Записки невольника. Дневники из преисподней

Переговоры поручили Володе. Он самый надёжный из нас, и немцы его уважают, считая его «арийского типа» из-за его внешности – светлые волосы, голубые глаза. Немцы любят, когда их собственные идеи подтверждаются на практике. И, о чудо, Володе удалось! Полицай согласился прийти к нам, когда будет дежурить с напарником, которого он хорошо знает. Мы сперва не поверили Володе, думали, что он шутит, но оказалось, что всё это было на полном серьёзе. Посмотрим, что из этого выйдет.

Интересно, что у немцев всё сводится к вопросам жадности и бережливости. Карл рассказывал, что по воскресеньям они часами сидят в ресторанах за пивом и картами. Пьют по два-три бокала пива и играют, выигрывая и проигрывая по 30—50 пфеннигов – радость или огорчение на всю неделю. Это как будто ритуал – ничего серьёзного, но обязательное развлечение.

Вечером Павлик вновь рассказывал о своей безответной любви к красавице-соседке. По его словам, он из-за неё чуть не застрелился. Мы слушали его, но, честно сказать, верили во всё, кроме того, что он «чуть не застрелился.» Иван Мельник подколол его: «Ну, наверное, просто пистолета не было под рукой!» Все засмеялись, включая самого Павлика.

27 декабря 1942 года

Сегодня в городе мы встретили ребят из другого лагеря. Их положение ничем не лучше нашего. Один из них, парень с уставшими глазами, сказал: «Работать заставляют до изнеможения, а кормят хуже, чем собак». Слова эти, хотя и звучат привычно, застряли в голове – насколько же одинаково тяжело везде. Павел договорился с ними встретиться на следующее воскресенье и пойти к ним в лагерь. Мы все знаем, что, несмотря на общий ужас, любая связь между лагерями может быть полезной.

А вечером у нас состоялась долгожданная игра в карты с тем самым молодым полицаем. Человек он, безусловно, добрый, но трусливый до невозможности. Видимо, боится не только начальства, но и собственной тени. На этот раз мы поставили на «шухер» двоих вместо одного, так как каждый шорох или движение превращалось для нашего полицая в опасность. Мы играли нарочно так, чтобы он выигрывал, но и это ему не сильно помогло. Из-за своей осторожности он очень медленно выигрывал, проверяя каждый ход по два раза. За полтора часа он выиграл всего четыре марки, но при этом был счастлив, как ребёнок, словно эти деньги могли хоть как-то изменить его судьбу. Смешно и грустно одновременно наблюдать за таким человеком: по сути, он один из нас, живёт в таком же страхе и голоде, только с другой стороны колючей проволоки.

28 декабря 1942 года

Эта неделя снова в ночную смену, и всё становится труднее. Особенно плохо то, что заниматься приёмником можно только в узкий промежуток – с четырёх до шести вечера, когда Володя один в мастерской. В остальное время – мастерская постоянно под присмотром. Недостаток гиздопара сказывается всё сильнее, как бы мы ни ухищрялись. Даже с песком уже не достать, а теперь его ещё и опрыскивают керосином, превращая то, что раньше спасало, в совершенно несъедобное.

Но ночью у ребят случилась удача. Они поставили железнодорожный домкрат под нижнюю петлю дверей кладовой и сорвали дверь с петель. Унесли два мешка муки, и мы тоже успели взять один. Спрятали его в канализационном колодце. Это было непросто: скобы идут вдоль стенки от люка до самого низа, и мы закрепили доску за верхнюю скобу, чтобы положить на неё мешок. Поток воды внизу бурлит метрах в шести от нас – важно было всё рассчитать, чтобы мука не утонула. Раньше мы прятали на модельном складе, но немцы случайно наткнулись, устроили засаду, поймали Николая и сильно избили. Теперь приходится быть осторожнее.

С каждым днём риск растёт, но и голод толкает нас на всё более отчаянные шаги.

29 декабря 1942 года

Утро выдалось тревожным. Немцы, обнаружив взломанную дверь кладовой, обезумели от ярости. Доктор Брикман, тот самый, которого я всегда презрительно называл «интеллигентной сволочью с фашистским значком», носился перед нами, размахивал пистолетом и захлёбывался от крика и слюны. Это зрелище было бы даже смешным, если бы не острота ситуации. Вызвали собак из городской полиции. Долго водили их по всему лагерю, пытаясь отыскать муку, но безрезультатно.

Когда всех пятнадцать человек, работавших в ночную смену, выстроили около полиции, нас случайно увидел Карл, который задержался на заводе. Он зашёл к Янсону и, видимо, сказал, что трое из задержанных, включая меня, Костю и Антона, всё время были с ним. В каком-то смысле это правда – мы действительно были с Карлом, но не без его участия скрыли муку. Именно он предложил спрятать мешки в канализационный колодец и даже помог это сделать. Благодаря Карлу нас отпустили. Янсон нас выпустил, а допрос закончился на удивление удачно – ничего не выяснили, да и побои были на этот раз не слишком сильными.

Пока шёл допрос, с небес начал падать первый снег. Он едва припорошил землю, как тонкая вуаль, едва заметная, но уже намекающая на приближение зимы. Соловей (или, как его на самом деле зовут, Соловьёв) поделился своей историей, о которой до войны, по его словам, знал весь Харьков. Речь шла о том, как он, будучи студентом, получил ножевое ранение в груди во время драки у общежития «Титан» на Пушкинской. Его спасли врачи, но хирург, проводивший операцию, сказал, что, если бы нож сразу вытащили, Соловей бы скончался на месте. Чтобы доказать свои слова, он снял сорочку, и перед нами открылся ужасный рубец, словно его перерезали пополам.

В газете я наткнулся на стихотворение, написанное девушкой из лагеря, похожего на наш. Стихи задели меня за живое:

Гладь дороги прямо разве узкая?

Так зачем же идти стороной?

Почему же ты, девушка русская,

Хочешь стать непременно иной?

Ты пришла из России снежной,

Так зачем же любить чужака?

Хоть ласкает тебя очень нежно,

Но ему всё же ты не близка.

Ну зачем же ты лезешь из кожи,

Чтоб закрыться чужой скорлупой?

Хочешь быть на себя не похожей

И становишься прямо смешной.

Всё своё, всё хорошее вынуто

Из души, и с головой пустой

Среди них как своя ты не принята

И для нас тоже стала чужой.

Эти строки красивы, но мне кажется, что они не отражают всей правды. Любовь ведь не знает границ – ни национальных, ни возрастных. Она способна соединить самых разных людей в минуты и радости, и страдания. Для любви не существует преград, и даже смерть не всегда может её победить.

Тем временем, среди немцев начались разговоры о всё растущих потерях на фронте. Обещанный блицкриг не состоялся.

Блицкри́г (Blitzkrieg – «молниеносная война») – стратегия ведения скоротечной манёвренной войны, нацеленная на достижение военной победы в максимально сжатые и короткие сроки, исчисляемые днями, неделями, или максимум месяцами, до того, как противник сумеет отмобилизовать и развернуть свои основные военные силы и экономику. Также важной составной частью блицкрига является окружение больших соединений вражеских сил в «котлы», дробление и уничтожение их по частям.

Это уже не Европа, покорённая за несколько месяцев, – это «дикая Азия», как они её называют, и с каждым днём осознание того, что война затягивается, проникает всё глубже в их умы.

Листая свой дневник за последние дни, я почувствовал разочарование. Мои записи кажутся мне незавершёнными, бедными на мысли и описания. Я оправдываюсь перед собой усталостью – каждый вечер, возвращаясь с работы, едва волочу ноги. Но всё же каждый раз заставляю себя писать. И это помогает мне не только упорядочить мысли, но и морально поддерживает, даёт силы двигаться вперёд. Также, как и мои друзья.

Я наблюдаю за тем, как голод и боль глушат наши мечты, превращая нас в бледные тени. Но даже здесь, среди криков и унижений, есть что-то светлое: редкие взгляды понимания, нужные слова поддержки. Эти мгновения напоминают, что мы всё ещё люди, что внутри нас есть что-то, что не могут отнять ни палки охранников, ни голод, ни холод. В этом мире боли только вера в друг друга позволяет не пасть духом.

Период с сентября 1942 по 1 января 1943 года стал решающим для Советского Союза. Самым значимым событием этого периода стала Сталинградская битва, которая достигла кульминации осенью 1942 года и вскоре ознаменовалось решительной победой Красной Армии. 19 ноября 1942 года советские войска начали масштабное наступление. В результате успешных действий Красной армии к концу ноября около 330 тысяч немецких и союзных войск под командованием фельдмаршала Фридриха Паулюса оказались в полном окружении в районе Сталинграда и сдались. Немецкая армия потеряла более 800 000 солдат убитыми, ранеными и пленными, а также значительное количество техники и вооружения. Советская армия также понесла большие потери – 1 100 000 солдат, но смогла удержать стратегическую инициативу. Большая группировка немцев на Кавказе оказалась под угрозой окружения. Бакинской и Грозненской нефти Германия так и не получила. Поражение в Сталинграде стало серьезным ударом по моральному духу немецкой армии и гражданского населения. Победа Красной армии вдохновила солдат, население страны и союзников. Поток техники, продовольствия по ленд-лизу в Советский Союз резко возрос.

Трещины в монолите

1 января 1943 года, пятница — 1 июля 1943 года

Завод стоит – у немцев праздник. Мы все немного нервничали, думали, что они могут придумать для нас работу, несмотря на их праздники. Но, к нашему удивлению, обошлось спокойно. От нашего «доброго» полицая узнали, что в город сегодня нас не пустят. После обеда несколько ребят, недолго думая, перелезли через проволоку и направились в город, надеясь на удачу. Часа через полтора нас выстроили на проверку, и стало ясно, что кто-то донёс. Кто же? В полицейскую комнату заходил только Герман. Когда зашёл разговор о том, что это его работа, Виктор Егунов, который с Германом в одной комнате живёт, сказал, что Герман всё время лежал с грелкой. Миша тут же взвился: «Вы с ним уже снюхались?» Лишь возраст Миши удержал от того, чтобы началась драка.

На прошлой неделе был громкий разговор у немцев. Приехал к одному из них брат с фронта, и тот рассказал, что партизаны громят немецкие войска, уничтожают тысячи солдат и технику. Немцы, конечно, возмущаются – как же так, воевать «не по правилам»!

– Так воевать нельзя, – Карл недовольно кивает, заканчивая рассказ.

– Конечно, – отвечаю я, – гораздо лучше вторгнуться в чужую страну, убивать беззащитных стариков, детей, женщин, грабить, жечь, угонять молодёжь на каторжные работы.

Карл задумывается.

– Алекс, для войны есть фронт.

– А ваши самолёты ещё до всякого фронта бомбили наши мирные города.

– Если убивают мирное население, так это расплата за партизан.

– Ты, Карл, меньше слушай доктора Геббельса. Фашисты считают людьми только немцев.

Карл качает головой.

– Это неправда, Гитлер хочет создать хорошую жизнь для всех.

Я не выдерживаю, голос мой звучит резче:

– Гитлер ещё до войны начал уничтожать людей. Он устроил концлагеря, начал истреблять евреев, расстреливал, кастрировал.

Карл с вызовом смотрит на меня:

– Ты наслушался своей пропаганды, Алекс.

– Мой милый Карл, Гитлер – зверь. Он уничтожает и наших, и ваших. В России ему будет капут, увидишь.

Карл вздыхает, но всё же улыбается.

– Ах, Алекс, Алекс, ты, как всегда, категоричен. Но Гитлер – это сила. Ну, в крайнем случае, он заключит мир.

– Гитлер не сила, а авантюрист, – отвечаю я твёрдо. – Мира не будет, пока его не уничтожат. Когда началась война, у нас появился плакат, на котором Гитлер свинячьей мордой разрывает пакт о ненападении.

Карл смеётся и достаёт из портфеля журнал «Arbeitertum»:

– Вот, смотри, у нас своя пропаганда. – Он показывает на рисунок, где немецкий солдат, шагая обратно в Германию, держит торт с надписью «Украина».

Я тоже смеюсь:

– Цыплят по осени считают, Карл!

Он смеётся в ответ и убирает журнал в портфель, и на мгновение мы оба забываем о том, что нас разделяет.

Будни невольника

2 января 1943 года

Год начался неожиданно удачно. Утром, при очередной заливке, которой руководил сам обер-мастер Лоренц, у двух ковшей отказали летки – не закрылись, как полагается. Лоренц пытался исправить ситуацию, даже ставил ковши на землю, но всё было тщетно: двадцать тонн раскалённого металла вылилось прямо на землю. Подобное случалось раньше, но редко, а тут сразу два ковша, как по заказу. Невольно возникает мысль: а может, это кто-то из наших постарался?

На это зрелище сбежались все из цеха, словно на какой-то новогодний фейерверк. Коля Беспорточный, весёлый и добродушный парень, но трусливый до безобразия, дрожал в своей крановой кабине. Он всегда поднимает всем настроение, но стоит появиться Лоренцу – и Коля белеет, как полотно. И есть от чего: Лоренц известен своими вспышками ярости. Этот человек – сущий дьявол: он не раз швырял в Николая тяжёлые предметы и избивал наших ребят металлической трубой от керна, пока она не сгибалась. Его удары – всегда жестокие и безжалостные, а наказания непредсказуемы. Лоренц – это воплощённый страх для многих в нашем лагере.

3 января 1943 года

Карл продолжает удивлять нас своим постоянством. Вроде бы небольшая добавка к нашему питанию, но по калорийности она, вероятно, превосхлдит наш основной рацион. Во всяком случае, когда Карл болеет или уходит в отпуск, мы гораздо сильнее ощущаем голод. Убеждён, что, если не было такой помощи, я уже давно бы не выдержал.

Сегодня Карл принёс по два больших куска пирога с кремом, поздравил нас с Новым годом. Антон постоянно беспокоится из-за моих споров с Карлом. Он переживает, что Карл может обидеться и прекратить свою помощь. Но я не разделяю этих страхов. В основе Карловых поступков лежит, конечно, милосердие, но и наши скромные финансовые вливания, которые ему помогают: мы отдаём часть зарплаты, и в последнее время эта сумма увеличилась с 6—7 марок до 13—17 марок в месяц. Спор, как мне кажется, не должен стать преградой.

В столовой появился новый приказ от Янсона: за то, что несколько ребят самовольно ушли из лагеря 1 января, нас лишили выходных и мясных продуктов на весь январь. Стараются нас стравить друг с другом, но ничего у них не выйдет – никто не подумает винить тех ребят. А что касается «мясных продуктов» – это издевательская формулировка. Этот «мясной продукт» – маленький кусочек колбасы, размером с половину спичечного коробка, да и та едва напоминает ливерную.

Сегодня за обедом кто-то умудрился получить две порции, и Янсон тут же оставил их без ужина. Чёрт с ним, но как он узнал? Всё чаще думается о предателе среди нас, но не хочется в это верить. Герман, конечно, вряд ли стал бы размениваться на такие мелочи, так что сомнения остаются.

4 января 1943 года

Вечером я снова возился с приёмником на чердаке мастерской. Ничего не получается. Вроде всё целое, а работать не хочет. Приёмник старый, двухламповый, с наушниками. Вторая лампа цела, выпрямительная. Скорее всего, основная лампа уже выработалась. Володя обещал попросить Эриха принести новую. Но пока ситуация остаётся без изменений.

На заводской доске объявлений появился приказ, запрещающий немецким рабочим разговаривать с русскими. Что-то случилось, но никто толком не знает, что именно.

Питание всё хуже и хуже. Сегодня Карл, как обычно, попросил у Беспалого гиздопар, и мы с Володей как следует подкрепились. Но мысли о еде не отпускают ни на минуту. О чём бы ни начался разговор, он непременно сводится к еде. Каждый рассказывает о том, как питался до войны, о любимых блюдах, о том, какой вкусной была еда.

Уже много открыток пришло из Харькова, но от мамы всё ни слуху, ни духу. Почему ты молчишь, мама?

Карл поделился новостью, что Ленинград, который находится в блокаде, сейчас не бомбят и не обстреливают, потому что там находятся свыше двух тысяч немецких пленных. Молодцы ленинградцы! Пусть немцы сами кормят своих.

5 января 1943 года

Карл снова достал немного гиздопара, но как добыть его достаточно для всех? Люк на крыше кладовой замуровали, дверь теперь гладкая, петли внутри. Взорвать кладовую нечем. Достать бы слепки с ключей, но Беспалый никогда не расстаётся с ними.

На заводе огромное внимание уделяют технике безопасности. По всему цеху развешаны плакаты, особенно жуткие – в механическом отделении. Там на плакатах изображены женщины с разодранными кожей и волосами, которые слишком близко подошли к сверлильным станкам. Плакаты эти – настоящая выставка ужасов, от которых надолго запоминаются правила безопасности. Для тех, у кого слабые нервы, эта «галерея» – настоящая пытка.

Плакаты на тему экономии встречаются повсюду. Лаконичные надписи «Sparen» – «Экономим» – напоминают о бережливости. На одном плакате рабочий с маслёнкой, из которой капает масло, лениво смотрит на плакат, где изображена такая же сцена, повторяющаяся бесконечно.

Карл рассказал печальную и одновременно ироничную историю: с мостового крана упал крупный гвоздь и убил инженера по технике безопасности, который проходил мимо.

6 января 1943 года

Похоже, я брошу писать. Голод и усталость одолевают, не оставляя сил для дневника. Держусь только благодаря Сигизмунду. Но мои записи – это жалкая писанина. Сигизмунд же, как всегда, удивляет своим мастерством: он читает свои записи вслух, и все слушают с огромным удовольствием. Больше всех восхищён Иван Мельник.

Поражает, как Сигизмунд умудряется выделять важные детали, которые ускользают от моего внимания. Он черпает свои силы будто бы из другого мира. Если не пишет – рисует. А я едва передвигаю ноги и чувствую, что готов сдаться. Без гиздопара всё кажется невозможным. С ним хоть как-то держимся, а без него – совсем пропадём. Если не достанем слепки с ключей, наш конец близок.

7 января 1943 года

Невероятное везение: Жоре удалось сделать оттиск одного ключа. Мы сразу передали его ребятам из инструментального цеха. Кто сделал слепок, и кто изготовит ключ, никто не знает.

Матрос из соседней комнаты, работающий на внутризаводском транспорте, на самом деле вовсе не матрос, а Иван Григорьев из Харькова, и прозвище своё получил за тельняшку, с которой старается не раставаться. Он тоже перелезает через проволоку, а дальше действует так: наблюдает за колбасным магазином через улицу и заходит, когда в магазине нет покупателей (что здесь случается редко), а хозяин уходит во внутренние комнаты по своим делам. Матрос переходит улицу, входит в магазин, где на входной двери звонит колокольчик, и пока хозяин выходит на звонок, успевает взять с полки колбасу и сигареты. Прячет их под пиджак. Хозяин без продовольственных карточек не продаёт и просит его уйти. Матрос уходит, унося свою добычу.

Он так ходит раз в неделю в один и тот же магазин, но по-переменно: то, когда хозяйка стоит за прилавком, то когда хозяин. «Буду, – говорит Матрос, – ходить, пока не попадусь.»

8 января 1943 года

Снова возился с приёмником, но пока всё безуспешно. Эрих пока ничего не обещает насчёт новой лампы. Мы с ребятами думаем, что, если удастся поймать Москву, нужно будет начать выпускать листовки. Миша предложил делать шрифт вручную. Володя пообещал достать свинец и изготовить инструменты для резьбы.

По заводу ходят слухи, что немцы отступают по всем фронтам. Грицько Сто Восьмой говорит: «Ну вот и начали немцы своё драпать обратно домой».

9 января 1943 года

Карл наконец купил блокнот. Я испытываю к нему самые тёплые чувства. Он относится ко мне как к родному, и мне кажется, что, если бы моя мама узнала о нём, она бы молилась за него.

Говорят, в районе Ленинграда наши высадили большой десант в немецкий тыл. По всему видно, что наши в последнее время сильно активизировались.

В январе 1943 года Красная Армия провела крупную десантную операцию под Ленинградом с целью прорыва блокады города и отвлечения немецких сил. В ночь с 4 на 5 января был высажен морской десант численностью около 8 000 человек в районе Ладожского озера, у посёлка Невская Дубровка.

Десантники должны были ударить по немецким позициям с тыла, однако из-за плохой подготовки, отсутствия поддержки и сильного сопротивления со стороны противника операция закончилась неудачей. Большинство десантников погибло или попало в плен, и цель операции по прорыву блокады не была достигнута, но значительные силы немцев были отвлечены от направления главного удара.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.