Ложа Белого мопса

Наталия Беззубенко

Ложа Белого мопса

Глава 1

Двери пригородного автобуса с шипением открылись, заглушили водительский возглас «Липки!». И Марта, выйдя из прогретой на солнце кабины, попала в душный полдень. Начало мая, а жарит по-июльски. Она собрала копну русых, слегка вьющихся волос в хвост, повязала клетчатую рубашку за рукава на поясе и поволокла за собой чемодан на колесиках, вцепившись обеими руками в пластиковую ручку. Марта пылила по проселочной дороге уже пятнадцать минут. Каких-нибудь пять километров – и она в старом родительском доме, а там и колодезная вода, и скрипучие качели под раскидистой сиренью, и вишневый сад, наверное, уже в цвету.

О, весна без конца и без краю –

Без конца и без краю мечта!

Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

И приветствую звоном щита!1

Ничего, всё непременно наладится! – читая нараспев любимого Блока, подбадривала она себя и тащила чемодан, набитый книжками – бесценными, редкими, за которыми пришлось побегать по антикварным столичным магазинчикам. Малая родина встречала одуванчиковыми полями, нежно-голубым небом с перистыми облаками, легким, пьянящим ароматом трав, и настроение потихоньку улучшалось.

Поступила бы она сейчас так же? Сто раз Марта прокручивала в голове один и тот же вопрос, припоминая вчерашнюю беседу в директорском кабинете. Несомненно. Потому что по-другому нельзя, неправильно.

– Марта Евгеньевна, надеюсь, вы осознаете последствия своего поступка.

Директриса Голубева Элеонора Ивановна – полная шестидесятилетняя дама с каре, пепельный блонд, – раздраженно постукивала толстыми короткими пальцами с красным маникюром по поверхности орехового стола. В ее стылых глазах навыкате читалось глухое раздражение.

Ветерок из распахнутого окна приносил цветочные запахи, легкомысленно перебирал странички раскрытой записной книжки.

– Не совсем. – Марта удивленно похлопала ресницами.

– У Стасика Моренко выходит в году тройка по литературе! – припечатала Голубева и захлопнула ежедневник. От резкого звука Марта вздрогнула.

– Элеонора Ивановна, посудите сами, он думает, что «Войну и мир» написал Гоголь! – всплеснула руками Марта.

– Да хоть Маяковский. Ну и пусть себе думает, нам-то что. У мальчика должно быть свое мнение, – возразила директриса.

Марта открыла рот, но, напоровшись на сердитый взгляд, тут же его закрыла. Спорить с Голубевой себе дороже. В учительской ходил анекдот про игру в шахматы с голубем. Раскидает фигуры, нагадит на доску и улетит всем рассказывать, как тебя уделал.

– В конце концов, мы – гимназия, в наших стенах, отремонтированных, между прочим, папой Стасика, процветает свободомыслие. Вы что, Марта Евгеньевна, не довольны ремонтом? Вам не нравится новый мультимедийный класс, в котором проходят ваши уроки литературы?

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула шестиклассница Юля Потапкина:

– Элеонора Ивановна, извините, а можно мне в языковую школу в Англию поехать? Вместо Чижиковой. Я же на городской олимпиаде по инглишу первое место заняла. А Ксюша Чижикова даже времён не знает! Все время путает do и does, а артикли так вообще… Я считаю…

– Педсовет лучше знает кому и куда ехать. Дверь закрой с обратной стороны, Потапкина! – рявкнула директриса.

Девчонку тут же сдуло.

– Вот пигалица, считает она! Мать до сих пор на дополнительные занятия не сдала, с зимы задолженность висит, – пробурчала себе под нос Голубева. – Так на чем мы остановились?

– На ремонте. Мне все нравится, но финансирование, насколько мне известно, шло из городского бюджета, – ответила Марта, наблюдая, как палец Элеоноры Ивановны нежно поглаживал автомобильный брелок. Мерседес – подарок от благодарных родителей выпускников прошлого года.

Директриса насмешливо взглянула на несговорчивую учительницу. Работает без году неделя, еще что-то о себе воображает.

– Дорогая моя, как же вы наивны! Папа Стасика как глава администрации проследил, чтобы денежки пришли именно к нам. А не улетели в какой-нибудь лицей… Вы думаете, легко управлять этим хозяйством? – она обвела мясистой рукой, унизанной перстнями, свой кабинет.

– Но что я могу сделать? Стас передирает все сочинения из интернета, в дискуссиях не участвует. Только в телефоне и сидит, – слабо возразила Марта.

– Вы – учитель, вы и думайте. Дайте такое задание, чтобы мальчик справился. Любому ученику можно подобрать задание, которое он блестяще выполнит или, наоборот, позорно провалит.

– Сказку про Колобка прочитать? – еле сдерживаясь, спросила Марта.

– Можно и про Колобка, – сухо заметила Голубева.

– Я могу со Станиславом позаниматься, дополнительно, – оживилась Марта.

Выщипанная бровь Элеоноры Ивановны медленно поползла вверх.

– Я знаю, знаю, что все репетиторства в гимназии проходят через завуча Олега Эдуардовича, но я же бесплатно, просто подтянуть…

– Вы меня не поняли. Подтягивать никого не нужно! Повторяю, дайте Стасику такое задание, чтобы парень исправил свои оценки.

– Но тогда остальные ученики окажутся в неравных условиях… – начала Марта и замолчала. Ну вот, не удержалась, ввязалась в шахматную партию с голубем.

– Марта Евгеньевна, какое вам дело до других детей? О себе лучше подумайте. Или исправляйте оценки, или пишите заявление на увольнение. Могу предложить и третий вариант. – Голубева хищно улыбнулась. – Увольнение по статье о профнепригодности. Хотите аттестационную комиссию? Организуем… Мой вам совет. Вы, Марта Евгеньевна, – педагог молодой, неопытный, не порите горячку. Все спокойно обдумайте. Через пару дней гляну на успеваемость Стасика в электронном журнале, – добавила она как о деле решённом и откинулась на спинку кожаного кресла.

Марта покусала нижнюю губу и спросила:

– Я могу доработать до конца учебного года? И потом уйти.

– Нет, – жёстко ответила директриса.

– Мы с 8 Б готовим литературную гостиную, роли распределили, ребята готовятся… – растерялась Марта. – Да и место в конце учебного года сложно найти.

– Вооот, думайте о себе в первую очередь. Хорошенько думайте. Признаю, ученикам вы нравитесь, родители в восторге, но незаменимых не бывает. – Толстые губы Элеоноры Ивановны растянулись в усмешке, она достала яблочный смартфон последней модели и уткнулась в него: аудиенция завершена, Марта Евгеньевна, на выход.

Потом заворковала в трубку:

– Олег Эдуардович, на Ксюшеньку свою документы подготовили? Билеты, гостиница – пора заказывать… Представляете, заявилась ко мне Потапкина и говорит: хочу ехать в Англию, я тут самая достойная. Да, так и сказала!.. Чтобы разговоров лишних не было, вы этой «достойной» тест какой-нибудь хороший по языку дайте выполнить. После уроков. Ну вы понимаете, о чем я… Да хоть для третьего курса иняза, – и, довольная своим остроумием, звонко рассмеялась.

По счастливой случайности завуч Олег Эдуардович и шестиклассница Ксюшенька, которая уже во всю паковала дорожные сумки, имели одну фамилию. Бывают же такие совпадения! Марта вышла и тихо закрыла за собой дверь. Нужно что-то решать со съемным жильем (продлевать ли в конце недели аренду однушки) и искать новую работу, потому как с завтрашнего утра Сорокина М. Е. снова станет безработной…

Глава 2

Зашелестели шины, скрипнули тормоза. Огромный черный джип обдал Марту пыльным облаком. Она попятилась.

– Сорокина, ты, что ли?

Из приоткрытого окна высунулась небритая рожа в кепке и солнцезащитных очках. Нет у Марты таких знакомств. Хотя… голос с легкой хрипотцой вызвал воспоминание, не самое приятное в ее жизни.

Девятый класс, в школьном дворе бушуют одуванчики, а из ее кремового рюкзачка квакает противная, склизкая лягушка. И где-то совсем рядом оглушительно хохочет Топалов – неисправимый троечник, провокатор и хулиган. Почему бывший одноклассник вспомнился? Где Ленд Крузер и где Дима Топалов? На разных полюсах земного шара. Наверняка в тюрьме или спился.

– Сорокина! Давай подброшу. – Незнакомец небрежно сдернул очки. В хитровато прищуренных серых глазах плясали до боли знакомые чертенята. И ухмылочка все та же, нагловатая.

– Привет, Дима, – холодно ответила Марта. – Я и сама прекрасно справляюсь.

Как нарочно, чемоданное колесико застряло в колдобине, Марта дернула посильнее за ручку. Крак! Колесо отлетело и закатилось в пыльную траву на обочине.

– Вижу, как справляешься!

Топалов выпрыгнул из машины, проворно подхватил ее чемодан и закинул в багажник. Подобрал отбитое колесико, мотнул головой и зашвырнул подальше в кусты. Жестом показал на пассажирское сиденье: давай усаживайся, чего тормозишь?

– Мусорить-то зачем, – начала было Марта, но ее перебила барабанная дробь. Трезвонил топаловский телефон. Он взглянул на дисплей, нахмурился.

– Да… да, скоро буду. Минут через тридцать. Пусть Аркадий Петрович не переживает, раз обещал, значит, успею.

Ну вот все и объяснилось. Водитель.

– И твой начальник не будет против, если узнает, что в обеденный перерыв ты катаешь дамочек на его машине? – спросила Марта, усаживаясь в кожаное кресло и косясь на красную сумочку на приборке.

Топалов покрутил в руках косметичку и забросил ее на заднее сиденье. Завел мотор и непонимающе уставился на Марту, а потом раскатисто рассмеялся:

– Не будет. Он добрый. Даже премию может выписать за помощь.

– Так за место держаться надо, где еще такое найдешь, – назидательно произнесла Марта, пристегивая ремень.

– Я и держусь. – Он демонстративно покрепче схватился за руль.

– Ремень – лишнее, гаишники здесь не водятся. – И Топалов ткнул пальцем в нейлоновую ленту на ее плече.

– Я это делаю исключительно для своей безопасности. Правила дорожного движения не просто так придумали. И тебе, Дима, не помешало бы их соблюдать. Давай замок защелкнуть помогу, не нужно отвлекаться во время поездки. – Марта развернулась к Топалову, но тот отмахнулся:

– Сорокина, ты все такая же нудная! Да ладно тебе, не усложняй! По таким ухабам можно только с черепашьей скоростью тащиться… Сорока, признайся, ты думала, я, как алкаш последний, под забором валяюсь? Или в тюрягу загремел?

Марта потупилась.

– Я рада, что ты человеком стал, Топалов. Водитель – достойная работа, особенно для такого оболтуса, как ты.

Топалов хмыкнул.

– Сама как? Пригодилась тебе твоя литература? Докторскую пишешь?

Марта натянуто улыбнулась:

– Подумываю. Работаю в университете. Занимаюсь наукой, – отвечала бодренько, а у самой с души воротило: едут вместе десять минут, наврала уже с три короба.

Он снова засмеялся.

– Как вспомню, как ты меня со своей литературой доставала, «подтягивала». Мне от твоего занудства лезть на стенку хотелось. «Учи, Топалов, отрывок. Рассказывай с выражением! А теперь говори, что ты понял, что хотел сказать автор! Какие эпитеты, какие метафоры?» – прогнусавил он, копируя учительские интонации бывшей одноклассницы.

– Я всего лишь выполняла поручение классной, – сдержанно ответила Марта, приглаживая выбившуюся прядь волос.

– Рьяно так выполняла. Честно сказать, мне тебя придушить хотелось. А всех классиков сжечь, в смысле – книжки их… «Я помню чудное мгновенье» до сих в страшных снах снится. Сколько раз стих этот талдычил? Раз сто? Что мы там «отрабатывали»? Интонацию?.. С личным как? Слышал, вы с Тёмиком поженились.

– У нас с Артемом прекрасная семья. Детей, правда, пока нет. – Уголок ее рта дернулся.

Да она сквозь землю провалилась бы, если призналась, что из университета пришлось уйти. Темка без зазрения совести позаимствовал ее научные разработки и защитил на них кандидатскую. А потом стал завкафедрой. «Молодой, перспективный, энергичный», так объяснил его выдвижение научный руководитель, который сам пошел на повышение и освободил для Темика место. Видеть самодовольное лицо мужа, теперь еще и непосредственного начальника, стало невыносимо. Марта подала заявления: одно на развод, другое – на увольнение. Так она попала в гимназию, ну а потом сюда, на эту пыльную дорогу. В глазах защипало, – вот только не надо себя жалеть! – и она отвернулась к окну.

– А в Липки каким ветром тебя занесло? – спросил бывший однокашник.

– В отпуск. Решила немного отдохнуть, – вранье Марте претило, но и правды не скажешь. Особенно этому, самоуверенный нахал расселся в чужой машине и устроил допрос с пристрастием.

– Посреди учебного года? – удивился он.

Троечник всегда хорошо соображал, но изрядно ленился.

– Так сложились обстоятельства… Женат? – Марта сняла травинку с рукава блузки.

– Не, в свободном полете. – Он кивнул в сторону заднего сиденья, видимо, намекая на забытую в салоне сумочку. – И приземляться пока не собираюсь.

Конечно, семья – это ответственность, а обязательства не для Топалова.

Он лихо вырулил на центральную улицу с залатанным асфальтом. Дорога проходила мимо бывшей усадьбы графини Потоцкой. Марта помнила ее обветшалой и никому не нужной. Сквозь металлические прутья ограды, которая каким-то чудом уцелела за столько-то лет, виднелись облупленные стены двухэтажного барского дома с пустыми глазницами окон. Через прохудившуюся крышу пробивались деревца. Место притягивало магнитом. По пути в школу она всегда задерживалась здесь на пару минут и фантазировала, представляя хозяйку особняка.

Графиня Потоцкая была крайне изобретательной дамой. Перед тем, как сбежать из страны в 1917-ом году, она сама закрыла ставни усадьбы и разместила на фасаде громадную вывеску:

«Входъ строго васпрещенъ. Этотъ домъ принадлежитъ советской власти. Потоцкая аристована и помещена в тюрьму!»

И для убедительности сделала пару ошибок в надписи, чтобы не возникло никаких сомнений, – писали люди компетентные в своем деле, печатью невежества заверили свое повеление.

Сотворив «оберег» для родового гнезда, графиня запаковала ценные вещички – и на вокзал. Когда небольшой обман Потоцкой раскрылся, пламя революции поугасло, особняк передали на баланс города. У входных дубовых дверей, случайно не угодивших на растопку, поставили гипсового пионера с горном, приколотили дощечку «Дом культуры». Культурные люди проявили деликатность к старинным интерьерам. Шли годы, дом ветшал, требовал капитального ремонта, и здание «законсервировали до лучших времен», случилось это еще до рождения Марты. Однажды она попала внутрь, хотя родители и запрещали детям подобные шалости, пугая призраком старой графини. Остатки былой роскоши ошеломили Марту.

Над головой – облупившаяся фреска с изображением полумесяца и россыпью звезд. Зачем так высоко картинки рисовать, смотреть неудобно.

Под ногами – черно-белая мозаика в шахматном порядке. Жаль, плиточки поцарапались, тащили по ним что-то тяжелое.

Удивительной казалась огромная голубая роза, нарисованная на стене зала. Разве бывают розы такого цвета?

На столбе – глаз в центре треугольника, направленного вершиной вверх. Марта сразу поняла по синим теням на веке, что глаз женский. Он следил за непрошеными гостями, вопрошал: «Зачем явились, недостойные?»

Узоры кафельных печей выглядывали из-под облупившейся синей краски, мифологические герои прятались за дешевенькими обоями. Воображение с легкостью рисовало недостающие элементы: хрустальные люстры и картины в золоченых рамах, мягкий свет и фортепианная музыка, тяжелые портьеры на окнах и диваны, обитые зеленым штофом.

Инициатором этой вылазки был Димка Топалов, который отправился искать клад и заразил своим азартом одноклассников. Никаких сокровищ они, конечно, не нашли. Зато Марта свалилась с лестницы и чуть не свернула себе шею. Больше всего ее огорчило, что занятия с Топаловым пришлось отложить из-за растяжения лодыжки. На костылях не особенно побегаешь за лодырем, Димка наслаждался свободой по полной…

Сейчас Марта с удивлением подмечала изменения: пластиковые окна, жалюзи, новая черепица, кремовая краска на свежевыкрашенном фасаде. У дома появился владелец.

– Неужели кто-то выкупил? – недоверчиво спросила она.

– Да, Хорьков вложился. Хозяин мясного комбината и местный депутат. Вообразил себя потомственным дворянином. Реставрация стен, монтаж кровельного свеса и отливов, шлифовка абразивами, полная гидрофобизация – короче, хренова туча денег ушла. Дешевле было новый построить, но кто платит, тот и музыку заказывает.

Марта подозрительно уставилась на Топалова:

– Ты же вроде не доучился, техникум бросил. Откуда такие познания в строительстве?

– Жизненный опыт, – обтекаемо ответил он.

Все понятно, на стройке калымил. Чернорабочим. Она украдкой взглянула на его руки. Мозолистые, крепкие, с аккуратно подстриженными ногтями. У Артема, к примеру, руки музыканта – тонкие запястья, длинные пальцы, не державшие ничего тяжелее карандаша и компьютерной мышки.

– Недавно госпожа Потоцкая нарисовалась. Не сама, конечно, праправнучка. Хотела права оформить на заброшку, но Хорьков ее опередил, у него ремонт полным ходом, разве отступится? – продолжил Топалов.

– И чем закончилось? – спросила Марта. Надо же, какие страсти кипят в тихих Липках.

– Ничем. Наследница требовала вернуть ей хотя бы бронзовых псов из усадьбы.

– Псов? – Марта задумалась, статуи собак она бы точно запомнила.

– Да черт знает. Но верещала про каких-то мопсов. Сказала: дороги как память о предках. Хорьков – ни в какую. Тычет ей в нос бумажками: все по закону, все мое, – хмыкнул Топалов.

– И откуда такая осведомленность? – усомнилась Марта.

– У нас с Хорьковым одно общее дельце было, я как раз к нему заскочил, а тут эта Жанна Потоцкая ворвалась. Отдай, говорит, хотя бы собак, раз сам дом украл, хапуга проклятый. И умоляла, и угрожала, но Хорьков – кремень. Как вопли надоело слушать, охранника позвал, ну и дамочка быстренько свалила. Я не подслушивал, если ты об этом.

– Совершенно случайно мимо проходил.

– В кабинете сидел, окна открыты, вот и… Стоп, а почему я перед тобой, Сорокина, оправдываюсь?

– Возможно… – невпопад ответила Марта, раздумывая: «И какое у него может быть дельце? Побочный заработок? Палатка с папиросками на конечной остановке? Шаурмичная?»

Глава 3

– Останови, пожалуйста, я выйду, – попросила Марта, когда до ее дома в Липовом переулке оставалось несколько метров.

– Что? Папка заругает? – съехидничал Топалов.

– Нет, просто… – начала она, прислушиваясь к мужскому голосу с улицы. Опустила автомобильное окно. Папа. Расстроен, при чем сильно. И, как только машина затормозила, она выскочила из прохладного салона.

– Чем обоснованы ваши претензии? Моя семья жила в этой постройке с незапамятных времен! Да что вы говорите?! Можно владеть домом и при этом не владеть землей, на которой этот дом стоит?! Вы сами-то себя слышите?

Судя по интонациям, папа сдерживался из последних сил. Чтобы вывести из равновесия ее отца, преподавателя философии в вечной нирване, нужно очень постараться. Телефонный собеседник в этом явно преуспел. Не помогли ни серебряная печатка с рунами на безымянном пальце, ни браслеты из ясеня на запястьях, которые Евгений Маркович Сорокин поглаживал в минуты наивысшего напряжения. С кем же папа разговаривал?

– Закон – что дышло: куда повернешь – туда и вышло. Вы это хотите сказать, уважаемый?! Счастливо оставаться! – Отец тряхнул головой, и волнистые волосы цвета перец с солью разлетелись по его плечам.

«Мерзавцы! Все им мало!» – пробурчал он себе под нос, убирая телефон в карман узорчатого халата. Сколько Марта его помнила, он всегда питал слабость к экстравагантным вещам.

– Здравствуй, Марточка. Родные пенаты решила навестить? – рассеянно сказал он и погладил ее по плечу.

– Привет, пап! – Она чмокнула отца в щетинистую щеку. – Что происходит?

– Вот, полюбуйся! Каковы, а? Ох, подлецы! Это же уму непостижимо! – Он потряс перед ее носом бумажкой с синей печатью.

– Что это? – удивилась она.

Он махнул рукой и ушел в сад медитировать.

Изучая изрядно помятый документ, Марта с легкостью представила, что произошло за несколько минут до ее появления. Евгений Маркович Сорокин открыл почтовый ящик, достал письмо, аккуратно вскрыл конверт, прочитал послание, скомкал его, расправил, позвонил по указанному номеру, разбушевался. А у папы слабое сердце и впечатлительность! С официозом, присущим деловой переписке, сообщалось, что граждане Сорокины Е.М. и М.Е. незаконно пользуются земельным участком в 10 соток, на котором расположено строение 100 кв. м, находящееся в их собственности. Убедительная просьба освободить самозахваченную землю в двухнедельный срок, а вот с постройкой, граждане, можете делать все, что вздумается. Счастливо оставаться!

Бред какой-то, пожала плечами Марта, мы же не улитки, чтобы домик на себе с места на место переносить. Здесь какая-то ошибка. Она перечитала адрес отправителя: Комитет имущественных и земельных отношений. Контора серьезная, но ошибаться могут все. Вот сходит в этот комитет и непременно разберется. А сейчас надо успокоить папу, и она пошла за ним в вишневый сад.

Вернувшись через полчаса (под старыми вишнями они с отцом поспорили о принципах ницшеанства, его всегда успокаивали подобные диспуты), Марта хотела забрать злосчастное письмо. Куда же оно подевалось? С собой не брала – к чему огорчать отца еще больше. Здесь же, на лавочке, и оставила, ветерок, наверное, унес дурные вести. Чемодан, про который она напрочь забыла, ожидал ее у самой калитки. Как нехорошо с Топаловым вышло! Даже слова благодарности не сказала, а человек потратил на нее свое рабочее время. Хоть начальник у него и лояльный, но всему есть предел. И Марта понадеялась, что непутевому однокласснику из-за нее сильно не влетит.

Вторую половину дня Марта, вооружившись веником и тряпкой, гоняла пыль по комнатам. Папа про старый домик в Липках не забывал, наведывался частенько, то в выходные заглянет, то на каникулах в колледже, но хозяйством не утруждался. (В остальное время проживал в общежитии при учебном заведении.) Марта бывала изредка, не любил Темик подолгу задерживаться в родном городке. «Трясина засосет», отшучивался он. А ей в суете мегаполиса не хватало и терпкого, сладковатого запаха липы, и чая, настоянного на листьях смородины, и волшебных закатов, и звенящей тишины…

Дошла очередь до «кладовки», так назывался чердак, который на протяжении нескольких десятилетий Сорокины забивали хламом и весьма в этом преуспели. Начала Марта с железного стеллажа. Потянула пакет с верхней полки, и к ее ногам бухнулась ободранная картонная коробка, заклеенная крест-накрест скотчем.

Внутри лежали пожелтевшие вырезки из старых газет, пустой портсигар с изображением императора Николая II, пара мужских рубашек и тетрадь в кожаном переплете. На обветшалой обложке прочла:

Дело о масонской ложе Белаго мопса

Липки

дело начато: сентябрь, 1916 г., окончено:

И в самом низу листа выведено размашистым почерком:

Составитель Гречъ Николай Николаевичъ

Сгорая от нетерпения, принялась читать. Повезло сказочно: чердак сухой, и тетрадь прекрасно сохранилась.

«Чем больше тайною окутана масонская ложа, тем сложнее доступ к ней. Чем строже оберегались масонские обряды и символы, тем меньше их доверяли перу и бумаге, передавали изустно. Тем мудреней кажется маневр, задуманный мной, с мистификацией. Да где наша не пропадала!

Ложей именовали само помещение, где происходили масонские собрания и тайные союзы братьев. Назывались по-разному. Масонским символом (ложа Пылающей Звезды). Именем святого и нравственным качеством (ложа Петра к Истине). Еще масоны жаловали мифологию, по сему могли назваться именем божества (ложа Изиды). Название ложи в честь животного, особенно собаки, – случай исключительный», – так начинались записи.

– Пап, – закричала Марта, сбегая по лестнице на первый этаж. – Ты случайно не знаешь, кто такой… – она снова взглянула на обложку, – Греч Николай Николаевич?

Легкий стук. По ступенькам запрыгал маленький блестящий предмет и замер у подножия лестницы. Это еще что? Марта нагнулась и с удивлением подняла кулон в виде мопса на серебряной цепочке. Чтобы не потерять, повесила песика себе на шею. Камешки на ошейнике царапнули грудь, ишь ты, собачонка кусается, не признает новую хозяйку.

– Марточка, что ты так шумишь? Ты же прекрасно знаешь, когда я работаю над рукописью, мне нужна абсолютная тишина… Греч? Случайно знаю. Журналист, известный своими громкими расследованиями конца девятнадцатого-начала двадцатого века. То махинации губернатора на чистую воду выведет, то внебрачного чернокожего младенца светской львицы отыщет, то аферу чиновника с казенными деньгами миру явит. Досужий был господин, всюду нос совал. Его колонку в московской газете («Речь», кажется, запамятовал уже) ждали со страхом и нетерпением. Кого он там отчихвостит в свежем выпуске?.. Еще под женским псевдонимом писал. В газетах печатали романы по главам, свежий выпуск – новая глава. Тоже спросом пользовался. И чем объясняется твой интерес?