Инай и Утёс Шести Племён

– Ты доказал, что можешь сражаться, – начал он расстилать туман. – Но сможешь ли ты оставаться хладнокровным, когда каждый шаг жизненно важен для племени? Для твоих близких? Это задача не только воина, но и вожака. Сможешь ли ты защитить племя, если враг атакует неожиданно?

Инай кивнул, его пальцы уже потянулись к фигуркам.

Он изучил стол: линия обороны была нарушена, и фигурки врагов окружали деревню с разных сторон. У каждой детали были свои особенности. Волки двигались быстро, но их можно было обмануть. Люди врага атаковали с оружием, и их нужно было задерживать как можно дольше. А внутри деревни находились жители – их безопасность зависела от решений Иная.

Толпа вокруг затаила дыхание. Инай начал двигать фигурки, стараясь выстроить линию обороны. Время от времени Дарен давал подсказки, описывая, как развиваются события: «Волки приближаются с севера», «К востоку виден враг с факелами». Каждое движение казалось простым, но его последствия были огромными.

Если Инай делал ошибку, Дарен останавливал его и показывал, как враги могли бы прорваться.

Инай вспоминал уроки отца. Володар, даже не говоря слов, всегда умел объяснять, как важно просматривать ситуацию на несколько шагов вперёд. Искры, складывающиеся в слова, рисовали схемы боёв, и тогда Инай часами сидел над задачами, пытаясь понять, что сделано не так. Он представил, что это не просто фигурки, а живые люди.

На мгновение ему стало страшно: что если он не справится? Он посмотрел на толпу. Зверан наблюдал за ним, сложив руки на груди, на лице друга была лёгкая улыбка.

Инай снова сосредоточился. Его движения стали увереннее. Он воздвиг заслоны из деревьев, чтобы удержать наступление врагов. Фигурки воинов поставил в ключевые точки, где они могли бы перекрывать подходы к деревне. И, наконец, переместил жителей в укрытия.

Дарен поднял руку, останавливая его. Толпа замерла.

– Всё решено, – протуманил вождь. Он оглядел стол и кивнул. – Ты спас деревню, Инай. Испытание пройдено.

Толпа разразилась аплодисментами. Люди начали обсуждать, как бы они сами справились с такой задачей. Инай почувствовал облегчение. Он показал, что способен думать не только за себя, но и за других. Поклонившись Дарену, Инай перевёл взгляд на отца. Володар поднял руку, и на миг их глаза встретились.

Вечер в деревне силян всегда был тихим и умиротворённым, но сегодня всё было иначе. Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо густыми мазками багрянца и золота, словно художник наносил последние штрихи на бесконечный холст.

Лучи пробивались сквозь переплетение ветвей и ложились на землю неровными полосами, напоминая узор старой, смятой скатерти. Каждый луч касался крыш домов, словно прощаясь, прежде чем уступить место надвигающейся ночи.

В воздухе густо смешались запахи: древесный дым, что неспешно тянулся из кострищ и труб домов, аромат жареного мяса, насыщенный и пряный, и травяной настой, исходивший из глиняных сосудов, которые женщины расставляли по дворам. Этот вечер казался живым, наполненным мелкими, едва заметными движениями: лёгкий скрип деревянных ставен, шелест ветра в листве, тихий смех и приглушённые разговоры.

Огромный костёр пылал в центре деревни, языки пламени поднимались высоко, словно стремясь коснуться звёзд, которые уже начинали проглядывать на тёмнеющем небе. Тепло огня ощущалось даже на расстоянии, пробираясь сквозь вечернюю прохладу, заполняя пространство мягким, пульсирующим светом.

Вокруг костра, танцуя вместе с тенями и языками пламени, кружились дети, их смех и радостные крики разрывали тишину леса, перекликаясь с ритмичным стуком бубнов, которые выбивали живой, трепещущий ритм.

Инай устроился на резной лавочке, рядом с семьёй.В его руках была деревянная миска с горячей кашей и мясом, густо приправленная травами. Пар из тарелки поднимался ленивыми клубами, щекоча нос ароматами специй.

Он неторопливо и отстранённо ел, не отрывая взгляда от пламени костра, где иногда вспыхивали зелёные и синие отблески – кто-то подбросил в огонь волшебные травы для украшения.

Рядом сидел Зверан, старший сын вождя и друг Иная. Захватывающие огоньки его рассказов наполняли воздух вокруг, словно его предназначение заключалось в том, чтобы делиться ими.

– Испытание было непростым, – искрил он, размахивая руками, – но в такие моменты ты понимаешь: лес или принимает тебя, или отвергает. Я стоял перед огромным деревом, и оно заговорило со мной. Сказало, что если я не найду нужный камень в реке, то не смогу пройти дальше…

Инай слушал, стараясь улыбаться, но мысли его были где-то далеко. Он ловил каждое слово друга, но не мог избавиться от ощущения, что всё это чуждо ему. У Зверана был дар, который открылся, как полагается. У него самого – нет.

Мерцана подошла, держа в руках миску с фруктами. Она поставила её перед сыном и, наклонившись, слегка коснулась его плеча. Её глаза сияли мягкой улыбкой, но глубоко внутри, в самой их тени, пряталась тревога, едва заметная, но ощутимая, как тонкий лёд под ногами. Инай уловил это мгновенно – словно невидимый холодок скользнул вдоль позвоночника, заставляя его чуть напрячься, хотя он и не мог сразу понять, в чём дело.

– Ты справился сегодня, – сказала она тихо. – Но это только начало.

Он кивнул, не глядя ей в глаза. Толпа вокруг костра была в самом разгаре праздника, когда в воздухе что-то изменилось. Шорох голосов затих, будто их сдавил невидимый купол. Люди начали оглядываться, и в этот момент к костру вышел Траян.

Дед Иная был высоким, но слегка сутулым. Его шаги, шаткие и неровные, оставляли на земле глубокие отпечатки. В руках он держал резную, старую деревянную кружку, из которой плескался мёд. Его запах, густой и тяжёлый, наполнил воздух вокруг, перемешиваясь с дымом. Но кроме запаха меда, от деда исходили волны тёмной силы, которая словно смола поглощала всё веселье.

– Ты думаешь, это всё? – внезапно крикнул он громко, его голос, хриплый, резкий и дрожащий, заставил всех замолчать. – Это всё детские игры, ха! Что вы тут празднуете то?

Все повернулись к нему. Даже дети, только что кружившиеся у костра, остановились, будто заворожённые. Траян ухмыльнулся и поднял кружку высоко над головой, а затем перевёл взгляд на Иная.

– Посмотри на меня, мальчик, – произнёс он, водя свободной рукой туда-сюда и шатаясь. – Настоящие испытания ждут тебя там! За пределами деревни! Там, где обитает Вихрь… Он сломает тебя, как сломал меня! И никто тебе там не поможет… Ни люди, ни духи, ни подземные боги, ни небесные.

Инай молча смотрел на деда. В словах старика было что-то большее, чем просто обида или злость. Это было предупреждение, глухой удар тревоги, который отозвался в его груди. Вокруг повисла глубокая тишина, нарушаемая только едва слышным треском дров костре.

– Сейчас не время предаваться страхам, Траян, – туман Дарена осветил тишину.

Вождь встал из-за стола, его фигура, высокая и прямая, казалась спокойной, но мощной, как дуб.

– Страхи, – вымолвил Траян, будто опасался оступиться. – Помни, внук, Вихрь не видит нас, как мы видим друг друга. Нет… Его зрение – это зеркало наших страхов и пороков, всего самого тёмного и отвратительного, что мы носим в себе. Мы сами открываем перед ним двери, позволяя войти. Чем сильнее наш страх и глубже сомнения, тем мощнее он становится. Он не отнимает эту силу – мы сами её ему отдаём.

Увидев, как к нему приближаются несколько воинов, он хмыкнул, развернулся и, пошатываясь, побрел прочь, оставляя за собой только тягучий запах мёда и липкое ощущение тьмы. Праздник продолжался, но радость ушла, как дым, уносимый ветром.

Инай остался сидеть у костра, глядя в огонь. Его мысли кружились, словно те самые искорки, которые вырывались из пламени и исчезали в воздухе.

Он вспомнил отца, его вечерние рассказы у огня: «Вихрь… он не просто буря. Это гнев земли, это шёпот огненных рек, что никак не может вырваться наружу». Тогда эти слова казались сказкой, но стоило костру потухнуть, как в голове начинали копошиться тени.

Он вспоминал, как, лежа под одеялом, старался не слушать вой ветра за окном, но в этот звук всегда вплеталось нечто иное – едва слышные шорохи, словно кто-то крался мимо дома, оставляя после себя тягостную, давящую пустоту.

Ещё Инай вспомнил детские страшилки. Дети пугали друг друга: «Если будешь плохо себя вести, Вихрь тебя найдёт. Он увидит твой страх, твою слабость. Смелых он не трогает – он забирает только тех, кто дрожит».

Инай, конечно, смеялся вместе со всеми, но в самые тёмные ночи, когда он был один, эти слова возвращались, словно эхом. Ему казалось, что тень за окном растягивается, становится чем-то большим, чем просто движением ветвей.

Он вспомнил, как однажды старик Радей рассказывал детям у деревенского храма: «Вихрь живёт там, где гаснут звёзды. Ты его не увидишь, ты его почувствуешь. Это как мороз внутри тебя, который не зависит от погоды».

Тогда все слушали с раскрытыми ртами, а потом разбежались по домам, но Инай долго смотрел на небо, пытаясь разглядеть, где же эти потухшие звёзды.

Костёр треснул, и он вздрогнул, возвращаясь в настоящее. Пламя напомнило ему ещё один рассказ. Инай вспомнил, как однажды отец поделился другой историей – той, что редко звучала в кругу племени. Это был не просто миф, а нечто большее, как некий шёпот, передаваемый из поколения в поколение.

– Вихрь… его не всегда боялись. Когда-то, в начале времён, он был даром. Его создал высший бог, тот, кто видел людей насквозь. Люди жили слепыми, не замечая своей истинной сущности, не зная, кто они на самом деле. Они блуждали по миру, полные гордыни, думая, что их души чисты, а намерения праведны. Тогда бог, устав от их заблуждений, вдохнул в мир Вихрь.

Отец тогда на мгновение замолчал, и искры, вырывающиеся из костра, казались продолжением его слов.

– Вихрь не был злом, как многие думают. Он был зеркалом. Там, где он проходил, он раскрывал правду. Он видел сердца людей и показывал им то, что они прятали даже от самих себя: страх, зависть, ярость. Он не наказывал и не мстил, он лишь отражал.

Но правда – как нож. Люди не смогли вынести её. Они обозлились на Вихрь, назвали его проклятием и отвернулись от него, как отворачиваются от тени в ночи.

Голос отца стал тише:

– Разгневанный, обиженный их отказом, Вихрь ушёл в глубины земли, где его дыхание стало тяжёлым, а сердце – пустым. Но он не исчез. Он нашёл утешение у подземных богов. Вихрь остался частью этого мира, чтобы однажды вернуться и вновь показать людям их настоящую суть. Потому что истина не исчезает от того, что её прячут. Она ждёт. И каждый, кто встретится с Вихрем, увидит в нём самого себя – сильного или сломленного, чистого или опалённого тьмой.

Инай снова вспомнил слова деда, и те застряли в его голове, как шип. Он пытался отмахнуться от них, но чем больше думал, тем яснее осознавал, что Траян возможно был прав. Всё, что происходило сегодня, было лишь началом.

Настоящие испытания ждали впереди, там, где он будет один, без помощи семьи или друзей. Что ждёт его в других племенах? Лес шептал невнятные тайны на своём языке, а треск костра звучал, будто отсчитывал время, мерно и неотвратимо.

Где-то вдали завыла птица, её голос разрезал ночную тишину, заставляя холод пробежать по коже. Инай поднял взгляд на небо. Звёзды, рассыпанные, как пыль древних миров, висели в неподвижной тишине. Их свет не грел, но что-то внутри этого безразличного блеска притягивало, как взгляд существа, видящего всё сразу.

Ночь опустилась мягко, словно тёмное крыло, охватив деревню. Она не укрывала и не защищала, но открывала что-то иное – пространство между мирами, где всё обретает свой настоящий вид.

Инай ощущал это, как лёгкий трепет в груди: ночь словно наблюдала за ним, её взор был бездонным, как вечность. В ту ночь он долго не мог заснуть. Его мысли неугомонно плясали словно огонь: горячие, пульсирующие, пожирающие всё, что он пытался скрыть.

Утром Инай стоял на краю деревни, сжимая ремень рюкзака. За его спиной собрались все, кто был ему дорог: отец, мать, Зверан и другие друзья детства.

В их глазах отражались и тревога, и надежда, смешиваясь, как ледяной мороз и тёплая зола, оседающая на земле. Даже Володар, обычно сдержанный, подошёл ближе, чтобы положить руку на плечо сына. Её тяжесть была одновременно успокаивающей и обременяющей.

– Помни, сын, каждый шаг – это испытание, – промолвил он, высекая искры из ладони. Они взлетели в воздух, образуя слова: «Сила в духе». Это была единственная возможность отца выразить чувства, и Инай принял это как благословение.

Мерцана, мать Иная, стояла чуть поодаль вместе с Деей, дальней родственницей Володара. Мать смотрела на своего ребёнка, который вступал во взрослую жизнь и должен был встретить её лицом к лицу в полном одиночестве.

Мерцана еле сдерживала слезы и вспоминала как они с Володаром приезжали в гости к Дее на другой утес.

Она тогда была на восьмом месяце беременности и Володар предложил ей навестить Дею на другом континенте. По общепринятой традиции континенты эти назывались утёсами, из-за отвесных скал, опоясывающих эти каменные корабли по кругу.

С утёса на утёс можно было добраться не только по морю, но и через странные арки, сложенные из огромных гранитных блоков. Говорили, эти арки сохранились со времён, когда земля была единой. Тогда магия текла свободнее, и люди могли шагать с края мира к другому, не зная преград. Со временем континенты раскололись, а арки остались – молчаливые и непонятные.

Никто не мог сказать, кто именно их воздвиг, но все знали: каждая арка стоит в месте, где силы земли сходятся в тугой узел. Именно в таких местах гранит пульсирует незаметной глазу жизнью, а воздух вокруг становится плотнее.

Переход через арку считался делом рискованным: не хватило мужества – портал не впустит или выбросит не туда, нарушил ритуал – и можешь не вернуться вовсе.

Однако идущие на риск получали бесценное преимущество – почти мгновенное перемещение на другой утёс.

Раньше, когда племена были едины, таким путём пользовались воины и знахари, чтобы защищать земли или лечить больных в соседних краях. Сегодня же каждое племя сторожит свои арки, ревнуя к ним как к сокровищу и оружию одновременно.

«Говорят, если не боишься распасться на осколки, портал перенесёт тебя целым. Если же сердце дрогнет, то часть души остаётся в камне, а тело всё равно окажется в другом месте… Только жить потом станет не в радость».

Перед аркой обычно проводят короткий обряд: на алтарный камень, вделанный в основание, кладут ветку свежесрезанного дуба или каплю крови, символизируя согласие с магическими силами. Арка при этом слабо вибрирует, и в пространстве между гранитными столбами рябит дымка, похожая на жар над костром. Когда рябь становится отчётливой, смельчак шагает вперёд – и всё вокруг проваливается в гулкую пустоту на миг, а после запахи, звуки и даже вкус воздуха меняются.

Если обряд выполнен верно, путешественник оказывается на другом утёсе, чувствуя лишь легкое покалывание в суставах, да осадок в душе. А если что-то пошло не так – о таком исходе ходят лишь пугающие слухи.

Считалось, что не каждый достоин этих врат. Одни племена давали на переход благословение всем желающим – лишь бы располагали к себе духов утёса. Другие ревностно хранили ключ к порталу, позволяя путешествовать только избранным воинам или знахарям.

И всё же, несмотря на риск, люди не переставали пользоваться этой дорогой: цена мгновенного перехода между расколотыми землями оправдывала себя, когда в игру вступали судьбы племён или спасение от древних опасностей.

Но не на всех утесах были эти арки, тогда ездить в гости приходилось по морю. Мерцана сначала не хотела уезжать, потому что близился девятый месяц беременности и тогда порталом пользоваться будет запрещено, для безопастности малыша придется возвращаться по морю.

Но хоть девушка не очень то и любила морские путешествия, да и воду в целом, всё же она согласилась на предложение мужа.

Они подошли к древним гладким камням, обросшим легендами со времён разделения. Никто не знал наверняка, как работают эти порталы – даже лесник Всеволод, старейший и мудрейший среди них, чей возраст приближался к двум векам.

Шагнув под тень загадочной арки утёса шести племён, муж и жена почувствовали, как их ноги утопают в песке другого утёса – мир вокруг изменился в одно мгновение.

Там, с улыбкой на лице уже ждала гостей Дея – родственница Володара и, как обычно, обняла их. Утес древичей отличался от утеса шести племен. Тут было меньше леса и больше гор, скал и пещер, да и люди в основном жили в каменных домах или в земле. Здесь ещё помнили древние техники работы с камнем, поэтому все сооружения были красивы и величественны.

На утёсе было множество горячих источников. Их пар поднимался над камнями, особенно по утрам, когда воздух был прохладным. Этот лёгкий туман стелился по земле, как шелковое покрывало, добавляя местности таинственности.

Для Мерцаны посещение источников стало ритуалом. Каждый раз, когда Володар уходил на собрание с местными воинами, она спускалась к одному из бассейнов, выложенных тёмным базальтом, и окуналась в горячую воду. Тепло обволакивало её, расслабляло мышцы, а тонкий запах серы, который она поначалу находила резким, со временем стал привычным и даже приятным.

Сидя в воде, она слушала, как где-то вдалеке журчали ручьи, стекая в природные резервуары. Иногда мимо источников проходили местные жители, их силуэты мелькали в тумане, словно призраки. Одни здоровались кивком, другие молча шли своей дорогой, но все казались спокойными и сосредоточенными.

Здесь, в источниках, Мерцана размышляла о будущем. Она представляла своего ребёнка, размышляла о том, каким он будет, думала о доме, о тех днях, которые они с Володаром оставили позади.

В один из дней она решилась отправиться в пещеры, которые уходили глубоко в горы. Её привлекали рассказы местных о том, что эти проходы – не просто изломы земли, а словно выдолблены чьей-то древней волей, оставившей за собой знаки народов, живших здесь задолго до того, как утёс стал пристанищем нынешнего племени. Её проводником стала Дея. Они взяли с собой масляные лампы, которые отбрасывали тёплый, дрожащий свет на каменные стены, где виднелись странные знаки и изображения. В одном из залов, куда они пришли, стены были покрыты резьбой: фигуры людей с копьями и щитами, огромные звери с длинными клыками и пастями, открытыми в беззвучном рыке.

– Здесь, говорят, жили наши предки, – объяснила Дея, слегка касаясь резьбы. – Они знали, что камень – это память земли, и если вырезать что-то здесь, это останется навсегда.

Мерцана водила пальцами по камню, чувствуя холод и шероховатость его поверхности. Её мысли уносились в те времена, когда эти люди шли через свои леса, через горы, пытаясь сохранить свою жизнь и культуру.

Девушка постепенно привыкала к этому утёсу и его обитателям. Их обычаи, казалось, подчинялись древним правилам.

По утрам мужчины и женщины выходили на работы: одни отправлялись в горы, добывать редкие минералы и камни, другие занимались охотой или ремёслами. Она наблюдала, как женщины, используя диковинные приспособления вырезают из камня посуду, украшенную тонкими узорами. Каждый узор что-то значил: знак семьи, символ духа-защитника, иногда – просто благопожелание. Девушка научилась понимать эти символы.

Она проводила много времени с местными женщинами, слушая их истории о том, как утёс защищал их во время бурь, о преданиях, связанных с духами, живущими в горах.

Раз в неделю племя устраивало общие ужины у огромного очага, выложенного в центре главной площади. Здесь жарили мясо, запекали корнеплоды в горячих камнях и варили густые супы из трав и грибов, которые собирали в пещерах. Мерцана сидела вместе с местными женщинами, а рядом с ней всегда был Володар. Его яркие оранжевые искры рассказывали их общие истории, заставляя собравшихся смеяться.

Она помнила одну из таких ночей особенно ярко. Сильный дождь, гулкий и мощный, барабанил по крышам каменных домов, а они сидели под навесом, слушая, как старик рассказывает древнюю легенду. Вокруг пылал огонь, а свет его плясал на стенах, оживляя тени.

У древичей они пробыли немногим больше месяца. Коричневый сентябрь ушёл и потух, словно костёр. Его последние отблески ещё мелькали в тёмных ветвях деревьев и на потрескавшейся земле, но уже не давали тепла. Свежий ветер, словно дыхание зимы, гонял по пустым утёсам сухую листву, кружил её в воздухе, а потом уносил прочь, будто пытался зачистить следы прошедшей осени. Всё в мире словно замерло, готовясь к следующему этапу – цветени.

Мерцана любила это время года. Цветень всегда поражала её, заставляла замирать, как перед чем-то неизведанным. Это было не просто изменение времени года – это было второе пробуждение природы, словно мир получил шанс вдохнуть ещё раз перед финальным приходом зимы. Деревья окутывала плотная тёмная листва, где глубокие синие, фиолетовые и чёрные оттенки сливались воедино, придавая лесу загадочность и ощущение чего-то нереального, словно он был частью другого мира.

Земля, укрытая новой травой, светилась розовым, голубым и лавандовым. Это было не буйство зелени, как летом, а утончённое, почти эфемерное зрелище. Цвета казались зыбкими, словно сгустки света, заключённые в хрустальные лепестки и листья.

И вот, стоя на краю утёса древичей, Мерцана вглядывалась в горизонт, видневшийся за порталом, и её сердце наполнялось тихой, глубокой тоской.

На её родных землях цветень была иной. Там фиолетовые кроны деревьев создавали арки, которые сводились над тропами, делая их похожими на природные своды храмов. Трава росла гуще, и её голубые и розовые стебли утопали в тенях ветвей, создавая ощущение, будто земля покрыта мягким ковром.

Она вспомнила запах родного леса: влажный и тёплый, с тонкими нотами прелой коры, свежего мха и сладких ягод, которые созревали именно в эту пору. Там каждый уголок природы знал её имя, принимал её, как часть себя. А здесь, на чужом континенте, всё было иначе. Ветер, земля, даже запахи – всё казалось холодным, отчуждённым, несмотря на красоту этого места.

Она перевела взгляд на портал, который мерцал у самого края утёса. Его поверхность, будто натянутая пленка воды, сияла золотыми и зелёными бликами. Казалось, что он дышит, как живое существо, тихо зовя её сделать шаг вперёд. Но было нельзя. Срок беременности был слишком большим. Девушка опустила руку на живот, чувствуя, как внутри неё шевелится ребёнок.

Её малыш должен родиться там, где его мать будет чувствовать себя частью чего-то большего, где земля примет его, как своего.

Сильный ветер трепал её накидку, заставляя ткань шуршать, как сухие листья. В руках она держала небольшой узел с вещами, аккуратно перевязанный полосой льняной ткани. Её ладонь, привычно лежащая на округлившемся животе, казалась неподвижной, но внутри бушевала буря.

– Милая, – раздался рядом мягкий голос, и её плеча коснулась тёплая рука.

Дея с улыбкой наблюдала за Мерцаной, словно понимая каждую её мысль.

– Я всё понимаю, но что поделать? – сказала она, её голос был тёплым, как утреннее солнце. – Мы вызовем Молниара, и ты доберёшься домой быстренько. Обещаю, почти без качки. Мерцана вздохнула, чуть прижавшись к Дее, и кивнула.

Они вошли в деревянную кабинку, висящую на толстых тросах. Кабинка покачивалась на ветру, скрипя старыми металлическими креплениями. Её деревянные стены были вытерты до гладкости, а в щелях чувствовался холодный морской воздух. Большое окно открывало вид на зелёное море, раскинувшееся до самого горизонта.

– Ох, как я не люблю высоту и эти хрупкие кабинки, – пробормотала Мерцана, хватаясь за ремень, протянутый вдоль стены.

Она взглянула вниз, где под ними медленно тянулась каменная тропа, ведущая к пирсу. Высота заставила её сердце сжаться, и она резко отвела взгляд, уставившись на свои сапоги.

В этот момент Володар «заговорил». Кабинка наполнилась ярким красно-оранжевым дымом, который будто разлился по воздуху, заполняя пространство. Дым был густым, сверкающим, с тонкими искрами, танцующими в его глубине. Сначала в нём появилась фигура Володара: тёмные волосы, строгий взгляд, руки, упёртые в бока. Его поза выражала очевидное недовольство. Затем дым изменился. В нём проявилась сцена: Мерцана, стоящая на краю утёса, с ужасом в глазах, кричащая, её руки судорожно держатся за живот. Следом появился ребёнок: темноволосый мальчик с карими глазами, который, унаследовав страх матери, вопил при виде обрыва.

– Ха! – рассмеялась Мерцана, её страх сменился добрым раздражением. – Милый, с чего ты взял, что у него будут карие глаза? Может, он унаследует мои зелёные?

В дыму фигура Володара пожала плечами и улыбнулась, словно признавая, что спорить бессмысленно.

Кабинка остановилась внизу, издав мягкий скрип. Они вышли на каменную тропу, которая плавно переходила в гранитный пирс. Пирс был огромным: его прямоугольные плиты, идеально подогнанные друг к другу, создавали впечатление монолитной структуры. По краям покачивались лодки, корабли и даже плавающие дома, некоторые из которых были украшены яркими узорами и фигурами животных.