Рисунок по памяти

Мы оба замолкаем. И молчим, наверное, с минуту. Каждому есть о чем подумать.

– Что будете делать с книгой? – словно очнувшись ото сна, спрашивает смотритель.

– Ее место здесь, – отвечаю я.

Он весь светится, словно ребенок, которому подарили щенка.

– Спасибо… Вы не представляете, насколько это ценный подарок…

Молча киваю.

– И все же, может, расскажете, как этот сидур попал к вам?

– Слишком долгая история…

– Ну, может когда-нибудь?

– Может быть.

Я перевожу взгляд на семейную фотографию раввина Гурарье.

Дина улыбается и выглядит такой счастливой…

И чем дольше я смотрю на нее, тем больше мне кажется, что она улыбается только мне одному.

Одежда для пустоты

рассказ

Орен проснулся от собственного крика.

Сел на кровати. Обвел комнату рассеянным взглядом. Вытер выступивший на лбу пот.

Сердце билось так часто, что казалось, еще немного и взорвется. Свет фар от проехавшей под окнами машины скользнул по стенам и выхватил из темноты армейскую фотографию в простой деревянной рамке.

На лицах сослуживцев защитная краска. В руках укороченные винтовки для ведения боя в городских условиях. Сам Орен сосредоточен. Показывает пальцем куда-то в сторону покрытых зеленью гор, и смотрит на солдата с рацией за плечами.

Почувствовав его волнение, Майя тоже открыла глаза.

– Снова тот же сон? – спросила она.

Орен кивнул. Потянулся к тумбочке, где лежали таблетки, но случайно задел стакан с водой. Тот с шумом упал на пол и разбился. В детской тотчас заплакал ребенок.

Майя включила ночник. Поднялась с кровати.

– Ничего, – тихо сказала она. – Я укачаю.

– Хорошо.

Он откинул одеяло и начал собирать осколки.

Колыбельная Майи напомнила ему детство. Слова давно забылись, но мелодия, словно одинокая бабочка под холодным лучом осеннего солнца, все еще жила в голове.

Завернув осколки в газету, Орен вышел на балкон.

На старой, рассохшейся от жары полке лежала пачка дешевых сигарет. Он закурил. Дым поднялся в небо и растаял в подсвеченной софитами вышине. Внизу пульсировали огнями улицы большого города.

Это была Майина идея – сразу после свадьбы переехать в Тель-Авив. Орен понимал, здесь больше возможностей, но душой был привязан к северу. Ему, выросшему среди галилейской тиши, так и не удалось привыкнуть к духоте, загазованному воздуху и вечному шуму. Он надеялся, что когда-нибудь они переберутся в горы. Может быть, в Маалот или Цфат. Туда, где зимой выпадает снег, а в синих сумерках слышны крики перелетных птиц.

Через несколько минут Майя вернулась. Принесла покрывало. Накинула Орену на плечи.

– Ночи стали холодными.

– Да, спасибо. Как там малыш? Уснул?

– Да. Я подогрела молока, но он не захотел. Наверное, зубы.

Громыхая на ямах, по улице проехал грузовик. Орен затянулся и подумал о том, как в таких условиях выживают жители нижних этажей.

– Ты ведь больше не поедешь туда? – Майя откинула длинные темные волосы и внимательно посмотрела на мужа.

Орен не ответил. Вздохнул и отвел взгляд в сторону.

Майя покачала головой.

– Ты даже не представляешь, – ее голос внезапно задрожал, – каково это – каждый раз снова выслушивать его родителей! Они опять будут звонить и просить, чтобы ты больше не приходил. Однажды я просто пошлю их к черту!

– Я не могу не поехать, – Орен затушил сигарету. – Ты ведь знаешь.

* * *

В поезде работал мощный кондиционер. Благодаря этому царящая снаружи жара казалась просто кадром из документального фильма.

Мальчишка, сидящий напротив Орена, вынул из рюкзака пакет чипсов и открыл бутылку колы. Его мама, аккуратная маленькая женщина, похожая на статуэтку из сандалового дерева, прислонилась к окну и дремала.

Поезд выехал на участок дороги, проложенной вдоль моря.

Орен подумал, что оправленные серебром опалы в кольцах его попутчицы светятся таким же сине-зеленым цветом, как набегающие на берег волны.

Через несколько минут машинист объявил остановку. Парящие над водой паруса виндсерферов скрылись из виду, а соседка Орена открыла глаза – цвета горчичного меда – и засобиралась. Она вытащила из-под сиденья сумку на колесиках и, подгоняя сына, направилась к раздвижным дверям. Мальчишка проворно запихнул в рот остатки чипсов, а недопитую колу взял с собой.

Орен проводил их взглядом. В этот момент в вагон зашел молодой раввин в загнутой к полу шляпе и выпущенной наружу рубашке. Огненно-рыжая борода и смеющиеся голубые глаза сразу выделяли его из толпы. Проходя между рядами, он предлагал мужчинам исполнить заповедь возложения тфилин[11] и прочитать отрывок из «Шма»[12]. На вид ему было лет двадцать пять, может чуть больше.

Когда он подошел достаточно близко, Орен смог уловить легкий американский акцент.

– Ты возлагал сегодня тфилин? – спросил раввин.

– Нет, – признался Орен.

– Тогда у тебя есть возможность сделать это прямо сейчас.

– Как-нибудь в другой раз.

– Это важнейшая заповедь Торы.

– Да, но я не готов.

Раввин поправил шляпу и почесал затылок.

– Ладно, – он достал визитку и протянул ее Орену. – Вот мой номер. Позвони, если вдруг захочешь поговорить.

Орен взял карточку. На ней было написано «Рахмиэль Глуховски», а внизу шрифтом поменьше указан адрес и телефон.

– Ты американец? – зачем-то спросил Орен.

– Нет, я из Аргентины.

Рахмиэль улыбнулся и двинулся дальше. Через минуту он уже объяснял что-то группе тель-авивских студентов и наматывал тфилин самому громкому из них.

* * *

За высоким каменным забором виднелась крыша большого двухэтажного дома. Орен подошел к кованым воротам и прислушался.

На лужайке царила тишина. Расставленные на террасе кресла и шезлонги пустовали. Лишь нагревшаяся на солнце ящерица лениво поглядывала на незваного гостя.

Сквозь закрытые окна не доносилось ни звука. Казалось, хозяева уехали и не показывались несколько дней. Какая-то часть Орена даже обрадовалась.

Тонкий голосок внутри зашептал: раз так, можешь спокойно уходить. Никто тебя не обвинит.

Усилием воли Орен заставил себя нажать на звонок.

Где-то внутри дома раздалась электрическая трель. Вслед за ней заливистый собачий лай. Орен удивленно повел бровями. В последний визит собаки не было.

Щелкнул электрический замок. Ворота медленно распахнулись, пропуская Орена на участок.

На пороге дома показалась средних лет женщина с распущенными каштановыми волосами. Длинный, весь в катышках, шерстяной кардиган, укутывал ее словно кокон.

Увидев Орена, она сузила желтые кошачьи глаза и изменилась в лице. Не удостоив гостя ни единым словом, женщина вернулась в дом.

В открытую дверь тут же проскочил золотистый ретривер. Завилял хвостом. Подбежал к воротам.

– Привет, – сказал Орен. – Дуду дома?

Пес гавкнул и склонил голову набок, будто хотел получше расслышать вопрос.

Вслед за женщиной к дверям подошел ее муж, похожий на высушенную ветку. Такой же серый и безжизненный.

Мужчина взглянул на Орена и глубоко вздохнул:

– Только недолго.

Орен прошел внутрь. Ретривер последовал за ним.

– Спасибо. Сегодня…

– Я помню, – прервал его хозяин. – Тебе не обязательно постоянно говорить об этом. Раз уж ты здесь, значит так и есть.

Орен поравнялся с мужчиной и протянул ему руку. Тот крепко пожал ее в ответ.

– Он за домом.

* * *

В тени кипарисов, растущих на заднем дворе, стоял маленький деревянный стол. На его потрескавшейся поверхности выстроились ровные ряды белых фигурок-оригами. Кого среди них только не было: люди, животные, птицы, летающие и ползающие насекомые, даже грифоны и единороги.

За столом сидел мужчина с тронутыми серебром висками. Он был настолько увлечен складыванием новой фигурки, что не заметил, как Орен подошел. Только когда ретривер подбежал к столу и громко гавкнул, тот отвлекся и поднял на гостя удивленный взгляд.

– Привет, Дуду! – сказал Орен.

– Привет, – ответил мужчина и поставил на стол фигурку богомола.

– Смотрю, ты стал настоящим мастером.

– Да?! Ты думаешь?

– И думать нечего. Говорю тебе!

– Хм, спасибо.

ДУДУ улыбнулся и изучающе посмотрел на Орена.

– Ты из службы социальной защиты?

– Нет. Я твой армейский друг.

– Ты, должно быть, ошибся, – Дуду развел руками. – Я никогда не был в армии.

Орен вытащил из рюкзака шуршащий бумажный пакет и поставил его перед собеседником.

– Я принес тебе «меринду» и бурекасы с грибами.

– О, это мои любимые.

– Я знаю, – сказал Орен и присел на свободный стул.

– Откуда?

– Несложно запомнить за несколько лет службы.

– Не хочу тебя обижать, – ответил Дуду, – но ты точно меня с кем-то путаешь.

– Каждый год одно и то же, – вздохнул Орен.

– Каждый год?

– Твоим родителям не нравится, что я прихожу сюда, – сказал Орен. – Они считают, это плохо отражается на твоем состоянии. Поэтому мы видимся только раз в году. В день памяти наших друзей.

Дуду пожал плечами.

– Послушай, я сочувствую. Но я даже не знаю, как держать оружие.

– Да уж, стрелок из тебя тот еще.

Орен замолчал и подумал: а что, если его собеседник прав? И это не Дуду сошел с ума и потерял память, а он сам? Что, если сидящий перед ним человек это лишь оболочка, а настоящий Дуду навсегда остался там? С теми, кто не вернулся. А после того, как его душа отлетела, в этой оболочке поселился кто-то другой. Тот, кто, действительно, никогда не был на войне.

Эта мысль настолько испугала Орена, что, несмотря на жаркий день, он побледнел. По коже пробежались мурашки.

– Ты был связистом. Шифровальщиком.

– Шифровальщиком? – по лицу Дуду скользнула тень.

С гор налетел легкий ветер и смел со стола несколько бумажных фигурок. Ретривер проводил их взглядом и положил голову на колени Дуду.

– Откуда у тебя пес? – спросил Орен.

– Он просто появился здесь несколько дней назад. Наверное, потерял хозяев и решил остаться у нас. А может, его бросили. Кто знает? – Дуду запрокинул голову и посмотрел на летящий по небу самолет. – Мы расклеили объявления, но никто так и не позвонил.

Орен помолчал и окинул взглядом поверхность стола.

– Почему оригами? Что ты в этом нашел?

Дуду не ответил. Молча взял со стола богомола и помощью нескольких ловких движений за пару минут сделал из него журавля.

– Держи!

Орен улыбнулся и принял подарок.

– Спасибо.

– Мне нравится, что из любой фигурки можно сделать что-то новое. Абсолютно непохожее на то, что было до. Неизменным остается только лист бумаги, а формы меняют друг друга, как одежды.

– Одежды для кого? – удивился Орен.

– Не знаю, – Дуду пожал плечами. – Может, для пустоты?

* * *

На старый Яффо тихо опустился вечер. Огненно-красное солнце закатилось за горизонт и утонуло в темных водах средиземного моря. В ультрамариновом небе взошли первые звезды. На набережной зажглись фонари.

В маленьком прибрежном ресторанчике стоял шум и гам. Свободных мест почти не осталось. Жители города, уставшие от рабочего дня, оккупировали все, даже самые неудобные столики. В открытие окна дул легкий бриз, принося с собой ощущение чистоты и чуть слышный запах водорослей.

На праздничном столе, за которым собрались родственники и друзья Майи, стояли свежие цветы. Горели свечи.

– Мазл тов, дорогая, – сказал отец именинницы и поднял пузатый стакан с виски. – Будь счастлива и радуйся каждому новому дню! Желаю, чтобы в твоем доме всегда звучал детский смех, а тучи обходили его стороной. Но если какая-нибудь все же набежит, пусть она принесет с собой лишь приятную прохладу и никогда не закрывает солнце!

– Лехаим, лехаим! – хором ответили гости.

– Спасибо, папа, – Майя сделала большой глоток вина. – Это замечательный тост! Надеюсь, все так и будет.

Она повернулась к Орену и шепнула ему на ухо:

– Вот что значит двадцать лет в журналистике.

– Цви, когда ты, наконец, напишешь роман? – Орен обвел гостей рукой. – Все уже устали ждать!

– Это точно, – подтвердила теща. – Дорогой, пора тебе всерьез браться за перо.

– Hy-y, – тесть повел плечом и отправил в рот кусок запеченной рыбы, – есть у меня пара задумок, но пока только на уровне идей. Не уверен, что кому-то они будут интересны.

– Ты недооцениваешь себя, – сказал Майин старший брат Идо, высокий крепкий парень с глазами цвета черного янтаря. – Я помню тот рассказ про Хагану. Он ничего.

– Ничего? – вскинулась Нурит, яркая шатенка, сидящая рядом с ним. – По-моему, очень сильная вещь!

Майя благодарно посмотрела на девушку.

– Ну а я что сказал?! – Идо растеряно пожал плечами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Цдака – ивр. справедливость. Здесь – коробочка для сбора пожертвований.

2

Рош ХаШана – один из наиболее важных еврейских праздников. Букв. – «голова года», Новый год, который приходится на сентябрь или октябрь. Считается, что в этот день Б-г судит весь мир.

3

Каддиш – имеется в виду «каддиш йатом» – поминальная молитва, воспевающая величие Творца.

4

Миньян – группа не менее чем из 10 еврейских мужчин старше 13 лет. Минимальный кворум, необходимый для публичного богослужения.

5

Цитата из песни Леонарда Коэна «Who by fire».

6

Имеется ввиду синагога на Большой Бронной улице в Москве.

7

Считается, что во время Рош Ха-Шана Творец выносит решение относительно всего мира, записывает его и скрепляет печатью.

8

Шофар – ритуальный духовой инструмент, сделанный из рога кошерного животного (обычно барана или горного козла). В него трубят весь месяц элуль, предшествующий Рош Ха-Шана, в сам праздник и в Йом Кипур.

9

Цитата из книги Берейшит, рассказывающей об убийстве Авеля Каином.

10

Сидур – сборник молитв и благословений.

11

Тфилин – элемент молитвенного облачения иудея, пара коробочек из выкрашенных чёрной краской кожи кошерных животных (в основном – бычьей), внутри которых находятся написанные на пергаменте отрывки из Торы.

12

Шма Исраэль – одна из важнейших молитв иудаизма.