Инай и Утёс Шести Племён

Воздух здесь был совершенно другим. Он был пропитан солью и влажной древесиной, а в каждом вдохе чувствовался лёгкий привкус смолы и водорослей. Где-то рядом перекатывались круглые камни, гонимые волнами, а скрип судов создавал музыку, которую можно было услышать только здесь.

Мерцана остановилась, провела рукой по лицу, ощутив прохладу ветра. Она взглянула на гранитные ступени, уходящие в воду, и почувствовала, как земля под ногами будто зовёт её вперёд.

Дея достала из-под своей рубахи золотую ракушку. Её поверхность блестела, отражая лучи солнца. Она подняла ракушку к губам и подула дважды: первый раз коротко, а затем долго, на сколько хватило дыхания.

Сначала ничего не произошло. Казалось, воздух вокруг затаился, как перед бурей. Но затем вдалеке на воде появилась тонкая линия, которая быстро росла. Сначала показался высокий фиолетовый плавник, сверкающий на закатном солнце, как стекло. Он медленно рассекал воду, приближаясь к пирсу.

Затем из волн появилась голова Молниара. Его нос, похожий на копьё, сверкал, отражая все краски цветени, а глаза, большие и чёрные, изучали каждого из стоящих на пирсе. Его тело, огромное, гладкое, будто покрытое шелком, мягко покачивалось на волнах, но в нём чувствовалась сила, которая могла разорвать воду, как ткань. Мерцана сделала шаг вперёд, проведя рукой по животу.

– Ну что, готова? – спросила Дея.

– Да, – ответила Мерцана, чувствуя, как ветер уносит её сомнения.

– Что-то быстро ты сегодня, Молниар, неужто камешки кончились? – Дея крикнула рыбе.

– На то я и Молниар, что быстрее меня нет никого! – ответила рыбина.

Ну не вслух конечно, рыбы то ясно дело не умеют разговаривать, а передав свои слова в умы людей, своим басовитым голосом. Это они умели.

– Я говорила тебе недавно, что нужно будет отвести к утесу шести племен моих родных, и сделать это ох как быстро и ох как аккуратно. За это получишь ты четыре аметиста! Женщина показала один камешек Молниару и тот, не сумев сдержать своей радости, сделал несколько кругов вокруг себя, словно счастливый пес, наконец-то собирающийся на прогулку.

– Я Молниар, – в головах людей снова раздался низкий рыбий голос, – я лично повезу твоих родственников, сделаю это очень быстро и очень аккуратно, но возьму за это шесть аметистов! – рыбина снова сделала несколько кругов по воде.

– Ах ты ж скользкий… Ах ты ж чешуйчатый! – Дея помахала кулаком, – видишь же родит вот-вот красавица, и ты тут торговаться еще вздумал? Ох скажу я своему любимому, ох и разозлится он!

– Ладно, ладно, четыре аметиста, уговорила! Бросай их сюда, и отправляемся немедленно!

Дея ухмыльнулась, бросив камешки, и они упали Молниару прямо в переливающуюся всеми цветами сумку на боку.

– Садитесь в лодку из луана, – сказал он.

Дея молчаливо проводила Мерцану и Володара к серебристо-белой лодке, сверкающей в мягком утреннем свете. Её изгибы были необычайно плавны, словно она сама вытекала из потока воды, становясь её продолжением.

Это было не обычное судно: дерево луан, из которого его создали, будто хранило в себе внутренний свет, мягкий и таинственный, словно отражение луны на гладкой поверхности озера в ночной тиши. Дерево это росло далеко отсюда, на землях восточного народа сатиан, и считалось живым. Его нельзя было рубить, лишь собирать те ветви, что сами падали на землю, словно дерево дарило их тем, кого сочтёт достойным.

Каждая такая ветвь, соединённая особым образом, складывалась в конструкцию, удивительно цельную и гармоничную, будто это не труд человеческих рук, а воля самого дерева. Луан, даже после своей «смерти», сохранял жизнь: его гладкая поверхность теплилась, будто под ладонями чувствовалось слабое сердцебиение, а прожилки древесины напоминали сложную сеть, по которой текла застывшая магия.

Лиловые паруса, сейчас аккуратно сложенные, лежали, как огромные крылья. Их ткань выглядела настолько тонкой, что, казалось, она могла разорваться от прикосновения, но, по слухам, выдерживала любые ветра, становясь твёрже стали под натиском бурь. Когда Мерцана и Володар поднялись на пятиметровую лодку, набежал ветер, и вдруг зазвучал приятный, мягкий голос:

– Меня зовут Витэр. Простите, что подслушивал вас, но так уж вышло, что я как раз направляюсь к утёсу шести племён и могу помочь вам.

– Я Молниар, – с обидой произнесла рыбина, – мне не нужна ничья помощь!

– Да ладно тебе, Молниар, – ласково произнесла Мерцана, выйдя на искрящуюся серебром палубу, – позволь ему помочь нам, не противься, – она улыбнулась, ухватившись за деревянные ограждения борта.

– Ну ладно, ладно, отправляемся, – проворчал Молниар, скрывшись под лодкой и влезая в рыбью упряжку.

Дея передала тканную сумочку с едой и водой, обняла Володара и Мерцану и, попросив обязательно приехать в гости с малышом, поднялась на пирс и махнула рукой.

Путь по морю занял два дня. Мерцана обрадовалась, когда в лучах закатного солнца показался их родной континент, действительно, выглядящий словно корабль великанов, с кружащими тут и там чайками и белыми волнами, бьющимися об острые скалы внизу.

Деревянный пирс был прямо под высоченным утесом, похожим на нос гигантского корабля. На пирсе их кто-то встречал, но издалека не было видно кто именно. Володар выстрелил дымом в знак приветствия и стоящие на пирсе замахали руками и выстрелили синим и зеленым дымом. Витэр попрощался и помчался по своим ветреным делам, а Молниар аккуратно подплывал к пирсу. Два воина, стоящие на причале, пришвартовали лодку.

– Все ли вам понравилось? – устало произнес Молниар, высунув голову со своим носом – копьем из воды.

– Да, спасибо тебе большое, – сказала Мерцана и бросила рыбине камушек аквамарин.

– Молниар всегда к вашим услугам, – повеселевшим голосом произнес он, – доброго вам вечера, а я, пожалуй, отдохну и перекушу, говорят у вашего утеса очень гостеприимные водяные и уютные подводные гостиницы!

– Всего хорошего, Молниар – Мерцана махнула ему рукой и улыбнулась,– ты самый лучший подводный извозчик!

Молниар сделал несколько кругов вокруг себя и скрылся под водой.

Мерцана моргнула и вернулась из воспоминаний. Она сжала руку Деи и решила подойти к сыну. Её лицо оставалось спокойным, но дрожащие руки выдавали тревогу. Она подошла ближе и осторожно прикоснулась к его щеке.

– Ты справишься, – сказала она, её голос звучал уверенно, хотя взгляд искал подтверждения в его глазах. – Ты всегда справлялся. Да помогут тебе подземные богини.

Бабушка Сида протянула внуку сверток с ягодами и травами и трижды поцеловала.

– Ой, да что эти богини, – проворчала бабушка, – на себя рассчитывать надо, да в облаках не витать, коли по лесу идёшь.

Слева раздались щелчки пальцев. Это был Зверан. Его длинные белые волосы постоянно спадали на глаза, заставляя его то и дело встряхивать головой, отбрасывая пряди с лица, словно отгоняя назойливых мошек. Он подошёл, хлопнув Иная по спине, да так, что тот чуть не потерял равновесие.

– Не забывай, кто учил тебя драться. Если встретишь кого-то слишком сильного, скажи, что ты из силян, – искрил он с широкой ухмылкой. – Это их напугает больше, чем твои маленькие кулачки.

Меньшой, давний приятель Иная из племени знахарей, стоявший чуть позади остальных, казался на удивление молчаливым, что было ему не свойственно. Подойдя ближе, он протянул Инаю маленькую кожаную книжицу и усмехнулся:

– Держи. Если вдруг растеряешься, можешь сделать умный вид и притвориться, что читаешь.

Инай принял подарок, кивнув в знак благодарности. Он знал, что Меньшой вложил в эту книжицу больше, чем просто текст. Это был его способ быть рядом даже на расстоянии. Инай обнял родителей перед уходом. Отец, молчаливый как всегда, положил руку на плечо сына. В этой тяжёлой ладони была вся история их рода, вся надежда, которая теперь перекладывалась на плечи Иная. Володар, как никто другой, понимал важность пути, который предстоял его сыну.

Он провёл рукой над своими искрами, формируя слова, которые застыли в воздухе: «Иди с честью». Мерцана же обняла Иная крепче, чем когда-либо раньше. Её зелёные глаза, всегда спокойные, сейчас наполнились слезами, но она не произнесла ни слова. Инай знал, что она хочет сказать, но её гордость за сына перевешивала все страхи.

Когда момент прощания подошёл к концу, все отступили, оставив Иная перед началом лесной тропы. Он оглянулся ещё раз, встречая взгляды тех, кто пришёл его проводить. Они стояли, как стражи у границы, желая ему удачи, но понимая, что этот путь он должен пройти один.

Лес встретил его глухим молчанием, которое сразу поглотило все звуки из деревни. Деревья возвышались, как стражи древнего мира, а воздух наполнился запахом влажной земли и мха. Инай глубоко вздохнул, чувствуя, как его сердце замирает от предвкушения и страха. Позади него был дом, а впереди – неизвестность, которая могла изменить всё.

Глава 2. Видяничи

Войдя в лес, Инай ощутил резкую перемену. Мир за его спиной казался привычным и понятным, но здесь, под пологом деревьев, начиналась другая реальность.

Лес шептал свою древнюю песню, оставаясь равнодушным к людским тревогам. Даже воздух был иным – густым, влажным, с лёгким ароматом земли, прелых листьев и смолистых деревьев. Этот запах проникал в лёгкие, оседал на языке, будто лес хотел стать частью его самого.

Высокие деревья покачивали своими вершинами, величаво и неторопливо, словно ведя беседу на языке, недоступном для человеческого слуха. Лианы, свисающие с ветвей, подобно седым бородам древних старцев, шевелились под легчайшими порывами ветра.

В просветах меж густых крон мелькали тени птиц, быстрые, как мысли, и изредка из тёмных глубин чащи мерцали большие глаза зверей, молчаливых свидетелей чужого присутствия.

Лес не выказывал ни вражды, ни гостеприимства; он лишь безмолвно внушал Инаю – ты здесь всего лишь гость, ничто в этом царстве не принадлежит тебе.

Каждый шаг Иная по мягкому мху ложился беззвучно, как шёпот ночи, но стоило ветке треснуть под его ногой, как лес вздрагивал, словно мудрый старец, вдруг отвлечённый звонким смехом детворы.

Шелест листвы, где ветер обнимал кроны, был сладок и загадочен, как древний сказ. Дождевые капли, забытые утром на листьях, срывались медленно, словно печальные слёзы, и с глухим звуком растворялись в объятиях земли.

Здесь время утекало, словно растворяясь в невидимом потоке, а лёгкие тени, скользившие по тропе, напоминали отблески далёкой реки, исчезающей за горизонтом. В какой-то момент Инай поймал себя на том, что считает собственные шаги, пытаясь отвлечься от ощущения, что за ним кто-то наблюдает.

Через некоторое время он остановился на полянке, чтобы перевести дух. Лес казался бескрайним, но среди привычного пейзажа его взгляд зацепился за нечто странное. У самого основания дерева, на небольшом выступе, лежал мешочек. Он подошёл ближе, медленно, настороженно. Мешочек был небольшим, сшитым из светлой ткани, которая выглядела почти новой, но с тёмными пятнами от влаги. Он нагнулся и развязал шнурок, почувствовав, как в воздухе тут же усилился тонкий, сладковатый аромат. Внутри оказались ягоды. Они были крупные, свежие, покрытые каплями росы, будто только что собранные. Инай нахмурился, задумавшись. Кто мог оставить его здесь? Лес не прощал беспечности, а такие находки не могли быть случайностью. В этот момент он вспомнил бабушку.

Сида всегда находила способ незаметно помочь, оставаясь при этом в тени. Ещё с ранних лет он помнил, как её помощь никогда не тяготила, но являлась всегда к месту, как утренний луч солнца, согревающий после ночного холода. Он вспомнил, как она рассказывала истории у очага, её голос был мягким, словно тихий плеск волны.

– В лесу надобно быть внимательным, – говорила она тихо, а её глаза поблёскивали хитринкой. – Лес не любит шума, но более всего он не терпит беззаботных дурней.

Инай не мог избавиться от ощущения, что это бабушкина забота, хоть её и не было рядом. Он поднял мешочек, благодарно улыбнулся и положил его в сумку.

После, пройдя ещё некоторое время и усевшись под деревом передохнуть, он наткнулся на нечто неожиданное. Рядом, в мягкой чёрной траве, переливающейся то приятным голубым цветом, то нежно-розовым, лежала змея. Её длинное желтое тело, покрытое блестящей, чуть сиреневой чешуёй, извивалось едва заметно, а голова была безжизненно опущена. Её глаза, мутные и неподвижные, смотрели в пустоту.

Инай подошёл ближе и заметил, что голова змеи была проткнута палкой, словно её кто-то намеренно убил. Но в этом было что-то странное. И снова в памяти всплыл голос бабушки. Она часто рассказывала ему о змеях, особенно об этом их виде, называемом желторезом.

– Эти змеи кусают не из злобы, не-а, а чтобы проверить тебя, тугодума, – говорила она смеясь. – Они – как проверка. Если боишься – значит слаб, и от тебя можно откусить кусок.

Инай присел на корточки, внимательно разглядывая тело змеи. Её чешуя поблёскивала в лучах света, пробивающегося сквозь листву, словно отполированное серебро в полумраке. Он почувствовал лёгкий холодок, пробежавший по спине. Бабушка всегда добавляла к своим историям мораль, и сейчас он вдруг осознал её смысл. Змея была не просто мёртвой – это было предупреждение.

Возможно, это был намёк: держать сердце открытым, но не позволять безрассудству взять верх. Не увлекаться мечтами о недостижимом, а внимать каждому шагу, чтобы не угодить в беду.

Он благодарно кивнул, словно бабушка могла видеть его. Её забота была не только в ягодах, но и в этих воспоминаниях, которые продолжали направлять его, даже когда её не было рядом.

Инай не знал, что в тот самый миг, когда его бабушка, старая и мудрая, решилась помочь ему, к ней явился лесник Всеволод. Его высокая фигура появилась из-за дерева так же бесшумно, как приходит вечер в лесу. Он стоял, не шевелясь, и лишь его глаза, глубокие, как заброшенные колодцы, смотрели на женщину, точно зная её мысли.

– Сида. Ты же знаешь… – сказал Всеволод, его голос был тихим, но с оттенком суровости. – Он должен пройти этот путь сам.

Бабушка медленно подняла голову, не сводя взгляда с его лица.

– Я не вела его, Всеволод. Я лишь отвела его от гибели.

– И этого достаточно, чтобы нарушить равновесие, – возразил лесник. – Но мы с Цветаной будем рядом. Мы присмотрим за ним, но не более. Он должен научиться пользоваться своей силой.

Инай поднялся на ноги и ещё раз осмотрелся. Лес вокруг был всё таким же густым и тёмным, его тишина окружила Иная.

Он продолжал путь, внимательно прислушиваясь к каждому звуку. Лес не спешил открывать свои тайны, но и не внушал угрозы. Постепенно Инай начал понимать: его задача здесь – не просто пройти путь, а уловить скрытые послания, что лес шептал ему с каждой тенью и каждым шелестом.

Всё вокруг напоминало ему, что испытания даны не для того, чтобы ломать, а для того, чтобы учить, и в каждом из них скрывается смысл, который ещё предстоит разгадать.

С каждым шагом Инай всё глубже погружался в лес. Его густые черно-фиолетовые листья, переплетающиеся с багровыми и синими бликами цветени, постепенно скрывали небо. Тени становились длиннее, а свет – мягче, будто лес намеренно приглушал реальность, чтобы заставить сосредоточиться на каждом звуке и движении. Под ногами шуршали листья, а влажный мох мягко принимал его шаги, поглощая шум.

Тишина, наполненная живыми звуками леса, оказалась сродни пустоте, из которой на поверхность начали всплывать воспоминания.

Одно из них вдруг возникло, яркое и тёплое, словно солнечный луч, пробившийся сквозь плотные кроны. Он был ещё ребёнком, когда родители впервые взяли его с собой на морской рынок. Это был день, который, как ему тогда казалось, запомнится навсегда. Утро началось с волнения. Мать разбудила ещё до рассвета.

– Собирайся, сынок, – сказала она, укладывая вещи в небольшую дорожную сумку. – Сегодня ты увидишь, насколько велик мир.

Его сердце тогда забилось быстрее, словно предчувствуя что-то необычное. Путь к морю был долгим: они спускались по узкой тропе, вырубленной прямо в скале, чувствуя, как ветер несёт издалека запахи соли и водорослей. Чем ближе они подходили, тем сильнее слышался шум волн, разбивающихся о каменные уступы.

Внизу, прямо на деревянных пирсах, раскинулся рынок. Он был живым, словно беспокойный рой, где каждый человек, голос и шаг переплетались в единое движение. Возгласы торговцев, перекрикивающих друг друга, смешивались с плеском волн, рокотом моря и пронзительными криками чаек. Люди сновали между рядами, тянули руки к товарам, спорили, смеялись.

Всё это кружило, затягивало, ослепляло. Инай впервые видел такое множество цветов и форм. Ткани, развешанные на ветру, трепетали, как живые: ярко-красные, золотистые, лазурные, с узорами, которые, казалось, рассказывали свои чужеземные истории.

На прилавках лежали диковинные фрукты, сверкающие в лучах солнца, как драгоценности. Их запах был сладким и тёплым, словно они вобрали в себя тепло родного края.

Торговцы были такими разными: высокие и статные, с загорелыми лицами, женщины с длинными тёмными волосами, заплетёнными в замысловатые косы, старики с морщинами, похожими на трещины в камне.

Но все они были одним народом, говорящим на одном славянском языке, хоть и живущим на разных континентах. Их руки, с которыми Инай столкнулся случайно, были шершавыми и тёплыми, пропахшими солью и специями, а у кого рыбой или мясом. Отец, высокий и сильный, как гора, повёл его вдоль прилавков.

– Ты должен попробовать это, сын, – заискрил он, протягивая мальчику кусочек чего-то блестящего и оранжевого, покрытого тонким слоем сладкого порошка, полученного из фрукта.

Инай взял сладость, почувствовав липкость на пальцах, и осторожно откусил. Ранее не знакомый вкус сразу заполнил рот, а затем разлился по всему телу, как солнечное тепло. Это было первое, что он попробовал, выходя за пределы привычного мира.

– Видишь? – сказал отец, положив ему руку на плечо и смотря на горизонт, – Мир огромен, и в нём полно вещей, которых ты ещё не знаешь.

Мать остановилась у ряда, где продавали украшения. Блестящие браслеты и ожерелья лежали на бархатных подушках. Некоторые были сделаны из морских ракушек, другие из камней, полупрозрачных, как лёд. Она долго выбирала, перебирая бусины, её тонкие пальцы, украшенные татуировками, касались каждого украшения, как будто она хотела ощутить их историю.

– Какое ты хочешь, мама? – спросил Инай, наблюдая за ней.

Она улыбнулась, но в её улыбке читалась задумчивость.

– Тот, кто выбирает слишком быстро, не видит настоящей красоты, – ответила она.

В конце концов она выбрала простой браслет из мелких голубых камней. Позже Инай часто видел его на её запястье.

В тот день, стоя на пирсе и глядя на бескрайнее море, Инай впервые почувствовал, насколько велик мир за пределами их утёса. Он осознал, что его маленький и привычный мир является лишь крошечной частицей чего-то необъятного. С тех пор память о том дне всегда была с ним. Шумный рынок, яркие краски, сладкий вкус засахаренных фруктов и мать, улыбающаяся, выбирая украшение, стали символами его первой встречи с этим огромным, манящим миром.

Сейчас, продираясь сквозь густой лес, он почувствовал, как это воспоминание согревает его, словно внутренний огонь. Ему показалось, что он снова услышал шум моря, почувствовал сладкий аромат фруктов, увидел отца, протягивающего ему лакомство. Инай глубоко вдохнул. Мир вокруг него был тёмным, влажным, но внутри него теперь горел свет. Это воспоминание дало ему силы идти дальше, несмотря на всё, что могло поджидать его впереди.

Он шёл весь день. Лес впереди сжимался плотнее. Под кронами деревьев воздух казался вязким, насыщенным сыростью, с примесью тонкого аромата грибов и едва уловимого запаха свежей смолы. Лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь переплетение ветвей, рассыпаясь тусклыми пятнами на земле.

Каждый шаг Иная требовал большего внимания: корни деревьев поднимались над поверхностью, как извивающиеся змеи, готовые схватить невнимательного путника. Он продвигался медленно, почти бесшумно, но лес не был безмолвным. Где-то вдали трещали ветки, шелестели листья, а иногда раздавался крик птицы, резко пронзающий густую тишину.

Внезапно, сбоку раздался лёгкий, но отчётливый шорох. Инай остановился, мгновенно насторожившись, и медленно оглянулся. Сначала он подумал, что это ветер. Листья слегка покачивались, словно подчиняясь невидимой руке.

Но затем из чёрно-фиолетовой стены выглянула девушка. Её движения были настолько плавными и естественными, что на мгновение ему показалось, будто это лес ожил и принимает человеческий облик.

Девушка шагнула вперёд, её фигура мягко вырисовывалась на фоне кустарника. Светлые волосы, которые отливали серебром в последних лучах солнца, падали на плечи. Она была одета просто, но одежда её была словно частью леса: мягкая ткань фиолетовых, чёрных и коричневых оттенков идеально сливалась с окружающей средой. Она наклонилась к чему-то на земле, и Инай, щурясь, всмотрелся. Там, у её ног, лежала раненая косуля. Животное дышало тяжело, грудь его поднималась и опадала в неровном ритме.

– Ты кто? – Слова вырвались из его уст прежде, чем он успел их осмыслить.

Девушка обернулась. Её лицо было спокойным, взгляд – прямым, но мягким. Глаза, ясные и глубокие, как утренний лесной пруд, смотрели на него, словно проникая сквозь оболочку его мыслей.

– Агнеша, – коротко ответила она, не прерывая своих действий.

Её руки, ловкие и уверенные, быстро бинтовали израненную лапу косули полоской ткани, пропитанной каким-то настоем. Её движения были такими отточенными, что казались ритуалом, которому она была научена с детства. Инай подошёл ближе, чувствуя странное неловкое волнение.

– Что ты делаешь? – спросил он, пытаясь найти что-то, за что можно зацепиться в этом неожиданном моменте.

– Помогаю, – она сказала это просто, как что-то само собой разумеющееся, не поднимая на него глаз.

Её голос был тихим, но в нём звучала твёрдость, заставляющая не задавать лишних вопросов.

– А ты кто? – спросила она, наконец посмотрев на него.

– Инай, – ответил он, чувствуя, как его голос звучит глухо на фоне её уверенного тона. – Я иду в деревню видяничей.

– Ясно. Доброго пути.

Её слова заставили его ощутить лёгкую неловкость, но в них не было ни тени издёвки, лишь простая истина.

– Погоди, помоги мне, – сказала она.

Инай на мгновение замер, удивившись её тону. В её голосе не было просьбы – лишь спокойная уверенность, словно это было не предложение, а неизбежность, которую он не мог игнорировать. Он кивнул, чувствуя странное облегчение от того, что теперь у него есть задача.

Вместе они начали собирать травы. Агнеша уверенно показывала, какие листья нужны, какие стебли стоит рвать, а какие оставлять. Её голос был ровным, но тёплым, а движения – лёгкими и точными, как у хищной птицы, парящей в воздухе и готовой к стремительному броску.

Поблагодарив лес и вернувшись к животному, Агнеша взяла руку Иная, вложила в неё измельчённые листья и жестом показала, куда приложить их. Он послушно следовал её указаниям, внимательно наблюдая за её работой. Её руки касались раны так мягко, что животное даже не дёргалось. Когда бинтование было закончено, косуля тихо задышала, её тело расслабилось.

Агнеша отступила на шаг, давая животному пространство. Косуля поднялась на ноги, немного покачиваясь, а затем, немного хромая, исчезла в густых кустах. Агнеша встала, стряхнула траву с подола и повернулась к Инаю.

– Ты что, хочешь чтобы я тебя проводила? – спросила она, и не дожидаясь ответа направилась в сторону, словно знала, что он последует за ней.

Инай задержался на месте, на мгновение погружённый в размышления. Его брови слегка нахмурились, словно в знак неясного предчувствия, а затем, решительно вздохнув, он двинулся следом. Они шли молча, но это молчание было странно комфортным. Его не тяготила необходимость говорить, и он чувствовал, что её присутствие наполняет лес новым смыслом.

Казалось, что даже деревья склонялись ниже, чтобы пропустить её, а тропа становилась мягче под её шагами. Каждый раз, когда он собирался заговорить, его охватывало странное чувство, будто слова – это лишь бесполезная попытка ухватить то, что не требует объяснений, как если бы ветер пытались связать верёвкой. Лес говорил на своём языке – непостижимом и чуждом, – а её шаги, спокойные и точные, словно были частью этого диалога, которому он не мог найти объяснения.

Когда деревья начали исчезать, открывая вид на далёкие каменные башни, в его груди закололо странное, холодное чувство, как будто границы самой реальности дрогнули и сместились.

Деревня видяничей предстала иной, необычной. Её высокие каменные стены, высеченные из могучих валунов, тянулись ввысь, будто стараясь оградиться от всего мира. На грубых, но величественных поверхностях угадывались загадочные знаки, резные, глубокие, будто хранящие в себе тайну давно утраченного искусства. Говорили, что видяничи пришли с утёса древичей, где камень был живым под их руками, а магия их черпала силу из недр земли.