Грандиозная история. Часть вторая

– Ну спасибо за столь комплементарную оценку. Ладно, оставим эту тему в покое… Так что, считай, тебе повезло, иначе бы я тебя просто убил! Будь я простым бандитом.

– Что верно, то уж верно. Блин, я не ожидал, что когда-либо встречу равного себе соперника… Чёрт, но кто ты такой? – изумлённо и нахмурившись спросил Иннокентий у своего таинственного собеседника.

– Я подполковник полиции, Сергей Александрович. Фамилию я называть пока не буду в целях безопасности. Сам, думаю, понимаешь. – намекнул Сергей на то, что у него могут возникнуть проблемы, если будет названа фамилия. А кто знает, что придёт в голову Самсонову.

– Ладно, без вопросов. – развёл руками в стороны Самсонов.

– Ну, насчёт тебя я не питал иллюзий. Я знаю, что ты киллер-профессионал. Я понимал, что справиться с тобой достаточно сложно.

– Откуда? Хотя я уже догадался. От Андрея Иваныча, как это водится. – ответил киллер на собственный вопрос.

– Абсолютно точно! Он мне рассказал основную информацию о тебе. Честно сказать, тогда я о твоём существовании услышал впервые в жизни, хотя… – задумался подполковник Ветров, вспоминая, что всё-таки ещё до этого всего он сталкивался с «бизнесменом Иннокентием Яковлевичем».

– Что хотя? – не понял этого дополнения Самсонов. – Ты знал обо мне ещё раньше?

– Да. Ты убил членов редакционной, как бы это сказать, коллегии, наверное. Также подозреваю, что ты убил и администратора Озёрского.

– Хм, интересно получается. Ты тот самый коп, который приезжал в редакцию? – проницательно заметил Иннокентий.

– Значит, у тебя прекрасная память. – рассмеялся Ветров. – Да, это был именно я.

– То есть эта сволочь всё-таки рассказала обо мне! Знал бы я тогда, что именно ты приезжал туда, то я бы точно тебя грохнул… Вот зуб даю!

– Но, к общему счастью, этого не случилось… Администратор сдержал своё обещание и не назвал меня по имени… Ну хоть что-то. Это, конечно, его не спасло. Лишь собственная глупость погубила его.

– Хе-хе, согласен. Если б он молчал, то, глядишь, и жив бы остался. Да и мне бы не пришлось лишний раз марать руки…

– Зачем ты вообще назвал ему собственное имя?

– Думаешь, здесь что-то другое? Такая же глупость. Я поступил очень глупо, когда отправился на убийство Плетнёва со своим настоящим паспортом в кармане. Ведь попросили бы меня предъявить паспорт, пришлось бы называть то имя, которое указано в паспорте. Я уж потом понял, какой же я всё-таки дурак! Вот и ответ, почему я поступил именно так.

– Понятно. Всё ясно с тобой.

– Так что, неужели будешь меня арестовывать? – поинтересовался Иннокентий.

– Странный ты человек. В одной фразе спрашиваешь, буду ли я арестовывать тебя, и в то же время добавляешь к своему вопросу слово «неужели». Это вообще как?

– Боже, ты будешь ещё цепляться к каждому моему слову? Серьёзно? Я добавил «неужели», потому что понимаю, что мои ценные показания будут весьма полезны вам, сотрудникам органов. А раз так, то тогда я ничего говорить не буду, если меня сразу арестуют. Я вроде понятно разъяснил?

– Да я всё понял… Мне не ясен только один момент. Зачем тогда спрашиваешь об этом меня, зная, что я не буду тебя арестовывать?

– Хрен вас там разберёшь! Все вы, менты, на одно лицо, откуда мне знать, какие у кого мысли в голове. Как правило, вы арестовываете всех, кого задерживаете. А я вполне подхожу на роль задержанного. Ферштейн (нем. verstehen – понимаешь)?

– Да не собираюсь я тебя задерживать! Господи, в каком месте я сказал, что ты задержан? Тем более я не при исполнении, по крайней мере, официально. На мне нет униформы, так что будь спокоен. И, кстати, совет на будущее: не относись к людям столь подозрительно и мнительно. Не все же сволочи, есть и нормальные люди.

– Ну спасибо, что успокоил… Нет, серьёзно, я нисколько не шучу. Действительно, я теперь себя чувствую более уверенно. Я готов на сотрудничество. Только скажи, что я конкретно должен буду сделать.

– О, я рад, что у нас получился конструктивный разговор. Ну, уже хорошо, что ты сам предложил мне сотрудничать. Это очень позитивный сигнал для меня. Значит, должно всё получиться. Я тебе всё расскажу по дороге. Садись ко мне в машину, поедем.

– А куда именно?

– В дороге мы договоримся о нашей с тобой сделке. Я тебя переправлю через границу, в Финляндию.

– Но у меня же нет загранпаспорта… – затупил немного Самсонов.

– Значит, будет. Я сделаю тебе фальшивый паспорт, у меня есть такая возможность, как понимаешь.

– О, ну спасибо…

– А в обмен я, конечно же, попрошу тебя оказать одну услугу. Договорились или как?

– Договорились. Но я всё сделаю только тогда, когда увижу свой загран и новый паспорт… Лады?

– Угу… – одобрительно кивнул головой Ветров. – Пошли к машине.

А сам он, направляясь к машине, приподнял футболку и принялся разглядывать свой пораненный бок. К его счастью, Самсонов жутко промахнулся (для своего-то уровня), лишь поцарапав по касательной подвздошную область. Наконец, они уселись в машину Ветрова и неторопливо выехали из разрушенной ратуши на глазах у изумлённой публики, которая кучковалась неподалёку и состояла из толпы как городских местных зевак, так и туристов, чёрт бы их побрал.

«Да, здорово мы всё тут порушили… Ха-х, они и так это здание недавно отреставрировали, сделав всё очень старательно и потратив лет пять на этот процесс. Теперь же им вновь придётся восстанавливать всё то, что было сделано упорным трудом. Да и ещё, вдобавок, придётся капитально менять стену. Забавно, что ещё можно сказать», – поймал себя на столь интересной мысли Сергей Александрович, оборачиваясь назад и смотря на порушенную ратушу, а затем принялся глядеть на дорогу, дабы не сбить никого случайно.

Самсонову самому всё это было как-то совершенно до лампочки, его больше волновала своя дальнейшая судьба. А что там у других, его абсолютно не интересовало. Он лишь с пронзающим взглядом смотрел вперёд, оглядывая выезд на дорогу, к которой они стремительно подъехали, несмотря на скопившихся зевак, которые осуждающе что-то кричали и вопили… Видимо, они были недовольны и разозлены весьма странным поведением непрошенных гостей (имеются в виду прежде всего киллер и подполковник), порушивших всё вокруг и даже не извинившихся. Ну, пусть кричат что хотят, ничего эти крики не изменят – разрушенное здание не починится, а форд Самсонова, что продолжал лежать кверху ногами, не перевернётся сам по себе и не умчит с территории старинной ратуши.

Иннокентий, кстати говоря, достаточно прохладно относился к людям, да и в целом ко всему обществу. Другими словами, он был заядлым социофобом и не любил находиться в обществе с ранних лет, а уж тем более активно с ним взаимодействовать. Так что, Ветров был не так уж не прав, когда отметил, что Самсонову бы надо относиться к людям более доверительно. Но Иннокентия уже было не исправить, он изначально относился к людям весьма презрительно и пренебрежительно.

У него так сложился характер, наверное, во многом из-за тяжёлых отношений с родным отцом, с которым он время от времени контактировал до последнего времени, даже несмотря на то, что тот изменил когда-то его матери и со скандалом был дан развод. Его отец, упомянутый ранее Яков Яковлевич, что был своеобразно назван в честь своего отца, был совершенно ужасным человеком.

Самсонов-старший был человеком радикально правых взглядов. Он до глубины души ненавидел всех приезжих – не только мигрантов из соседних стран, но и жителей Московской и прочих областей. Любого, кто был родом не из Владимира и Владимирской области, он терпеть не мог. И если он узнавал, что кто-то из его коллег по работе приехал из чужой области, то при встрече переставал здороваться и вёл себя при разговоре крайне нетактично, покрывая бранью и трёхэтажным матом. Совершенно неадекватное поведение и иррациональное восприятие реальности.

Наверное, если бы ему довелось когда-либо основать собственную политическую партию, то девизом его предвыборной кампании был бы девиз «Ненавижу!», уж настолько человек был пропитан ненавистью, даже к ближайшим родственникам. Ну разве будет нормальный человек постоянно оскорблять свою бывшую жену в присутствии общего сына и говорить, что та испортила ему жизнь? Также Яков ненавидел интеллектуалов и образованных людей, видя в них угрозу и, видимо, завидуя. Ведь у самого никакого образования не было, восемь классов, да и только. Ну, а умных людей он попросту смущался, поскольку частенько чувствовал свою уязвимость при разговоре с ними, а в особенности, когда происходил ожесточённый спор.

Он абсолютно не мог оперировать аргументами при каком-либо пари. Вот поэтому он и предпочитал общаться с подобными себе: алкоголиками, маргиналами и так далее. И, конечно же, Яков был ярым женоненавистником, как и его дружки. Куда же без этого багажа столь дурному человеку. В компании «настоящих мужиков» (как они себя сами называли) его всегда принимали на ура. Когда они все напивались до скотского состояния, Самсонов-старший приходил поздно вечером домой и бил жену на глазах у малолетнего сына, который очень хорошо запоминал те моменты.

Семь лет жена терпела весь этот кошмар. Но когда выяснилось, что муж стал тайно посещать любовницу, вот тут-то Василиса Викторовна и не выдержала. Она собрала все вещи и вместе с шестилетним сыном покинула квартиру, уехав к родителям. Жена оставила лишь записку, в которой та написала, что устала от бесконечного кошмара и подаёт на развод. Так и закончилась семилетняя эпопея. А развод, естественно, ударил по и без того незавидной репутации Якова Яковлевича (при том, что тогда ещё он не набрасывался на приезжих).

Он был исключён из компартии на самом её закате, как только вскрылись подробности каждодневных избиений супруги, и уволен, в конце концов, с работы. Этот столь позорный для него развод окончательно обозлил Самсонова-старшего на весь мир, и тогда он решил мстить всем и вся, особенно «заклятым врагам» в виде мигрантов, внутренних переселенцев, евреев и так далее. Его ненависть вылилась в то, что в 1992-ом году он вступил в местные отряды неонацистов-скинхедов и занимался террором против мусульман и евреев, агитируя совершать различного рода погромы. Но эта песня продолжалась недолго, и в 1994 году Яков был арестован и получил три года тюрьмы за разжигание ненависти и преступления на расовой почве, что, собственно, и заставило его уйти с этой скользкой дороги.

В общем, от такого папаши будут шарахаться даже собственные дети, что в принципе и случилось в конкретной семье. С 2001 года Иннокентий возобновил общение со своим отцом после достаточно долгого перерыва в отношениях (12 лет, на секундочку). Может быть, это могло случиться и раньше, однако, мать категорически запрещала ему разговаривать с отцом. Василиса Викторовна опасалась, что отец может оказать неблагоприятное влияние на Иннокентия. Впрочем, такие подозрения не были беспочвенны и выглядели весьма правдоподобно, особенно в свете того факта, что Яков состоял в рядах ультраправых радикалов.

Наконец, когда Самсонов переехал в собственное жильё и стал обеспечивать себя материальными средствами, перестав быть зависимым от кого бы то ни было, вот тогда-то и появилась у него возможность принимать самостоятельные решения и начать посещать отца, который традиционно продолжал жить у себя в квартире во Владимире. Со временем эти разговоры оказали в какой-то степени влияние на Иннокентия. В каком смысле? Они для него выявили всю гнилую сущность отца и показали ему, как не надо делать. Вот тогда Самсонов сумел сделать определённые выводы и… решил, что не будет таким же моральным уродом. И потому он стал всё делать ровно наоборот. Самсонов пошёл от противного и делал всё будто бы наперекор своему отцу.

Если отец завёл семью и не справился со своими обязанностями, то Иннокентий не стал в принципе обзаводиться семьёй. Если его отец пил как собака, то он не употреблял алкоголь вовсе. Если отец был консервативным аскетом, то он стремился к иным идеалам, более прогрессивным, и старался жить на широкую ногу. Ему действительно в какой-то момент удалось заработать много денег, чтобы начать жить, ни в чём себе не отказывая. И, конечно же, Иннокентий в отличие от своего отца не был особым любителем общества и стоял на более индивидуалистских позициях в своём мировоззрении. Он совершенно не понимал, как можно было выпивать в компании малознакомых людей. Если отец ненавидел женщин, то Самсонов относился к ним с некоторой нежностью и тактичностью, даже к абсолютно незнакомым. Да и к другим народам и расам был терпим и не кричал на каждом углу «Долой нерусских!», не то что его отец.

Все эти моменты в совокупности сформировали характер и определённый менталитет у киллера Самсонова. Наверное, его ожесточение по отношению к отцу и предопределило то, что он стал наёмным убийцей. Должен же куда-то был деваться внутренний негатив, который не мог сам никуда испариться. Порой, он вспоминал о своём отце, с которым перестал общаться примерно в «Пандемийную эпоху» (на взгляд автора, это период с 11 марта 2020 года по 23 февраля 2022 года). Иногда Иннокентий с сожалением начинал думать, что он мог бы приехать к Самсонову-старшему и поговорить снова по душам, несмотря на сильное недопонимание, но он этого не делал.

Когда он вновь и вновь возвращался к этой мысли, то на душе становилось тяжело и противно и даже не из-за того, что соскучился по общению с отцом, а скорее потому, что ожидался неприятный разговор с не очень приятным для него человеком. Вот и сейчас Самсонов думал только об этом, выдавая своё скверное настроение нахмуренным и угрюмым выражением лица. Солнце стало слепить ему в глаза с южной стороны, где его от ярких лучей долгое время скрывала тень Ветрова. Теперь же оно своим ослепительным сиянием заставило Самсонова наморщить лицо. В конце концов, ему стало невыносимо жарко даже при включённом на полную мощность кондиционере и вот тогда ему пришлось прервать своё длительное молчание и попросить подполковника дать ему свои затемнённые очки.

– Эй, слушай, у тебя есть какие-нибудь очки?

– Ну есть. В бардачке лежат. А что?

– Да меня просто это чёртово солнце утомило уже. Невыносимо! – пожаловался Самсонов.

– Ладно. Бери тогда. Раз уж тебе они нужны.

Иннокентий немедленно открыл дверцу бардачка и просунул внутрь свою руку. Вскоре он нащупал кожаный футляр с очками и достал оттуда. Самсонов открыл футляр, который был закрыт на качественную магнитную вставку, вытащил солнцезащитные очки и нацепил их на себя. Далее он закрыл футляр и положил на место, захлопнув дверцу. Он поблагодарил Ветрова и через секунд десять поинтересовался у того, зачем они поехали прямо, не сворачивая на основную трассу, что находилась после поворота налево.

– А зачем мы съехали? – с тревогой в голосе спросил киллер.

– Ну, ты же не хочешь с переломанной рукой без гипса стоять на этой жуткой жаре и ждать, пока до тебя дойдёт очередь и пограничники наконец пропустят тебя через таможню? – отвлечённо проговорил подполковник, глядя, как его пытается обогнать какой-то придурок на хёндае.

– Ты собираешься свезти меня в больничку?

– Пожалуй, что да. И поверь, я это делаю не столько из-за тебя, сколько из-за себя. Ты ведь выстрелил мне в область живота, – приподнимая футболку и показывая на рану, ответил Ветров, – вон, посмотри!

Из-под футболки показалась кровавая рваная рана, с которой стекала практически запёкшаяся кровь. Плоть непосредственно на ране и вокруг неё выглядела уж слишком растерзанной и разодранной. Куски кожи были буквально выдернуты из тела и под кожей ужасающе обнажилась мясистая часть, которая по цвету смахивала на сильно недожаренный стейк. Иннокентий, конечно, остался под впечатлением после увиденного, однако, он сохранил спокойствие, поскольку не первый уже раз сталкивался с подобным. Ещё недавно Самсонов промывал перекисью свою огнестрельную рану на правом боку, после того как начальник охраны в Центре криминалистики детектива Франко выстрелил в него, пытаясь убить. А его-то рана была куда тяжелее и обширнее, чем лёгкое ранение по касательной у Ветрова. Потому он несколько усмехнулся и заметил:

– Я ожидал, что рана более серьёзная. А это… так, пустяки, ничего особенного не вижу. – вздохнул Самсонов с важным видом.

– Ну, если тебе есть с чем сравнивать… – несколько неторопливо и скептически произнёс Сергей Александрович, опуская футболку вниз.

– Вот именно! Совсем недавно в меня стреляли и попали мне в бок, в район рёбер. Так ранение было в несколько раз больше и заживало почти месяц…

– Из чего в тебя стреляли, интересно? – с подозрением спросил Ветров, сворачивая в придорожный травмпункт.

– Да из револьвера, кажется… Ну, обычного. Господи. Что непонятного?

Ветров, конечно, удивился, что револьвер способен наносить такие серьёзные повреждения, которые подходили под описание Иннокентия. За свою практику в полиции Сергей Александрович ни разу не видел такого. А потому он несколько подозрительно поглядел на Самсонова и хотел что-то ответить, но в последний момент передумал. И это Самсонов сумел прочесть в его глазах, что тот категорически отказывается верить ему.

– Думаешь, что я тебя обманываю? – раздражённо спросил Иннокентий у своего визави. – То есть ты мне отказываешь в доверии?

– Я не отказываю в доверии. Вовсе нет. Просто…

– Просто ты не веришь, что в меня выстрелили из револьвера. Ты ведь это собирался сказать? – осуждающе и нервно поглядел на Ветрова киллер.

– Именно, я это и хотел сказать. Да, я не верю, что от пистолета так может разнести участок тела! Ты пытаешься от меня что-то скрыть, я это прекрасно чувствую. – Ветров вынужденно признался, что ему удалось распознать ложь, исходящую от попутчика.

– Чёрт возьми! Вы, менты, все что ли такие? Всё вечно пронюхаете как собаки. И как это вам удаётся? Не понимаю! – махнул рукой Иннокентий и на мгновение посмотрел в противоположную сторону, что-то неразборчиво пробурчав себе под нос (это было больше всего похоже на «к чёрту вас всех!»).

– Есть такое дело. – расхохотался надрывистым смехом неожиданно для себя Сергей. Самсонов его конкретно развеселил своим ворчанием.

– Что смешного я сказал? Не пойму.

– Ты меня рассмешил эпитетами, которыми ты наградил полицию. Отчасти это, конечно, правда. И достаточно часто случается так, что сотрудники полиции вынуждены порой прибегать к допросам с пристрастием, причём допрашивая невиновных. А когда подозреваемому это надоедает, то начинаются вопли, мол, «Вы, что, меня подозреваете?» – проговорил искажённым голосом Ветров. – Я прекрасно понимаю этих людей. А что делать? Работа у нас такая, выяснять все детали. Ну, а то, что якобы все полицейские такие, то это, мягко говоря, неправда.

– Ладно, допустим… – задумался Самсонов над сказанным. – Да, я тебе соврал по поводу ранения, но я сделал это, чтобы…

– Так из чего стреляли в тебя? – перебил его Ветров.

– Да фиг его знает, из чего стрелял этот чёртов охранник! – проговорился Самсонов, нервно вспоминая тот день. – Наверное, из автомата.

– Постой. Какой ещё охранник?

– Тебе эта информация ни к чему! – недовольно пробормотал Иннокентий, срываясь на крик.

– Нет, раз уж ты начал рассказывать, то продолжи. Я всё равно не отстану. – навязчиво и настоятельно произнёс Ветров, припарковавшись на стоянке возле клиники.

– Ладно… Чёрт с тобой. Всё равно ведь не отвяжешься от тебя. Речь идёт об охраннике в этом… как его там… в Центре криминалистики. Кажется, я правильно называю.

– Принадлежащий детективу Евгению Франко? – вспомнил об этой лаборатории криминологии Сергей Александрович.

Он читал о ней в новостях, когда погибла вся охрана вместе с прибывшими на место спецназовцами, а здание было поражено мощным взрывом. Но больше всего подполковнику запомнилось, что от рук неизвестного убийцы погибли и детектив Франко, и брат Александра Букки Игорь, что были оба найдены мёртвыми в одном кабинете. Ещё тогда Ветров догадался, о чём именно говорили между собой Евгений Евстигнеевич и Игорь Иванович. А говорили они, как считал Сергей, о доказательствах причастности его и Каца к непосредственному убийству Дона Букки. И подполковник мыслил абсолютно в верном направлении, так же, когда он посчитал, что к этому, естественно, может быть причастен лишь Шляпник. Лишь у него был интерес дать приказ избавиться от улик. Единственное, что ускользало от внимания подполковника, так это то, кто именно совершил столь беззастенчивое нападение на лабораторию…

– Да-да, именно его я и имею в виду… Так вот, один из охранников выхватил то ли автомат, то ли ещё что-то, я толком не запомнил, поскольку я немедленно стал стрелять в ответ и мне было уже не до этого.

– А, так это ты навёл тогда шороху, перебив из автомата охрану, а затем и спецназ?.. Ну ты, конечно, даёшь! Я не представляю, как это можно было проделать в одиночку.

– Да, это был я. Я убил их всех. Теперь тебе легче от осознания данного факта и от моего признания?

– Да не то что легче, а просто мне хотя бы стало понятно, что к чему… И всё-таки, как тебе удалось всё проделать без чьей-либо помощи?

– Как, как… Молча! Я же профессионал своего дела. И я бы не сказал, что это было чем-то невообразимо сложным и невыполнимым. Бывало куда тяжелее. Вот, к примеру, мне однажды довелось выполнять задание Андрея Ивановича по убийству одного криминального авторитета по прозвищу «Самоед»…

– Это случайно не Василий Самоедов, которого грохнули пару лет назад?

– Вот-вот. Кажется, мы поняли друг друга… Именно я его тогда убил выстрелом в затылок. Это, если мне не изменяет память, было осенью 2023 года. Но к этому ублюдку было подобраться очень непросто. Он себя огородил тридцатью охранниками, которые были бывшими военными. Так с ними, знаешь, я еле справился. Думал, что точно сдохну, но мне, однако же, повезло. Так что бывало гораздо тяжелее, уж поверь мне.

– Я верю… Но мне всё-таки неясно, зачем ты пытался меня обмануть?

– Да не собирался я никого обманывать. Это случайно вышло. Я просто хотел отметить, что у меня было более тяжёлое ранение. Только и всего.

– Ладно, допустим… Пошли! – приказал ему подполковник, открывая дверь и вылезая из машины.

III

Иннокентий вышел из машины и следом за Ветровым двинулся в сторону медпункта. Здание медпункта было хоть и старым, но при этом хорошо отремонтированным, по крайней мере, внешне. Видимо, муниципалитет полностью взял на себя вопрос о капитальном ремонте травмпункта и ответственно исполнил его, что и выразилось в качественной отделке. Судя по всему, ремонтная бригада завершила работы совсем недавно, буквально пару недель назад. Такой вывод можно было сделать, лишь глянув на свежую бежевую краску, которой покрасили стены здания. От краски ещё оставался чрезмерно пахучий и ядовитый запах, от которого Сергея Александровича чуть не затошнило, когда он входил внутрь через металлическую дверь, что была распахнута настежь. Видимо, тем, кто находился внутри, было невыносимо жарко и душно.

Само здание находилось под плотным объятием крон тополей, которых было насажено немерено вокруг. Однако, даже это не спасало помещение от чудовищной жары внутри, поскольку солнце, ярко светившее через дорогу и находящееся летом достаточно длительное время в зените, успешно устремляло свои лучи на крышу медпункта. Крыша оказывалась раскалённой, особенно во второй половине июля. Так что к сегодняшнему дню, к пятому августа, крыша уже не нагревалась до состояния экстремально разогретой сковородки, на которой без преувеличения в июле можно было приготовить яичницу или блины, ведь температура порой могла достигать величины в пятьдесят градусов, а то и больше…

Но эти детали, конечно, мало интересовали наших путников и быстро ускользали от их взора. Им нужна была только медицинская помощь, причём одному из них без неё нельзя было обойтись. Врач-травматолог с инициалами Д.В. Страшинин, который, к счастью, оказался на месте и не был при этом занят, был сегодня единственным специалистом, готовым принять пациента в любую минуту. С утра к нему пришёл лишь один пациент, да и у того был только ушиб на левой голени. Так что, сегодня у доктора Страшинина (весьма подходящая фамилия, не правда ли?) было мало работы, что в последнее время несколько удручало его.

Ведь ещё прошлым летом к нему в кабинет скапливалась гигантская очередь. У кого-то были поломаны ноги при падении с велосипедов, самокатов и так далее, а кто-то неудачно искупался в озере, повредив ту или иную конечность. В это же лето клиенты практически и не поступали с травмами, при этом почему-то в соседнем медучреждении резко увеличились посещения гастроэнтеролога. Видимо, люди съедали много некачественной еды в подозрительных забегаловках, а потом у них неожиданно начинался метеоризм.

Как только доктор Страшинин узнал, что к нему поступил пациент с серьёзным переломом предплечья, то он оказался на седьмом небе от счастья, после чего, преисполнившись бодростью духа, немедленно открыл дверь и позвал к себе в кабинет «пациента Самсонова». Сергей Александрович, покупая в местной аптеке лекарства, проводил взглядом Самсонова, стремительно направившегося в кабинет травматолога, и, когда тот зашёл туда, Ветров повернулся лицом к продавцу.