Багровый грех

Множество фигур, чьи лица были скрыты тенями, их тела были одеты в лохмотья, их намерения были неясны, двигались по площади, их глаза, когда их можно было увидеть, были полны смеси подозрения, враждебности и страха. Это были обитатели под-Мегаполиса, забытые, обездоленные, изгои, те, кого оставил позади неумолимый марш прогресса, постоянно расширяющиеся потребности Империи, те, кого сочли недостойными, нежелательными, расходными. Они были продуктом системы, которая пережевывала и выплевывала тех, кто не мог угнаться, кто не мог приспособиться, кто не мог соответствовать. Они были напоминанием, Аларик знал, о жестокости Империи, о суровых реалиях жизни в галактике где выживали только сильные, где сострадание было роскошью, которую могли себе позволить лишь немногие. Они представляли собой, более чем что-либо, население, готовое к эксплуатации, либо руками тех, кто находится внутри Шпиля, либо чем-то еще более опасным, более коварным, как представлено «Хором», и символом Искусителя, который они обнаружили. Эта огромная популяция представляла собой легкую добычу для тех, кто служил Губительным Силам.

Они были разнообразной толпой, хаотичной смесью людей и почти человеческих нелюдей, их тела были искажены и мутированы суровой средой, поколениями воздействия токсичных отходов, радиации, невидимым энергиям Варпа, которые пронизывали это место. Некоторые из них были явно членами банд, их тела были украшены грубыми татуировками, их одежда и оружие были лоскутным одеялом из спасенных предметов, их глаза были полны хищного блеска, с кипящее насилие, которое было постоянным скрытым течением в Под-Мегаполиса, грозило вырваться наружу в любой момент, перерастя в безумие кровопролития и разрушений. Они представляли собой, потенциально, либо источник конфликта, либо информации, в зависимости от того, как Аларик решил подойти к ним. Другие просто пытались выжить, свести концы с концами в этом неумолимом месте, их лица были изуродованы усталостью от постоянной борьбы, их Тела, несущие шрамы жизни, прожитой на грани, их глаза отражали суровую реальность мира, где каждый день был битвой за выживание, где надежда была редким и драгоценным товаром. Они могли бы, как знал Аларик, также представлять возможность собирать разведданные, чтобы услышать слухи о том, что сделал Торн, куда он пошел и с кем он общался на этих нижних уровнях. Некоторые, возможно, даже захотят поделиться этой информацией, за определенную цену, конечно. Были также, Аларик знал, что те из них, кто представлял собой гораздо более темную, гораздо более коварную угрозу, те, кто отвернулся от Императора, которые приняли шепот Варпа, которые предались поклонению Темным Богам. Аларик знал, что именно их он должен был больше всего опасаться, поскольку они были самыми опасными, самыми непредсказуемыми, наиболее склонными наброситься на любую предполагаемую угрозу их скрытому миру, их тайным практикам. Аларику нужно было убедиться, что они не имеют ни малейшего представления о его истинной цели пребывания здесь, или его охота закончится, даже не начавшись по-настоящему. Они должны были гарантировать, любыми необходимыми средствами, что Аларик и те, кто следовал за ним, не покинут это место живыми.

По мере того, как группа продвигалась глубже в Под-Мегаполис, Каст, не выпуская из руки оружия и не отрывая глаз от теней, указывал на различные ориентиры, места, которые Торн, как известно, часто посещал, заведения, удовлетворявшие темные желания тех, кто стремился избежать жестких ограничений имперского закона, кто искал запрещенных удовольствий, которые Церковь считала еретическими, которые могли привести к развращению души и вечному проклятию. Это были места, знал Аларик, где влияние ангелов-хранителей было слабым там, где раздавались шепоты, где в храмах совершались подношения.. Это были места, где сеялись семена ереси, где зараза Хаоса могла легко пустить корни, где неосторожный мог быть введен в заблуждение, мог соблазниться обещанием запретного знания, запретной силы, запретных удовольствий. Он также понял, что это были места, где он мог найти ключи к действиям Торна, к его тайной жизни, к личности его убийцы, к природе «Хора», который предвидел Кси'ф'елл. Именно эти места, подозревал Аларик, давали наибольшую возможность собрать доказательства, найти людей, которые могли или хотели бы предать своих хозяев и предоставить ему важную информацию, если, то есть, цена была правильной.

«Золотой кубок», – пробормотал Каст, указывая на особенно обветшалое сооружение, вход в которое был скрыт тенью, а его вывеска – потускневшее, едва различимое изображение золотой чаши, едва различимое в мерцающем свете близлежащего люмена. Само изображение, извращение того, что иногда использовала Церковь, казалось, насмехалось над верой тех, кто следовал за Императором, превращая ее во что-то грязное, во что-то еретическое. «Частный клуб, обслуживающий тех, кто любит… экзотику. Его часто посещали торговцы, мелкие дворяне и иногда инопланетяне. Торн был завсегдатаем, или так мне сказали. Проводил много времени и денег в задних комнатах. Ходят слухи, – добавил Каст, понизив голос почти до шепота, его глаза сканировали окружающие тени, как будто он ожидал, что кто-то или что-то подслушает, – что они занимаются не только пряным вином и экзотическими танцовщицами. Что они предлагают… впечатления… которые недоступны на верхних уровнях. То есть, – он колебался, как будто, не желая даже произносить эти слова, – противоречат имперскому закону».

Они двинулись дальше, проходя мимо других заведений с названиями, которые были одновременно двусмысленными и зловещими: «Поцелуй змеи», «Дом шепота», «Багровая вуаль». Аларик знал, что каждый из них был потенциальным врагом в сердце тьмы, местом, где неосторожный мог потерять себя, быть поглощенным своими желаниями, быть уведенным на путь, с которого не было возврата. Это были места, где коварный шепот Искусителя, возможно, был наиболее силен, где искушениям удовольствия, излишеств, совершенства было труднее всего противостоять. Это были места, где «Хор» мог вполне успешно действовать, где могли собираться его члены, где его влияние могло ощущаться наиболее остро. Они даже могли, как понимал Аларик, быть вынуждены вступить с некоторыми из них в открытый конфликт, если возникнет такая необходимость. Ему и его свите предстояло увидеть, как эта угроза будет уничтожена любыми необходимыми средствами.

Когда они углубились в тень, они столкнулись со сценой, которая заставила даже закаленных Отпрысков Императора беспокойно пошевелиться, которая заставила Полиция крепче сжать свое оружие, их лица стали мрачными и решительными. Это была сцена, которая говорила о разврате, излишествах, полном пренебрежении святостью человеческой жизни, об учении Императора, об основах Имперского общества. Это была сцена, которая, как понял Аларик, была прямым отражением развращающего влияния Искусителя, о коварной силе «Хора», о тьме, которая укоренилась в этом городе, в этом мире.

В тускло освещенном переулке, стены которого были покрыты непристойными граффити, а пол был завален отбросами бесчисленных недозволенных встреч, они обнаружили остатки того, что можно было описать только как ритуал, извращенную церемонию, которая явно включала акты невыразимого разврата, чрезмерного насилия, ритуальных пыток. Это была сцена, знал Аларик, которая шокировала бы даже самых пресыщенных жителей Под-Мегаполиса, сцена, которая говорила о падении в безумие, в самое сердце Хаоса. Это было сцена, которая ясно дала понять, вне всякого сомнения, что они имеют дело с чем-то гораздо более опасным, гораздо более коварным, чем просто культ, чем простая группа еретиков. Они имели дело с чем-то, что стремилось подорвать самые основы Империи, что стремилось развратить и поработить все человечество, что стремилось утащить всю галактику в пропасть. Это была сцена, которая, возможно, больше, чем что-либо другое, показала Аларику истинную опасность, с которой они столкнулись, и почему они не могли потерпеть неудачу, почему они должны преуспеть любой ценой.

Стены были покрыты тревожными символами, знаками, которые, казалось, извивались и двигались перед их глазами, которые, казалось, зарывались в их разум, которые нашептывали о запретных удовольствиях, невыразимых деяниях. Аларик знал, что это были символы, которые были связаны с поклонением Искусителя, с самыми темными, самыми извращенными ритуалами Бога Хаоса излишеств, удовольствий, совершенства. Они были символами, которым не было места в Империи, которые представляли угрозу всему, за что выступал Император, всему, что Аларик поклялся защищать. В центре переулка, освещенные мерцающим светом близлежащего люмена, лежали останки нескольких людей, их тела были изуродованы, их конечности были расположены в непристойных позах, их лица застыли в выражении экстаза и агонии, ужасающее свидетельство глубин распущенности, в которые они погрузились, ужасов, которые они испытали в свои последние минуты. Аларик знал, что эта сцена навсегда останется в памяти тех, кто станет ее свидетелем, сцена, которая будет преследовать их во сне, которая испытает их веру, которая подтолкнет их к самым пределам их выносливости, их здравомыслия. Это была та самая сцена, которая так часто в прошлом приводила к тому, что миры объявлялись потеряными, их население предавалось мечу, само их существование стиралось из записей Империи, чтобы предотвратить дальнейшее распространение этой порчи, заражение других миров, других народов. Аларик знал, что это было не то решение, которое он мог принять легкомысленно, но это было то, которое он мог бы принять, если бы они не смогли сдержать эту угрозу, если бы они не смогли уничтожить этот «Хор» у самого источника.

«Императором», – выдохнул Каст, его голос был полон смеси ужаса и отвращения, его рука инстинктивно двинулась к аквиле на груди, как будто ища успокоения, защиты от окружавшего их зла, от тьмы, которая, казалось, надвигалась на них со всех сторон. Аларик заметил, что этот жест был отражен другими Полиция, молчаливая молитва о силе, о руководстве, о защите в этом месте теней, в этом сердце тьмы.

«Это работа «Хора», – заявил Аларик, его голос был холодным, его глаза были твердыми, как пласталь, его взгляд был прикован к ужасной сцене перед ними, его разум уже работал, анализируя, собирая воедино доказательства, пытаясь понять мотивы, методы тех, кто мог совершить такие действия, кто мог служить такому хозяину, кто добровольно принял бы такую тьму. Он не мог позволить себе поддаться эмоциям, ужасу, отвращению. Он должен был оставаться сосредоточенным, оставаться объективным, видеть это таким, каким оно было на самом деле: место преступления, источник информации, улика, которая могла бы приблизить их к их конечной цели, уничтожению этого культа, спасению этого мира. «Вот как они действуют. Вот как они распространяют свое влияние. Через акты невыразимой развращенности. Через погоню за удовольствием, за излишествами, любой ценой». Он остановился, его взгляд скользнул по лицам его товарищей, его глаза задержались на символе Искусителя, украшенном на стене чем-то, что казалось кровью, ужасающее напоминание о враге, с которым они столкнулись, о ставках войны, которую они вели. «Они стремятся развратить, поработить, уничтожить. Они стремятся превратить этот город, этот мир, в игровую площадку для своих извращенных желаний, в памятник своему темному богу».

«Торн был вовлечен в это», пробормотала Аурелия, ее голос был едва слышен, но наполнен глубокой печалью, с глубоким, неизменным чувством потери, ее глаза были устремлены на изуродованные тела, ее психические чувства, несомненно, были подавлены отголосками боли, ужаса, экстаза, которые задержались в этом месте, которые цеплялись за сам воздух, которым они дышали. Аларик знал, что она всегда несла с собой бремя – способность чувствовать эмоции, мысли, воспоминания других, дар, который был также проклятием, силой, которая могла как просветлять, так и разрушать. «Я чувствую это», – продолжила она, ее голос слегка дрожал, выдавая ее обычное стоическое поведение, ее рука двигалась к виску, как будто чтобы отразить внезапную боль, как будто чтобы заблокировать психические эманации, которые нападали на нее со всех сторон. «Его присутствие здесь, среди жертв, среди преступников. Он был частью этого. Он наслаждался этим».

Открытие вызвало холодок по спине Аларика, подтверждая его худшие опасения, обоснованные ожидая предупреждений Императорского Таро. Это было не просто расследование убийства. Это была не просто охота на еретиков. Это была война за саму душу Кузняграда, война против врага, который был и коварен, и могущественен, врага, который уже проник в высшие эшелоны власти, который развратил Планетарного Губернатора, который распространял свое влияние по всему городу, как болезнь. Это была война, он знал, они не могли позволить себе проиграть, война за само выживание, не только для тех, кто жил в этом мире, но, потенциально, для бесчисленного множества других, по всему этому сектору и, возможно, даже дальше. Они были щитом Империи, мечом Императора, и они не должны были потерпеть неудачу. Они не могли потерпеть неудачу.

«Нам нужно найти места, где Торн потворствовал своим… аппетитам», – заявил Аларик, его голос был решительным, не оставляя места для сомнений, колебаний, страха. Он знал, что им нужно было сделать. Он знал о рисках, опасностях, с которыми они столкнулись. Он знал, что они могут не все пережить это, что им, возможно, придется принести ужасные жертвы в грядущие дни. Но он также знал, что у них есть долг, ответственность перед Императором, Империей, народом Кузняграда, остановить это безумие, уничтожить этот культ, прежде чем он сможет распространиться дальше, прежде чем он сможет унести еще больше невинных жизней. «Нам нужно идентифицировать тех, кто участвовал в этих… ритуалах. Нам нужно найти «Хор» и уничтожить его, корень и ствол». Он замолчал, его взгляд скользнул по лицам его товарищей, его глаза были полны мрачной решимости, абсолютной уверенности в своих убеждениях, горящего огня его веры, веры, которая, как он знал, будет испытана до самых пределов в грядущие дни. «Мы очистим этот город», поклялся Аларик, его голос эхом разнесся во тьме, обещание, угроза, молитва, «даже если нам придется сжечь его дотла, чтобы сделать это». Император защищает. Но иногда, Аларик знал, Императору нужна была небольшая помощь.

Глава 10: Знамение госпитальеров

Безопасный дом был небольшим, невзрачным жилищем, типичным для Под-Мегаполиса. Это была единственная тесная комната, сколоченная из спасенного металла и выброшенных жилых блоков. Ее стены были тонкими, пол неровным, а потолок низким, едва достаточным, чтобы даже Аларик мог стоять прямо, не наклоняясь. Единственный мерцающий люмен обеспечивал единственное освещение, отбрасывая длинные, искаженные тени, которые танцевали и покачивались при каждом сквозняке, при каждой тонкой вибрации окружающей конструкции. Это было, во всех отношениях, далеко от роскоши Шпиля, от относительного комфорта казарм Элитных штурмовиков даже от любой лачуги, занимаемой большинством старших членов Правительство. Тем не менее, это было, по крайней мере, на данный момент, убежищем, местом, где они могли перегруппироваться, где они могли спланировать свой следующий шаг, где они могли, с надеждой, избежать бдительных глаз своих врагов, как тех, кого они знали, так и тех, кто все еще оставался скрытым, таясь во тьме, ожидая возможности нанести удар.

Открытие ритуальной сцены в переулке, неоспоримое доказательство влияния Искусителя, потрясло их всех. Это было суровое напоминание об истинной природе врага, с которым они столкнулись, о коварной силе Хаоса, о его способности развращать даже самых набожных, извращать даже самые благородные намерения в своих собственных грязных целях. Это также подтвердило подозрения Аларика, подтвердило предупреждения Таро Императора и укрепило его решимость уничтожить этот культ, очистить этот город любой ценой. Это, больше, чем что-либо другое, открыло ему, насколько велика опасность, с которой они столкнулись, не только со стороны их физических врагов, но и со стороны коварных шепотов Варпа, со стороны искушений Искусителя, со стороны тьмы, которая медленно, неумолимо просачивалась в каждый уголок этого города, этого мира. Теперь он знал, что они сражались не просто за раскрытие убийства или даже за свержение заговора еретиков. Они сражались за саму душу Кузняграда. И он понял, что это была битва, которую они вполне могли проиграть, если не будут осторожны, если не сохранят бдительность, если позволят соблазниться шепотом Темного Принца, обещаниями удовольствия, власти, совершенства, которые эхом раздавались в тенях этого темного места. Они создали убежище ранее, используя сеть контактов, которые Каст наладил во время своего пребывания в СПО, людей, которые по разным причинам решили помочь Священник-следователь, которые остались верны Империи, несмотря на риски, несмотря на опасности. Это были люди, как знал Аларик, которые понимали истинную природу угрозы, с которой они столкнулись, которые видели воочию ужасы Хаоса, цену коррупции. Это были люди, которые были готовы рискнуть своими жизнями, своими средствами к существованию, чтобы помочь ему, предоставить ему убежище, информацию, любую поддержку, которую они могли предложить, в надежде, что он сможет преуспеть там, где другие потерпели неудачу, что он сможет спасти этот город, этот мир от тьмы, которая смыкалась вокруг него, угрожая поглотить его целиком. Они представляли собой проблеск надежды в сердце постоянно растущей тьмы. Они представляли, по крайней мере для Аларика, самое лучшее, что могло предложить Человечество.

Когда они расположились в тесном пространстве, тишину нарушали только далекие звуки Под-Мегаполиса, постоянный гул разлагающейся инфраструктуры города, капание воды из невидимых протечек, рысканье крыс в стенах, Аурелия, с бледным и измученным лицом, встревоженными глазами, двинулась в центр комнаты, ее взгляд скользил по лицам собравшихся, ее психические чувства были настороже. События последних нескольких дней, обнаружение символа Искусителя, ужасы, свидетелями которых они стали в переулке, явно нанесли ей урон. Возможно, это поколебало ее веру или, по крайней мере, проверило ее на прочность. Она чувствовала, как знал Аларик, коварное влияние Варпа вокруг них, постоянное, гнетущее присутствие, которое грозило поглотить ее, утащить в бездну. Она слышала шепот Темных Богов, соблазнительные обещания власти, удовольствия, совершенства, которые эхом раздавались в тенях, которые пытались соблазнить ее, развратить ее, отвратить ее от света Императора. Потребовались все ее силы, все ее обучение, вся ее вера, чтобы сопротивляться, держаться за свет Бога-Императора, в этом месте тьмы, в этом сердце разложения.

«Мы должны быть уверены», – заявила она, ее голос был тихим, почти шепотом, но полным настойчивости, тяжести, которая заставила замолчать комнату, которая привлекла их внимание. Ее глаза, обычно такие спокойные, такие безмятежные, теперь мерцали с интенсивностью, едва сдерживаемый страх, красноречиво говоривший об опасностях, с которыми они столкнулись, о коварной природе врага, с которым они сражались. Аларик понял, что этот страх выходит за рамки физического, касается чего-то гораздо более глубокого, чего-то гораздо более фундаментального, страха потерять себя, поддаться тьме, стать тем, что они поклялись уничтожить. «Мы должны быть уверены, что никто из нас не был… скомпрометирован. Что никто из нас не был… тронут… заразой Искусителя». Она замолчала, ее взгляд задержался на каждом из них по очереди, ее глаза искали, прощупывали, искали любой признак слабости, любой намек на порчу, любой признак того, что враг уже проник в их ряды, что они уже были прорваны изнутри. Аларик знал, что это была необходимая предосторожность, жизненно важный шаг в обеспечении их выживания, их успеха в этой войне против коварной силы Хаоса. Он также понял, что это было испытанием их веры, их преданности, их приверженности делу, испытанием, которое они все должны были пройти, если у них была хоть какая-то надежда на успех, на спасение этого мира от тьмы, которая грозила поглотить его.

«Я проведу психическую чистку», – продолжила Аурелия, ее голос был едва слышен на фоне постоянного гула Под-Мегаполиса, ее руки двигались в серии сложных, отработанных жестов, как будто она плела заклинание, как будто она призывала силу Самого Императора, чтобы защитить их, оградить от тлетворного влияния Варпа, от коварного шепота Темных Богов. Аларик знал, что это был ритуал, который она уже проводила бесчисленное количество раз, психическая техника, разработанная Сестринством, Церковью, чтобы обнаружить заразу Хаоса, идентифицировать тех, кто был испорчен, кто отпал от благодати Императора, кто отдал себя на службу Губительным Силам. Это была техника, которая была одновременно мощной и опасной, которая требовала огромного мастерства, огромного контроля и непоколебимой веры в Бога-Императора, чтобы сами неолуркы не были поглощены теми самыми энергиями, которыми они стремились владеть, той самой тьмой, которую они стремились развеять. «Это будет кратко, но это будет тщательно. Я почувствую любые… остаточные следы… любой психический остаток… который может указывать на то, что кто-то из нас был… подвержен… влиянию… врага».

Аурелия изучала их одного за другим, ее глаза были закрыты в сосредоточении, ее психические чувства вытянуты наружу, как щупальца света, исследуя умы, души присутствующих, ища любые признаки порчи, любые намеки на коварный эффект Искусителя. Это был мучительный процесс, как для нее, так и для тех, кого она исследовала, психическое вторжение, которое было необходимо, но глубоко тревожило. Это было нарушением, в некотором роде, их сокровенных «я», их мыслей, их чувств, их воспоминаний, их страхов, их надежд, их мечтаний. Аларик знал, что это было напоминанием о силе, которой обладала Аурелия, о доверии, которое они ей оказали, о бремени, которое она несла, как санкционированный неолурк, как воин Сестринства, как слуга Императора, в галактике, где силы Хаоса всегда таились, всегда ждали возможности нанести удар, развратить, уничтожить. Они, как слуги Империи, должны всегда быть бдительными против таких угроз.

По мере того, как она переходила от человека к человеку, тишина в комнате становилась все тяжелее, более гнетущей, напряжение почти невыносимым. Единственным звуком был слабый, ритмичный пульс психической силы Аурелии, тонкая вибрация в воздухе, которая, казалось, отражала биение их собственных сердец, которая, казалось, отражала постоянный, коварный гул Варпа, который пульсировал под поверхностью реальности, всегда угрожая прорваться, поглотить их всех. Каждый из них, как знал Аларик, в этот момент остро осознавал свою собственную уязвимость, хрупкость своих собственных душ, постоянную опасность разложения, легкость, с которой даже самые набожные, самые преданные могли быть сбиты с пути, могли быть искушены шепотом Темных Богов, могли быть вынуждены предать все, что им было дорого. В этот момент каждый из них стоял обнаженным перед светом Императора и взглядом того, кто мог по-настоящему видеть их души, того, кто сразу бы узнал, если бы они таили в себе немного тьмы.

Аларик, несмотря на свой многолетний опыт, несмотря на свою непоколебимую веру, не мог не почувствовать проблеск беспокойства, когда психический взгляд Аурелии упал на него. Он знал, что ему нечего скрывать, что его преданность Императору абсолютна, что его ненависть к Хаосу чиста, неподдельна. Но он также знал, что сила Искусителя коварна, что она может проникнуть в умы даже самых праведных, что она может извратить их желания, их страсти, их мысли ради своих собственных грязных целей. Он знал, что подвергся воздействию заразы Хаоса, что он ходил в тенях, что он видел то, чего не должен видеть ни один смертный человек. Он стар тем не менее, он сам себя избрал. Он знал, что, как Священник-следователь, его воля была сильна. Он должен был, в конце концов, оставаться всегда сильным перед лицом такой коварной, всепроникающей коррупции. Он знал, что никогда не сможет и никогда не поддастся такому искушению.

Он открыл ей свой разум, не оказывая никакого сопротивления, позволяя ей исследовать глубины его существа, исследовать каждый уголок его души, уверенный, что она не найдет ничего, кроме пылающего огня его веры, непоколебимой уверенности в его цели, абсолютной, непреклонной убежденности в его преданности Императору Человечества, Империи Человека. Это был момент уязвимости, доверия, молчаливого свидетельства связи, которая существовала между ними, связи, которая была выкована в огне бесчисленных битв, перед лицом невообразимых ужасов, связи, которая, как он знал, будет проверена до самых пределов в грядущие дни. В конце концов, они должны, как слуги Империи, работать вместе, если они хотят победить этого врага и спасти Кузняград от его зловещего влияния.

Когда психические чувства Аурелии нахлынули на него, Аларик почувствовал внезапный холод, чувство глубокого беспокойства, как будто холодная рука протянулась и коснулась его души. Он мог чувствовать ее присутствие в своем разуме, нежную, но мощную силу, просеивающую его мысли, его воспоминания, его эмоции, ища любой признак порчи, любой намек на коварное влияние Варпа. Он знал, что это было ощущение, которое мало кто за пределами рядов неолурков мог когда-либо по-настоящему понять, чувство полного разоблачения, обнажения перед силой, которая была одновременно ужасающей и внушающей благоговение, одновременно благожелательной и опасной. Однако Аларику было нечего бояться. Он сосредоточил свой разум, его мысли были чисты, позволяя психическому осмотру продолжаться, пока, наконец, он не закончился.