Зеркало чужой души

Он приехал за ней. Приехал ее сын! Радость от встречи, которую она не испытывала многие годы, наполнила все ее существо желанием жить, тем самым, которое утратила, попав в камеру.

– Санти! – она чуть не упала, запутавшись в больших брюках, но устояла. – Санти! Сынок, – ее руки дрожали, она тянулась к нему, чтобы обнять, чтобы почувствовать его тепло, которого ей так не хватало. – Сынок, – она тянулась к нему и боялась прикоснуться, словно он мог испариться, словно мог исчезнуть. – Сынок, – глазами полными слез она смотрела на шрамы на его лице, уже зажившие, но когда-то были страшными.

Откуда они взялись? Сердце сжалось от той боли, которую он испытал, когда получил эти увечья. А глаза, такие темные, она не помнила. Глаза ее сына?

– Сынок, – ее руки потянулась к его лицу, словно она хотела забрать всю его боль себе.

– Сын, – он перехватил ее запястья и оттолкнул, удерживая на расстоянии, – я – сын женщины, которую вы убили! – на одном дыхании произнес он, смотря на нее сквозь темные очки, а пальцы сжимались, причиняя ей боль, оставляя новые синяки.

Сын – женщины, которую вы убили… словно приговор – еще один в ее жизни. Сын женщины, которую вы убили… убили…убили.

Глава 3

– Убийца! – он оттолкнул ее и вытер руки об брюки, словно испачкался.

Оливия отпрянула назад, запнулась и упала. Она запрокинула голову и смотрела на него снизу вверх, на повзрослевшего мальчика, которого едва помнила. Сына Вероники и Рейнальдо.

– Максимилиано? – прошептала она.

– Как вы сметете жить, в то время как она умерла по вашей вине! – он шагнул ближе и навис над нею. – Вы убили ее безжалостно, мою маму, – его руки тряслись, словно он хотел сжать ее горло и перекрыть воздух, раз и навсегда, чтобы никогда не видеть ее.

Стоило ему об этом подумать, как он наклонился, пальцы обхватили ее горло, такое маленькое.

– Я убью вас прямо здесь! – прошептал он, приподнимая ее.

Она схватилась за его запястья. Оливия только начала дышать полной грудью, а он лишал ее этой возможности, перекрывая доступ к кислороду.

– Не совершай моей ошибки, – едва слышно прошептала она. – Не надо, – молила она.

Его глаза покраснели, он сжимал и сжимал, глядя ей прямо в глаза:

– Я так вас ненавижу, всю свою сознательную жизнь! – выдохнул он.

– Ненавидь, – Оливия стояла на цыпочках, жадно хватая воздух потрескавшимися губами, – но не убивай.

Максимилиано затрясся:

– Не убивай! – закричал он. – Вы молите меня о пощаде?! А моя мать? У нее был хоть единственный шанс? Вы хладнокровно ее убили! Столкнули своей машиной! Мне бросить вас под колеса? Что мне сделать с вами? – Максимилиано встряхнул ее. Его глаза полные ненависти смотрели в ее. – Что?

Оливия пыталась разжать его пальцы, царапала, пытаясь освободиться, чтобы дышать, она хотела дышать.

– Не нужно ломать свою жизнь, – прошептала она. – Пожалуйста, Максимилиано.

Он взревел и поднял ее за шею, поднял ее на уровень своих глаз, усиливая хватку. Его ярость не знала границ, он не владел собой. Оливия все еще пыталась разжать пальцы, но силы были не равны, она не могла ему противостоять, она была слишком слаба.

– Прости меня, – прошептала она, хрипя, в глазах потемнело, голова склонилась набок, и она рухнула вниз.

Упала на землю, больно ударилась коленом, что-то хрустнуло… но эта была не та боль, которую испытывали легкие, когда в них наконец-то проник кислород. Она дышала, стоя на коленях, упираясь руками в землю, кашляла.

– Никогда! – Максимилиано наклонился к ней. – Никогда вам не вымолить у меня прощения! Вы не имеете права жить! У вас просто нет такого права! Нет! – он пнул попавшийся ему под ноги камень.

Оливия молчала. Она не знала, что сказать ему. Он был прав во всем. Она убила его мать, она лишила его материнской любви. Она лишила его семьи.

– Вам лучше никогда не попадаться на мои глаза, слышите меня?! – он хотел сжать ее плечи, чтобы встряхнуть, мог бы даже ударить, уже занес руку и остановился.

Перед ним на коленях стояла хрупкая израненная женщина, он увидел свежие отметины на ее шее, оставленные им, а чуть ниже цвели другие синяки, нанесенные кем-то другим. Она неуверенно поправила рубашку и села, опираясь на бампер его машины. Эта женщина больше не пыталась ничего сказать. Ее волосы, полные седины, растрепались. Она смотрела куда-то вниз, но только не на него.

Максимилиано чертыхнулся. Он чуть было не убил ее, чуть было не задушил, почти лишил ее жизни. Он ударил по капоту кулаком, оставляя вмятину на своей новой машине.

– Исчезните, не появляйтесь никогда в моей жизни, – он повернулся и открыл дверь, – никогда не приближайтесь к отцу! Слышите?

Максимилиано сел за руль. Оливия качнулась вместе с машиной, когда та приняла вес молодого человека. Рев двигателя оглушил ее. Она не привыкла таким громким звукам. Он сдал назад, а она подалась вперед, чтобы не упасть. Визг шин, и он оставил ее в облаке пыли. Оливию еще трясло, она никак не могла успокоиться. Это встреча отняла все силы. Если Максимилиано испытывал такие эмоции, то чего ей следовало ожидать от родного сына? Ведь она убила его отца.

Оливия вздрогнула, услышав рев двигателей. Мир снаружи оказался неприветливым. «Ты не сможешь там!» – она так явно услышала слова своего мучителя. «Никто не может, а ты тем более!».

– Смотри, кого-то выпустили, – донесся до нее мужской голос.

Молодой, сразу же поняла Оливия. Она все еще смотрела перед собой, ничего не видя, но слышала все. Мир буквально обрушился на нее. Пыль, запах выхлопных труб, толпа молодежи, и свет мерк, становилось темнее. Солнце садилось. Оливия поправила рубашку и встала.

– А ничего так, вроде не старая еще, – она прекрасно слышала их разговор.

Любимое развлечение, предположила она, наблюдать за теми, кого выпускали. Первая растерянность прошла. Борьба за жизнь, отобравшие силы, вернула их с троицей. Оливия подобрала свой сверток, поправила волосы и затянула их в пучок, отряхнула пыль с одежды. Она сделала глубокий вдох, в последний раз взглянула на высокие стены тюрьмы. Она, Оливия Торрес, сможет, мысленно произнесла она самой себе клятву. Оливия повернулась спиной к тюрьме и взглянула на молодых людей, приехавших на мотоциклах.

– Что будет делать? – один закурил сигарету.

Второй пил. Допив, он срыгнул и бросил пустую бутылку. Оливия внимательно смотрела на них, на осколки, оставшиеся от бутылки. Бутылку не склеить, не собрать, а она сможет, ради сына, который ей еще не вынес приговор. Закрыв на мгновение глаза, она вновь сделала глубокий вдох и выдох, силы прибавлялись, росла решимость, она свободна. Оливия направилась к ним, чем вызвала их общее оживление и смех…

…они, смеясь, зашли в дом. Эва оживленно рассказывала, как именно она хотела отпраздновать свадьбу.

– Знаешь, чем быстрее мы все организуем, тем лучше для всех, – согласилась с ней Глория.

– Наконец-то, ты встала на мою сторону, – Эва положила сумочку на столик и плюхнулась на диван. – Я уверена, что Рейнальдо понравится. Сколько он может жить один?

Она сняла туфли и размяла пальцы ног. Глория расположилась в кресле и прикрыла глаза, слегка улыбаясь. Она прямо светилась.

– Мама, а что вы делали с Серхио в кабинете? – заметив улыбку матери, спросила Эва.

– Обсуждали сроки оплаты, – не открывая глаза, ответила Глория.

Эва хмыкнула, ее брови слегка приподнялись:

– А что именно у вас вызвало смех? – уточнила она.

Глория запрокинула голову и потянулась:

– Серхио рассказал какую-то шутку, я уже даже не помню, – она сняла туфли и положила ноги на журнальный столик.

Эва внимательно смотрела на мать. Глория словно не замечала ее пристального взгляда, при этом наблюдала за дочерью из-под ресниц.

– Почему вы никогда не говорили о Санти? – на ее лицо набежала тень.

Глория вздохнула и открыла глаза:

– Мы не рассказывали, потому что, – она пожала плечами, – даже не знаю, как сказать.

– Я понимаю, – Эва повернулась к окну, – знаешь, я бы хотела с ним познакомиться.

Глория качала головой, соглашаясь с ней:

– Может оно все к лучшему, – сказала она.

– Возможно, – согласилась с ней Эва, – но мне очень жаль, что я его не знала.

– А где именно ты хотела бы провести свадьбу? – Глория повернулась в сторону столовой. – Бенита, – позвала она служанку, – сделай нам чай и легкие бутерброды, – она подняла руку, прося Эву помолчать.

– Хорошо, сеньора, – она заглянула в гостиную.

Эва наклонилась вперед, ей не терпелось обсудить с матерью ее свадьбу. Она надула губки, нетерпеливо ожидая. Ей была интересна тема брата, но свадьба с Рейнальдо волновала ее гораздо сильнее.

– Сеньор Артуро не звонил? – спросила Глория.

– Нет, сеньора, – покачала головой Бенита.

– Если сеньор объявится, – начала она.

– Бенита нам сразу сообщит, – не выдержав, Эва ее перебила, – Бенита, спасибо, – кивнула она, отпуская служанку. – Мама, я хочу на свежем воздухе, лучше в парке, чтобы много людей…

…трое молодых людей представлялись для нее толпой людей. Она давно не видела столько человек сразу в одном месте. Заговорить с ними оказалось для нее проблемой. Оливия подошла и остановились в нескольких шагах от них. Один присвистнул, второй склонил голову, осматривая ее с ног до головы.

– Что хочешь? – третий сплюнул ей прямо под ноги.

– Не тяни резину, – парень с копной темных волос и бритыми висками поставил мотоцикл на подножку.

– У каждого по разу и отвезем, куда скажешь, – куривший, бросил окурок и растоптал его пыльным ботинком.

Оливия смотрела на них. Ее мир переворачивался на глазах или открывался. Она не знала, что им ответить, что сказать, слов почему-то не оказалось. Слегка нахмурившись, едва заметно качнула головой, развернулась и пошла прочь.

– Куда так спешишь, договоримся, – послышалось ей в след. – Знаем мы таких, голодных, на всех согласных.

Оливии стало тошно. Она только что вышла от одного насильника, чтобы угодить в руки других? Что произошло с миром, пока ее не было, в чем состоял интерес этих парней, поджидающих несчастных женщин, которых практически лишали достоинства в стенах тюрьмы. Тяжелая поступь не напугала. Она просто шла прочь в ту сторону, куда уехал Максимилиано. Шла вдоль дороги.

– Чего испугалась? – коренастый догнал ее и схватил за руку.

– Отпусти! – Оливия не дергала рукой.

Она просто остановилась и посмотрела на парня.

– Ладно, ладно, – он поднял руки. – Не хочешь со всеми, пошли со мной, – он чуть наклонился, пытаясь заглянуть в вырез рубашки. – Я не буду груб, – дал обещание, – стояк жуткий, давай поможем друг другу, – попросил он.

Оливия опустила взгляд и медленно подняла. Ее впервые за многие годы просили. Она уже отвыкла от такого. Может ей следовало бы испугаться, следовало поспешить, пока не совсем стемнело, а тучи, сгущающие над горами, не добрались до нее.

– Я тебе в матери гожусь, – заметила она.

– Да ладно, все как у всех, – пожал он плечами.

Его друзья стояли в сторонке, ожидая. Оливия поняла, что они просто отправили парламентера. Никто ничего не пытался соблюдать. Простая тактика переговоров, цель которых была усыпить ее бдительность.

– Я не такая как все, – парировал Оливия, она все еще прижима сверток к груди.

Ее вещи, маленький скарб, что она даже не помнила, что там. Что у нее забрали, когда привезли ее в эту тюрьму.

– Две руки, две ноги, сисечки, – скалился он.

– Я ведь и убить могу, – Оливия смотрела ему в глаза.

Он расхохотался, согнувшись пополам. Оливия внимательно смотрела на него. Сказать и сделать – это не одно и тоже, и она помнила, что не смогла переступить черту в кабинете тюремщика. Не смогла, когда всего пара миллиметров отделяла лезвие ножа от его сонной артерии.

– Я могу даже сделать вид, что согласилась, – Оливия шагнула к нему, – пару ласк, и твой нож у меня в руке, один удар меж ребер, – она опустила взгляд на его живот, – можно и в печень, умрешь от кровопотери.

Коренастый нахмурился, ему уже не хотелось смеяться.

– Смелая? – он хотел сделать шаг к ней, но не решился, его взгляд бегал, он пытался следить за ее руками.

– Терять нечего, – призналась Оливия, понимая, что лгала.

У нее была встреча с сыном. Она должна была его увидеть, чтобы встать перед ним на колени, больше ничего никому не должна… или должна? Максимилиано, она мысленно застонала. Она виноваты перед ним, очень виновата.

– О чем задумалась? – он явно нервничал.

Оливия качнула головой, не привык он или они, чтобы их вот так встречали, другие наверное соглашались или противились. Она не хотела думать об этом, ветер неприятно забирался под рубашку, заставляя ее дрожать.

– Говори! – потребовал он. – Что задумала?

Где-то вдалеке ударил гром. Оливия дернулась. Сердце гулко забилось в груди. Она обернулась, смотря на горы и приближающие тучи. Стремительно темнело. Недалеко мелькнули фары и из-за поворота показалась огромная машина.

– Я с ним поеду, – просто ответила Оливия, повернулась и быстрым шагом поспешила к дороге.

Она не была уверена, что коренастый не пойдет за ней. Ему явно не хотелось терять добычу. Она хоть и старалась держаться, но внутри нее все тряслось от страха. Их трое – она одна. Говорить и казаться смелой было очень просто, но что бы она сделала, если бы они напали? Ее бы даже никто не стал искать. Ледяной холод этой мысли заставлял ее ускорить шаг.

Ее мог бы искать сын, брат, но они не приехали. Значит пока не были готовы к встрече с ней. Как бы больно это было осознавать, но она понимала, что ее родные не хотели ее видеть.

– Стой! – закричала она, выбегая перед грузовиком.

Она зажмурилась, понимая, что не успеет отбежать, если тот не остановится. Сигнал оглушил ее, теплый пар от двигателя обдал ее с ног до головы. Водитель успел затормозить.

– Ты сумасшедшая, – он спрыгнул и подошел, – под колеса зачем кидаешься?

Оливия повернулась к нему, тряся головой. Она слышала его, но звук долетал, как из трубы. Ей пришлось сглотнуть несколько раз, чтобы уши отложило. Она никак не могла справиться со звуками, которые просто оглушали ее. Они пугали ее. Пугал ее и пузан, осматривающий ее.

Что случилось с мужчинами? Или они еще не мужчины? А кто они? Оливия не понимала, почему всех интересовал только секс. Разве в мире больше ничего не осталось?

– Я заплачу, – прошептала она.

– Чем? – он почесал живот.

– Я больше ни одному мужчине не позволю пользоваться моим телом, – ответила она.

– Платить чем будешь? Знаю я вас таких, все гордые, а потом на все согласные, – он осмотрел ее с ног до головы. – Выбора-то у тебя особого нет.

Ее вновь затошнило. Жизнь словно испытывала ее. А тюремщик прекрасно знал законы около тюрьмы, может сам поощрял и несчастных женщин принуждали. Мимо них проехали мотоциклисты, оставляя после себя столб пыли. Оливия закашлялась. Она вновь вспоминала новые забытые ощущения – пыль и желание искупаться.

– Выбор есть всегда, – Оливия прижала к себе сверток, повернулась и пошла.

Она пойдет пешком. У нее есть силы. Она сможет.

– Ты уверена? – крикнул он ей в след. – Сейчас гроза начнется.

Оливия молча шла вперед. Она не позволит больше ни одному мужчине прикоснуться к ней. Она сыта ими по горло. Раскат грома, и молния расколола небо пополам, осветив и выхватив из темноты мотоцикл. Оливия остановилась. Один не уехал, поджидал.

– Садись, – он медленно подкатился к ней.

Оливия покачала головой.

– Не буду я тебя трахать, – просто ответил он.

Оливия почувствовала запах табака. Этот тот, который курил. Он ей первый предложил услугу за секс.

– Как тебе верить? – спросила она.

– Странная ты, – он достал сигарету и закурил. – Есть драгоценности? – спросил он.

Оливия покачала головой. Какие драгоценности? У нее ничего не было. Ни денег, ни украшений… кольцо. У нее было обручальное кольцо. Она развернула сверток, тонкая блузка, юбка, ключи и кольцо.

– Вот, – протянула она ему. – Только это.

Он сунул сигарету в рот и взял небольшой круг с ее ладошки. Оливия положила ключи в карман, юбку и блузку свернула и бросила на обочину. Они ей были больше не нужны. Слишком много хранили неприятного. Туфель не было, каблук. Она сломала каблук, когда давила на газ.

– Сойдет, – он сунул кольцо в карман брюк. – Сядешь позади меня, держаться будешь вот тут, либо за меня. Я наклоняюсь, ты повторяешь за мной. Поняла?

Оливия кивнула.

– Ты точно поняла? Я быстро езжу, да и мокнуть не хочется, будем убегать от дождя, – он рассмеялся.

Оливия смотрела на него, как он запрокинул ногу и нажал на газ, мотоцикл зарычал. Он повернулся к ней. Она подошла к мотоциклу, поставила ногу на подножку, взялась за его плечо, судорожно сглотнула. Она сама прикасалась к мужчине, неприятное ощущение его близости заставляли ее напрягаться. Хотелось отпрянуть, но вместо этого, она села и взялась за его талию.

– Куда ехать? – он подал ей каску.

– На ранчо, – ответила Оливия.

– Информативно, – хмыкнул он и повернулся.

Оливия замерла, не успев надеть каску, встретила его взгляд, не понимая эту замешку.

– Сеньора что ли? – спросил он.

Она молчала. Какой ответ он хотел услышать? Что мог изменить ее ответ? Она просто назвала адрес, так и не ответив на его вопрос…

…он не отвечал. Рейнальдо смотрел на пустые кресла в приемной, на кабинет, в котором отсутствовал хозяин. Все куда-то испарились, и он один, как призрак бродил по офису Артуро. Максимилиано выключил телефон. Исабель уехала его искать. Эва слава богу оставила его в покое. Артуро не выходил на связь с самого утра. Новость об освобождении Оливии лишило их равновесия. Рейнальдо качнул головой. Она нарушала всегда их покой, незримо присутствуя, тем более его.

– Сеньор? – охранник выключил свет в кабинете Артуро.

– Я уже ухожу, – Рейнальдо повернулся и посмотрел на закрытую дверь.

Всегда закрытую. Он только на днях думал о том, чтобы изменить это, чтобы заселить этот кабинет, и его мысли материализовались. Он хотел избавиться от ее призрака, а получилось так, что она возвращалась. Та, с которой он намеревался встретиться, если бы не решил вопрос с Артуро. Та, которую бы не хотел больше никогда видеть, ведь тогда бы пришлось… Ведь она… она смогла. Она попыталась изменить их жизни, ценой своей собственной.

Рейнальдо стукнул папкой по своей ладони. Она смогла. Смог и он, а сейчас? Он сможет? Хватит ли у него сил и времени, чтобы все решить, чтобы…, он вздохнул. Внутри него бушевал ураган, а снаружи ни единой эмоции, простая легкая полуулбыка. Он хотел бы спросить, да у кого спрашивать? Рейнальдо подошел к переходу.

– Вам открыть? – поинтересовался охранник.

Рейнальдо кивнул. Звон ключей, щелчок, и проход был свободен. Вот уже двадцать лет он изредка проходил по нему, словно хотел удостовериться в том, что ее нет, что она не вернулась. Чувствуя за спиной ее невидимое присутствие, словно она стояла позади него, держа в руках чашечку кофе, смотрела внимательно, пронзая взглядом. Она еще была далеко, а ее призрак становился реальным, живым, он сглотнул, ощущая приступ тошноты. К тошноте он привык во время многочисленных курсов химиотерапии, ее возвращение спутало всего его планы и новость в конверте чуть не лишила самообладания. Кашлянув, Рейнальдо шагнул на мраморный серый пол. Он привык бороться, но иногда хотелось остановиться, чтобы просто пожить.

Высокие окна открывали прекрасный вид на город. С одной стороны – центр, с другой – аэропорт. Ночной город завораживал. Над городом сгущались тучи, как и в его жизни не было просвета. Один удар за другим. Спазм в желудке заставил поморщиться. Он просто не обедал, отмахнулся Рейнальдо, вот и все эти симптомы. Это просто нервы, он кашлянул, прижав руку ко рту, прочистил горло.

– Я свет включу, – позади него закопошился охранник.

– Не нужно, можете тут закрыть, – Рейнальдо обернулся к нему. – Доброй ночи.

Он смотрел на сеньора, на лице которого появилась легкая полуулыбка, никак не вязавшаяся со слишком серьезным взглядом, с напряженными плечами и резкими движениями, но охраннику хотелось поскорее вернуться в свою комнату, чтобы продолжить смотреть футбол.

– До свидания, сеньор, – охранник торопливо закрыл дверь.

Рейнальдо медленно пошел, туда, где горел свет. Так бы шел и шел. Шел бы очень долго, чтобы не возвращаться в свой кабинет. Так хотелось остаться в этом переходе, забыть обо всем, не думать… но не думать не получалось. Ему нужно было принимать решения.

Рейнальдо остановился. Мокрые струйки расползались на стекле, за окном, как и предсказывал прогноз, разыгралась непогода. Он не любил просто стоять и смотреть. Ему всегда хотелось динамики, действий, но сейчас он остановился, словно взял передышку, пока еще один, пока еще она не пришла. Он понимал, что сам давал ее призраку сил, уже не призраку, скоро она появится воплоти. Неизвестность скорее настораживала, чем пугала. Бояться, он не боялся. Он уже терял. Утрата далась очень тяжело, но со временем пришло смирение и благодарность, что у него остался сын. Время давило на него.

Ему осталось только научить. Рейнальдо запрокинул голову и вздохнул, размяв плечи, встряхнулся, стараясь сбросить напряжение, тем более когда за ним никто не наблюдал. Он взялся за поручень и наклонился, весь вес перенес на руки, закрыл глаза. Дышал часто, стараясь справиться с тошнотой, накатившей внезапно. Он обедал? Рейнальдо пытался вспомнить? Прочистил горло и выпрямился.

Бросив взгляд на темный город, повернулся, вышел из перехода и закрыл дверь. Теперь уже временно, он понимал, что все менялось. Рейнальдо зашел в кабинет, положил папку на стол, вытащил из ящика вскрытый конверт, сунул его в карман пиджака.

Он вновь набрал номер сына, услышав механический голос, отклонил вызов. Одиночество давно стало его верным спутником, но в этот момент он чувствовал его очень остро. Ему хотелось спокойствия, простого человеческого тепла, но это была непозволительна роскошь для него.

Рейнальдо взял ключи от машины, выключил свет и вышел из приемной. Ехать домой не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Он сел в машину, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза…

…он держался спинку кресла двумя руками.

– Ты ездила туда? – Матиас смотрел на сестру.

– Да, но я опоздала, – Исабель прижала руки к горящим щекам. – Я не успела, меня задержали на работе. Я должна была ее встретить.

– Я видел ее, – с порога заявил Максимилиано.

Исабель и Матиас повернулись к нему. Горящий взгляд, граничащий с безумием, взлохмаченные волосы, на его бледном лице отчетливо проступали шрамы прошлой трагедии, которые не удалось скрыть пластическим хирургам. Сегодня они отчетливо проступали, если раньше она совсем их не замечала, то сейчас они бросались в глаза, делая его чужим, как будто бы она видела его впервые.

– Макс, – Исабель сделала шаг и остановилась.

Она взглянула на брата. Тот окинул кресло и развел руки, показывая всем своим видом, что сама виновата. Получила то, что заслужила.

– Я видел убийцу своей матери, я прикоснулся к ней, – он посмотрел на свои руки, – я, – его руки тряслись.

Он еще помнил, как сжимал ее горло, понимал, что был в шаге, чтобы убить.

– Максимилиано, что ты сделал? – Исабель бросилась к нему.

– Я? – он смотрела на нее безумным взглядом, – я чуть не убил ее, – признался он.

Матиас схватился за голову. Исабель вскрикнула и прижала ладошку ко рту:

– Что ты сделал? – прошептала она.

Исабель отчетливо помнила пустую территорию около тюрьмы. Ни единого следа Оливии Торрес, лишь пара тряпок на обочине. Она не хотела думать, что с ней случилось, она не могла даже предположить, куда та отправилась.

– Ты не причинил ей вред? – спросила она, взяв его за руки.

Исабель зажала его ладони, пытаясь успокоить.

– Матиас, принеси воды, – попросила она.

Исабель потянула Максимилиано за собой. Она усадила его на кресло, подтянула другое и села напротив него, вновь взяла его за руки.

– Макс, что ты сделал? – она смотрела на него.

Он слышал, что она спрашивала, понимал, а перед глазами стояли глаза той женщины, которая убила его мать. Огромные, зеленоватые, он видел ужас и страх в ее глазах, страх не за себя, за него, когда она молила не делать этого. Она знала, о чем просила, она не хотела, чтобы он совершил преступление. Она не боялась умереть, она боялась за него. И это пугало его. Она волновалась за него. Почему же ее не волновала ее собственная смерть? Он не понимал этого.

– Я уехал, – прошептал Макс и склонил голову, – я оставил ее там и уехал.

– Максимилиано, – Исабель взяла стакан с водой и протянула его ему. – Выпей, – попросила она.

Он покачал головой, но потом взял и осушил стакан до дна.