Да, здравствуйте, – Марья все-таки решила вернуть его в официальное русло.

– Можете уделить мне несколько минут? – вопрос был риторический, раз она взяла трубку.

– Да, конечно, – куда же ей теперь деться? Клиент и есть клиент.

– Дело в том, что я очень переживаю случившееся, но сам к семье погибшей идти не хотел бы. Вы, наверное, понимаете, почему, – он пытался объяснить, тщательно подбирая слова, что показалось Быстрицкой несколько странным, потому что люди обычно в таком состоянии, наоборот, несут всякую ерунду, не слишком контролируя эмоции. Этот Соловьев, наоборот, очень хорошо владел собой. Впрочем, люди разные, у всех своя реакция на стресс, подумала Марья в следующий момент. В конце концов, он руководил сетью автосалонов, как следовало из допроса, а руководство фирмой создает свои привычки.

– Понимаю, – сказала Быстрицкая, чтобы что-то сказать в поддержание разговора.

– Вот и хорошо, – Соловьев явно обрадовался, хотя по-прежнему старался владеть собой. – Мне бы хотелось поэтому, чтобы вы помогли мне, так сказать, в посреднической миссии.

– Вы хотите возместить вред потерпевшим? Очень хорошо, – одобрила Мария. – Это деятельное раскаяние, оно зачтется судом обязательно.

– Да-да, оно самое, – подтвердил Соловьев. – Не будет наглостью с моей стороны предложить сейчас встретиться, чтобы я мог передать вам деньги для потерпевших?

– Хорошо, – хоть какое-то занятие на вечер, но Быстрицкой что-то показалось неясным во всей этой ситуации. Интуитивно она почувствовала, что не так этот товарищ раскаивается, как должен бы. Точнее, раскаивается, даже очень, но как-то иначе, чем надо. Она не могла себе этого объяснить пока, поэтому решила оставить все как есть, об этом всегда можно подумать потом. Возможно, ей просто показалось – ведь это телефонный разговор, а не личная встреча, и она неверно истолковала тон сказанного. – Я на работе и могу вас подождать в кабинете.

– Давайте лучше в неофициальной обстановке, – предложил Соловьев. – Мне так будет проще, да и вам пора отдохнуть.

– Ну что ж, – Мария не видела в этом ничего плохого, ведь это деловая встреча. – Где, когда?

Он назвал ресторан Столешникова, через час. На этом разговор окончился.

Дмитрию нужно было опросить потерпевшего, на которого подполковник Нефедов, его родной и любимый шеф, очень надеялся как на источник информации. В разработке было громкое дело с несколькими эпизодами массового убийства в одном из районов области, оперчасть на ушах стояла. И тут такая удача – один из потерпевших в очередном эпизоде выжил. Поэтому Рудаков, едва получив задание, уже мчался во весь опор в областную больницу, куда того доставили вчера. Бросив машину на парковке и помелькав корочками удостоверения на входе, он добрался до отделения реанимации и прошел в ординаторскую.

Врач, молодой еще, но очень уставший, проговорил с ним о состоянии интересующего лица не более пяти минут, не исключив возможности беседы в ближайшее время, но точно не сегодня, так как пациент в сознание еще не приходил.

– И долго он так может без сознания лежать? – автоматически поинтересовался Рудаков, понимая уже, что сморозил глупость.

– Да сколько угодно. Все зависит от организма, – пожал плечами врач, не глядя на него. Он заполнял историю болезни, и Рудаков был для него лишь досадным отвлекающим фактором. – Кто-то после тяжелой травмы на следующий день уже глаза открывает, а кто-то неделями лежит или даже месяцами.

Рудакову некстати вспомнились снова холодные глаза Соловьева, и он уточнил, попытав удачу:

– А вот на днях тут ДТП было, где девушка погибла. Водитель не у вас, часом?

– Часом у нас, – подтвердил врач, продолжая писать. – Завтра в травматологию переводить будем голубчика, сам уже может дышать.

Удача благоволила Дмитрию, и он счел это хорошим знаком.

– А с ним можно поговорить? Я просто и по этому делу тоже помогаю.

– Поговорите, – разрешил врач. – Отчего ж не поговорить, если очень надо.

Через несколько минут, накинув на плечи халат, Рудаков в сопровождении врача входил в палату, где лежал водитель, пострадавший в ДТП. Это был молодой парень, крепкий, симпатичный, спортсмен, судя по сложению. Темные волосы коротким ежиком, перебинтованная голова и часть торса, загипсованные ноги и правая рука, он лежал опутанный многочисленными проводами и трубками, тянущимися к приборам вокруг кровати, пикающим и мигающим равномерно и тягостно.

Досталось тебе, парень, подумал Рудаков. Хорошо хоть, жив остался.

– Знакомьтесь, Эдуард Ветров, – указал на парня врач. – У вас десять минут максимум, – и удалился.

Парень на койке открыл глаза и посмотрел на Рудакова.

– Я из полиции, – представился тот и показал удостоверение. – Меня зовут Дмитрий. Я хотел бы узнать, что произошло с вами.

– Эдик, – прошептал Ветров. – Ничего особенного, авария. Полина только… – он, кажется, собирался заплакать, но собрался с духом к великому облегчению Рудакова. Он уже видел раньше плачущих мужиков, зрелище не для слабонервных.

– Можно ли поподробнее? – осторожно осведомился Дмитрий.

– Да, конечно.

С Полиной они встречались полгода, Ветров задумывался о свадьбе и готовился сделать ей предложение после конкурса, в котором Полине хотелось поучаствовать. Сама идея конкурса ему была привычна, он и сам часто выступал как профессиональный пауэрлифтер. А Полина так загорелась идеей, да и почему нет, ведь она бесспорно была самой красивой девушкой из всех, что Эдик знал. Они снимали квартиру, все было как у всех молодых влюбленных, романтично, нежно, весело.

В тот день они были в клубе. Обычная молодежная тусовка, ничего из ряда вон. Эдику не нравилась компания, и он уговорил Полину ехать домой.

И вот эта злосчастная дорога. Только что прошел дождь, Эдик старался не спешить поэтому. Полина устала и дремала рядом. А потом со встречки внезапно ослепил свет фар, удар и темнота.

– Ты был трезвый, конечно, – утвердительно-вопросительно заключил Рудаков из его рассказа.

– Я вообще не пью. У меня режим, – Эдик закашлялся и поморщился от боли. – Да и Поля пьяных не любит… не любила, – поправился он, закрыв глаза.

– А что она любила? – спросил Рудаков, чтобы как-то отвлечь его от грустных мыслей.

– Ромашки любила, – прошептал Эдик. – Игрушки мягкие.

– Что ж ты ей тогда ландышей подарил? Ромашек не нашел? – Рудакова несло, так что он сам себе удивлялся.

– Каких ландышей? – удивился Эдик и даже попытался повернуться к Дмитрию. – Не дарил я ей ландышей. Она их терпеть не могла.

– Ну, извини, видимо, с другим делом перепутал, – Рудаков понял, что пора сваливать по добру по здорову, пока не довел человека до нервного срыва. – Дел много, закрутился, брат.

– Бывает, – Эдик снова закрыл глаза.

– Выздоравливай. И сочувствую, – Рудаков вывалился из палаты и пулей пролетел к выходу.

Он даже не хотел представлять себя в подобной ситуации, и все предательские мыслишки на эту тему отмел сразу. Но вот эта новость про цветочки очень озадачила его. Как так не дарил, если они в машине лежали? Что же он их, не видел что ли, пока ехали? Если оба трезвые были. Да и если девушка терпеть не могла такое подношение, она бы его точно выбросила, прямо в окно на ходу. Странно это как-то все.

Да еще этот Соловьев. Где же он его все-таки мог видеть?

Поломав еще немного голову, Рудаков спустился к машине. Уже открывая дверь, он получил сообщение от жены. Марья собиралась на встречу с Соловьевым. Да еще в ресторане у Столешникова. Это что, шутка такая сегодня?

Он набрал номер:

– Виктор Иваныч, клиент еще не пришел в себя.

На том конце помолчали, и грустный бас ответил:

– Значит, будем ждать.

– Еще какие-то поручения будут сегодня?

Уловив в его голосе надежду, Иваныч посмеялся и сказал:

– Ладно, свободен пока.

За прошедшие полгода дела у ресторана Столешникова пошли еще лучше, чем раньше. Появился европейский лоск, белые перчатки у официантов, обстановочка как-то неуловимо изменилась в деталях на более уютную, стеклянные двери с золотыми логотипами заведения приветливо распахивались перед клиентами дородным швейцаром в красных лампасах.

Раздобревший немного Матвеич, как хозяин заведения, курсировал иногда между столиками с вальяжностью океанического лайнера, проверяя, как у гостей дела и все ли им нравится. Завидев в дверях Быстрицкую, он распахнул свои огромные объятия и поплыл навстречу:

– О-о-о, кого я вижу! Моя красота!

– Да, это я, собственной персоной, – засмеялась Марья.

Они обнялись как в старые добрые времена.

– Давненько тебя не было видно, – Столешников приобнял ее за плечо. – С тех пор как стала замужней дамой, так и не заглядываешь. Муж не пускает? – он шутил, но явно хотел знать, как у нее складывается семейная жизнь.

– Некогда все, Игорь, – покраснела Быстрицкая, стыдясь своей черной неблагодарности к бывшему кандидату в мужья.

– Ладно, поверю на слово, – почти пропел Матвеич и увлек ее в зал. – Какими судьбами у нас?

– Меня ждут, – улыбнулась Марья.

– Только не говори, что любовник, – удивился Столешников.

– Да нет, конечно, просто клиент, – засмеялась тихонько Марья.

– Ну слава Богу, – облегченно выдохнул Матвеич. – Кажется, я знаю, кто тебя ждет, – и прямиком направил ее к столику, где сидел Соловьев. – Приятного вечера, – пожелал им обоим и уплыл дальше по своим делам.

Быстрицкая, также выдохнув, уселась за столик и взглянула, наконец, на клиента.

В прошлую встречу еще потрепанный после аварии, чуть оцарапанный осколками разбившегося стекла, сегодня он был одет с иголочки, не пафосно, но дорого. Фирменные джинсы, модные кроссовки, дорогущий черный кардиган, облегающий мышцы и подчеркивающий стать тела. Словно он явился на модную тусовку, а не встречу с адвокатом. Вскоре донесся и запах дорогого парфюма.

По всему было видно, что он обрадовался приходу Быстрицкой и предложил ей белого сухого вина. Открытым жестом показал закуски на выбор – тарелку сыров, фрукты.

Мария улыбнулась вежливо:

– Сергей, зачем такие сложности? Вы могли просто заехать ко мне на работу и передать. Я напишу вам расписку, что получила деньги, после передачи денег потерпевшим в деле будет также их расписка о получении.

– От вас мне расписка не нужна, я вам верю, – заявил Соловьев, улыбнувшись уголками рта, и передвинул к ней по столу толстый конверт. – Вот, возьмите. Если им будет мало, скажите, сколько еще нужно.

– Что ж, как пожелаете, – пожала плечами Быстрицкая и убрала деньги в сумочку.

– Естественно, мне хотелось бы извиниться перед родственниками, если такое вообще уместно в данном случае, – добавил он поспешно.

– Уместно, – кивнула Марья озадаченно. Она не могла понять, что не так. Опять интуитивное чувство несоответствия не давало ей покоя.

– А теперь, когда мы покончили с делами, может быть, поужинаем? Это вас ни к чему не обязывает. Просто я один, вы сегодня тоже одна, почему бы не разделить трапезу и провести интересно время? Вы же никуда не торопитесь? – продолжил Соловьев, обаятельно улыбнувшись.