Веер откровений

Он только помотал головой, и я продолжил:

– Дальше ничего интересного. Приехал к озеру, усадил Игоря за руль и сделал так, чтобы машина уехала под воду. Будто он хотел сбежать, но по пьяни перепутал дорогу. А ты вернулся на моём велосипеде и отправился готовить завтрак.

Яков не стал спорить, только кашлянул.

– Хочешь узнать, как я догадался? Вот тут, – я ткнул его пальцем в грудь, – тут было пятно от томатного сока. А сегодня его нет! Думал, не замечу? Не повезло, попал на сценариста. Я думаю, что полиции не сложно будет найти твой забрызганный кровью костюм. Если что, кинолога вызовут.

– Ладно, сценарист, а мотив? Раз ты такой проницательный, скажи, зачем я всё это сделал.

– Как это зачем? За жену.

– Я не… – он осёкся и посмотрел на меня как на сумасшедшего, с которым лучше не спорить. – Ладно, вызывай полицию. Им я скажу, где спрятал костюм.

– А мне скажи, где спрятал телефон.

– У меня его нет. – Выгнутые линзы увеличивали глаза Якова, отчего взгляд казался детским. Видимо, так крышу снесло от ревности, что выбросил в озеро даже свой телефон. Я снова поймал себя на том, что жалею Якова. Проверив узлы, я ушёл.

* * *

Крутить педали на вязкой дороге было так тяжело, что я перестал объезжать лужи. Через пять минут я выдохся и начал жалеть, что не дождался Вадима. И тут впереди показался джип. Вадим? Так рано? Руль завилял.

Что делать? Спрятаться в кусты? Тогда через три минуты Вадим будет в коттедже и развяжет Якова. Вадим уже лет десять работает у Якова – кому поверит, мне или шефу?

Я снял ноги с педалей и замахал руками.

– Что случилось, Герман Юлианович? – испуганно спросил Вадим, опустив стекло.

Я бросил велосипед на обочине и залез на переднее сидение:

– Разворачивай и газуй! По дороге расскажу, – и добавил, увидев сомнение на его лице: – На нас напали, а мы без связи. Нужно в полицию.

– Все живы?

– Не все, но Яков Михайлович жив-здоров.

– Тогда зачем ехать? Позвонить же можно! – он протянул мне мобильный. – А полицию в коттедже дождёмся.

– Нет, там всё сложно, лучше самим в полицию, – настаивал я.

Он начал разворачиваться. Что-то легко согласился. А что, если Яков развязал верёвку, позвонил ему и сказал, что убийца – я?

– Вадим, можно телефон? Посмотрю, где ближайшее отделение или хотя бы участковый.

Часы на экранчике показывали, что дело к вечеру. А я думал, что ещё день. В списке звонков ничего подозрительного. С Яковом они созванивались вчера в шесть утра. В сообщениях тоже ничего…

– Вадим, а костюмы для косплея кто покупал? Ты или Ирина?

– Ирина? – Вадим снял руку с руля и шутливо перекрестился. – Слава богу, Яков Михайлович ещё летом развёлся, и теперь всё снова на мне. На Али заказал. И не костюмы, а костюм. Почти в 200 долларов обошёлся. А оружие он всегда сам покупает, у него коллекция.

Меня бросило в пот: «Попробую вечером уксусом вывести», – сказал Яков. Но я всё же спросил:

– А на велосипеде… он умеет?

– Смеётесь? Где Яков Михайлович и где велосипед.

– Разворачивай! Едем в коттедж! – заорал я.

Теперь я понял, что до ужаса напугал Якова. Он решил, что я помешался, и боялся спорить, чтобы не вызвать ярость.

В лесу смеркалось. Когда сквозь силуэты деревьев засветились окна первого этажа, я встревожился. Кто включил свет?

– Стой. Пешком пойдём, чтобы нас не заметили.

Мы подкрались к окнам столовой. Монах Кун Лао вливал водку в горло привязанного к стулу монаха Лю Кана. Рядом на столе блестел обнажённый клинок вакидзаси.

Я не успел ничего сказать, а Вадим уже оказался у входной двери и рванул её так, что чуть не сорвал с петель. Она грохнула за нашими спинами, не оставив шансов появиться неожиданно.

Увидев, что человек в низко надвинутой шляпе стоит с кинжалом в вытянутой руке, Вадим схватил стул и замахнулся. Звякнул об пол кинжал, рядом приземлилась слетевшая с головы шляпа. Игорёк поднял руки.

Убедившись, что Вадим со стулом в руках не спускает с Игоря глаз, я развязал Якова. Тот откашлялся, растёр затёкшие руки, с удивлением посмотрел на нас троих и тут же заснул. Вадим заботливо снял с шефа покосившиеся очки и положил на стол.

– Ребятки, вы чего? Я же пошутил. Дай, думаю, хоть раз его водкой напою. Смотрите, какой он забавный, – заулыбался Игорь. Он чуть опустил руки и шагнул к выходу.

Я врезал. Он осел на пол.

– Давай телефон.

– Телефон? Какой…

Вадим рывком поднял Игоря за ворот безрукавки, свободной рукой охлопал карманы и протянул мне айфон последней модели. Выпендрёжник. К счастью, блокировка не была включена.

– Сейчас посмотрим, что ты гуглил. Угу. Расписание полётов в Дубай. Ритуал харакири.

– Харакири? Какого чёрта тут у вас происходит? А ну, руки назад! – Вадим жёстко встряхнул Игоря за ворот, носком кроссовки отбросил кинжал под стол.

Туго затянув руки Игоря верёвкой, он толкнул его на пустой стул.

– «Смертельная битва» у нас происходит. Да, Игорёк? Быстро же ты сообразил, как выкрутиться. Утопил машину Кирилла. Наверное, с распахнутой передней дверью, чтобы подумали, что твой труп уплыл. Вернулся на велосипеде и спрятался. Ну да, чердак мы не проверили. На что ты рассчитывал? Что мы с Яковом подерёмся? И я убью его или он меня?

– Ну ты даёшь, – округлил глаза Игорь. – Это же Яков всех убил, меня хотел утопить, а я… я выплыл и сюда пришёл.

– Что-то быстро одежда высохла. А кровь откуда? – я указал на россыпь коричневых пятен на плече и рукаве рубашки.

Игорь поглядел на меня с такой ненавистью, что я спрятался за спину Вадима и, как в детстве, наябедничал:

– Он ночью отрубил головы Сергею и Кириллу.

Вадим охнул и недоверчиво рассмеялся.

– Если не веришь, поднимись наверх. Только я подумал, что это сделал Яков Михайлович, и связал его. Если бы мы сейчас не вернулись… в полицейском протоколе было бы написано, что убийца развязал верёвки, а потом раскаялся, выпил для храбрости и сделал харакири. А он, – я кивнул на Игоря, – он в костюме Кирилла в это время уже летел бы в Эмираты.

– Стоп! – перебил меня Вадим. – А почему он и вас не убил, если хотел всё свалить на Якова Михайловича?

Игорь мрачно усмехнулся:

– Потому что я безголовый! Недооценил. Знал бы, что так глубоко копать начнёт, начал бы с него первого. И присел бы твой любимый Яков Михайлович лет на пятнадцать.

Яков хихикнул во сне, причмокнул и счастливо заулыбался.

Артём Рыжаков. СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО

Пролог

Загон, почуяв приближение двуногого бога, приветливо захрюкал. Человек остановился и откинул с тачки полиэтилен. В гущу спин, ушей и рыл полетели влажные тёмные куски. Свиньи взвизгнули, и стадо вмиг сгрудилось там, куда упали мясные глыбы. Добавка не задерживалась. Звери толкались, скользили в навозе, весело трещали челюстями. Напоследок в свалку полетели жёлто-багровые обрубки. Чавканье, хруст костей. Вот и всё. Самые неудачливые свиньи слизывали кровь и жир с сородичей, по которым прилетело угощение.

Опустошив тачку, человек покатил обратно.

Дело было сделано.

1

Старший лейтенант юстиции Елена Смирнова любила запах папок для уголовных дел. Дух картона настраивал мысли на нужный лад, выметал из головы бытовуху. Но сейчас три тома, лежавшие перед ней, не радовали.

Это было её первое расследование в особо важном отделе. Его явно дали Лене в насмешку – «висяк» по сто пятой статье годичной давности. Впрочем, сама нарвалась.

Она припомнила вчерашний день.

– …сколько можно, Григорий Назарович? Я второй месяц только и делаю, что дела для суда готовлю… Можно мне нормальную работу? – она стояла перед начальником, и собственный голос казался ей слабым и девчачьим. А ведь четвёртый десяток разменяла…

– Ты, Смирнова, в печёнки залезть хочешь? Чёрт с тобой, давай… – Глава областного следственного управления по Курайской области Григорий Супрун поднял трубку и, набрав внутренний, пробасил:

– Булдыгин! Неси мне дело Кирина!

«Приехали», – подумала Лена. Про дело о пропаже депутата Кирина в следственных кругах не знал только глухой.

Константин Кирин ходил в парламентариях всего год, но влияния имел побольше, чем многие ветераны Курайской областной думы. «Мясной король» региона, один из «кошельков» партии власти. Три крупнейших фермы, кормовой завод и грандиозный мясокомбинат – этот холдинг Кирин строил десять лет. Два года назад он вышел из состава акционеров, передав дела зятьям, и занялся политической карьерой. А год назад, пройдя без особого труда в новый созыв, Кирин начал такое энергичное законотворчество, что его быстро заприметили в исполкоме главной партии в стране. Прошлой осенью новый депутат полетел в командировку в Москву на «смотрины» к партийным бонзам. Однако пятого сентября в Домодедово Кирин загадочным образом пропал. Никаких зацепок, ничего. И даже тела не нашли.

В кабинет зашёл бритоголовый амбал – помощник начальника Булдыгин. Он положил на стол три пухлых папки.

– Дело отдаю на повторное расследование старшему лейтенанту Смирновой, – хмуро объявил Супрун Булдыгину. – Занеси в журнал. Свободен. Вот, – обратился он к Лене, – на тебе годовасика.

– Но, товарищ полковник…

– Не нокай, я тебе не лошадь. Хотела расследование – вот, получи-распишись, – и полковник уткнулся в бумаги…

Лена очнулась от раздумий и снова погрузилась в материалы дела.

Согласно рапортам муровцев, телефон депутата по прилёте был какое-то время доступен, а жена Кирина даже показала от него сообщение – «Приземлились, всё хорошо». Но водитель отельного трансфера политика не дождался. Когда он начал звонить, номер был уже недоступен. Обыскали туалеты в зале прилёта, но ничего не нашли: ни вещей, ни следов борьбы, ни отпечатков пальцев Кирина. Спустя сутки его телефон вытащили из канализации аэропорта. «Пальцев» не было и на нём. Чуть позже поступила сводка из банка: с карточки вскоре после высадки пассажиров кто-то снял все деньги – немногим больше двух миллионов рублей.

Московский след ничего не дал: в столице Кирин водил знакомства, но мотивов для убийства не было ни у кого. Политических конкурентов он нажить не успел. Наоборот – в ЦК партии его считали очень перспективным и полезным кандидатом в нижнюю палату.

Смирнова проштудировала материалы допроса семьи, протоколы обысков, экспертиз: ни у кого из семьи причин избавляться от депутата не было – дела с правами собственности на активы обстояли так, что за политиком ничего не водилось кроме небольшой квартиры, старой «Нивы» и автоприцепа. Всё было распихано по дочерям и зятьям, личное имущество было на жене. И кроме того, у всех были стопроцентные алиби – все были кто в Курайске, кто вообще за границей.

Да и самому депутату исчезать было незачем – карьера его шла на взлёт.

Заказуха, семейные разборки или побег от возможного преследования – все эти версии рассыпались ещё полгода назад.

Тупик. Смирнова закусила губу. Может, до Москвы что-то есть? Она отлистала несколько страниц назад.

В последний день перед вылетом Кирина из дома забрал водитель на служебной машине. Депутат ненадолго заехал в областное Заксобрание, подписал кое-какие бумаги и около одиннадцати поехал с рабочим визитом в свинокомплекс «Аконино». Проведя там около четырёх часов, политик уехал сразу в аэропорт.

Результаты экспертиз и приметы депутата занимали отдельный том: сыскари узнали о теле Кирина едва ли не больше, чем он сам. Шрам от аппендицита, зубной имплант на месте левого нижнего клыка, родимое пятно на шее и прочие мелочи.

В дверную щель всунул голову дежурный:

– Елена Степановна, из Красноармейского звонили… Просят выехать. Говорят, подозрение на убийство, огородники из Разливного нашли зуб вставной…

– А мы при чём?

Дежурный замялся.

– Так… В навозе нашли зуб-то.

– Где?!

Лена опустила глаза на копию зубной карты и снова подняла на дежурного. Потом быстро сняла трубку телефона:

– Григорий Назарович, я поехала в Красноармейский, останки нашли, подозрение на сто пятую… Я до обеда. Хорошо.

2

– Семён Борисович?

Семён Шафран, кругленький низкорослый старичок, кивнул, привстав со стула.

Смирнова прошла за стол. Дежурный следователь положил перед Еленой имплант – в пакетике, с бирочкой.

– Спасибо за обращение, – начала Смирнова. – Вы сообщили, что нашли вставной зуб в удобрении…

– Чтобы мне так найти новую поясницу, как я нашёл этот имплант, моя дорогая! – всплеснул руками Шафран. – Я вытащил его из свиного навоза!

– А как это случилось?

– Зина проела мне всю плешь со своими помидорами. Я что ли виноват, что они у ней родятся как раки у макаки? Сказала, купи навоза, будем делать компостную яму. Ну что вы думаете, я купил. Начал накладывать в ящик это непотребство, и тут звякнула лопата. Смотрю, что-то белеет. Я поднял и оторопел! Не дай бог никому найти тысячу долларов в таком виде и таком месте…

– А почему тысяча долларов?

– Да это же имплант с танталовым трабекулярным корнем, чтобы мне отпуска не видеть! – выпалил дачник. – Один такой стоит около тысячи долларов! Семён Шафран в зубном протезировании за двадцать лет нажил репутацию и геморрой, знает, о чём говорит. Эти импланты делают только на одном заводе в США, а в России ставят только в двух московских клиниках, чтоб они были здоровы….

– Как вы сказали? Тарбек… Тубрекулярный?

– Трабекулярный! Это значит перегородчатый, пористый. Можно, покажу, да?

Шафран взял пакетик с имплантом, плотно обернул прозрачный полиэтилен вокруг улики и поднёс к ней поближе.

– Видите, стержень между резьбами пористый, как губка? У костной ткани такая же структура. После установки кость начинает прорастать сквозь эту металлическую «губку» – происходит сращивание металла и живой ткани. А тантал имеет лучшую совместимость с человеческими тканями, чем тот же титан. И потому эти импланты чаще приживаются и дольше служат. Вот почему они такие дорогие.

– А вы как думаете, сам по себе он мог выпасть?

– Это так же вероятно, как моя плешь сама зарастёт. Всё из-за той же остеоинтеграции: мало того, что он привинчивается, так ещё и кость прорастает сквозь стержень. Да вы посмотрите – по износу коронки, по следам на резьбе штифта видно, что он ношеный. Так… Ну вот, вижу вкрапления светлого вещества в трабекулярной части. Почти наверняка это остатки кости.

Смирнова кивнула. Конечно, зуб и так отдали бы в лабораторию, но на остатки органики она не надеялась. Лена решила исключить случайное появление улики и спросила:

– Это не может быть подделка?

– Такое подделывать – себя не любить. Сложно получать такую структуру. Да и специалисты легко распознают подделку.

– А есть вероятность, что кто-то просто выкинул старый имплант после замены?

– Старые импланты утилизируют особым образом, как и все медицинские отходы. А вообще их могут употреблять на запчасти или вставлять по новой после реставрации… Но ведь не свиньям же в одно место! Вы видели когда-нибудь, чтобы стоматология и свиноферма были соседи? Я – нет, а скоро шестьдесят лет живу.

– Семён Борисович, а вы уверены, что имплант приехал к вам на участок вместе с навозом? – усомнилась Лена ещё раз.

– Таки мне его на плёнку вывалили прямо с самосвала. И почти сразу Зина впилась в меня – мол, давай накладывать.

– Хорошо. Где вы взяли этот навоз?

– Прямо от производителя, с Аконинского свинокомплекса. У них было дешевле всего и ближе.

Лена заволновалась при упоминании Аконино, но эмоциям ходу не дала:

– Спасибо. Вы можете прикинуть, какой давности навоз вам привезли?

– Как мне объясняла Зина, продают компостированный навоз. То есть он перепревал не меньше года…

– Семён Борисович, я знаю, это может показаться вам странным, но… – Лена уже предвкушала, какими словами её будут честить криминалисты. – Нам нужно забрать ваш навоз на экспертизу. Я вам позвоню, группа приедет.

– Ради бога! Тем более Зина так перепугалась этого зуба, что забыла напрочь про свою блажь с помидорами. Берите, сделайте одолжение.

Едва распрощавшись с Шафраном, Смирнова достала мобильный.

– Алло, Женя? Я всё, скоро приеду. Пока подготовь, пожалуйста, заявление о назначении судмедэкспертизы, надо будет идентифицировать образцы костной ткани. И сделай заявку на выезд криминалистов…

* * *

– Ну, Смирнова, везёт тебе, конечно!

Супрун растерянно таращился на результаты экспертизы.

За своё везение Лена заплатила дорого – начальник криминалистов едва ли не швырнул ей эти результаты в лицо. Но всё же эксперты поработали на совесть: из компоста извлекли не меньше четырёх фрагментов костей и зубов. Имплант тоже обследовали. ДНК, выделенная из всех находок, совпала с ДНК с личных вещей Кирина.

– Охренеть… Его что, свиньям скормили, что ли?

– Скорее всего. – Смирнову до сих пор потряхивало.

– Ну вот что, Елена…

«Впервые по имени назвал», – машинально отметила она.

– Бери группу, езжай в Аконино. Запри там всех, ночуй сама – хоть свиней допрашивай, но докачай мне это дело!

3

Кабинет директора свинокомплекса «Аконинский» заполняла неловкая тишина. Сам руководитель предприятия, Родион Харитонович Патрушев, переминался с ноги на ногу за плечом у Смирновой, как императорский пингвин. Лену и её спутников он встретил в том специфическом волнении, какое всегда вызывают у должностных лиц посетители из органов. А когда Смирнова озвучила цель визита и основания для полномасштабных следственных действий на ферме, Патрушев посерел и растерялся ещё больше.

– Родион Харитонович, присядьте, пожалуйста, – Лене пришлось указать директору на его собственное кресло, чтобы не стоял над душой. – Сейчас будем работать так: я опрошу людей, начиная с вас. Все беседы – один на один. Вызываю по очереди.

– Елена Степановна, откуда сбор проб начинать? – в двери кабинета возник старший криминалист.

– Куда подведены навозные стоки? – Смирнова перевела взгляд на Патрушева.

– Все шесть свинарников, репродуктор и бойня ещё… – промямлил директор.

– Бойня?

– Санитарная. Для убоя больных животных. Там есть загон для предубойного содержания, – пояснил Патрушев.

– Тогда начинайте с бойни, – кивнула Лена криминалисту и переключилась на Патрушева. – Ну, Родион Харитонович, давайте начнём.

Пока Лена допрашивала руководителя, за дверью в компании оперуполномоченного ожидали своей очереди замдиректора по безопасности Марсель Абсалямов и мастер очистного участка Пётр Пронин.

Рассказ Родиона Патрушева

С погибшим я был в хороших отношениях. Работал на Кирина пятнадцать лет, начав рядовым зоотехником на «Гвардейце» – это в соседней области. Кирин уберёг «Гвардеец» от развала: до этого собственники менялись как перчатки, комплекс хирел… А он за пять лет сделал из советской развалины прибыльное предприятие. Через три года у него уже холдинг был. Тогда он мне и предложил возглавить новую ферму здесь.

В тот день год назад мы ждали Константина Дмитриевича к двенадцати. «Аконинский» как опытное предприятие холдинга незадолго перед этим внедрил у себя новую систему переработки навоза на удобрения. Кирин хотел узнать о результатах, чтобы такую практику рекомендовали на федеральном уровне.

Приехал он за полдень и был слегка не в духе: я это понял по тому, что, когда он не в духе, курит больше обычного. Пока мы показывали ему отстойники, систему стоков и новые сепараторы для навоза, он с десяток штук выкурил.

Примерно в половине третьего пригласили его на обед, после чего Константин Дмитрич подобрел и даже начал шутить. Когда возвращались в кабинет, он хотел просто так поговорить с нашей техничкой – он к женскому полу всегда был внимательный – но та до того застеснялась, что побледнела, даром, что была в маске.

Мы ещё посидели здесь на двоих примерно полчаса, по рюмочке коньячку выпили, всякие новости обсудили. Потом, помню, он отлучился в уборную, и не было его около десяти-пятнадцати минут. Вернулся он посвежевший. Видимо в таком хорошем настроении был, что едва не забыл папку с документами и свои сигареты – я помню, потому что сам за ними бегал. Проводил, посадил в машину. Каким образом его останки оказались в навозе наших свиней, даже думать боюсь. Готов оказать следствию всё возможное содействие.

Рассказ Петра Пронина

С Кириным я в близких отношениях не состоял, знаю его как бывшего владельца нашего предприятия и депутата.

В день его приезда специально подстраивали под него график откачки навоза. Очистку стоков мы обычно делаем дважды в день: утром и вечером. В тот день с первой откачкой ждали его, чтобы показать. Ну показали. Дальше был обычный день: отгрузили твёрдое в компостер, жидкое слили в лагуны. Потом я искал запчасти в ремонтный фонд, потом обед был, после обеда ходил к заму с заявкой на эти самые запчасти.

Уже вечером изучал документацию по сепаратору. Ночевал на работе: в прошлую осень стадо на откорме было больше обычного. Мясокомбинат выполнял какой-то крупный заказ на тушёнку. Поэтому ночью у нас тоже была откачка. Всю систему можно запустить и проконтролировать в одного, поэтому я отпустил техника и механизатора по домам. У них-то семьи, а меня дома никто не ждёт. Мою ночёвку на работе можно подтвердить по записи в журнале дежурств.

Рассказ Марселя Абсалямова

Вообще у нас круглосуточное видеонаблюдение. Камеры стоят здесь, в основных кабинетах, в каждом ангаре, на санбойне, котельной, в лаборатории… Не представляю, как это могло случиться, потому что Константин Дмитриевич уехал от нас, я это своими глазами видел. Какая-то мистика.

Я с ним близко не знаком, так – можно сказать, главный работодатель. В тот день мы внимательно следили за всем, я ещё заставил инженеров всё обойти: у нас, как назло, с четвёртого по шестое сентября наблюдались периодические сбои в работе камер. Мы теряли на нескольких точках от тридцати секунд до двух минут записи. Поэтому сделали копию с серверов, чтобы скинуть поставщику системы. Я готов всё передать, что у нас было за тот период.

В итоге мы систему сами починили: у нас тогда работал очень талантливый инженер, Саша Иноземцев, ему удалось найти и снять ошибку в системе. С широким техническим кругозором парень. И притом без высшего: говорил, что со школы помогал осветителям и видеоинженерам в курайском ТЮЗе, а потом кончал колледж связи. Пришёл к нам после армии. Жалко только, что уволился через неделю после устранения неполадок: его сманили разработчиком-стажёром – в какой-то стартап в Тбилиси. Лишились ценного кадра, но с тех пор, благо, таких сбоев пока не было.

На осмотре очистной системы я сопровождал Патрушева и Кирина, как и другие замы. Необычного ничего не могу припомнить, всё шло по программе визита. Разве что… Вы знаете, техничка наша, Анна Гурамовна, была какая-то заторможенная. После обеда, помню, прямо долго она возилась в туалетах. Наверно, болела, потому что в маске была… Зато вечером уборные сверкали просто. После отъезда Константина Дмитрича нас отпустили работать. Я пытался разобраться с этими неполадками, звонил партнёрам, вместе с Сашей искали ошибку в системе, но не нашли. Задержался на работе до позднего вечера – Родион Харитонович может подтвердить, он тоже работал допоздна.

4

Просматривая записи, Лена следила за перемещениями Кирина. Всё более-менее совпадало с показаниями троих: вот Кирин приехал, коротко поздоровался с Патрушевым и замами, и сразу же сгусток людей потёк через всю ферму к очистным. На острие этой стихийной «свиньи» угрюмо шёл Кирин – было видно его плотную кабанью фигуру и лысый череп. Он шёл наклонив голову и курил почти не переставая.

Вот собрание, потом обед… Это кто там в кухню идёт? А, техничка. Так, пошли в кабинет. Опять техничка, помыла в коридоре, пошла мыть туалет для руководства… Так… Вот Кирин идёт в туалет. А там сейчас техничка. Ага, не пустила… Побежал в туалет для сотрудников, понятно… А это кто? Пронин! Тоже в туалет зашёл! Так, сколько там прошло… пять минут? Вот Пронин вышел. А Кирин? Ну-ка, пять минут вперёд… А, вот и Кирин вышел. Действительно, пободрел, пошёл в кабинет обратно. Поговорить, что ли, с этой техничкой… Может, слышала что?

5

– Родион Харитонович, а можно мне с вашей уборщицей поговорить?

– Кхм! Кху! С Анной Г-Гурамовной? – вопрос Лены застал Патрушева, когда тот пил воду. Директор прокашлялся ещё раз, прежде чем ответить.

– Да, конечно… Только вы с терпением отнеситесь: у неё паралич лицевого нерва, ей непросто говорить.

Патрушев вышел и начал кого-то выкрикивать, затем вернулся. Через несколько минут дверь открылась, и в кабинет не спеша вошла худая женщина лет сорока пяти, в косынке, голубой робе и в фартуке. Она держала в руках резиновые перчатки.

Когда-то она без сомнения была красива: изящный с еле выгнутой спинкой нос; большие глаза цвета белого винограда с темно-серой каймой зрачка; большой чувственный рот с полными губами. Но паралич как будто подвесил к левой половине лица невидимую гирю: уголок одного глаза опустился, половина рта уехала вниз.