Сердце истинного вампира

– Не говори глупости, если мы сбежим, то они поймут, что мы все поняли. Прежде, чем бойцы Ведомства порядка будут тут, истинный вампир сам затеряется в лесах. Ищи его потом. Нет, эту тварь надо брать тепленькой, пока она еще ничего не заподозрила.

– С чего вы так уверены, что этот вампир истинный?

– Истинный он или нет, это явно древний и могущественный, достаточно сильный кровосос, чтобы его сердце… было нам полезно. Как ни крути, это единственная зацепка, которая пока что у нас есть.

– А, как же тот вампир, который принес лекарство от земляной лихорадки? Если он готов пожертвовать собой, чтобы спасти больных детей, то вряд ли стал бы обращать в вампиров целый город.

– Никто из тех с кем я общалась ничего не может о нем сказать. В отчетах тоже о нем ничего нет. Похоже это просто сказка, вымысел. Может быть, Дрозд просто все это выдумал, чтобы посмеяться надо мной.

Они еще какое-то время спорили, пока Катаржине не надоело с ним пререкаться. Она приказала ему предупредить остальных офицеров и быть готовыми выступить, когда она отдаст приказ.

– Давайте, хотя бы может быть… – бормотал Домак, вскочив с кровати, и пытаясь вышагивать в узкой комнате, но натыкаясь на стены.

– Может быть, что?

– Проведем расследование, расспросим, может, кто знает чего?

– Кого ты собрался расспрашивать? Тут людей живых почти нет, а те, что есть работают на мэра.

– Может хотя бы поговорим с портье?

Катаржина вздохнула. Ей пришлось согласится, чтобы хотя бы успокоить Домака. Если бы знала заранее, что он такой нервный, то не стала бы делиться с ним всеми подробностями. Просто сказала бы, чтобы готовился к драке.

Но портье, кажется, был к ней расположен и даже в первый день сам пытался ей, что-то рассказать. Может быть, и имело смысл попытаться с ним поговорить.

Они спустились вниз. В углу бубнил телевизор, кажется, показывали запись какого-то спектакля. Портье стоял за стойкой, безучастно глядя в поднимавшуюся за окном метель. Иногда по его бледному лицу словно проходила судорога, заставлявшая его хмурить брови, морщить нос и шевелить усами, словно к, чему-то принюхиваясь.

Они подошли к стойке, но он даже на них не взглянул.

– Добрый день, пандер, – поздоровалась Катаржина, привлекая его внимание.

– Добрый день, панде, пандер. Могу, чем-то помочь вам? – он словно бы ожил, поднимая на нее пустые белесые глаза.

По ее загривку прокатился холодок. Она непроизвольно принюхалась. Нет, все было в порядке. Он пах, как обычный человек – табаком, дешевым молотым кофе и вонючим одеколоном с ароматом химических елок.

– А мы вот завтра с утра уезжаем, – как ни в чем ни бывало, протянула Катаржина. – Думали, каких-нибудь гостинцев купить, или там сувениров. Может быть, подскажите, что у вас есть интересного?

Портье принялся заучено бормотать про резные игрушки, шкатулки и варенье из шишек. Катаржина слушала его, оперившись локтем на стойку, а Домак маячил за ее спиной беспокойной тенью.

– Знаете, хорошо у вас тут в Хортске, спокойно, уютно. Не то, что в больших городах, – сказала Катаржина, когда портье закончил. – Правда, наверно, бывает иногда скучно? Вы ну думали отсюда уехать туда, где потеплей?

– Мне нельзя, – протянул портье. – Здесь ведь Наташенька, сестренка моя.

– Да? Разве молодой девушке есть здесь, чем заняться? Ее-то тут, что держит?

– Ну… Она самодеятельностью занимается. В ансамбле, вот танцует…

– И давно ваша Наташенька стала вампиром?

Портье крякнул, уставившись на нее слезящимися глазами. Если он и до этого казался бледным, то теперь посинел, как мертвец, которого готовились хоронить.

Он дернулся вперед, попытавшись выскочить из-за стойки. Домак схватил его за плечо. Портье пискнул, скривившись от его стальной хватки.

– Тащи его туда – Катаржина указала на узкую дверцу за стойкой.

Они втроем ввалились в узкую темную комнатушку, выходившую единственным зарешеченным оконцем на внутренний двор. Домак толкнул портье, и тот рухнул на узкую койку.

Катаржина щелкнула выключателем на стене. Под потолком загорелась тусклая лампочка лишенная абажура. Похоже, что в этой коморке с поцарапанной мебелью и облезлыми желтыми обоями и жил портье. На стене висела фотография в резной раме: дородная женщина в цветастом платье, и рядом с ней двое детей: сутулый и худощавый подросток, в котором угадывался портье, и крошечная девчушка с двумя куцыми хвостиками.

Портье скривился, сидя на койке, и обхватив себя руками запричитал:

– Я вам ничего не говорил! Я вам не говорил ничего!

– Не говорил, – подтвердила Катаржина, усаживаясь на колченогий стул напротив него. – Но теперь обязательно все расскажешь.

Портье завыл, всхлипывая, и принялся царапать руками лицо. Домак, схватил его за запястья. Катаржина нахмурилась. С таким она еще не сталкивалась.

– Это он с собой борется. Хочет вам все рассказать, но не может. Гипноз не дает, – раздалось от приоткрытой двери.

Обернувшись, Катаржина увидела Якова, стоявшего привалившись к косяку плечом. Он был в той же фуфайке нараспашку, которую когда-то одолжил ей, и драном сером свитере. Светлые волосы, беспорядочно путаясь, стекали по вороту.

Домак, успевший стянуть руки портье ремнем, весь сжался, словно готовясь к атаке. Катаржина жестом приказала ему успокоиться.

– Под каким еще гипнозом? – спросила она у Якова.

– Ну, как же, панде жена мэра, применила на нем гипноз, чтобы он делал, что сказано. Работал за стойкой, носил багаж, и, главное, никому не рассказывал о том, что творится в городе.

– И, что же здесь творится?

– Год назад пандер Корнэль уехал по делам в столицу, а вернулся уже не холостым, а женатым. Его супруга – панде Роза, сначала все дома сидела, все говорили, что у нее слабое здоровье, а затем стала созывать гостей каждый вечер. И, понемногу, город начал меняться. Панде Роза завела тут свои порядки. Она принялась обращать людей в вампиров. Когда это стало ясно, то старые вампиры, которые уже давно здесь жили попытались ей противостоять. В итоге всех несогласных убили, а остальные перешли на ее строну.

– А ты получается согласный? – мрачно поинтересовался Домак.

– Неа. Я уже позже сюда приехал, когда здесь уже новые порядки были.

– Вампирам нельзя самовольно передвигаться по Содружеству. У тебя есть разрешение на перевод?

– Ой, а я не знал, что разрешение нужно! Просто пришел и все, – ответил Яков, запуская пятерню в и без того растрепанные волосы.

Домак молча двинулся к нему.

– Что-то я заболтался с вами мне поросят кормить надо! – воскликнул Яков, прежде, чем дать деру.

Домак погнался за ним, но так и не поймал странного, дурашливого вампира. Тот словно под снег во дворе закопался.

Глава 9

Пандер Корнэль жил в отдельном особняке, окруженном черными скелетами дубов и пышными юбками елей, разросшихся за чугунным кованным забором.

Катаржина пришла вместе с Домаком. Дверь им открыл худощавый парнишка с черными художественно всклокоченными волосами и белой матовой кожей, одетый в брюки и рубашку. Она едва сдержала себя, чтобы не поморщиться, передавая ему шубу. От него пахло гнилью.

– Здравствуйте! – протяжно поздоровался пандер Корнэль, выходя к ним.

Началась обычная кутерьма, которая всегда была, когда встречали гостей. Пандер Корнэль спрашивал, как добрались и мягко ли ехала машина, приговаривал, что все уже готово, и их уже заждались. Катаржина дежурно восхищалась тем, как у них красиво и уютно в доме.

Посмотреть в доме мэра и правда было на что. Пол был выложен дубовым паркетом, на потолках горели хрустальные люстры, стены почти сплошняком закрывали шкафы, заставленные книгами, сервизами, хрустальными бокалами, статуэтками и прочими недешевыми безделушками.

Их проводили в столовую, где на длинном, покрытом шелковой скатертью столе, уже стояли блюда с запеченной уткой, поросенком в яблоках, разными соленьями и пирогами. Были даже свежие фрукты и большой кремовый торт, будто они собрались праздновать, чье-то день рождения.

Катаржину и Домака усадили за стол. Пандер Корнель хотел было сесть напротив, но двери вдруг распахнулись и в комнату вплыла изящно сложенная женщина с рыжими волосами, убранными в высокую прическу. Ее кожа, видневшаяся из под лилового бархатного платья, казалась отлитой из фарфора, а глаза походили на темную прорубь, вырубленную посреди замерзшего озера.

Домак вздрогнул, завидев ее. Его рот приоткрылся, а кадык резко дернулся.

– Розочка, милая, посидишь с нами? – заворковал пандер Корнэль, и, Роза, кивнув, опустилась на стул, который он ей подвинул

Катаржина нахмурилась. Сколько бы она ни принюхивалась, ее ноздрей касался лишь приторный аромат духов и пудры. Она не чувствовала, запаха тлена. Если бы не слова Якова, то она была бы уверена, что жена мэра – обычный человек.

Все принялись есть. Еда пахла нормально. Будь в ней яд, они бы с Домаком почувствовали. За столом шла обычная светская беседа. Пандер Корнэль расспрашивал о жизни в столице, и сокрушался, что давно там не был. Домак, говорил, что в столице суетно и шумно и он бы лучше перебрался на юг.

Катаржина слушала их, подперев ладонью щеку, и изредка вставляя в беседу реплики. Ей уже порядком наскучил этот цирк, и она все ждала, когда пандер Корнэль перейдет к главному.

Их тарелки опустели и в столовую вошла служанка в скромном сером платье и переднике. Она прошла вдоль стола, собирая пустую посуду. Когда она нагнулась над Катаржиной, чтобы забрать ее тарелку, та едва сдержала дрожь. В доме мэра прислуживала Наташенька – сестра портье, та самая девочка с двумя хвостиками с фотографии висевшей в его комнате.

– Панде Катаржина, могу поинтересоваться, каковы же результаты проверки? – наконец, спросил пандер Корнэль.

– А вы, как думаете? – переспросила Катаржина.

– Да, я думаю, прошли, – с надеждой протянул он. – У нас же, все хорошо, четко, чисто и по правилам.

– Ну, если только правила предусматривают несанкционированное обращение людей в вампиров и строительство подпольных кровяных свиноферм, – ответила Катаржина.

Домак вздрогнул, скосив на нее взгляд. Он видимо не думал, что она так прямо все скажет.

Пандэр Корнель замер. Его рот медленно приоткрылся, щеки обвисли. Он стал похож на огромного обиженного младенца, который вот-вот заплачет.

Молчание прервал заливистый хрустальный смех. Хохотала панде Роза, откинувшись назад и запрокинув голову, словно подставляя шею.

– А, ты не дурна, все-таки заметила! – воскликнула она, поворачиваясь к ней. – Жаль только, что оборотень. Вас, псин, в вампиров не обратить.

– Оборотней псин не бывает, – заметила Катаржина. – Мы волки.

– Это все… это все недоразумение. Вы все совсем не так поняли… – запричитал пандер Корнэль.

Роза лишь искоса на него глянула и он замер, словно зажеванная кинопленка.

– Да, вы все не так поняли, – подтвердила Роза, снова уставившись на Катаржину. Ее зеленые глаза пожирали, грызли, выхватывая из ее души куски. – Это не кровяные свинофремы, а человекофермы.

– Это еще, что такое? – переспросила Катаржина.

– Видите ли, я думаю, что Вечный император фатально ошибался. Он позволил людям жить, строить города, развивать то, что они называют наукой и искусством. Не думаю, что скоту все это было нужно. Людская доля – быть пищей для высшей формы – вампиров. На человекофермах люди всего лишь отдают свою кровь. Они не мучаются, не страдают и за ними прекрасно ухаживают…

– Высшая форма! О, как! – повторила за ней Катаржина. – А, я то признаться, всегда думала, что вы всего лишь ходячая гниль на ножках, отчего-то никак не желающая укладываться в гроб.

– И, разумеется, второй ошибкой Вечного императора было то, что он позволил проклятым, оборачивающимся в зверей, жить, прячась в лесах, но ничего страшного, я это с радостью исправлю…

Катаржине надоело слушать стекающий с губ вампирши бред, и она подав Домаку знак, бросилась вперед. Обращение произошло в прыжке. Всегда, когда она обращалась так быстро, не давая мышцам и костям привыкнуть к новой форме, это было особенно болезненно. А еще жаль платье, но ничего, купит себе новое.

Она наскочила на Розу, повалив ее на пол и тут же вгрызлась зубами в ее руку. С другой стороны на нее навалился Домак, принявший вид крупного черного волка. Со стороны улицы послышался взрыв. Оконные стекла градом посыпались на пол, пуская внутрь столовой пронзающий холод.

Роза визжала и дергалась, пытаясь вырваться из их хватки. Она и правда была сильна. Сильнее любого вампира или человека. Пандер Корнэль, подвывая и, закрыв ладонями глаза, забился в угол.

Катаржина сцепила челюсти, ощущая, как рвется на волю добыча, но лишь глубже насаживается на ее клыки. Упираясь лапами в пол, и оставляя царапины на паркете, она потянула сильнее. С другой стороны вампиршу схватил Домак. Они потянули в разные стороны, и руки Розы с треском оторвались от тела. Она завизжала. Кровь из ее ран не хлестала, как было бы, если они ранили живого человека.

Катаржина выпустила руку, чувствуя в пасти омерзительный привкус гнилой плоти. Внезапно, на нее налетела Наташа. Слабенькая недавно обращенная вампирша, колотила ее кулаками по бокам и по спине, пыталась оцарапать и даже укусить. Катаржина отбросила ее в сторону и та отлетела, врезавшись спиной в сервант. Во все стороны полетели осколки хрусталя и фарфора.

На Домака кинулся мальчишка-вампир, тот самый, что встретил их у входа.

Роза вскочила на ноги, и одним мощным прыжком перелетела через всю комнату и выскочила в окно.

Катаржина ринулась за ней. Она тяжело приземлилась в снег и понеслась за убегающей вампиршей.

Вокруг разворачивалась битва. Со всех сторон к дому мэра сбегались вампиры. Они неслись нелепо дергая руками и неловко ставя ноги, словно марионетки в руках неумелого кукольника.

Офицеров охраны было куда меньше, чем вампиров, но все они, когда-то прошли войну с Арлис и были отлично подготовлены и оснащены. Большинство залегло на крышках, откуда они вели огонь серебряными патронами и кидали в вампиров гранаты, от которых тела мертвецов разрывались на мелкие клочья, орошая все вокруг пеплом.

Катаржина не обращала на весь этот хаос никакого внимания. Она неслась за быстро убегающей Розой. Та сперва петляла по улицам, а затем, когда город закончился, бросилась в лес. Катаржина потеряла ее среди запорошенных снегом сосен, но все еще чуяла аромат начинающих подгнивать цветов.

Она упорно бежала по следу. Вскоре деревья расступились и впереди показались длинные приземистые дома. В нос ударило душком навоза, свиней и крови.

Сбавив ход, Катаржина крадучись зашла в хлев. Двери были распахнуты, запуская внутрь ледяной воздух и белые хлопья снега. В загонах хрюкали свиньи, визжали поросята. В углу свинарника, возле огромного хряка, работая лопатой, чистил навоз вампир. Он был раздет по пояс, и его белая кожа сияла в кромешной тьме. Разумеется, он прекрасно видел ночью, так зачем зря жечь свет?

Катаржина раздраженно дернула ухом. Неужели, она потеряла Розу и запах увядающих цветов привел ее к проклятому Якову Она хотела уже незаметно покинуть хлев, как двери по другую сторону свинарника распахнулись от удара ноги. Внутрь влетела Роза. Израненная, в порванном платье, лишенная рук, она бросилась на колени перед ним упав прямо в грязь.

– Ваша… ваша мрачность, прошу, вы должны спасти меня…

– Я вам уже говорил, что то, что вы делаете – очень плохо и вам надо это все прекращать, – отозвался Яков, не поворачивая к ней головы и, продолжая сгребать лопатой навоз. – И, почему вы все время так меня называете? Какая я вам мрачность?

– Я… я была фавориткой вашего брата, седьмого князя тьмы, он сам меня обратил, разве вы не помните?

Катаржина слушала их, припав к полу и прячась за высокой бочкой с водой. Похоже, вонь от свиней и навоза перебивал запах волка и вампиры ее не чуяли. Странно, что сами свиньи были так спокойны и не реагировали на нее.

– Неа, не помню, – ответил Яков. – И никакого брата у меня уже давно нет. а вы должны сами отвечать за то, что сделали.

Роза склонилась к земле, едва ли не уткнувшись лицом в навоз. Ее тело дрожало, голова дергалась словно в судороге.

– Пожалуйста, ваша мрачность, ведь я единственный из немногих, высший вампир, а вы… Вы наш принц, последний из выживших детей Вечного императора. Вы должны возродить величие, нашего племя, а не…

– Ой, не мешайте мне, пожалуйста. Я тут вообще-то делом занят. Убираю за Витольдиком. Да, мой хороший? – Вампир потрепал хряка по загривку, а затем ткнул пальцем в середину розового пятачка.

– Разве вы не желаете вернуть утерянное, ваша мрачность? Вместе мы могли бы…

Прежде, чем Роза успела сказать, что-то еще, воздух разрезал выстрел. Вампирша, вереща, отлетела назад. Ее тело опутала сеть, сотканная из серебра.

В хлев ворвался Домак в сопровождение офицеров охраны. Свиньи завизжали и забились в загонах. Яков продолжал, как ни в чем ни бывало, сгребать навоз.

Катаржина раздраженно рыкнула, она надеялась подслушать, что-нибудь еще. Выйдя из своего убежища за бочками, она плавно обернулась, приняв свой человеческий вид.

Все мужики были одинаковы, что живые, что мертвые. Увидев нагую Катаржину, офицеры замерли, раскрыв рты. Яков даже забыл про свою свою лопату и навоз и поднял на нее прозрачный, ласкающий взгляд. Только Домаку было все равно, он уже много раз ее видел. Ему было неинтересно.

– Взять его! – скомандовала Катаржина, ткнув пальцем в Якова.

В Хортске Катаржина застряла на чуть более долгое время, чем рассчитывала. Как только Роза была побеждена и закована в саркофаг из свинца и серебра, созданные ею вампиры, словно бы потеряли, идущий от нее сигнал, и, какое-то время вели себя, как неисправные электроприборы. Они хаотично бродили по округе, натыкаясь на стены и сосны, пока прибывшее подкрепление из Ведомства порядка их всех не переловило.

Старые вампиры, вставшие на сторону Розы добровольно, бросились скрываться в лесах. Они и не думали в одиночку сражаться против оборотней, хорошо понимая, что слишком слабы. Ловить их посреди полярной ночи было утомительно, но Домак полагал, что большая часть едва ли сможет продержаться до весны и найти достаточное количество пропитания. В любом случае, все близлежащие города и деревни были предупреждены.

Больше всего Катаржину шокировали человеческие фермы, на которые согнали оставшихся необращенными жителей Хортска. Людей держали в старых бараках, тянувшихся вдоль кромки леса. В одной длинной узкой комнате находились десятки кроватей, с привязанными к ним людьми. Их обильно и по времени кормили и ежедневно, через трубки сцеживали у них кровь.

Катаржина никогда не считала себя нежной и трепетной барышней, но даже ее чуть не стошнило от вони фекалий, мочи, гниющей плоти и рвоты. Она едва могла смотреть на обнаженных, измученных людей, привязанных к кроватям.

Полученной от них кровью, Роза питала новорожденных вампиров, которых держала целыми сотнями в бараках. Как и рассказывал, когда-то Яков, там было так тесно, что им приходилось спасть стоя, или повиснув под потолком, как летучим мышам.

Теперь и людьми и вампирами будут заниматься специалисты и врачи. Почему-то Катаржине было особенно жаль тех бедолаг, которых помимо их воли обратили в вампиров. Они этого для себя не выбирали, не хотели себе такой судьбы и не знали, что теперь им с нею делать.

Вернувшись, как-то вечером в гостиницу, где по-прежнему продолжала жить, она случайно стала свидетелем воссоединения семьи: портье, его измученной матери, которую держали все это время на человеческой ферме, и Наташеньки, лишь недавно вернувшей себе сознание и до конца еще не понимавшей, что с ней произошло.

Все трое стояли обнявшись, но завидев Катаржину, портье бухнулся перед ней на колени и потянул за собой мать и сестру. Он, что-то неразборчиво бормотал. Кажется, это были благодарности, и ей стало от этого и приятно и неловко.

Она хотела через них перешагнуть, но портье, рыдая, вцепился в ее юбку, так, что Домаку и остальным офицерам охраны, пришлось чуть ли не силой ее вызволять.

Для Катаржины это было нечто новое. Она привыкла к тому, что ее боялись и уважали. Теперь же она словно стала всеобщий героиней, спасительницей и любимицей.

Телефонов в Хортске не было, так что от Игната она получила телеграмму. Послание, как это принято, было написано заглавными буквами и поэтому, читая его, Катаржина не могла отделаться от чувства, что брат на нее кричит.

«КАТАРЖИНА ИДИОТКА СДУРЕЛА В ОДИНОЧКУ БИТЬСЯ С ДРЕВНИМ ВАМПИРОМ НАДО БЫЛО ВЫЗВАТЬ СРАЗУ ПОРЯДОК ГОРДИШЬСЯ ТЕПЕРЬ СОБОЙ РАЗ НАШЛА КОГО ИСКАЛА ЕЗЖАЙ ДОМОЙ ЖДУ»

Самой Катаржине не верилось, что ее, казавшиеся безнадежными, поиски и скитания завершились, и она может возвращаться к отцу.

Роза отказалась сотрудничать и давать показания, какими бы способами на нее не воздействовали. По всему выходило, что она высший вампир, не истинный, но также достаточно приближенный к Вечному императору. Считалось, что все высшие – вся вампирская знать, были уничтожены во время восстания, но, похоже, что Розе удалось, как-то ускользнуть.

Яков оказался, куда более сговорчивым, но и в то же время бестолковым.

Во время допроса он сидел на стуле, голый по пояс и весь обмотанный серебряными цепями, толщиною с руку. Там, где серебро касалось его кожи, вился дым и пахло паленым мясом. Серебро беспрерывно жгло его плоть, но та мгновенно восстанавливалась обратно. Трудно представить насколько болезненно это было.

Его босые ноги были опущены в емкость с керосином, которым также были пропитаны его штаны и волосы, густо облита кожа. Если бы он попытался вырвать или напасть, то дежурившие у дверей бойцы, облаченные в огнеупорные костюмы, тут же обдали бы его пламенем из огнемета.

Когда Катаржина вошла в комнату для допросов, то с трудом удержалась от того, чтобы не сморщить нос: так вокруг все пропахло керосином и паленой плотью. Кроме нее, и охраны, в комнате также присутствовал Домак, собиравшийся вести допрос, и не меньше десятка помощников, секретарей и разных других мелких шавок из Ведомства порядка, которые должны были засвидетельствовать и запротоколировать допрос. Все они были простыми людьми и обильно потели от страха, окончательно забивая ноздри Катаржины нестерпимой вонью.

Им всем было страшно. Никто не думал, что на свете сохранилась еще хоть одна тварь называемая истинным вампиром. Хотя пока никаких доказательств, кроме подслушанного Катаржиной разговора, не было, она не сомневалась, что как только Сашку доставят к академику Лебядскому и тот произведет над ним все необходимые изыскания, то сможет доказать, что тот является истинным вампиром.

Глава 10

– Как вас зовут? – начал допрос Домак.

– Все называют меня Яковом, – ответил вампир.

Он сидел на стуле, весь обмотанный цепями, и насколько позволял серебряный ошейник крутил головой, разглядывая собравшихся в комнате людей. Одна впечатлительная сотрудница Ведомства порядка даже потеряла сознание, случайно встретившись с ним взглядом, и ее спешно вынесли из помещения.

– Понятно, значит вас называют «Яковом», но ваше ли это имя?

– Интересный вопрос. Это зависит от того, что первостепенно: то, кем человек, сам себя считает, или то, как его видят остальные…

– Не желаете отвечать. Хорошо, продолжим. Откуда вы прибыли к Хортск?

– Не помню, кажется до Хортска я был, где-то еще. В другом городе или деревеньке. Их было так много, что все они слились в единое пятно.

– Что первое вы запомнили?

– Я помню, как лежал в обледенелой земле. Там было так хорошо и так спокойно. Тихо. Без тревог, хлопот, страхов, неудач, горестей…

– Как вы оттуда выбрались?

– Меня раскопали олени. Думали, что найдут, что-нибудь вкусненькое, а отрыли меня… Наверное, потом расстроились. Кстати, как там мои свинки? Их хорошо кормят?

– Не отвлекайтесь. Вы – истинный вампир?

– Не знаю… А разве бывают ложные вампиры?

Допрос длился так долго, что у Катаржины заболела спина, пока она сидела на неудобном жестком стуле с изогнутой спинкой.

Яков то ли юлил, то ли и правда был полубезумен. В любом случае, это уже не важно. Его запрут в саркофаге из стали и серебра, доставят в Элизий, извлекут его сердце, и там уже будут решать истинный он вампир или нет.

Почему-то Катаржина была уверена – истинный. Она радовалась… Нет, она была счастлива, что спасет отца, но на душе отчего-то было паршиво.

Большая часть сотрудников Ведомства порядка остались в Хортске, чтобы вести следствие, собирать улики, опрашивать свидетелей и заниматься бюрократией. Катаржина же, вместе с офицерами охраны, Домаком и двумя, закованными в саркофаги вампирами, отправилась на отдельном, выделенном поезде в долгий путь с севера на юг, через все земли содружества, в Элизий.