Договор на любовь

– Это просто услуга, – повторяю, – просто надо пережить, перетерпеть. И все закончится.

Надеваю длинный халат, под ним сорочка. Открытая, шелковая, с кружевом. Я просто люблю качественное и красивое белье. Покупая, не задумывалась, что когда-нибудь придется ложиться в постель с неприятным мне мужчиной.

Неприятным ли?

В спальне горит ночник. Бессонов расположился на кровати и что-то читает на планшете. Снова хмурый и серьезный. И голый. По крайней мере верх часть тела без одежды.

Каждую мышцу видно даже в полутьме, а любое, самое мимолетное движение, и они напрягаются. Грудь покрыта темной, густой порослью волос, а на плече, до татуировок крупный уродливый шрам.

Зрелище для меня странное. Пока не понимаю, что происходит внутри. Мне противно, жутко и неприятно это все видеть, но и … оторваться не могу. В этом во всем есть нечто притягательное, поистине мужское.

Отвлекает звонок. Телефон оставила в коридоре, и я направилась за ним. Скверное предчувствие.

«Тарас»

Руки дрожат, когда беру в руки телефон, тело сводит судорогой как после укуса ядовитого насекомого. Кровь отливает от конечностей и устремляется к жизненно важным органам. Сердце будто получает ударную дозу жидкого адреналина.

– Алле? – отвечаю.

– Я тебя найду, Вера. И ты будешь меня умолять о нежности. А я таким не буду. Ведь ты даже еще и не узнала настоящего Тараса Уварова, – шипит он медленно, как змея перед нападением.

– Не надо… – прошу.

Мне страшно. А если мой план провалится? Если у Бессонова ничего не получится?

Уваров зло смеется, кровь стынет и замерзает. Превращается в красный лед.

– Возвращайся, Вера. Я подумаю, чтобы простить тебя за твой побег.

Часто дышу, до радужных кругов перед глазами.

Кто-то грубо вырывает у меня трубку и нажимает отбой. Краем глаза замечаю высокую, мощную фигуру. На мгновение забыла, с кем и где я нахожусь.

В каком-то безумии варюсь, и сейчас оно перемешивает меня ложкой.

– Я, блядь, тебя просил! Никаких контактов с Уваровым! – орет, глядя на меня.

Отворачиваюсь и зажмуриваюсь. Гневные волны такие мощные, как при ядерном взрыве. Цепляют голову, шею, грудь, живот, бедра, даже икры начинает болеть.

– Просил? – спрашивает грубо, низко.

Киваю быстро и часто.

– Какого хера ответила на звонок, а не сказала мне? Не позвала, а?

– Не говори со мной в таком тоне! Понял? Никогда! – выкрикиваю.

Я не знаю, откуда взялись силы. Просто… ресурс какой-то открылся. Или инстинкт. Пора начать защищаться, а не искать легкие пути. Например, молчать и игнорировать.

Жду удара. Уваров бы влепил с размаху.

– Прости.

Смягчается и голову склоняет, как проигравший.

– Этого больше не повторится.

Мы стоим друг напротив друга. Он в одних черных боксерах, я еще в халате. Между нами несколько сантиметров.

Мое жуткое желание, чтобы он сейчас, в эту самую секунду, меня обнял. Хочу чувствовать его защиту. Закрыть глаза и забыться… Потому что он все решит.

Глава 8. Влад

– Старик, надо встретиться, – без приветствия обращаюсь к своему армейскому другу.

Димон потом долгое время работал в органах, сейчас возглавляет отдел безопасности у одного московского бизнесмена.

– В баре? По девочкам? Как ты любишь? – язвит. Наши с ним встречи обычно так и проходили. А потом… Димон слился. О причине не говорит и причину эту не показывает.

Взглядом тараню дверь, за которой еще спит ледышка, черт бы ее побрал. Нацепила на себя эту короткую тряпку, нырнула под одеяло с головой, только тяжелое сопение ее и слышал.

Какой тут уж, блядь, сон?

– В следующий раз. Сможешь подъехать ко мне в ресторан?

– Вот ты наглый!

– Димон, это правда важно.

Шумный вдох в трубке и друг соглашается.

Из дома выхожу первым. Не хочу встречаться с Никой, и так ледышка трясется, стоит ей только взглянуть на меня.

Я и не понимаю – почему. Ну, конечно, мужским эталоном красоты не являюсь. Но не чудовище ведь? А она боится…

Первый раз за все время открываю ресторан своим ключом. Темнота, тишина, даже гула кондиционера не слышно. Сажусь на первый диванчик и прикрываю глаза. Прислушиваюсь к этой звенящей тишине.

Она бывает только перед самым опасным и страшным боем. Это такой жирной намек вселенной, что нужно набраться сил и терпения.

Пиликанье на телефоне нарушает спокойствие. Вот и отдохнул, называется.

«Доброе утро. Ты не оставил мне ключи от своей квартиры. Как мне ее закрыть? Рабочий день начнется через два часа»

Подпись: Вероника.

А то не понял, кто мне строчит противно-правильные тексты в семь утра. Трусиха, даже не позвонила, а написала сообщение.

В памяти всплывает день, когда Игнат познакомил меня с ней. Ника окинула меня таким презрительным взглядом, подумал, что либо форму испачкал, либо едой, что ль, провонял. Рукой по подбородку провел, по губам, может, пробовал шедевры своих поварят и капли остались?

Снежная королева, не меньше. Смотрела на всех свысока, мало разговаривала. Для женщины это странно. Другие трещат так, что из ушей терпение выкипает, а эта… правильное предложение из, максимум, пяти слов. Взглядом мимо меня шастала, словно нет никого.

А сегодня ночью в моей постели спала. Сдулось ее высокомерие, когда помощь потребовалась.

– Ты чего здесь сидишь? – Игнат заходит в ресторан вторым.

– Думаю.

– Получается? – отшучивается.

– Мешаешь.

– Ты рано.

Хотелось ответить, что он тоже. Только опережает. Последнее время такой счастливый ходит, звездочки вокруг него аж кружат от этого счастья. Малек пришибленным кажется.

– Мне просто раньше уйти надо будет. Мы с Таей едем квартиру смотреть. Знаешь, да, что я продал свою? Целая история, блядь.

– Уволь ледышку, – грубо перебиваю.

– Ты об этому сейчас думал?

Нет, я думал о том, как ее вытащить из того капкана, в который она сама себя и загнала. Я же ни хера еще никакой план не продумал. Скажи ей это, хрен бы она спала у меня дома в своей коротенькой кружевной херне.

И как мне хотелось содрать ее к чертовой матери…

– Вероника – хороший сотрудник. Так что, из-за того, что ты ее недолюбливаешь… прости.

Ухмыляюсь.

– Игнат. Сейчас за нее решаю я, – чуть грубее говорю.

Ледышке нельзя здесь появляться. Ублюдок спокойно может выследить, а потом сесть на хвост, который через час и три минуты приведет к моему дому. И она перестанет быть в безопасности.

А на трусики с прокладками уж как-нибудь ей заработаю.

– Вот думаю, хочу ли я знать, почему ты за нее решаешь, или нет?

– Не хочешь, – отвечаю за брата.

С подросткового возраста мы в какой-то момент начали четко улавливать, когда спорить не нужно, выпрашивать ответы тоже. А нужно просто довериться.

– Мне замена потребуется, – сухо отвечает. Значит, согласился.

– Через два дня найду. Есть предпочтения? Брюнетка? Блондинка? Третий размер? Четвертый? – шучу.

У Ники светлые волосы и третий размер груди. Она вообще вся как конфетка. Ледяная. И на жену мою бывшую похожа. Может, поэтому меня так триггерит на ней?

– Есть. Чтобы с обязанностями справлялась. Уяснил? А то Веронику верну. Да, пусть сама мне позвонит и скажет о своем увольнении.

– Блядь, с этим проблемы будут.

Игнат цыкает и уходит. Мы расходимся каждый в свою сторону. Мне на кухню, ему в кабинет.

«Ты сегодня остаешься дома, ледышка. И без сюрпризов. У меня шумоизоляция, да и соседи все на работе. Ключей нет. Жди. Приготовь ужин. Макарошки».

Хотел позвонить, но она так на мой голос реагирует, не хочется лишний раз ее пугать. Должна просто привыкнуть. Ко мне.

Димон приезжает к обеду. На бизнес-ланч рассчитывает? Зря, у нас их нет. Терпеть их не могу. Много суеты, а по вкусу дерьмо вечное. Хотя как за них сражалась ледышка! У меня привстал, стоило зависнуть на ее часто вздымающейся груди и губках. Это был единственный раз, когда Ника показала свои эмоции.

– Что с лицом? – спрашиваю, как только сели за стол.

– Да так… Производственная травма.

– Как кошка подрала.

Улыбается хитро. Кошка по имени…

– Так что хотел? Я так понимаю разговор деловой, а не за жизнь позвал потрещать?

Смотрю по сторонам. С чего бы начать? Мне одну дамочку от мужа надо избавить. Так сильно трахнуть ее хочется, что в рыцари заделался. Впрочем, все как обычно.

Свою бывшую жену я тоже спасал от парня-абьюзера, к которому она в итоге и ушла.

– Есть такой тип – Уваров Тарас, занимается строительством, имеет несколько крупных строительных фирм. Строит и в Москве, и в других крупных городах. Поднялся с низов, в какой-то момент либо фортуна улыбнулась, – говорю тише обычного, взглядом Димона ловлю. Какая нахер фортуна? – либо помог кто.

– Обидел? – шутит еще. А это бывает редко.

– Да. Сильно, и… у него жена есть. Уварова Вероника.

– Блядь, не говори, что вы трахаетесь и нужно тебя замазать перед кем-то, чтобы этот Уваров не нагадил тебе.

– Мне нужно помочь ей с разводом, Димон.

Он приподнимает левую бровь. Не верит. Того и гляди либо заржет, либо у виска покрутит. Да сам пока в шоке, во что влезаю.

Правильно кто-то сказал: все войны из-за баб. Зреет проблема – cherchez la femme* (Прим. автора: в переводе с франц. «Ищите женщину»)

– Есть такая штука. Называется ЗАГС, в крайнем случае, суд. Говорят, помогает. Пишешь заявление и…

– Дима, – еще понижаю голос.

Я около той грани, когда с шутками пора заканчивать. Если я правильно понял и выяснил, кто такой Уваров, то Ника вчера, сказав: «А то убьет», окажется права.

– Мне нужно его посадить. Надолго, – наклоняюсь к нему, в глаза смотрю. Он должен понять, что это не бред сумасшедшего, а моя реальность.

– Есть за что? – без промедления отвечает.

– Да по-любому.

Ледышка обмолвилась про документы, которые она у него украла. Именно из-за них он слетел с катушек. Значит, что-то важное и ценное.

Дима уходит спустя час. Мы с ним о многом договорились. Его связи в органах, мои связи, из этого что-то должно получиться.

Если нет, нам всем крышка.

Домой еду с каким-то бешеным ожиданием, смешанным с возбуждением. Не только сексуальным. Там же меня ледышка ждет, макарошки, наверное, отварила. Злая правда, гневными лучами будет бить похлеще мечей Джедаев, я же в ее представлении настоящий Дарт Вейдер.

Паркую шустро машину на первое попавшееся место, забегаю в подъезд. Какой-то подросток-переросток. Открываю дверь ключами, а внутри – тишина… Едой не пахнет, и темно.

Сука, где она?

Глава 9. Вероника

«Ты сегодня остаешься дома, ледышка. И без сюрпризов. У меня шумоизоляция, да и соседи все на работе. Ключей нет. Жди. Приготовь ужин. Макарошки».

Читаю. Вдумчиво.

Не понимаю.

Закрываю приложение и откладываю телефон. Перед глазами расплываются буквы, а дыхание становится поверхностным, словно я словила горячку.

«Ты останешься дома…»

Эта фраза уносит в прошлое. Я будто переместилась в дом, где какое-то время была счастлива. Передо мной спальня, где я и Тарас… любили друг друга. До потери сознания, до слез, до глупых обещаний, которые никто из нас так и не выполнил.

Может, в этом причина нашего краха?

В какой-то момент муж изменился, стал другим. Когда пришел домой под утро пьяным и, возможно, под наркотой, я выговорила ему все, что наболело: о своих переживаниях, о своей боли, о том, что жалею о свадьбе.

О том, что больше его не люблю.

Та ночь останется в моей памяти навсегда. Его дикие толчки внутри меня, агрессивные, до упора. Он наказывал меня за мою нелюбовь.

Я чувствовала себя тряпичной куклой, которую опустошили, а внутрь забыли набить даже дешевой ватой. Думать о дальнейшем не могла. Казалось, разучилась.

Уваров запер меня дома на несколько дней. В какой-то момент стала ненавидеть стены, которые украшала с любовью и удовольствием, комнаты, обставленные самой лучшей мебелью, вещи, купленные в странах, где мы успели побывать.

Бродила по замкнутому пространству как призрак. Впрочем, такой я и была. Без души, без мыслей, без желания жить дальше. Потому что любовь не просто ушла, она сгорела в ненависти к нему.

Снова открываю телефон и читаю сообщение от Бессонова. Меня накрывает истеричным смехом, потом я плачу, уткнувшись в подушку.

Сердце превращается в потухший уголек. Оставляет черные следы на всех органах и еще противно жжется.

Тело… вялое. Теряю силы от нахлынувших воспоминаний. Ярких, до боли жгучих и царапающих.

И засыпаю.

Просыпаюсь, когда за окном начинает темнеть. Я все еще заперта в этих стенах ненавистной мне квартиры. Вокруг тишина, мое шумное дыхание бьет по барабанным перепонкам.

Ключ в замке заставляет резко вскочить и прижаться к стене. Я запуталась во времени, в днях недели. Меня окружает сплошной туман из прошлого, откуда никак не могу найти выход.

Хочется кричать и биться, вцепиться пальцами в волосы и выдирать их с корнем, а потом орать, пока горло кто-нибудь не вырвет.

Просто очень сильно устала.

– И что это, блядь, такое? – голос Влада грубый. Он злой, как самый настоящий черт. Хотя, выглядит так же.

Я слышала его глухие шаги в коридоре, потом на кухне и, наконец, на пороге его спальни.

В комнате темно. Уверена, что он видит только мой силуэт у окна. Я же, напротив, из-за уличного освещения вижу его отчетливо.

Сейчас он как никогда напоминает мне чудовище, с которым у меня договор.

Украдкой тыльной стороной ладони вытираю дорожки слез. Дышать стараюсь медленно. Внутри адовое беспокойство, а внешне я должна сохранять холодность.

– Я спрашиваю, это что такое? – повторяет сдавленно и двигается в мою стороной.

Дыхание прекращается, кислорода вокруг нет. Я вдруг оказалась на Марсе, где мне осталось жить считанные секунды.

– Ты о чем? – спрашиваю тихо.

Глаза его горят огнем, кажется, они из темно-карих стали бордовыми с красными искрами. Зловеще выглядит.

– Дома тишина, а ты забилась в угол и чего-то ждешь. Я просил тебя без сюрпризов.

И глаза мои рассматривает. Пальцами сдавливает подбородок, лицо мое к себе приближает. Дыхание такое жесткое, что режет кожу.

Влад стал чаще дышать и то и дело на губы опускается. Господи, меня разрывает от ожидания. Что он сейчас сделает?

Ударит? Или поцелует? Первое становится привычным. А второе…

– Что со зрачками? – говорит почти в сомкнутые губы. Но даже так я чувствую вкус никотина. Влад курил. Много. Горечь проникает через клетки и оседает на языке.

Но у меня нет никакого отторжения.

– Ты принимаешь что-то?

Молчу. Он считает, что я приняла наркотики? Поэтому себя так ведет?

– Собирай свои вещи и проваливай, – рычит близко.

Слегка отталкивает и отходит к окну. Плечи высоко вздымаются, как и широкая грудь. Руками за подоконник зацепился и с силой его сжимает. Того и гляди пластик треснет.

Вот он – мой путь к спасению. Дверь открыта, нужно только быстро собрать свои вещи, и я буду свободна.

– Ты подписал договор, Бессонов, – холодно отвечаю, – это значит, что ты обещал мне помочь.

Теперь его очередь молчать.

– Ужин где? Я голодный.

– Какой ужин?

– Я просил тебя в сообщении приготовить ужин, – раздраженно отвечает, – так сложно выполнить свои обещания?

Концовку текста я помню смутно. Мне хватило только начала, где говорилось, что меня заперли. Выхода нет. Стены снова начали давить, а сознание плавилось как металл при тысяче градусов.

– Я не умею.

Вздыхает тяжело и поворачивается ко мне лицом. Руки скрещивает на груди, из-за чего его мышцы кажутся больше. Рисунки татуировки переплетаются. Мне видятся они клубком ядовитых змей.

– Иди на кухню и ставь воду. Сейчас приду и помогу.

Дважды просить не пришлось. Я пулей вылетаю из спальни. Его близость превращает меня в никчемную букашку. Аура у него какая-то дикая, животная и опасная.

Делаю все, как он и сказал. Нервничаю. Постоянно кусаю ногти, заламываю пальцы. Места не могу себе найти. То проверяю, не закипела ли вода, то сажусь на стул и тут же встаю.

Влад возвращается спустя время. На нем лишь черные спортивные штаны. И все.

С меня словно разом снимают тысячи перцовых пластырей с кожей. Жжется все тело. Обвожу его взглядом как картинку карандашом. Слюны во рту становится больше, а горло пересыхает.

По его волосам стекают капли воды и оставляют дорожки на спине и плечах. Бессонов только вышел из душа, а я так погрузилась в себя, что и не слышала шума в ванной.

В воздухе запахло мужским гелем для душа. Морозным, свежем. На разгоряченную кожу оседает, что покрываюсь непрошенными мурашками.

– На, шинкуй.

Достает овощи из холодильника, некоторые подносит к носу и силой втягивает их аромат.

Ухмыляюсь. Это выглядит… сексуально.

– Ну и что встала? Шинкуй, значит, режь.

Опускаю взгляд и иду к столешнице, где Бессонов отложил нужные для пасты овощи, достал разделочную доску и нож.

Чем меньше я сталкиваюсь с ним взглядом, чем меньше на него смотрю, тем лучше. Что-то непонятное он во мне будит. То, что хочется держать взаперти.

Трясущимися руками беру крупную луковицу и начинаю резать. Не получается. Пальцы подводят. Суставы не слушаются, и движения выходят топорными, неумелыми. Хотя, что может быть проще, чем нарезать лук?

– Не так, – психует.

Бессонов становится позади меня. Спиной чувствую рельеф и внушительный бугор между ног, которым он прижимается к моей пятой точке, выбивая оставшийся воздух из груди.

Большую ладонь кладет поверх моей, а другой обхватывает мою руку, которой я держу нож.

Его касания чужие, непривычные. Но так же, как и с табаком, нет никакого отторжения. Только не могу разобраться: это хорошо или все же… плохо?

Влад умело шинкует лук, и отправляет его в разгоряченное масло. То же самое проделывает с другими овощами. Мы так и остались стоять, как и стояли. Я впереди, он сзади.

Снова хочется закрыть глаза и забыться. Как вчера в коридоре. Чувство, что за его широкой спиной безопасно.

Странно… Я ничего похожего не испытывала, когда давно-давно обнимала так Уварова.

– Ты что приняла, Вероника?

Обращение почему-то режет слух. Я уже привыкла к его «Ника». Боже, мне и «ледышка» нравится. А сейчас… Он ведь еще напряжен, дышит мне в шею часто.

– Ничего.

– Не ври мне.

– Я говорю правду. Ничего, кроме витаминов, не принимаю.

Бессонов откладывает нож и силой разворачивает меня. Рукой обхватывает шею и снова приближает к себе. Глаза в глаза, губы в катастрофической близости.

Я не дура. Знаю, как выглядит мужчина, который хочет поцеловать женщину. И сейчас Влад выглядит именно так.

Только не целует. Ждет чего-то. Хотя у него есть на это полное право. Как и иметь меня. Странно, что еще не воспользовался.

Его кожа губ сухая, чуть обветренная. Хочется увлажнить их. Потом корю себя за это желание. Надо помнить, кто передо мной, и какой ценой достается развод.

Бессонов просто касается моих губ. Не более. А мне уже хочется провалиться сквозь землю. Ведь мне приятно. Его касания приятные.

– Доделай тут все. Я сейчас, – быстро говорит и уходит, поправляя спортивные штаны.

Отворачиваюсь, прикрываю глаза и выдыхаю, ногтями царапая дорогущую столешницу. Нож хочется вонзить в деревянную доску со всей силой.

Что сейчас было?

Ужинаем молча, каждый смотрит в свою тарелку. Получилась полная хрень. Я переварила макароны, а соус почти весь выкипел. Но Бессонов ест.

Мы сидим друг напротив друга, между нами расстояние больше метра. Но напряжение гудит как тысячи вольт по проводам.

Никто больше ни о чем не спрашивает, прошлым никто не делится. Два чужих человека.

Доев все до крошки, Влад отодвигает с противным скрипом тарелку и глазами прожигает меня насквозь.

– Ты все? – медленно спрашивает.

Кусок в горло больше не лезет. Я так-то не очень голодной была. Напиталась сжатым воздухом вокруг нас.

Смотрю на Бессонова в полной растерянности.

Кажется, он сейчас встанет из-за стола, подойдет чуть ближе и, не подав руки, скажет: «Идем в спальню».

Влад повторяет ровно то, что и проигрывалось у меня в голове.

Шумно отодвигает стол, возвышаясь передо мной горой, ловит мой испуганный взгляд.

– Жду тебя в спальне.

Глава 10. Вероника

Я следила за широкой спиной Влада, пока он не скрылся за дверью спальни. Биение сердца чувствуется в горле. От страха и нахлынувшего волнения не могу сделать и вдоха.

Ледяными пальцами стараюсь схватиться за ручку кувшина с водой. Перестаю чувствовать, руки онемели, либо их полностью парализовало.

Кое-как наливаю полный стакан воды, разлив половину на дорогой стол, и жадно выпиваю до дна.

– Это просто секс, Ника, – шепчу губами, – просто поступательные движения. Нужно только закрыть глаза, и … снова посчитать.

Зажмуриваюсь сильно-сильно, до боли, вспоминая свое максимальное число. Это было пятьсот восемьдесят три. На цифре пятьсот восемьдесят четыре я заново могла дышать.

На негнущихся ногах иду в ванную комнату, наскоро принимаю душ, умываюсь, наношу крем. Движения отработанные, но стали менее желанными.

В спальне полумрак. Горит только торшер в углу комнаты. Шторы плотно занавешены. Можно подумать, кто-то из соседей будет смотреть в окно.

Бессонов лежит на кровати в одних боксерах, спортивные штаны валяются на кресле, небрежно перекинутые через подлокотник.

Его глаза закрыты, но он не спит. Чувствую. Воздух такой же наэлектризованный, как был на кухне. Здесь пахнет солью, морским гелем для душа и еще чем-то мужским и диким. Невозможно дать четкое определение этому запаху.

– Что застыла? – говорит сдавленно.

– А что мне делать?

Влад недовольно вздыхает и открывает наконец глаза. Мне показалось, что меня пронзило и отбросило назад силой его взгляда. Он накалывает им как умелый энтомолог редкое насекомое.

– Ну, если есть желание, ты можешь раздеться.

От его слов только сильнее запахиваю халат. Кожу ласкает пламя, и… странные ощущения рождаются под ней.

– В комнате жарко, ледышка, – говорит надменно.

Хватаюсь за пояс халата и медленно тяну один конец. Спустя пару секунд ненужная тряпка падает мне в ноги. Остаюсь стоять в той же ночнушке, что была прошлой ночью.

Кожа покрывается мелкой россыпью мурашек, которые заостряются под его темным взглядом.

– Ближе подходи, – приказывает. Голос стал хриплым и низким. И каким-то сексуальным, что ль.

Делаю крохотные шаги к кровати. Дыхание рваное, а как делать вдох – забываю. В спальне и правда жарко. Кажется, бисеринки пота скапливаются вдоль позвоночника и стекают вниз.

Мне бы бежать, кричать, просить, чтобы прекратил, но слова застревают в горле, как и крик.

Где-то на самом дне есть уверенность, что он не такой как Уваров. Влад другой, он не будет делать то, что делал Тарас. Просто… знаю.

– Ника, – наигранно ласково обращается, – скажи мне, прелесть, я кусаюсь?

Бессонов приподнялся на одном локте и нахмурился.

– Надеюсь, что нет, – отвечаю.

– Тогда иди ко мне, – снова ласково просит и опять укладывается на кровать.

Подхожу так близко, как только могу. В носу щиплет мужским ароматом и горечью табака. Он снова курил.

За все время, что мы знакомы, ни разу не видела его с сигаретой. Не то, чтобы я за ним следила, но нет да нет, наблюдала его стоящим на заднем дворе ресторана, на парковке, утром на крыльце. И ни разу не замечала зажатую сигарету между пальцев.

– Что дальше? – спрашиваю.

От ожидания знатно трясет. Пусть уже, наконец, возьмет меня и даст потом возможность вдохнуть свежего воздуха.

– Эту черную штуку точно не снимешь?

Бессонов говорит про мою ночную сорочку.

– Я… не хочу.

Закрываю глаза и просто молюсь, чтобы он не попросил избавиться от нее. Приказ, который будит полярные чувства.

– Ну, как знаешь. Испачкается ведь, – вздыхает расстроено и отворачивается от меня, – все, что тебе нужно, стоит на тумбочке. Давай, отмораживайся скорее. Устал пиздец как.

На прикроватной тумбочке стоят разные флакончики. Как-то неправильно сейчас брать каждый и рассматривать. Хотя они выглядят точь-в-точь как смазка. Застыла, мысли в голове бродят разные. И ни одной нормальной.

– Ника, – рявкает. Пугаюсь, – бери уже любое и массируй. Правая рука вообще не двигается.

«Массаж каждый вечер», – вспоминаю последние слова в нашем договоре.

Получается, он позвал меня не сексом заниматься, а…

– Так ты просишь меня сделать тебе массаж? – неуверенно спрашиваю.

Не могу пока понять, что же чувствую. Облегчение? Разочарование? Я же вроде как настраивалась, а тут…

Бессонов вздыхает и правда устало. Он проснулся рано утром, работал весь день, стругал там свою морковку с лучком, потом помогал готовить ужин. Влад, получается, реально устал.