Государь

– Дуняша с утра такая.

Иван из чувства противоречия тут же возразил:

– Она всегда такая!

И только Дмитрий примирил младших, напомнив очевидное:

– Просто в первый раз так далеко и надолго из Москвы отъезжает.

Растянув поелику возможно звенья золотой цепочки, на молодого государя осторожно надели фамильную реликвию его рода – крест-мощевик, по легенде присланный из Царьграда византийским басилевсом Константином Мономахом в дар великому князю Владимиру Мономаху. Вообще, по всем обычаям и установлениям, ТАКИЕ царские регалии Димитрию Иоанновичу поперед батюшки носить не полагалось – но любящий родитель посчитал, что в столь важный день Крест с частью Животворящего Древа и кусочком камня от самого Гроба Господня, его первенцу гораздо нужнее. К тому же, Семья недавно обрела еще две схожие реликвии с вложенными внутрь крохотными щепочками от креста, на котором претерпел смертные муки Спаситель…

– Доброго здравия, государь!

В покои, все больше напоминающие проходной двор, заглянул княжич Горбатый-Шуйский. Повзрослевший, малость набравшийся ума и терпения за время службы стольником – но так и не осознавший причины, по которой на него опалился наследник трона.

– И тебе не хворать, Петр. Что там на Красной площади, много народа собралось?

Приблизившись и опасливо стрельнув глазами в среднего из братьев-царевичей, долговязый княжич бодро доложил:

– Людишек набежало видимо-невидимо, даже крыши все вокруг площади, и те все позаняли: сотник городовых стрельцов при мне Басманову докладывал, что московский посад совсем пустой стоит! У помоста и на стене, где лучшие люди из князей-бояр и духовенства – там, конечно, малость посвободнее будет…

Примериваясь расположиться на лавке возле Василия Старицкого, говорливый княжич слегка осекся при виде боярышни Дивеевой, что принесла наставнику небольшой кубок. И пахло из-под его крышки так, словно кто-то сначала заварил основательно попользованный в бане дубовый веник, потом плюхнул в отвар добрую мерку березового дегтя, ну и сдобрил все сушеным навозом. «Аромат» от питья пошел такой, что носы у всех морщились сами собой! Вкус, судя по всему, запаху вполне соответствовал – однако восемнадцатилетний слепец бестрепетно принял деревянную посудину и мелкими глоточками употребил густое буро-зеленое варево. Впрочем, лечебную горечь полудюжины трав вполне себе сдобрил благодарный поцелуй в нежную девичью щечку, тут же вспыхнувшую румянцем откровенного удовольствия. Сказав что-то совершенно непонятное для княжича Горбатого-Шуйского (хотя тот свободно говорил на татарском и понимал на слух испанский), молодой государь вызвал у своей ученицы тихий мелодичный смех и улыбку, которую тут же отзеркалили оба царевича и вторая ученица Аглая. За ними фыркнул и Васька Старицкий, с некоторым трудом, но все же разобравший смысл шутки на итальянском – и вот это было для княжича обиднее всего! Даже Старицкий понял, а он словно чурбан стоеросовый, только глазами хлопал!.. Очередное напоминание о том, что его может и простили, да обратно в свой круг до конца пока не вернули… Вздохнув, Петр потупился и отвел взгляд в сторону, тут же «залипнув» на барышню Гурееву. За последний год застенчивая молчунья как-то разом расцвела и дивно похорошела, превратившись из угловатой неотесанной девки-простолюдинки в ладную зеленоокую красавицу. Опять же, в ближайшие подружки к царевне Евдокии выбилась, да и царевичи с ней общались так же свободно и часто, как и с царской целительницей Дивеевой… Отчего у многих при дворе стали мелькать самые разные мысли о том, что неплохо бы как-то познакомиться поближе с младшей ученицей и поискать от нее разных выгод. Тот же свободный доступ к ушам царевичей и к личной целительнице царя – он ведь дорогого стоил!

– Доброго здоровьичка!

С некоторым усилием оторвав взгляд от красивого лика жгучей брюнетки, Петр Шуйский обнаружил в дверях еще одного соперника за внимание и милости царской Семьи. Причем четырнадцатилетний Федька Захарьев-Юрьев был в этом негласном соревновании более удачлив, далеко обогнав не только княжича, но даже и своих родных братьев:

– Великий государь послал справиться о твоем здравии, Димитрий Иванович: все ли у тебя хорошо?

Посторонившись, юный модник в шитом серебром атласном кафтане пропустил очередного дьячка приказа Большой казны, что под конвоем стражников доставил Золотую шапку государя Московского.

– Благодарствую, вполне. Как видишь, и облачение почти завершено… Ступай и донеси батюшке, что мы выйдем с первым колокольным звоном.

Коротко кивнув, быстроногий отрок сорвался с места, спеша донести добрые вести до царя.

– Ты же сегодня в неполном чине? Или еще и державу со скипетром принесут?

Легонько пихнув замешкавшихся челядинов, подошедший царевич Иван забрал у служки шапочку-тафью и плавно опустил ее на голову старшего брата, полностью скрыв коротко стриженную седину. Следом пришел черед и Золотой шапки, весящей как добрый шлем-ерихонка.

– Слава Богу, в неполном. Державой этой только орехи и колоть… Федя, ты ларец мне на стол в Кабинете поставь, и погляди там заодно мои четки.

Угукнув, младший сын царя встал и мимоходом ухватив посох, подставил его под цепкие пальцы владельца. Поправив на своем поясе перекосившиеся ножны черкесского кинжала, Иоанн Иоанович придирчиво оглядел брата на предмет каких-либо негораздов, и остался доволен увиденным. В отличие от самого Дмитрия, тихо проворчавшего:

– Чувствую себя капустой.

– Хм? Это как?

– Десяток одежек, и все без застежек!

Коротко ржанув, средний царевич тут же вернул себе серьезный вид – благо и Федька из кабинета пожаловал, держа слегка на отлете за кипарисовый крестик братнины четки. Темно-багровые, отчетливо-горячие и наполненные хозяйской силой так, что в глубине рубинов иногда начинали сиять багровые искры… Подхватив, Дмитрий привычно устроил их на руке, в два витка охватив запястье так, чтобы крестик был точно под указательным пальцем.

Дон-н, дон-н, дон-н-н!!!

Стены Теремного дворца изрядно смягчили гулкий голос колокольни Ивана Великого – и словно отвечая ему, все в покоях разом задвигались. Пока государь-наследник покидал дворец и шел на Красную площадь – вокруг него словно сам по себе образовался плотный круг из Ближней свиты, отбивающей все попытки разных нахалов пристроиться поближе к будущему царю. И надо сказать, желающих хватало! Занятые делом, ближники как-то упустили тот момент, когда царевичи вместе с барышней Гуреевой отстали и свернули куда-то в сторонку. Потом уже самим «охранителям» пришлось отойти к отцам и старшим братьям – пока Великий государь Иоанн Васильевич прямо в воротной арке Никольской башни давал своему первенцу родительское напутствие и благословление.

– Ого, сколько!

Для царской семьи и особо приближенных загодя приготовили место на стене близ никольской башни – аккурат возле недавно сколоченного помоста, против обыкновения не застеленного даже самыми плохонькими ковровыми дорожками. И теперь именно он и выделялся в разлившемся за Кремлевской крепостью людском море, затопившем не только Красную площадь и прилегающие к ней улицы, но и все доступные проулки с подходящими крышами. Негромкий гул отдельных «капелек» сливался в мощный и гулкий рокот, пока еще мирный и преисполненный легкого любопытства, а так же ожидания… Чего-то.

– Дуня. Дуняша!

Замершая напротив бойницы царевна откликнулась на зов братьев только с третьего раза.

– Чувствуете? Как громадный и переменчивый зверь…

Пока ученица Аглая непонимающе хлопала глазами, царевичи усадили сестру в накрытое медвежьей шкурой креслице и строго предупредили:

– Закрывайся!

– Отгораживайся, Дунь!

– А? Да-да…

У подошедшей вскоре Дивеевой был очень схожее поведение: ненадолго остановившись и выглянув в проем между зубцами, она внезапно дернулась и отшатнулась, морщась и потирая виски.

– Слишком сильно… Как только наставник такое терпит?!

Катнув желваки, царевич Иван как самый нечувствительный по части эмпатии (хотя и его порядком пробирало) негромко напомнил:

– Брат что говорил?! Взяли и закрылись наглухо, или прямо сейчас к батюшке пойду и уговорю его, чтобы неслухов обратно в дворец отправили!!!

Пока зеленоглазая брюнетка непонимающе хлопала пушистыми ресничками, Федор, Евдокия и Домна спешно воздвигли в разумах дополнительные барьеры, отгораживаясь от буйства эмоций собравшихся за стеной москвичей. Безобидных по-одиночке, и терпимых в небольшой толпе – но когда многотысячное собрание людей думает и чувствует в унисон… Это уже скорее не толпа, а могучий зверь, способный лишь на простые чувства. Простые, но притом невероятно сильные и яркие, легко способные свести с ума отдельные слабые частицы могучей общности! А уж если кто-то с самого детства оттачивал свою чувствительность к малейшим движениям человеческой души, и достиг в этом деле немалых успехов…

– Ежели кто почувствует, что вот-вот сомлеет, тут же говорите. Понятно?

Оглядев неразумных младших (в число коих попала и Дивеева), царевич Иоанн уселся на свое место и приготовился бдить – в кои-то веки тихо радуясь тому, что в эмпатии он всего лишь крепкий середнячок и посему сможет присмотреть за родными и близкими. Вскоре на стену поднялся батюшка, оставивший свиту в небольшом отдалении: сев на покрытый бархатом стул, он смежил веки и под колокольный благовест зашептал молитву-обращение к Богородице. Но вот в последний раз прозвенели колокола – и людское море постепенно затихло и успокоилось, заметив, как из раскрывшихся ворот Николькой башни вышла одинокая фигура с посохом. Пока она шагала к помосту, бдящий Иоанн Иоанович услышал жалобный скрип дерева и тут же встрепенулся, окинув все креслица быстрым взором. И тут же отвернул лицо: это отец так сильно сжал подлокотник, что тот потихоньку отрывался от своего основания…

– Народ мой… Люд православный, москвичи и гости столицы!

Взойдя на возвышение, Дмитрий остановился недалеко от края. Постоял так с полминуты, а затем медленно стянул с лица узкую тряпицу, скрывавшую страшные бельма его слепых глаз. После недолгого молчания по морю людских голов пошли многоголосые волны тихих стонов и сдавленных восклицаний – а слепец на том не остановился, сняв и Золотую шапку. При виде короткой седины стенания стали громче, стали доноситься выкрики и что-то невнятное, но явно несущее угрозу врагам любимого государя-наследника… Однако могучий зверь разом присмирел, стоило ему увидеть вздетую вверх руку.

– Я провинился перед вами! Проявил слабость, подвел батюшку и семью… А посему – народ мой!

Одним коротким движением воткнув-утвердив посох на помосте, государь Московский и Великий князь Литовский плавно опустился на колени и склонил голову:

– Прошу: прими покаяние мое…

Глава 4

Укрытый бархатистым покрывалом ночи, под присмотром полноликой красавицы-луны – мирно дремал и видел яркие сны славный город Вильно. И делал бы это и дальше, ведь до утра еще было несколько часов, и можно было бы досмотреть предутренние, самые сладкие и интересные сны… Да вот только в Большом дворце Великих князей Литовских, Русских и Жемойтских, что возвышался над спящим городом, вдруг началась непонятная суета. Зачин ей положила пятерка русских дворян, возглавляемая ретивым гонцом-сеунчем в алой шапке: разбрызгивая шипастыми подковами жеребцов рыхловатый снег, всадники уверенно пролетели по тихим улицам стольного града, оставляя за собой многоголосый лай цепных кобелей. Только-только собаки успокоились и вслед за ними перестали перекрикиваться люди-сторожа, как в сонный город пожаловала ертаульная сотня Черной тысячи – слыша которую, псы вновь начали шуметь, тревожа и будя поневоле просыпающихся тут и там хозяев. Ну а когда по улицам потекла река линейных сотен дворцовой стражи, тут уж переполох пошел по всему городу – включая и Большой дворец Великих князей Литовских. Нет, понятно, что дворня в нем сильно загодя готовилась к возвращению хозяина, старательно намывая и натирая воском полы, выбивая-выхлопывая пыль из ковров и гобеленов, жарко протапливая жилые покои, натирая развешенное по стенам оружие и щиты… Такое усердие бы было достаточным, если бы не знание того, что с повелителем прибудет и его сестра: и если царевна Евдокия была хотя бы вполовину придирчива как покойная королева Бона Ягеллон… Самые пожилые из прислужников, прекрасно помнящие жестокий нрав вздорной итальянки, в открытую шептали молитвы, чтобы Бог охранил и уберег их от этакой напасти! После чего с удвоенной силой гоняли молодых служителей, и чем ближе был миг появления господ, тем больше обнаруживалось всяких недоделок и неустроенностей – отчего великокняжеская резиденция все больше напоминала этакий курятник во время пожара, в который вдобавок еще и лиса забралась. К тому же, характерный шум и огни со стороны Большого дворца отозвался своеобразным эхом в городских усадьбах знатнейших и именитейших мужей Литвы, уже истомившихся в ожидании возвращения Великого князя. Так что теперь все эти ожидальщики торопливо подскакивали с нагретых постелей, на ходу плескали едва теплой водой в свои изрядно помятые со сна благородные лики, и хрипло рычали на зевающих слуг, чтобы те скорее тащили праздничные одеяния. Ведь радость-то какая! Наконец-то в Вильно вернулся любимый, а некоторыми так даже и обожаемый государь Димитрий Иоаннович!!! В отсутствие которого низовая шляхта совсем распоясалась и начала как-то уж слишком нехорошо поглядывать на богатую магнетерию и природную знать Великого княжества Литовского. Да что там! Иные нищеброды, у которых всего имущества за душой – лишь герб да сабля на поясе потертых штанов, уже чуть ли не в открытую голосили, что это именно ясновельможное панство поднесло отраву благословенному самим Господом правителю! Даже и конкретные фамилии уже звучали, причем наибольшей «популярностью» отчего-то пользовались Радзивиллы, Вишневецкие и Сапеги… И ведь многие скорбные головой шляхтичи верили этим гнусным наветам! Сомневаясь лишь в том, кому именно продались большие чины Пан-рады: большинство думало на круля Юхана Второго, а меньшинство почему-то нехорошо поглядывало на католического епископа Протасевича. Ведь всем известно с давних пор, что яд излюбленное оружие именно католического клира – а те же Сапаги, например, совсем недавно всем семейством перешли в католичество, и им бы полезно продемонстрировать верность Ватикану…

Третьей, и пожалуй, самой малочисленной группой среди беспокойной низовой шляхты были сторонники версии, в которой основным виновником был Гохард Кеттлер – последний ландмейстер недавно канувшего в небытие Тевтонского ордена. Многим в Литве было доподлинно известно, что сей самозванный герцог бывшей Курляндии и Семигалии был весьма милостиво принят и обласкан при польском королевском дворе. Опять же, судя по внезапно запылавшему в Ливонии мятежу вечно-нищих ливонских баронов, круль Юхан весьма щедро отсыпал талеров бывшему магистру Ордена. Были у Кеттлера и иные доброжелатели, нанявшие для него сразу три роты германских ландскнехтов и организовавшие небольшой приток добровольцев из коронных земель самой Польши и курфюршества Бранденбургского…

– Эй, кто там! Факелов поболее, и ковры обмахните… Натоптали уже, ироды!

Во внутреннем дворе каменной громады у подножия Замковой горы внезапно стало очень многолюдно – вот только все эти новые люди как один позвякивали чернеными бахтерцами и оружной сталью, с подозрением взглядываясь в собравшиеся тут и там густые тени. Впрочем, ныне и с оружием, и с подозрениями в Вильно никакого недостатка не испытывали: в воздухе раннего марта понемногу начинало пахнуть войной, чадным дымом пожарищ, и большой кровью. Правда, безземельной шляхте и панцырным болярам еще было не вполне ясно, кого именно они будут резать, жечь и грабить – но что это будет обязательно, сомнений не было ни у кого. К тому же и поляки обнаглели чрезмерно, и степняков неплохо было бы приструнить, и в Ливонии навести порядок – а желанную определенность в этот важный и поистине животрепещущий вопрос должен был внести именно Великий князь Димитрий Иоаннович. И как государь Литвы, уже успевший завоевать сердца немалой части своих подданных; и как старший сын Царя Московского, способного при желании быстро собрать и отправить под руку любимого сына-наследника войско в пятнадцать-двадцать тысяч добротно снаряженной дворянской конницы. В которой у каждого второго ныне был отличный доспех – настолько хороший, что в нем можно было смело вставать в первую линию! А у каждого четвертого московита, вдобавок к привычным луку, сабле и копью, в седельных саадаках теперь лежали и «длинные» рейтарские пистоли. Или даже короткий мушкет – крупная дробь которого косила накоротке врагов ничуть не хуже пушечной картечи. Опять же, у правителя Русии ныне под рукой была почти целая тысяча тяжелых рейтар, и еще один рейтарский полк как раз спешно набирали и натаскивали на правильный бой опытные испанские наемники. Да и пушек было преизрядно… Знатные «гирьки» на весы любой войны, весьма утяжеляющие голос своего владельца, и придающие оному особую убедительность! Мало того: вслед за первой ратью через месячишко-другой царь мог отправить еще одно войско, только уже в тридцать-сорок тысяч клинков, зажатых в дланях опытных и жадных до воинской добычи помещиков. И все это, не ослабляя порубежных полков на границе со степью и Крымом!.. А ведь еще были союзные ногаи из Большой орды, казанские и касимовские татары, черкесские уорки: – всегда голодные, всегда готовые хорошенько пограбить в составе сильного войска… Не-ет, от нынешнего московита так просто сабелькой не отмашешься и стрелой не отгонишь! Посему, все очень-очень ждали законнного государя Димитрия Иоанновича, за спиной которого отчетливо виднелась тень его грозного отца – и желанной всеми определенности, без которой никто не рисковал даже и привычными шляхетскими сварами и соседскими междусобойными набегами развлекаться. А ну как посчитают, что ты этим поддерживаешь бунт ливонских баронов-недоумков?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Имя Павел в переводе с латинского означает «маленький», «малыш». Так же его можно трактовать как «младший» что было актуально при совпадении имен отца и сына.

2

Оренбургский пуховый платок – красивый вязаный женский платок из козьего пуха и нити-основы (хлопчатобумажной, шёлковой и др.).

3

Шерстяные и полушерстяные женские платки, украшенные традиционным красочным набивным орнаментом, возникшим в подмосковном городе Павловский Посад

4

Предмет мебели, тип небольшого шкафа, с ящиками и полками для хранения бумаг, в некоторых случаях имеющий выдвигающуюся или откидывающуюся доску, которая заменяет письменный стол.

5

Дополнение к ткацкому станку для изготовления узорчатых и декоративных тканей, ковров, гобеленов и т. д., названный по имени его изобретателя Д. Джаккара. Уникальность механизма состояла в возможности формирования разнообразных узоров через их программирование и подачу в упряжной механизм посредством металлических (впоследствии бумажных) перфорированных карт.

6

Имя Полина по самой распространенной версии произошло от древнегреческого бога Аполлона и означает «Солнечная» или же (в версии Аполлинарии) «посвященная Аполлону».

7

Имя Виталий появилось от латинского прозвища Vitalis, которое дословно переводится как «жизненный» или «Дающий жизнь».

8

Осознанное понимание внутреннего мира или эмоционального состояния другого человека, способность воспринимать эмоциональные состояния «напрямую», даже без контакта с человеком; транслировать свои эмоциональные состояния другому человеку; умение определять правду и ложь при общении с человеком и многое другое

9

Кинокомедия, лидер советского кинопроката 1973 года (свыше 60 миллионов зрителей), снятая по мотивам пьесы Михаила Булгакова «Иван Васильевич». В основе сюжета – рокировка во времени, когда из-за сбоя в работе машины, изобретённой инженером Тимофеевым, московский управдом Бунша вместе с жуликом Жоржем Милославским перемещаются в XVI век, а царь Иван Грозный попадает в XX столетие.

10

Ка́лтась-э́ква (Калтась-женщина) – верховная богиня-мать в мифологии обских угров.

11

Адыгский аналог русских «детей боярских» и боевых холопов, что служили саблей более знатным и родовитым потомственным дворянам и князьям, получая за это определенное вознаграждение: крепостными крестьянами, скотом, зерном, ценным оружием и тому подобным.

12

Церковная служба (литургия) совершаемая утром или днем.

13

Бла́говест – церковный звон одним большим колоколом, что возвещает благую весть о начале Богослужения.

14

Цеса́рцы, или це́сарцы, – принятое на Руси XVII–XIX веках наименование подданных Священной Римской империи германской нации (то есть практически всех немцев и австрийцев).

15

Тмутарака́нское кня́жество – русское княжество, существовавшее в X–XI веках с центром в городе Тмутаракань (Тамань). Упоминается в русских летописях и «Слове о полку Игореве». Традиционно считается, что княжество включало в себя территорию от Восточного Крыма и вплоть до предгорий Кавказа, являясь крупным политическим образованием.

16

Каррарский мрамор – мрамор, добываемый в Апуанских Альпах на территории Каррары. Считается одним из ценнейших сортов мрамора. Каррарские каменоломни использовались уже в медном веке, а в римскую эпоху добыча мрамора приобрела особенно большие масштабы. Начиная с правления Юлия Цезаря каррарский белый мрамор использовался для постройки общественных зданий и домов патрициев.

17

До определенного времени на часах двигался сам круглый циферблат.

18

Собрание высших иерархов Русской православной церкви в XV–XVII вв. Представители О.С. участвовали в работе Земских Соборов.

19

Honrado Concejo de la Mesta – очень влиятельное объединение дворян-овцеводов в Испании, обладавших крупными стадами овец, созданное в 1273 году указом короля Альфонса X Мудрого с целью экономической кооперации всех знатных людей Леона и Кастилии, занимавшихся овцеводством.

20

Старорусское – с ума сошел.

21

Вымершая древнерусская порода собак, относится к группе молоссов и догов. Использовалась при травле и охоте на крупного зверя, отличались полным бесстрашием и тем, что вдвоем-втроем уверенно «добывали» медведя.

22

Становой кафтан – то есть сшитый по фигуре, «по стану», споясом-перехватом на талии. Имел короткие, до локтя рукава.