Полная версия
Одержимость мажора. Прокурорская дочка
– Придурок, – шиплю. – Римма, – а это уже громче для фотографа.
– Красивое имя, – улыбается он.
Исаков сразу мрачнеет. Густые брови съезжаются к переносице, а полные губы превращаются в тонкую линию. Мне даже кажется, что я слышу рык, зарождающийся где-то у него в груди.
– Чуть энергичнее, – грубо бросает Захар. – Невеста в своем платье на солнце упреет.
– Вьебу, Зак, – тихо говорит Лев, не поворачивая головы.
– Итак, Захар, – снова подает голос фотограф. – Ты становишься вполоборота, Римма упирается своим плечом в твое. Ребята, несите мундштук! – выкрикивает он своим ассистентам.
– Я не курю, – предостерегаю фотографа.
– Это не обязательно, Римма, – кокетливым голосом отвечает тот, и на моем лице расплывается улыбка. – Это всего лишь антураж для полноты образа. Курить при этом совсем не обязательно.
Мне подают длинный черный мундштук с прикуренной сигаретой, а когда Исаков становится вполоборота, я прижимаюсь своим к его плечу.
– Когда вся эта муть закончится, – произносит Захар тихо, – я этому фотографу вырву глаза и язык за то, что так смотрит на тебя.
– Ты больной, – шиплю я.
– Конечно, больной. Здоровый бы в тебя…
Я резко оборачиваюсь, и его речь прерывается. Не может быть, чтобы он имел в виду то, что я подумала.
– Что ты хотел сказать? – спрашиваю и чувствую, как заходится мое сердце от волнения.
Глава 5
Римма
– Смотри в кадр, Кудрявая, – грубо произносит Исаков, и я перевожу взгляд на объектив. Не знаю, какое выражение лица он запечатлеется на этом снимке, но незаконченная фраза Захара эхом звенит у меня в голове.
После фотосессии начинается сам праздник. На нем большая часть гостей нашего возраста, так что нам всем удается круто оторваться. До позднего вечера мы тусим под диджейские треки, при этом успевая участвовать в каких-то дурацких конкурсах, организованных Ксенией, и заливаться алкоголем.
Лев не отходит от своей новоиспеченной жены. Практически не выпускает ее из рук, только в случае крайней необходимости. И постоянно целует. В щеку, в висок, в макушку, в плечо, в губы. Повсюду, куда прилично целовать на публике. Особенно трогательно наблюдать за тем, как он водит своими губами по ее пальчикам, когда слушает кого-то или наблюдает за праздником. Это та-а-ак мило, что я таю.
Кто бы мог подумать, что Плахов может быть таким романтичным и бесконечно влюбленным? Он периодически что-то шепчет моей подруге, и она, краснея, улыбается.
Я даже начинаю думать о том, что тоже хотела бы пережить нечто такое. Чтобы мой мужчина так же трепетно относился ко мне. Чтобы не мог держать свои руки подальше и постоянно напоминал о том, как любит меня.
А еще на протяжении всей свадьбы фотограф бросает на меня многозначительные взгляды. Иногда подмигивает и постоянно посылает мне улыбки. Я одариваю его ответными, потому что он очень милый. Такой себе няшный медведь с налетом хорошо просчитанной брутальности в совокупности с хипстерским флером.
В какой-то момент он оказывается рядом со мной.
– Я Илья, – представляется и тянет руку для пожатия.
Надо сказать, я ожидала, что такой крупный парень будет сжимать мою ладонь сильнее, но он едва ли стиснул мою кисть, а потом почти сразу отпускает, только на мгновение цепляя кончики пальцев своими.
– Очень приятно.
– Как тебе праздник?
Мне едва удается удержать улыбку и не скривиться. Более банального вопроса нельзя придумать. Хотя, с другой стороны, а что он должен еще спросить? Понравился ли мне парный массаж с мамой на прошлой неделе? Или была ли комфортной вода в бассейне вчера?
– Все отлично.
– Да, организация на высшем уровне. Я успел сделать кучу классных снимков.
– Илья! – зовет его один из ассистентов.
Тот поворачивает голову и кивает.
– Прости, нужно бежать.
– Да, конечно, – отзываюсь я.
Представляю, какое количество фотографий Льву с Полиной предстоит просмотреть прежде, чем часть из них отсеется.
Сделав еще пару глотков коктейля на основе шампанского, ставлю полупустой бокал на столик и иду в самую гущу толпы на танцпол. Я сегодня планирую как следует повеселиться.
Через некоторое время мне становится жарко, и я поднимаюсь наверх, чтобы сменить свое длинное платье на более короткое, а обувь – на удобную.
– Римма! Я с тобой! – слышу за спиной голос Полины. – Ты переодеваться? – спрашивает она, догоняя меня.
– Да. Не могу уже, жарко в этом платье.
– Я тоже с ума схожу от своего. Ты была права, – с улыбкой говорит подруга, вместе со мной поднимаясь по ступенькам. – Мне и правда понадобится то короткое, которое мы купили.
Когда покупали свадебное, я уговорила Полю купить еще и коктейльное белое платье, чтобы она могла переодеться после церемонии. Несмотря на то, что в ее платье нет жесткого корсета, все же в летний вечер в длинной юбке все равно жарко.
Поднявшись в комнату, в которой собиралась Полина, я переодеваюсь в шелковое платье до колена и меняю босоножки на высоком каблуке на более низкие.
– Поможешь мне расстегнуть крючки? – спрашивает подруга, поворачиваясь ко мне спиной.
В этот момент дверь в комнату открывается, и на пороге показывается Лев. Облизнувшись, смеряет невесту плотоядным взглядом и произносит:
– Я помогу.
Хихикнув, разворачиваюсь и буквально выбегаю из комнаты, в которой потрескивает воздух от напряжения из-за этих двоих.
Забегаю в ванную, чтобы поправить макияж и прическу. Взяв оставленный тут ранее мусс для волос, растираю порцию в ладонях и провожу по торчащим волоскам, которые так и норовят снова скрутиться в завитки. Убедившись, что макияж в порядке, открываю дверь, но не успеваю сделать и шага из ванной, как в нее влетает Захар. Захлопнув дверь, хватает меня за талию и вжимает бедрами в столик, в который встроена раковина.
Нависает надо мной и дышит так, будто кислород в его легкие поступает крохотными, рваными порциями. Тяжелый взгляд глаз цвета мха впивается в мое лицо и прожигает насквозь. Я даже вздрагиваю от того, как Исаков на меня смотрит.
Сглатываю и глазею на него испуганно, потому что, откровенно говоря, такой напор наводит ужас и заставляет волоски на теле встать дыбом и зашевелиться.
– Чего приперся? – грубо спрашиваю я. Эта грубость у меня как защитная реакция. Когда боюсь, начинаю хамить.
– Еще раз улыбнешься этому фотографу, я ему ноги переломаю, – цедит он со злостью.
– Не твое собачье дело, кому я улыбаюсь, – парирую и снова сглатываю.
Во рту пересохло, а в нос уже ударил нереальный аромат свежей и в то же время терпкой туалетной воды Захара. Черт, не мог, что ли, облиться какой-то сладкой гадостью, от которой бы меня воротило? Мой слишком чувствительный к запахам нос улавливает каждый аккорд его богатого парфюма, который я невольно раскладываю на ноты.
– А как же твой воображаемый парень? – зло усмехается Исаков. – Он одобряет такое шлюшье поведение?
Перед глазами появляется красная пелена. Подняв руку, я от души отвешиваю этому зарвавшемуся подонку пощечину.
Мне кажется, я слышу звон от нее даже в своих ушах. Что уж говорить про Захара, с щекой которого так громко соприкоснулась моя ладонь?
Замираю, осознав, что только что сделала. Практически не дыша, смотрю в полные ярости глаза Исакова.
– Кудрявая сучка, – шипит он.
Хватает одной рукой меня за щеки и впивается грубым, остервенелым поцелуем в губы.
Глава 6
Зак
Меня прямо штырит от нее!
Рвет на куски!
Не могу держаться дальше, чем на расстоянии пары шагов от нее. Она постоянно обязана быть в поле моего зрения. Я должен ощущать ее отравляющий легкие аромат. Чувствовать ядовитый вкус пухлых, капризных губ. Касаться сочных форм даже через тонкую ткань ее платья.
Кудрявая зараза опять прокусывает мою губу в том же самом месте, и я с шипением отрываюсь от нее. Смотрю бешеным взглядом и, сука, задыхаюсь от эмоций.
– Ты совсем не можешь держать себя в руках, похотливая сволочь? – рычит Римма.
Такое ощущение, что у нее вместо волос сейчас вырастут змеи и будут шипеть на меня всем своим кублом.
Римма яростно зыркает на меня. Глаза светятся, а губы кривятся в гримасе, которая, вероятно, должна меня оттолкнуть. Но нет, получается как раз обратный эффект. Я завожусь еще сильнее, когда она злится.
– Ты столько раз сегодня на меня наговорила, что если бы я брал за каждое оскорбление хоть по одному евро, только за этот вечер разбогател бы. Может, даже тюнинговал бы свою тачку, – усмехаюсь.
Мне так нравится дразнить ее, что не могу сдержаться. А каждое сказанное ею слово в мой адрес греет похлеще июльского солнца. Наверное, я мазохист.
– Не трогай меня, и я не буду оскорблять.
– Перестань улыбаться этому хипстеру, и я не стану трогать.
– Господи! – восклицает она. – Да на свадьбе столько девушек, что ты бы без проблем нашел себе приключение на эту ночь. Почему ты пристаешь ко мне?!
– Ну кто-то же должен присмотреть за тобой, раз ты пришла без своего воображаемого парня. Или он тут?
В ответ Римма только рычит и, оттолкнув меня, вылетает из ванной.
Я позволяю ей сделать это только потому, что мне надо запереться и спустить пар, иначе я изнасилую ее сегодня. Слишком она сладкая, чтобы я мог держаться подальше.
Римма – мой краш еще с прошлого года. С того самого момента, когда увидел эти кудряшки, высунувшиеся из окна крохотной Ауди ТТ, когда детка парковалась. Она чуть не цепанула передним крылом тачку Ярика. Но вместо того, чтобы ориентироваться по зеркалам, малышка открыла окно и высунула голову, чтобы посмотреть, как ее микро-машинка входит в парковочное место. Они у нас такие, что там и танк со свистом пролетел бы. Но дотошная Римма боялась, что не справится.
В тот момент я и понял, что должен выбрать ее для нашей с пацанами игры. Тогда была очередь Адама выбирать, но он был слишком занят своей теперь уже бывшей, так что с легкостью уступил мне первенство. И я без колебаний указал на Кудрявую.
А когда она вышла из машины в своих нереальных шортах… там моя крыша и потекла. Синие шорты облегали ее тонкую талию, но расширялись, словно юбка, подчеркивая округлые бедра красотки. А дальше стройные ножки, облаченные в босоножки на плетеной танкетке.
Меня почему-то прет, когда я вижу ремешок босоножек или туфель, обхватывающий тонкую щиколотку девушки. Так вот у Риммы были именно такие босоножки, которые фиксировались на щиколотке. Ох, сколько горячих картинок в своих фантазиях я посмотрел с подобными ремешками!
В общем, я не только мазохист, но и фетишист.
Игра началась.
Поначалу все шло нормально. Я цеплял девочку, дразнил, выскакивал в самых неожиданных местах, пугая ее.
А потом мне стало мало ее эмоций. Римма поняла, что именно ими я и питаюсь, и тупо перестала давать мне их. Делала вид, что ей скучно. Говорила, что, мол, не вставляет. Смеялась над моими подкатами и провоцировала.
Тогда-то я и решил, что пора переходить к следующей стадии.
Вечером, пока длилось собрание старост в универе, мы с пацанами вскрыли тачку Кудрявой, перепарковали ее на другую сторону стоянки, а потом сели в свои машины дожидаться, пока Римма выйдет из здания.
Ох, как же меня тогда колбасило, пока ждал ее! Курил сигарету за сигаретой и постоянно барабанил пальцами по рулю.
Перед самым выходом Няшки пошел дождь. Не дождь даже, ливень. Листья, которые до этого таскало по асфальту, намертво прибило к земле тяжелыми каплями.
Я замер, когда Римма вылетела из универа и резко тормознула на крытом крыльце, потому что зонта у нее с собой не было. Она поправила рюкзак на одном плече, а потом накинула на голову капюшон свитшота и рванула к тому месту, где изначально была припаркована ее тачка. Но там стояла моя машина.
Римма хмуро окинула взглядом парковку и развернулась спиной ко мне, чтобы найти свою ТТшку. Тогда мы с парнями врубили дальний свет за спиной Кудрявой, и она вздрогнула. А потом, видимо, узрела свою машину и рванула к ней. А мы за ней. По скользким листьям, да.
Тогда-то все и пошло по бороде. Сначала Няшка бежала, потом обернулась, не сбавляя скорости. Уже тогда я понял, что план был говно. Начал притормаживать, потому что на скользких листьях тормозной путь увеличивается чуть ли не втрое. И как раз в этот момент Римма подскользнулась и рухнула, а нос моей тачки остановился аккурат у ее стопы.
Меня до сих пор прошивает ужасом, когда я думаю, что могло бы случиться, если бы я вошел в раж и не начал притормаживать заранее. Скорость, конечно, была маленькая, но для того, чтобы покалечить человека, и этого хватило бы.
Теперь Няшка не может простить мне тот эпизод.
Конечно, игра остановилась сразу, и я вышел из нее, оставив пацанов забавляться с другими девчонками. А сам стал таскаться за Кудрявой, потому что ее испуганные, огромные, как блюдца глаза в свете моих фар, навсегда выжжены на моей сетчатке. И это пиздец, скажу я. Ведь этот взгляд не дает мне спокойно спать по ночам.
Вручную сбросив напряжение, я наконец могу вдохнуть полной грудью. Мою руки и смотрю на себя в зеркало. Вот что этой козе не так, а? Я же красавчик. Могла бы хоть раз ответить на поцелуй. Или хотя бы подарить улыбку. Нет, эта зараза постоянно хмуро смотрит на меня и оскорбляет как только может. Ну ничего. Я проломлю эту стену.
Выйдя из ванной, спускаюсь вниз и выхожу во двор. Окидываю взглядом тусовку, а потом все напряжение, которое я якобы сбросил, возвращается с тройной силой. В дальнем углу двора мудачелло фотограф делает снимки моей Няшки. И эта зараза так призывно улыбается в камеру, что у бородатого мамкиного дровосека стояк сейчас порвет его узкие штанишки.
– Ну пиздец тебе, мудила, – шиплю и делаю рывок в ту сторону.
Глава 7
Римма
– Как тебе праздник? – спрашивает меня невесть откуда взявшийся Илья, как только я появляюсь на улице.
Стираю с лица оскал дикого животного, готового убивать, и на моем лице растягивается улыбка.
– Очень нравится, – отвечаю.
– Скоро невеста будет бросать букет. Ты станешь ловить?
– Думаешь, я стремлюсь замуж? – хмыкаю.
– Все девочки хотят замуж.
– Я – не все. Да и что там делать? Мужу борщи варить да носки штопать? – фыркаю. – Я пас.
– Думаешь, кто-то до сих пор штопает носки?
– Думаешь, я умею варить борщ? – парирую. – Нет, замужем меня еще долго не увидят, – произношу и элегантным жестом откидываю волосы за спину. – А ты как? Не устал еще?
– Я люблю свою работу, и усталость чувствую только тогда, когда после целого дня съемок попадаю домой. Но там еще приходится самому варить себе борщ, потому что некому.
“Хорошая попытка”, – думаю я, но ничего не отвечаю. Только улыбаюсь.
– Слушай, у меня есть немного времени, – говорит Илья. – Давай сделаю несколько твоих фото. Я уже поснимал некоторых девчонок. Обработаю и перекину им. Это такой бесплатный бонус от скучающего фотографа.
Я не хочу сейчас фотографироваться. Но и танцевать, и общаться не хочу. Наглый Исаков со своими первобытными порывами весь настрой сбил. Так что я молча киваю и тащусь к красивой фотозоне с огромными цветами.
– Говори, как встать, – прошу Илью.
– Секунду, – отзывается он и смотрит в окошко камеры. – Сейчас настрою и все расскажу.
Когда начинается мини-фотосессия, чувствую себя прямо звездой. Илья подсказывает мне только первую позу и говорит, чтобы я не стояла на месте, а двигалась. И как только начинаю делать это, все происходит гармонично. Я не вижу Илью за камерой, а как будто начинаю флиртовать с аппаратурой. Подмигиваю, улыбаюсь, кручусь, подставляя под объектив свои самые выгодные стороны.
А потом в какой-то момент замечаю несущегося на нас Захара. Замираю, испуганно глядя, как он практически расталкивает гостей, чтобы добраться до фотозоны.
– Беги, Илья, – произношу, не сводя взгляда с перекошенного яростью лица Исакова. – Блин, беги! – выкрикиваю.
Но бежать фотографу не приходится, потому что буквально в паре метров от фотозоны, как по заказу, появляются друзья Захара – Ярик и Адам. Они налетают на своего друга с двух сторон и хватают его за руки, тормозя.
Исаков испепеляет взглядом то меня, то фотографа. Дышит как астматик. Для полного антуража не хватает еще, чтобы у него из ноздрей пошел дым, а изо рта – полыхнуло пламя.
– Псих какой-то, – дергаю плечом и отворачиваюсь. – Что ты делаешь? – спрашиваю Илью, который снимает то, как друзья уводят Исакова. И пусть я терпеть не могу Захара, даже мне становится противно, что фотограф позволяет себе снять человека в такой нелицеприятный момент.
– Для истории. Что за свадьба без драки? – смеется он. – Даже если это драка с оператором или фотографом, – подмигивает Илья, а я открываю рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, но меня перебивает голос диджея:
– Сегодня здесь присутствует достаточно много незамужних девушек, так что невесте не придется бросать букет в пустоту! Что ж, охотницы за мужскими сердцами, подходите ближе к танцполу. А вы, мужчины, с замиранием сердца наблюдайте за тем, как ваша избранница пытается поймать такой значимый атрибут свадьбы.
– И молитесь! – выкрикивает кто-то из мужчин, а остальные гости смеются.
– Ну да, – отзывается Ян – еще один из друзей Льва и Захара. – Молитесь, чтобы не поймала.
Новый взрыв хохота практически заглушает следующие слова диджея.
– Не стесняйтесь, девушки! Даже если ваш мужчина еще не собрался жениться, его место всегда может занять кто-то другой! Вперед, дамы!
Девчонки постепенно подтягиваются к танцполу, а я остаюсь стоять в фотозоне, подальше от этой вакханалии.
– Римма, пойдем! – выкрикивает мне троюродная сестра Льва, Лиза. Я молча качаю головой, даря ей улыбку. – Давай, будет весело!
– Я не по этим делам.
– Идем же, – она хватает меня за руку и тянет к сцене. – Просто постоишь для массовки. Ловить не обязательно.
– Ладно, – скептически скривив губы, поддаюсь ей, но останавливаюсь прямо с краю так, чтобы не находиться в гуще событий.
Складываю руки на груди и принимаюсь ждать, пока этот дурдом закончится. Диджей подогревает толпу, рассказывает какие-то шуточки про последствия ловли букета. Угрожает мужчинам женитьбой, если их избранница поймает цветы невесты. В общем, классика свадебного фольклора, к которому я совершенно равнодушна.
– Готовы, красотки? – выкрикивает диджей.
– Готовы! – отвечают ему девчонки.
– Еще бы вы не были! – слышу со стороны мужчин, а потом – возмущенный ропот девушек и хохот парней.
Звучит барабанная дробь, Полина становится спиной к толпе девушек, примеряется, а потом бросает букет. Нет, не бросает, только дразнится. Делает вид, что цветы сейчас полетят в толпу, но оборачивается и смеется, когда видит разочарование на лицах девчонок.
– Подразнила и не дала! – выкрикивает кто-то из стаи Льва, и я прошиваю этих дурачков взглядом. – Лева, берегись! Видишь, какой потенциал у твоей невесты?
– Я тебя сейчас прикончу! – шутливо угрожает Плахов, и парни смеются.
Полина показывает им язык и снова становится спиной к девочкам. Поднимает руки и, без примерки и раскачивания, бросает букет.
Я как в замедленной съемке наблюдаю траекторию полета цветов, которые метят прямо мне в голову! Хочу отойти, но вместо этого инстинктивно протягиваю руки, чтобы отбить букет, но он каким-то магическим образом оказывается у меня в руках.
– Что за хрень? – шепчу, когда на меня направляют все камеры и свет софитов со сцены.
– Мы следующие, Кудрявая, – бросает Зак, проходя мимо меня.
Глава 8
Захар
– Мы следующие, Кудрявая, – бросаю, проходя мимо Риммы, просто чтобы подразнить.
Ее лицо так комично перекашивает, что я не удерживаюсь от смеха.
– Ох, и оторвет она твои фаберже, Зак, – хохоча, произносит Адам, хлопая меня по плечу.
– И будет потом носить на шее их, как колье, – добавляет Ян. – А они будут звенеть от недотраха.
– Переливаться мелодичной трелью, – встревает Ярик, присоединяясь к нам.
– Идите на хер, – ржу я. – Придурки.
– Ты как-то прямо серьезно нацелен на прокурорскую дочку, – говорит Адам, когда мы берем по бокалу вискаря и останавливаемся в стороне, чтобы понаблюдать, как красивые девочки крутят упругими попками под диджейские треки. – Что папа скажет?
– Я у него уже давно не спрашиваю разрешения, чтобы выебать кого-то, – хмыкаю.
– Ой, ты только не сотрись, трахая ее, – ржет Ян. – У тебя столько энергии накопилось, что, когда доберешься до нее, можешь подохнуть от передоза эндорфинов.
Пацаны ржут, а я смотрю на растерянную Римму, которая вообще ни хрена не рада этому букету невесты. Другая бы скакала от радости, а эта состроила кислую мину и ищет, куда деть букет.
– А че, Зак, реально бы женился на Тумановой? – спрашивает Адам.
– Если бы я на ней женился, на следующий день были бы похороны. Ее или мои. Или этого полупокера, – киваю на фотографа, который опять вьется возле Риммы, щелкая камерой. – Чего он до нее доебался? – рявкаю недовольно.
– Он снимает невесту с подружкой, так делают фотографы на свадьбах, – как для дебила, поясняет мне Ярик.
– Да идите вы, – хмыкаю и допиваю остатки вискаря в своем стакане. – Я сейчас.
Поставив пустую тару на столик, иду к диджею. Наклоняюсь и подзываю его жестом. Он снимает наушники и подается вперед.
– Вруби какой-то медляк, – прошу.
– Ща все будет! – выкрикивает с кивком.
Встав немного в стороне, закуриваю и сквозь дым, который выпускаю изо рта, наблюдаю за движением тел на танцполе. Точнее, за одним конкретным. В красном платье, которое, ложась красивыми волнами, подчеркивает выдающиеся формы его владелицы.
Римма встряхивает волосами и улыбается Полинке, которая танцует вместе с Тумановой. А мне хочется взять ее за эти идеально ровные, глянцевые волосы и намотать их на кулак. Может, так я смогу вернуть ей ее роскошные кудри, от которых так тащусь.
С самого первого дня мне хочется взять за одну прядь и растянуть ее, а потом отпустить и смотреть, как она будет пружинить. А еще я сто раз представлял себе, как Римма будет скакать на мне, а ее распущенные волосы будут подпрыгивать вместе с ней. Они бы легли шелковым покрывалом мне на грудь, когда она бы наклонилась для поцелуя. И я бы запустил пальцы в густые, мягкие пряди. Сжал бы их, доставляя Тумановой легкую боль, от которой она бы стонала.
А еще…
Блядь, у меня за этот год в голове было столько порно-картинок с этой цацей, что, сними я по ним хоть короткие ролики, реально переплюнул бы батю по заработкам.
Когда начинается медлячок, выбрасываю окурок и иду прямиком к Римме. Не вижу никого и ничего. Вся кровь устремилась в два места. В пах, где пытается накачать ствол так, чтобы он разорвал брюки. И в голову, где она шумит в ушах, мешая прислушиваться к музыке.
Римма пытается уйти с танцпола, но я хватаю ее за руку и резко разворачиваю. Крутанувшись, она оказывается лицом к лицу со мной, и тогда я кладу вторую руку на ее талию и впечатываю в свое тело.
Она задыхается от испуга и неожиданности и уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но я наклоняюсь и произношу у самого ее уха:
– Тс-с-с. Помолчи хоть раз. Просто сделай вид, что я просто парень, который пригласил тебя на танец. Потом продолжим войну, ладно? Не порть праздник нашим друзьям.
Она напрягается всем телом. Пальцы ощущаются так, будто созданы из металла.
– Пожалуйста, – прошу. – Просто потанцуй со мной.
Чувствую, как Римма медленно расслабляется и выдыхает.
Я охереваю. А что, так можно было? Типа просто спокойно что-то сказать ей, и она бы повелась и успокоилась? Может, удастся даже убедить ее не желать мне мучительной смерти?
Но интересно другое. Как долго я выдержу, не задирая ее? Потому что молчаливая, тихая Римма меня пугает еще сильнее, чем объятая яростью валькирия, которую она обычно из себя представляет.
– От тебя воняет, – говорит она через несколько секунд.
– Фух, я уже начал переживать, что сломал тебя.
– Ломалка не выросла, – фыркает она.
– Кстати, про то, что воняет, ты уже говорила. Повторяешься, Кудрявая.
– Сигаретами воняет.
– Потому что я только что курил.
– Надо сказать своему парню, чтобы никогда не брал в руки эту гадость. Запах ужасный.
Хмыкнув, трусь щекой о ее, а Римма пытается отстраниться.
– Фу, – пищит она, а я смеюсь.
– У меня даже туалетная вода с нотками табака, – добавляю, чтобы раздраконить ее еще сильнее.
– Знаю я, с чем у тебя туалетная вода! – недовольно восклицает Няшка.
– Да? Разложила уже на ноты? – улыбаюсь.
Я знаю о фетише Кудрявой. Она тащится по запахам. Ее просто охренительно прет, когда она угадывает ноты чьего-то парфюма. Я как-то со стороны наблюдал, как она разбирала на составляющие аромат духов Веры с третьего курса. Я тогда, честно сказать, охерел, как быстро она это сделала. Вера потом вслух зачитывала состав этих духов, и выяснилось, что Римма угадала почти все ноты, заложенные в парфюме.