Ложа Белого мопса

Агапа?! Агапой называлась масонская трапеза. У Марты внутри взорвался целый фейерверк. За ней уже образовалась очередь из двух человек, а она продолжала набивать второй пакет морковкой.

– Остается только объявление в газету дать. – Засмеялись обе и развернулись, чтобы уйти. Марта приготовилась следовать за ними, но налетела на преграду, так некстати возникшую на ее пути.

– Привет, почему сразу не сказала, что работу ищешь? – напротив стоял Топалов в графитовой рубашке, которая так удачно оттеняла цвет его глаз.

Откуда знает? Точно Михаил Петрович проболтался, судьбу любимой ученицы по доброте душевной устраивает.

– Я не…– Марта выглянула из-за его широкой спины, но загадочные незнакомки растворились среди стеллажей с продуктами.

– Если горит, давай пока в музей тебя пристрою. – В его тоне слышалась снисходительность.

Марта была категорически против, не хватало, чтобы Топалов влезал в ее дела, но он уже набрал чей-то номер.

– Максим Захарович? День добрый, это Топалов. Не отвлекаю? Нужно девушку одну к вам пристроить… Да, высшее.

Марта передумала влезать и стояла молча, скрестив руки на груди. Посмотрим, как сейчас самоуверенного типа по носу щелкнут. Пристроит он, как же! Только утром была у этого Максима Захаровича. Мест нет и не предвидится.

– Степень есть? Научные публикации? – спросил благодетель.

– Что? – она удивленно раскрыла глаза.

– Спрашивает, есть ли у тебя ученая степень, – пояснил Топалов для бестолковых, прикрыв ладонью трубку.

– Нет, – созналась Марта, потупив взгляд.

Он удивленно приподнял бровь и ответил собеседнику:

– В процессе. Да… Хорошо, завтра в десять. Спасибо, Максим Захарович… А как же! Строится домик, уже почти второй этаж закончили, хозяина ждет… Должны в срок уложиться… Всего хорошего.

– Ну как-то так, завтра в десять у директора музея. И документы свои захвати, оформляться будешь. – Топалов победоносно смотрел на бывшую одноклассницу.

От неожиданности она растерялась:

– Как?! Как тебе это удалось?! Я была у него сегодня. Только что… а теперь…

Топалов усмехнулся:

– Самое главное в жизни – это уметь договариваться и заводить связи. А не зубрить стишки.

– Да что ты говоришь?! – Марта наконец-то взяла себя в руки, саркастическая улыбка искривила ее рот.

– Да, Сорока, именно так, и тебе придется это признать, – белозубо оскалился переговорщик.

– Договариваться и воровать?! Рука руку моет? На какие шиши ты строишь, гендиректор, или как там тебя? – Вчера Марта (совершенно случайно) открыла сайт застройщика и поразилась топаловскому размаху.

– А, узнала все-таки? Дорого бы я дал, чтобы видеть, как твое лицо вытягивается при этом известии. Эх, такое зрелище пропустил! Не беспокойся, ни копейки не украл. Беру кредиты, вкладываю, вкалываю, получаю прибыль, возвращаю долги. И коттеджный поселок строю по такой же схеме. Страшно представить, что ты там себе нафантазировала…

– Знаешь что, Топалов? – резко перебила она. – Никуда я завтра не пойду, отменяй встречу. Я сама найду работу и сделаю это без твоей протекции.

– Что ты хорохоришься, Сорокина? Такие, как ты, всегда будут зависеть от таких, как я, – самодовольно закончил он.

– Знаешь что… знаешь что. – Марта в бессилии сжала руки в кулаки.

– Что? Процитируешь классика, чтобы морально уничтожить противника? – Он ухмыльнулся. – И что там с твоей степенью, я чего-то не понял.

Внутри поднималось забытое приятное чувство. Сорокина разозлилась, и он, как и в школьные годы, получил небольшое моральное удовольствие от ее злости. Как тогда, с ведром, содержимое которого ненароком вылилось на Мартину голову. Генеральная уборка класса, конец четверти, нужно набрать чистой воды. А грязную, после мытья полов, куда девать? Не на первый этаж тащиться, а на втором – туалет на ремонте. Окно распахнуто, а под ним одноклассница в желтом плащике. Идет себе, в книжку уткнулась, ничего не замечает. По сторонам смотреть надо, так и под машину недолго угодить. Или велосипед. Как Сорокина завизжала!

Даже стишок вспомнился, который он проорал на весь школьный двор, свесившись с подоконника:

Две капли брызнули в стекло,

От лип душистым медом тянет,

И что-то к саду подошло,

По свежим листьям барабанит…2

Маму в школу вызвали из-за хулиганского поведения, зато за успехи по литературе похвалили, исправляется потихоньку балбес…

Марта Сорокина развернулась и выбежала из магазина. И тут улыбка медленно сползала с его лица. Брови нахмурились. На плиточном полу блеснула серебристая змейка. Оглянувшись по сторонам, нагнулся, подобрал. На ладони лежала цепочка с кулоном в виде мопса. Глазки, носик и ушки из черных камушков, тельце из желтых, ошейник обрамлен белыми. Невероятно, но из-за такой же собачонки Дмитрию Топалову пришлось изменить свой привычной образ жизни, переселиться в старый мамин домик и изображать тотальный контроль над строительным объектом. Команда у него что надо, проверенная, не первый проект вместе.

На цепочке разошелся замочек, потому мопсик свалился с ее шеи да прям к Димоновым ногам. Откуда у бывшей одноклассницы такая вещица? За спиной Марты закрылись автоматические двери, но догонять ее он не спешил. Почему – при ее патологической честности – соврала про свои ученые регалии? Скрыла, что сидит без работы? Сорокина, ты полна сюрпризов!

Топалов оплатил содержимое Мартиной тележки, это ж надо столько морковки нагрести. Кроликами, что ли, обзавелась? И на правах соседа решил довезти покупки до дома.

Глава 6

К Сорокиным попал не сразу, надо было кое-какие дела утрясти. Когда добрался до ее дома, то застал преинтересную картину. Рядом с калиткой припарковалась ярко-желтая Тойота, около нее прыгал какой-то пижон с зачесанными назад волосами. Тонкая оправа, козлиная бородка и красный пиджак изменили внешность бывшего одноклассника, потому-то Топалов не сразу и признал в гламурном мальчике Артема, избранника Марты. Что она в нем только нашла? Топалов вытащил пакеты из своей машины и тихонько прикрыл дверь, чтобы не хлопнула. Зря беспокоился. Встреча супругов проходила на повышенных тонах, на него даже не посмотрели.

– Марта, ты не можешь все взять и бросить!

Топалов скривился, уже и подзабыл, какой голос у однокашника –тоненький, писклявый.

– Что случилось на этот раз, Тем? – плохо скрывая раздражение, спросила Марта.

– Мы погорячились, не надо было тебе уходить с кафедры… И от меня. Я и ты – одна команда. У нас так хорошо получалось, – зачастил супруг.

– У нас?! – взорвалась Марта, и Топалов сразу насторожился. Темнит что-то Сорокина, не договаривает.

– Хорошо, у тебя, – заискивающе протянул Артем. – Ты не дописала статью, а без нее нельзя отчитаться по гранту.

Марта примолкла, произвела в уме подсчеты. Потом громко рассмеялась, но в ее смехе слышалась только обида.

– Ну конечно, год прошел, пора статью в международное издательство отправлять. А статьи-то и нет, да, Тем? Не пишется? – притворно удивилась она. – Ты поэтому примчался?

– Ты трубку не берешь. Марта, помоги, что тебе стоит? Я идейки накидаю, а ты, как обычно, быстренько разовьешь. Ну пожааалуйста, Марточка. – Артем сложил молитвенно руки, только что слезу не пустил.

Марта молчала, и Тема продолжил скулить дальше:

– У меня и сердечко пошаливает. И кашель долго не проходит. – Он натужно закашлялся, показывая свое ужасное состояние.

– Давай сам. Попробуй сделать что-то сам. Хоть раз в жизни. А от кашля хорошо липовый мед помогает.

После Мартиных слов кашель прекратился и без меда.

– А как же я? Ты меня бросаешь?! В такой жуткой, безвыходной ситуации. Разумеется, я мог бы и сам, но у меня дела, отчеты разные, заседания, я человек занятой, светило отечественной науки… Сорокина, ты – жестокая, бессердечная особа! Как я в тебе ошибался! Такие, как ты…– он осекся, заметив приближающегося Топалова.

– Здрасьте! Дико извиняюсь, что прерываю вашу семейную идиллию, я тут продукты привез. – И по-хозяйски потопал в дом, задев по пути Артема шуршащими пакетами.

– Это еще кто? – Тема ошарашенно смотрел в широкую спину незваного гостя.

– Дима Топалов. Не узнал? – Марта мягко оттеснила бывшего мужа в сторону, чтобы можно было закрыть калитку.

– А, так ты променяла меня и науку вот на этого неудачника и хулигана? – завопил Тема на весь Липовый переулок. В кабинете захлопнулась форточка: отца отвлекли от работы.

Марта устало вздохнула.

– Сцен только не надо. Тебе напомнить про лаборантку Леночку? Думай что хочешь, а ко мне больше не приставай.

– Вот, значит, как! Да ты еще прибежишь обратно! Проситься будешь! Что тебе в этом болоте делать? – горячился Артем.

– Выть, как собака Баскервилей, – отрезала Марта и повернула вертушок на дверке.

Первой шевельнулась жалость (в книжках это чувство называлось красивым словом «сострадание»). Потом – раздражение (почему он такой назойливый, никак не отстанет, знает ведь, что ей сложно отказывать людям). Затем добавилась досада на саму себя (сколько можно терпеть подобные кривляния?). И нисколечко тепла. Подумать только, когда-то она хотела свить семейное гнездышко с этим совершенно чужим для нее человеком.

Качели в саду поскрипывали, на них вольготно устроился Топалов. Вытянулся во весь рост, даже подушечку под голову подложил. Судя по его довольной физиономии, он все прекрасно слышал.

– Хорошая у тебя семья, Сорокина. Прям завидую.

– Завидуй молча. И так тошно, – тихо ответила Марта, на споры с ним сил совсем не осталось. День суматошный и абсолютно пустой.

– Одного понять не могу, Сорокина. Что могла найти в этом сопляке такая перфекционистка, как ты? Темик всегда слабаком был, любил на ком-нибудь подъехать. Так и учился, подавит на жалость – дрогнет суровое сердце училки, и оценочку хорошую поставят. Как так получилось, что этот прилипала защитился, а ты нет?

Марта устало прикрыла лицо руками. Топалов очень точно подметил ее чувства: жалость и желание опекать. Когда-то ей казалось, что это и есть любовь.

– На, у тебя в магазине выпало. – Он сел на качели и вытащил из кармана кулон.

– Спасибо. – Она и не заметила пропажу.

– Я замочек подправил. Занятная собачка. Ювелир сказал, конец девятнадцатого века примерно. И откуда у тебя такое сокровище? – небрежно спросил он, внимательно всматриваясь в ее лицо.

– Она не моя. Разбирала коробку со старыми вещами и нашла. Мопсик принадлежал журналисту и писателю Николаю Гречу, он недолго жил в Липках. Хочу музейную комнату в память о нем открыть, Михаил Петрович обещал с помещением помочь, – ответила она, застегивая цепочку и пряча кулон под футболкой.

Топалов расхохотался:

– В жизни не слышал более бесполезной идеи. С чувством юмора у тебя всегда было не очень, Сорокина. Кому сдался твой музей? Еще и в Липках? Еще и никому не известного журналиста?

– Известного, – оскорбилась Марта за знаменитость. – Если бы некоторые интересовались краеведением, то знали, что Греч – личность знаменитая, а в Липках он провел последние дни своей жизни.

– И что в нем такого примечательного? Ну журналист-писатель, ну жил здесь, пока с тоски не помер. – Топалову определенно нравилось дразнить Сорокину, кончик ее носа так забавно подрагивал, когда она злилась.

– Греч занимался разоблачениями и приехал в Липки не просто так. Он наблюдал за масонской ложей Белого мопса, которую тайно держала графиня Потоцкая. Мне кажется, ложа существует и сейчас. Я в магазине случайно услышала разговор Жанны Потоцкой с одной из сестер. Как думаешь, можно стать масоном? – внезапно выдала Марта. Не хотела говорить, само вырвалось. Было что-то такое в выражении его глаз.

– А тебе зачем? – Дмитрий Топалов потрясенно смотрел на Сорокину.

– Ну как ты не понимаешь? Тайна, сакральное знание, доступное избранным, возможность познать себя. Хотя масоны и говорили про равенство, женщины не допускались в масонские ордены. Объяснение обычаю в масонской песне: «Жаль, что прекрасный взор может сделать в нас раздор». Женская ложа – редкость. Я бы даже сказала, исключение. Поэтому мне очень-очень нужно попасть в ложу Белого мопса! Если она и вправду существует. – И не в силах справиться с воодушевлением, вскочила, закружилась по саду.

– По мне, так обыкновенные мошенницы, которые прикрываются красивыми фразами, а другие… – Он заметил, как на ее щеках разгорался румянец. В свое время с таким же энтузиазмом она вещала ему про подвиг жен декабристов.

– Давай договаривай. Что другие? Другие дуры верят? А я докажу тебе, что это не так! Есть люди, для которых важно духовное развитие. Именно поэтому они объединяются. Бывало, масонами становились люди, которые искали в собраниях выгодных знакомств и богатства. Но сотни масонов искренне верили, что посвящение дарует сверхчеловеческую силу над природой и высшее знание. Чем выше масон понимался по лестнице степеней, тем ближе он становился к тайне…

Марта говорила и говорила про духовный рост, саморазвитие и тайные символы, а Топалов зачарованно слушал. Ни разу даже рта не открыл, пусть дальше чушь несет.

Как же ему повезло! Даже голова закружилась от такой удачи. Нашел именно ту женщину, которая так ему нужна. Вот он, ключик для решения его проблемы, к которой он никак не мог подступиться. Осталось произвести впечатление на девушку и расположить ее к себе, обычно – как два пальца об асфальт. Только вот речь шла о Марте Сорокиной.

– Спорим, что твоя ложа – это развод, прикрытый красивой мишурой? – Топалов неспешно протянул руку к ее шее и, подцепив пальцем, вытащил цепочку с кулоном из-под ворота футболки.

– Спорим! – Марты выдернула песика из его лапищи, внутренне ликуя. Во-первых, она докажет этому прагматику, который напрочь лишен веры в идеалы, что нравственные принципы и духовные искания что-то значат в жизни. А во-вторых, использует топаловскую удаль по своему усмотрению. Вон, какая детина вымахала, и не скажешь, что когда-то амплуа стройного сероглазого принца на себя примерял.

Греч описал масонский тайник, к которому не смог подобраться. Вдруг ей повезет больше? Только вот открыть механизм хрупкой Марте самой не под силу, нужен помощник. К кому обратиться с такой деликатной просьбой? А тут сам Топалов со своим пари, вот фантастическое везение!

Глава 7

Как же заявить о своем желании стать сестрой ложи? В записях Греча имелась кое-какая информация, но Марта нутром чуяла: не то, устаревшие сведения.

«Ложа, определенная для заседания сестер, светла и просторна. Ея убирали золотым сукном и лазурным шелком. Широко распахивались врата перед неофитом, алчущим просветления и воздвижения своего внутреннего храма на фундаменте женской мудрости и красоты. Но пропуск в ложу Белаго мопса строг. Врата отворяются лишь перед тем искальцем, кто может сказать: я есмь женщина. Посему пришлось мне переодеться в женския одежды».

Николай Николаевич Греч, обрядившись в роскошное женское платье и парик, припудрив личико, свел тесную дружбу с графиней Лугиной (она давно состояла в ложе). Заручился ее рекомендацией и через ее же посредничество подал просьбу Мастрессе: «Баронесса Гречова Нина Николаевна возымела настоятельное желание соделаться членом ложи Белаго мопса, изъявила согласие следовать масонским уставам».

Греч пару дней поломал голову, стоит ли упоминать о финансовом благополучии госпожи Гречовой или же намекнуть на стесненные обстоятельства. Решил, что деньги мало кто презирает и много кто любит. И перевоплотился в светскую даму, которая изнывала от тоски, разбиралась в живописи на любительском уровне и ни в чем себе не отказывала. Баронесса прикатила из Великого княжества Финляндского, где недавно проводила в последний путь престарелого супруга. По поводу кончины благоверного Гречовой журналист подпустил зловеще-загадочного тумана. Вроде и несчастный случай, но это с какой стороны посмотреть, почему-то восьмидесятилетний молодожен преставился, как испил по утру своей любимой клюквенной настойки. Расчет оказался верным: то ли приличное состояние, полученное в наследство от барона, то ли дымка таинственности вызывали интерес мопсих к баронессе, и врата ложи распахнулись перед Гречовой.

«Просьба вручалась Мастрессе не с глазу на глаз, а в присутствии сестер. В конце встречи обносили кружку-предлагательницу, куда посредница опускала просьбу. Все заявления читались во всеуслышание. Если случалась просьба профана быть посвященным в таинства масонства, то его имя писалось мелом на дощечке и выставлялось в зал ложи, где и оставалось на виду две недели. Сестры «вынюхивали» информацию о нравственных, гражданских и семейных добродетелях баронессы Гречовой в течение этих двух недель, но без особого успеха», – писал Греч.

Конечно, никаких сведений, порочащих репутацию баронессы, мопсихи нарыть не смогли по простой причине: Нины Николаевны Гречовой, состоятельной вдовы из Великого княжества Финляндского, не существовало. А интернета с соцсетями, на счастье предприимчивого Греча, еще не изобрели.

Затем следовала баллотировка. При наличии трех черных шаров обычно в приеме отказывалось. Даже один черный шар мог отдалить прием в ложу. Если заявленная причина считалась незначительной, то Мастресса своей властью могла черный шар «обелить». Мопсихи безоговорочно одобрили кандидатуру баронессы. Глава ложи допускала Гречову к испытанию, с которым та справилась блестяще. Пустяковое задание для Греча, вхожего в высшее общество. Всего-то и надо было подготовить список фамилий холостых питерских толстосумов-коллекционеров и указать их слабые места (выпивка, женщины, мотовство или игромания).

Посвящение Нины Гречовой в первую степень ложи Белого мопса случилось в начале февраля, дело шло как по маслу. Греч довольно потирал руки и посмеивался, предвкушая головокружительный успех. В первых числах марта «Речь» опубликует очередное блестящее разоблачение, основанное на выверенных фактах и пикантных деталях. Публика, падкая на сенсации, зарукоплещет, воскликнет: «Ай да Греч, ай да сукин сын!» Статья на целую полосу о мопсихах из Липок, пожалуй, затмит собой даже скандальную публикацию о губернаторских злодеяниях Кривцова. Сама Потоцкая – женщина фактурная, увлеченная мистицизмом и способная увлечь за собой других, – так и просилась главной героиней на страницы нового романа о нравах современного общества. Уже и название придумал «Дочь дьявола», пару глав написал.

Но амбициозным планам Греча не суждено было сбыться. В первые весенние дни в газете «Речь» появился некролог, в котором сообщалось о скоропостижной кончине известного журналиста и писателя Н. Н. Греча.

Не то чтобы Марта Сорокина не делала никаких попыток сблизиться с ложей. Конечно, делала. Но выходило всё как-то несуразно или вовсе жалко.

Столкнулась с Жанны Потоцкой в том же супермаркете, стояла за ней в очереди. Кассир спросила у той карту магазина, у Потоцкой не оказалось. Марта с готовностью протянула свою. Потомственная графиня властным жестом пресекла все Мартины благие намерения, процедила сквозь зубы: «Не стоит». Да если бы и приняла Потоцкая незначительную услугу, как после этого в ложу проситься? «Скидки сегодня хорошие на помидорки, заметили? А не могли бы вы принять меня в масонскую ложу?»

Второй раз Жанна повстречалась по пути на остановку. Глинистый участок размыло дождем, и колесо ее автомобиля застряло в колее. Машина буксовала, но не трогалась с места. Потоцкая выбралась из салона, разразилась отборным матом и со злостью пнула по колесу. Марта распрощалась со своими беленькими, пару раз надеванными кроссовочками и предложила свою помощь.

– Да чем вы здесь поможете? Тут примитивная мужская сила нужна, – ухмыльнулась Жанна. – А вот и она. Не густо, но сгодится. – И на ее лице засияла обворожительная улыбка, она изящно взмахнула рукой:

– Как вы вовремя, мальчики!

Рядом остановился видавший виды Опель, из него выскочили двое мужчин лет пятидесяти. Жанна кокетливо пожала плечиком, поправила каре и засмеялась каким-то особенным грудным смехом.

Дело продвигалась, но медленно. Помощники, упершись руками в багажник, толкали машину. Мотор ревел, из-под колес вылетали ошметки грязи и осаживались на одежде спасателей. Досталось и любопытной зрительнице: на щеку Марты шмякнулся комочек, и она отпрыгнула подальше от дороги. Посовещавшись, один приволок домкрат, а второй ломанул в рощицу с пилой и вернулся с охапкой сухих веток. Процесс ускорился. Приподняв кузов, мужчины забрасывали спиленные сучья под колеса. Особенно активничал мужичок с черными усами-щеточками, одетый в джинсовую жилетку с кучей карманов. Он даже пожертвовал своим автомобильным ковриком, бросив его под колесо Жаниной машины. Сама владелица застрявшего транспортного средства взирала на манипуляции снисходительно.

Наконец машина выбралась из грязевой ловушки. Жанна снова лучезарно улыбнулась, поблагодарила своих спасителей и собралась было уезжать. Усатый придержал водительскую дверь, не давая ей закрыться полностью. И, протирая тряпкой грязные руки, попросил телефончик. Жанна на секунду закусила ярко-красную губу, прищурила холодные синие глаза и быстро продиктовала цифры. Пока он по памяти вбивал номер в свой мобильник, Потоцкая захлопнула дверь и умчалась.

«Набранный вами номер не существует», – донесся до Марты механический голос из телефонного аппарата, включенного на громкую связь.

Усатый чертыхнулся и под оглушительный гогот знакомого принялся отчищать свой автомобильный коврик от грязи. А Марта вздохнула и побрела дальше. Сведешь тут близкое знакомство с масонами, как же… Если только открыть тайник в бронзовом мопсе и вернуть сокровище хозяйкам. Глядишь, и повод для общения найдется. Осталось только подобраться к тайнику поближе.

Марта прогуливалась вдоль кованого забора, сквозь решетку виднелись сосны, можжевельники и дом, соединенный с флигелем через полукруглые галереи.

С террасы спускалась широкая лестница, по бокам которой замерли бронзовые мопсы. Сторожат хозяйский покой, как и век назад. Марта вцепилась руками в металлические прутья ограды и приподнялась на носочки. Как бы к ним поближе подобраться?

По периметру участка были понатыканы камеры, которые Марта сразу и не заметила. Лязгнул замок, и из калитки вывалился бритый под ноль детина – черный костюм, белая рубашка, кобура на боку, гарнитура в ухе – словом, служба безопасности солидного человека.

– Гражданочка, че надо? – грубый окрик испугал зазевавшуюся Марту.

Она нервно сглотнула, вид у бритоголового был слабо вменяемый. Сейчас как схватит ее, как потащит к большому боссу, как замучает вопросами: почему отирается у забора, что выискивает. Разбираться долго не будет.

– Я… я… выросла в этих местах… Помню, здесь одни развалины были. А теперь… теперь…

– Марта! Сорока! Ты, что ли! – И он так хватил Марту по плечу, что та покачнулась. – Не узнаешь? Колян Брутко! Ну, вспомнила?

Из дальних уголков памяти вылезло блинообразное лицо с конопушками и щербатой улыбкой. Кусочек переднего зуба был героически потерян во время сражения в школьной столовке, Топалов только перевелся в их школу, и парни делили территорию, выясняя, кто круче.

– Вспомнила. – Она закивала. Тетя Аня говорила, что ее сын работает у Хорькова.

– Я вот тут, у Трофимыча. Видала, как отстроился? Я б показал, да не могу. – И он покосился на камеру на столбе. – У шефа с дисциплиной строго. Сама как? Слышал, в столице? И в шоколаде?

– В шоколаде, только горьком… Коля, а вот те скульптуры, нельзя ли… – начала Марта, показывая в сторону крыльца.

– Че? – нахмурился Брутко, в прошлом тоже троечник, только в отличие от Топалова, тугодумный и с ограниченным кругозором.

– Собачки у лестницы… я бы…

Внезапно он грубовато оттер Марту в сторону и вытянулся в струнку. К дому подъезжал черный Инфинити.

– Алинку, хозяйскую дочку привезли, – сквозь зубы процедил он и нажал кнопку на пульте. Ворота медленно откатились в сторону.

Автомобиль, сияя начищенными боками на солнце, важно въехал во двор и остановился напротив лестницы. Из машины выскочила угловатая, худенькая девчонка и, перепрыгивая через ступеньки, побежала в дом.

На этом представление для Марты закончилось, ворота закрывались прямо перед ее носом, отсекая и лужайку, и мопсов, и Брутко, застывшего живой статуей около будки охранника. Как же ей попасть к масонским собакам?

– Вынюхиваешшшь? – раздалось прямо над ухом, и Марта подпрыгнула от испуга.

– Топалов! Так и умереть от страха можно!

Рядом стоял бывший одноклассник и попивал водичку из бутылочки. Судя по спортивным шортам, майке с пятнами пота и ярко-зеленым кроссовкам, Топалов увлекся бегом.

– Спортом занимаешься? Правильно, улепетывать придется, когда все твои махинации со стройкой обнаружатся, – позлорадствовала Марта, его объяснениям она ни на секунду не поверила.