Его рука

Впервые мысль о том, что маме всегда будет мало её достижений, появилась в восьмом классе, когда Нина с грамотой наперевес ворвалась на тесную кухню их маленькой квартирки. Мама стояла у плиты и, выслушав сбивчивый рассказ про школьный конкурс чтецов, на котором Нина заняла второе место, поинтересовалась, кто занял первое. Победу у Нины перехватил Ромчик Амбарцумян. Он учился на год старше и недостаток роста компенсировал харизмой. Для конкурса Ромчик выбрал отрывок из «Мцыри». Произнося «прощай, отец… дай руку мне», он подбежал к столу, за которым сидело жюри, и протянул пятерню учительнице литературы. А когда та осторожно дотронулся до его ладони, конкурсант завопил:

– Ты чувствуешь?! Моя в огне!

Потом он попятился и дочитывал произведения еле-слышным голосом, словно в изнеможении прислонившись к стене.

Сраженные актерским напором Амбарцумяна судьи почти единогласно отдали ему первое место. Против была только библиотекарша Анна Ивановна. Именно она и записала Нину на конкурс, попытавшись таким образом раскрыть потенциал скромной посетительницы школьной библиотеки. Отказаться Нина не сумела. И удивилась сама себе, когда сначала с легкостью выучила, а потом с достоинством прочла на публику короткий рассказ Тэффи про воротничок, нахально изменивший жизнь обычной женщины.

– Я вообще не думала, что займу хоть какое-то место, тем более второе! – радостно воскликнула Нина и тут же осеклась, поймав на себе особенный, полный разочарования долгий взгляд. Мама ещё пару бесконечных секунд смотрела на неё и вышла, оставив дочь наедине с нежданной и уже ненужной грамотой в руках.

Пожалуй, это был последний случай, когда Нина попытала счастья в каком-то соревновании. Как раз тогда мамой и была вручена «утешительная» медаль. Хотя мама, наверное, об этом и не подозревала. Медалей было даже несколько: ощущение собственной незначительности, желание спрятаться, не выделяться, потому что выделиться-то и нечем, прибиться к кому-то сильному, кто точно знает, как и что нужно делать. Невидимые медали врученные мамой Нина приняла без возражений и дисциплинированно носила.

На роль столба, к которому можно было прислониться в случае чего, и была назначена Рита. Прятаться необходимости не было. Яркая Рита вызывала огонь на себя, точнее сама была пламенем, питающимся вниманием окружающих. Нину не замечали, как не замечают тень, она просто есть, потому что такова природа вещей. Но не будешь же с ней разговаривать, да и о чём?

Впрочем, Рита свою «тень» почти любила. Так кукловод любит марионетку, которая без него и шага ступить не смеет.

Однажды, уже на пятом курсе института, Рита позвала Нину встречать Новый год в компанию своего тогдашнего ухажёра. Гуляли на чьей-то квартире. Нину всё время приглашал танцевать какой-то Андрей. Высокий, тощий, с носом, как у тукана. Он пытался интимно шептать ей в ухо комплименты, но мешал нос, который тыкался Нине в висок, от чего она вздрагивала и дёргала головой. Перед самой полуночью Рита вдрызг разругалась со своим кавалером. Причиной был недостаточно шикарный подарок. Швырнув в лицо дарителю неугодный шёлковый шарф, оскорбленная Рита начала собираться.

– Оставайся, – предложил Нине носатый Андрей.

Нина не осталась и вышла в ночь вслед за подругой. Незнакомый спальный район. Почти пригород. Метель. Транспорта не предвидится.

– Сейчас прибежит как миленький, – уверенно сказала Рита. Никто не прибежал.

Они шли по обочине навстречу снегу. Торчащие из-под курток короткие платья игриво блестели в свете фонарей, выставляя на обозрение задубевшие от холода колени в тонких колготках. Сапоги на шпильках, в которых сложно даже стоять, не то что ходить, на пересеченной местности и вовсе превратились в помеху движению: каблуки взяли в грязевой каше, словно хотели прикрепить девушек к обочине. Мокрый снег размазал праздничный макияж, с каждой минутой всё больше походивший на грим Джокера. Они то и дело поворачиваясь спиной к ветру и пятились, чтобы дать немного передохнуть исколотому снежинками лицу.

Лишь изредка проезжали машины, безжалостно окатывая путешественниц дорожным месивом. Некоторые тормозили, предлагали подвезти. Девчонки отказывались. Садиться в попутку было страшно: мало ли случаев…

Нина шла молча, стараясь не слушать монолог подруги. Рита безжалостно кляла представителей сильного пола, то грозила уйти в монастырь, то обещала страшную месть бывшему. Когда они добрели до придорожной забегаловки, которая каким-то чудом работала, Нина ощущала себя вмерзшим в лёд ископаемым.

– А что? Зато приключение! – тоном, не терпящим возражений, заявила Рита, прихлёбывая огненный чай, который без лишних вопросов поставил перед ними хмурый хозяин.

Добравшись до дома, Нина свалилась с температурой сорок.

«Почему я с ней общаюсь столько лет? Зачем? Только и слушаю о чужой жизни… Если рассказываю о своей – получаю насмешки и сарказм», – эта всплывшая в голове простая и честная мысль Нину почему-то даже не удивила, хотя раньше так явно не приходила в голову. Дружба с Ритой была такой давней, что воспринималась как данность, о плюсах и минусах которой не размышляешь, как о природном цвете глаз. Есть и всё.

Нина вернулась к чтению. Последние несколько строк были написаны совсем иначе, с сильным нажимом, то ли автор хотел себя в чём-то убедить, то ли на что-то, наконец, решился.

«Вдруг кончик иглы начинает плавиться, наткнувшись на крошечный уголёк любви. Любви к себе. Уголёк отважно тлеет, разгорается, сыплет искрами, отгоняя проникающий в душу ледяной морок.

Одиночества не существует. У тебя есть ты. Это навсегда.»

Оставшееся место на странице занимал рисунок. Женская фигура не то на берегу реки, не то у дороги.

– У меня есть я, – с расстановкой сказала Нина, скользя пальцем по реке-дороге. Как незнакомцу, а может незнакомке, удается так точно подобрать слова?

Она оторвалась от наброска и посмотрела в окно. Корявая ель почти пропала, окутанная внезапно опустившимся туманом. Створка сама собой открылась, впуская белесый воздух в помещение. И вот уже пропали стены, столы, стулья. Разговоры посетителей доносились как-будто издалека, а потом и вовсе стихли, словно Нина оказалась в коробке с ватой.

Она вытянула руку. На тонком запястье блеснула тонкая полоска простенького, чуть великоватого золотого браслета. Ладонь скрылась в молочно-серой мгле. Наверное так выглядят «ничто» и «никуда». Идти в них было страшно, но ещё страшнее оказалось стоять на месте, ожидая, что завеса спадёт сама собой.

Нина чуть наклонилась вперед, будто ощупывая вытянутыми руками воздух и сделала шаг. Потом ещё один. Ещё. Не выдержав напряжения, побежала. Впереди проявилась тёмная полоса, она приближалась, становясь всё отчётливее. И вот уже можно различить треугольные силуэты огромных елей, величаво выступивших из небытия и невозмутимо глядящих с другого берега на запыхавшуюся путницу.

«Значит, всё-таки река, а не дорога», – машинально подумала она, вспомнив набросок.

Нина повернула голову и увидела её.

Женщина в длинном платье, словно сотканном из тумана, стояла у самой воды, прикрытой молочно-серыми клубами.

– Эй, – позвала Нина. Женщина не оглянулась.

«В какую сторону идти…» – Нина снова, как в прошлый раз, не услышала, а ощутила непроизнесённые вслух слова.

– Логичнее всего идти вдоль реки, наверное, – сказала Нина, – а вот в какую сторону…

Она подошла ближе. Вымощенная туманом река казалась неподвижной. Нина скользила взглядом по противоположному берегу, по сизым елям, по присыпанной инеем тёмной траве, и вдруг дёрнулась, увидев, что между деревьями есть проход. То ли просека, невесть кем и когда прорубленная, то ли приток реки – из-за тумана не разглядеть.

– Туда, – неожиданно уверенно сказала Нина. – Только как… – начала она и тут же замолкла.

Женщина бесшумно ступила в скрытую туманом воду. Фигура плавно пошла вперёд, словно по твёрдой поверхности.

– Дорога, – улыбнулась Нина, – дорога, которую не сразу и найдёшь, – пробормотала она, глядя на удаляющийся туманный силуэт.

– С кем говоришь? Ты счёт оплатила?

Нина подняла голову. На неё сверху вниз смотрела Рита.

– Нин, ты чего? – Рита защелкала пальцами. – Очнись! – она покосилась на открытую тетрадь.

Нина аккуратно убрала дневник в сумку и встала.

– Счёт не оплатила, сегодня твоя очередь, – спокойно сказала она.

– В смысле? – слишком ярко подведенные помадой губы обиженно надулись.

– В прямом, – твёрдо сказала Нина. – В прошлый раз платила я. И в позапрошлый тоже. И в позапоза… Ну ты поняла.

– Подсчитываешь что ли? – уголки ярких губ брезгливо поползли вниз.

– До сегодняшнего дня не подсчитывала, – Нина пожала плечами.

– И что же случилось сегодня? Калькулятор починила? – губы сложились в неприятную улыбку.

– Мне пора. Пока, – Нина пошла к выходу.

– Я – твоя единственная подруга! – крикнула Рита. – Забыла?!

Нина не остановилась, только сильнее выпрямила спину, словно возглас подруги больно ткнул её между лопаток, как преподаватель в балетном классе, куда она чуть меньше года ходила в детстве.

Колокольчик на двери кофейни звякнул, Нина вышла на улицу. Она помедлила, разглядывая кривую ель у стены и решая в какую сторону пойти. Она всё ещё стояла у края тротуара, когда снова услышала звон дверного колокольчика и стук каблуков.

«Рита…» – от перспективы выяснения отношений накатила паника. Рука сама собой взметнулась, подавая сигнал мчащейся машине. Черный внедорожник проскочил мимо, но метров через двадцать затормозил и сдал назад. Дверь распахнулась прямо напротив Нины, и она юркнула внутрь, увидев краем глаза остолбеневшую Риту.

«Что я творю?!»

Дверь хлопнула. Автомобиль плавно тронулся.

– Пристегнитесь, пожалуйста, – голос водителя заставил Нину вздрогнуть.

Она завозилась с ремнём, краем глаза поглядывая на мужчину за рулём.

– Не страшно попутку ловить? – поинтересовался водитель.

– Страшно, – ответ вырвался тут же. – Сама не знаю, что на меня нашло. Я с подругой поссорилась.

Мужчина кивнул. Машина остановилась, ожидая зелёный свет.

Водитель повернул голову, пристально посмотрел на Нину и вдруг широко улыбнулся.

– А я вас сразу узнал, – подмигнул он.

– Ммменя? – Нина вжалась в сиденье.

– Вас, – подтвердил мужчина.

Зажёгся зелёный. Транспортный поток подхватил джип, увлекая его за собой.

– Страна должна знать своих героев. Вот я и знаю, – серьёзно сообщил водитель и посмотрел в зеркало заднего вида.

– Откуда? – сердце Нины пустилось в пляс.

– Оттуда, – хохотнул водитель. – Да что ж такое! В красную волну угодили…

Автомобиль снова остановился. С неожиданной ловкостью Нина одной рукой отстегнула ремень безопасности, другой распахнула дверь и выскочила наружу.

– Куда?! – заорал водитель. Его голос потонул в возмущенном хоре автосигналов. Машины вопили, задавая этот же вопрос лавирующей между ними Нине. – Сумасшедшая, – водитель потянулся через пассажирское сиденье и с трудом захлопнул дверь. – В третьем ряду выскакивать, – он посмотрел вслед девушке и усмехнулся, – как заяц от погони уходит. Ну это мы ещё посмотрим…

Светофор уставился на дорогу зелёным глазом. Достигнув тротуара Нина оглянулась. Джип покорно плыл по течению, не пытаясь покинуть общий караван. Она вытащила из кармана пачку салфеток. Белый лист выскользнул из трясущихся рук и поплыл над потоком машин, увлекаемый ветром.

«Слишком много всего для одной меня», – Нина вытерла ладонью покрытый потом лоб.

Светящаяся буква «М», как маяк, указывала путь, предлагая воспользоваться услугами метрополитена, чтобы с удобством и всего за несколько минут вернуться в привычную жизнь.

Размышляя о странностях последних дней и о том, как эти странности на неё влияют, Нина спустилась в подземку.

Глава 3. Невесомость

«Встреча, разговор, слово, взгляд, даже мысль… Любой миг может превратиться в точку, где нужно делать выбор. Остаться на привычном постаменте, хотя он уже не поддерживает, а держит. Или сделать шаг в неизвестность – возможно, где-то там есть новая опора.

Всего один шаг и наступает невесомость. Странно, и, пожалуй, жутко. До тех пор пока не осознаешь, что падения не происходит.

Ты – сейчас. Ты – здесь. Ты – есть.

Лёгкость. Свобода. Надежда. И да – немного страшно. Пусть. Это пройдет. Первый и главный шаг сделан – начался новый путь.»

Это случилось снова. Заплаканная Нина открыла тетрадь и сразу оказалась там, провалилась в другой мир, раскрашенный в рассветные тона. Не чувствуя опоры под ногами, она запаниковала, взмахнула руками, судорожно сжимая и разжимая пальцы, словно хотела ухватиться за что-то. Так, должно быть, чувствует себя марионетка, вдруг избавившаяся от пут кукловода, ещё не понимая, как сладить с внезапной свободой. Суетливые движения обрести равновесие не помогали, и она сообразила, наконец, что размахивать конечностями ни к чему.

Немного свыкнувшись с непривычным положением в пространстве, Нина огляделась. Пейзаж, как декорация фантастического фильма, сверху и снизу клубились облака пастельных оттенков. Они меняли форму, сливались, перетекая друг в друга, тут же расставались, рассеивались и возникали снова. Облака цеплялись за возвышающиеся тут и там, то ли каменные изваяния, то ли причудливые растения, похожие на экзотические кактусы.

Нине захотелось разглядеть их поближе, она уже почти решилась попробовать сделать шаг к ближайшему, как вдруг из-за него показался силуэт.

– Эй!!! Я здесь! – Нина вскинула руку. Силуэт на приветствие не отреагировал и неспешно поплыл вперед. – Подождите!!! Стойте!!! – силуэт остановился, и Нина узнала Амалию. Сегодня покинувшая свой пьедестал статуя была задрапирована в переливающуюся ткань цвета индиго. Казалось, Амалию нахождение в невесомости нисколько не беспокоит. Она словно была её частью.

Нина вдруг поняла, что ей больше не страшно, скорее волнительно. Она глянула под ноги – снова закружилась голова. Тогда Нина сосредоточилась на Амалии и, стараясь не думать про отсутствие твердой поверхности, сделала шаг, потом ещё один и сама не заметила, как оказалась возле ожившей статуи. Та на появление спутницы никак не отреагировала, просто двинулась вперед. Задавать вопросы больше не хотелось, хотелось просто плыть рядом с грациозной фигурой, не думая куда и зачем. Просто плыть и быть.

Нина закрыла тетрадь и вернулась в реальность, которая хоть и выглядела прежним образом, но всё же изменилась до неузнаваемости за последние несколько часов.

Когда она пришла домой после ссоры с Ритой и происшествия с чёрным джипом, выяснилось, что муж всё-таки нарушил обет молчания. Он сидел на диване и смотрел телевизор без звука. На экране шёл очередной матч. Нина остановилась в дверях, наблюдая за представлением, устроенным одним из игроков. Вот уж кто не стеснялся выражать эмоции.

– Где была? – вдруг спросил Павел тоном прокурора.

– С Ритой встречалась, – Нина удивленно взглянула на мужа. – Я тебе говорила.

– Только с Ритой? – процедил он.

«Допрос с пристрастием – что-то новенькое. Только этого сейчас и не хватало», – Нина почувствовала, что краснеет.

– Только с Ритой, – она пожала плечами. – То есть, конечно, на улице мне встретились ещё люди, но запланированная встреча была одна, – она развернулась, собираясь выйти из комнаты, но вдруг передумала и остановилась:

– И вообще, если хочешь поговорить – повернись ко мне и говори! Беседовать с твоим затылком я не собираюсь!

– Не ври! – Павел вскочил. – Я всё знаю!

Нина непонимающим взглядом уставилась на мужа.

– Что всё?

– Всё! – Павел схватил диванную подушку и швырнул на пол.

– И чем отличается комета от кометарной глобулы тоже знаешь? – Нина округлила глаза.

– Мужика завела? – рявкнул муж. – Интересно, как это у тебя получилось? Он что слепой?

– Не слепой, раз машину водит, – из спальни раздался ехидный голос и в дверном проёме возникла Рита.

– Ты…

– Я, – подруга криво улыбнулась. – Раз уж ты взялась за подсчёты сегодня, я тоже решила кое-что подсчитать.

Она подошла к Павлу и по-хозяйски положила руку ему на плечо.

– Сколько вы женаты? Семь лет? Самое время начаться кризису? – подмигнула Рита. – Хотя, знаешь, кризис давно уже начался, – она привстала на цыпочки и смачно чмокнула Павла в щёку, словно печать поставила. – Спросишь когда? В день вашей свадьбы…

Нина привалилась к стене, выставив перед собой сумку, как барьер.

– Это правда? – она безуспешно пыталась поймать взгляд мужа.

Тот неопределенно пожал плечами, но тут же опомнился и ринулся в атаку.

– Ты тоже не скучала, как выясняется! Может объяснишь, с какой стати ты на джипах разъезжаешь!

– Не объясню, – Нина изо всех сил вцепилась в сумку.

– Почему? – набычился Павел.

– Потому что, как выясняется, – с нажимом произнесла она, – я вообще не обязана тебе ничего объяснять.

– Почему? – тупо повторил Павел. – Я – муж.

– Нет, ты – не муж, – Нина прищурилась, примериваясь, и провела указательным пальцем сверху вниз , – ты – половина мужа! Ой, нет! – она прикрыла рот рукой. – Не так разделила! Нижняя половина же её, а мне достался никчёмный верх, – Нина прыснула, глядя на вытянувшееся лицо Павла.

– Ты… Ты… – ошарашенный видом внезапно развеселившейся жены Павел растерянно глянул на Риту.

– Да она с ума сошла! Я же тебе говорила. Ты бы слышал, что она сегодня в кафе несла. Какой-то бред про слова и картины… – Рита закатила глаза.

– В общем, я того… ухожу… – буркнул Павел. Он пошарил под диванными подушками и выудил пульт. Экран погас.

Нина смотрела на мужа с удивлением, как будто видела его впервые.

«Как он вообще здесь очутился? Чужой какой-то мужик. Даже и не красивый… Умный? Не уверена. Как-то на философские темы разговор не заходил. А на какие заходил? Да не на какие… Богатый?…»

– И телевизор забираю…

Нина покачала головой: «Не богатый».

– Сказал, забираю, значит, забираю, – Павел воспринял жест, как оспаривание его прав на собственность. Он выдернул шнур из розетки.

«Не богатый во всех смыслах, кстати», – губы Нины тронула горькая усмешка.

– Павлик, я твои вещи собрала, – пропела Рита. – Чемодан там… – она ткнула наманикюренным пальчиком в сторону спальни.

От мысли, что подруга, возможно, рылась и в её вещах тоже, Нину передёрнуло. Она проводила взглядом почти уже бывшего мужа, с телевизором подмышкой проследовавшего в спальню.

– Никогда он тебя не любил, поняла! – Рита взяла с дивана сумочку, достала помаду и наложила очередной слой на пламенеющие губы. – Ты вообще никому и никогда не была нужна. Да что там «нужна», – она причмокнула, – даже неинтересна. А женился он на тебе мне на зло! Потому что я ему отказала. Это ясно? – Рита со щелчком закрыла помаду.

– Ясно, – Нина кивнула и повернулась лицом к стене.

Равнодушие, с которым поверженная соперница принимала происходящее портило победительнице настроение.

– Жил он с тобой, потому что ты удобная и незаметная. Ты – никакая. Всегда такой была и навсегда останешься, – Рита перебросила сумку через плечо: – Ясно?

«Хочу, чтобы они ушли. Хочу, чтобы они ушли. Хочу, чтобы они ушли», – губы Нины беззвучно шевелились. Она стояла с закрытыми глазами, прижавшись лбом к стене, слушая возню «бывших» в прихожей.

Наконец, входная дверь грохнула, как пушка, провожающая корабль в далёкое плавание, и наступила тишина.

– Первый и главный шаг сделан, – Нина перечитала вслух последнюю строчку послания, – правда, шагнула не я, а от меня, но я не возражала, значит, новый путь всё же начался.

Она отложила тетрадь и пошла осматривать свои освободившиеся владения.

Находиться одной, в опустевшей квартире было непривычно. Нина подняла с пола многострадальную подушку, на которой муж обычно срывал злость или радость болельщика.

– Досталось тебе, – Нина аккуратно пристроила подушку на диван.

Она провела пальцем по тумбе, где всего несколько минут назад стоял телевизор. На пыльной поверхности остался след.

В спальне царил кавардак.

«Рылись всё-таки в вещах», – машинально подумала Нина. Осененная неожиданной догадкой она рванула к тумбочке около своей стороны кровати. В выдвижном ящике хранилась шкатулка с нехитрыми украшениями и потрепанным конвертом с надписью «на мечту». Конверт был на месте, а вот деньги исчезли. Скромные накопления уж точно не решали финансовых проблем полумужа, и от этого кража казалась ещё противнее.

Нина горько усмехнулась, запихнула шкатулку обратно в ящик и подошла к распахнутой дверце шкафа. Из зеркала на внутренней стороне створки на неё испуганно смотрела худенькая молодая ещё женщина. Лицо без макияжа. Серые, наполненные слезами глаза. Светлых ресниц и бровей почти не видно. Волосы собраны в тощий хвост. Джинсы, свитер неудачного оливкового цвета придавал коже болезненный оттенок.

– Я жила с человеком, который крадёт мечты! – сообщила Нина своему отражению в зеркале. – А теперь не живу. Денег нет, есть унылая работа и съемная квартира. Да, ещё есть подозрения, что я схожу с ума, потому что мне мерещится всякое, и я разговариваю сама с собой, – она вдруг улыбнулась себе, чего не делала очень и очень давно.

Однажды мама застала девятилетнюю Нину за преступным занятием. Девочка вертелась перед зеркалом, примеряя мамины украшения. Она распустила волосы, из блестящих бус получилось что-то вроде диадемы, как у восточной красавицы из книги сказок. Чтобы бусы не соскальзывали, приходилось держать осанку, тянуть макушку вверх и приподнимать подбородок, отчего тонкая изящная шея становилась ещё длинней. Если бы Карина Филипповна, педагог балетного класса, увидела в этот момент Нинину спину и шею, она бы в два счёта простила нерешительную ученицу за тот случай на концерте. Нина прикладывала серьги к непродырявленным ушкам. Серьги держаться не желали, соскальзывали и с нежным стуком падали на стол. Нина поднимала серьги на ощупь, не сводя глаз со своего отражения, снова цепляла их к ушам, ощущая себя настоящей сказочной принцессой.

– Тебе кто разрешил?

Нина вздрогнула. Диадема из бус соскользнула со лба, но не упала, а жалко повисла, запутавшись в волосах. Нина ссутулилась, словно хотела стать меньше, и, не глядя на мать, принялась теребить застрявшие бусы.

– Я из сил выбиваюсь на работе, а она в зеркало пялится! Вот помощницу себе воспитала. Спасибо, дорогая дочь.

В тихом голосе матери сквозило такое разочарование, что у Нины затряслись руки. Она дёргала бусы всё сильнее и сильнее, не обращая внимания на боль.

Мать вышла из комнаты. Девочка посмотрела в зеркало. Принцесса исчезла. Вместо неё на Нину затравленно смотрела маленькая бледная нищенка, замёрзшая бродяжка, сломавшая неловкими пальцами последнюю спичку. Сморщенный покрасневший нос, предвестник слёз, которые уже нашли дорогу и вот-вот хлынут из широко распахнутых серых глаз. Девочка замотала головой и, давясь слезами, прижала пальчик к губам:

– Тшшш!

– Хочешь плакать – плачь! – громко сказала Нина, выныривая из воспоминаний. Она погладила себя по щеке, подняла подбородок и потянулась макушкой к потолку, словно боялась уронить с головы диадему из бус, ту самую, из детства. Губы сами с собой сложились в улыбку.

Нина повесила на плечики упавшую блузку, закрыла шкаф и пошла на кухню.

Есть не хотелось.

За окном дома восемнадцать дробь четыре по-прежнему шумела автострада, давно забывшая о происшествии, которое перевернуло с ног на голову жизнь обитательницы квартиры номер тридцать один.

Глава 4. Тишина

Нина открыла глаза и уставилась в потолок, припоминая сон, из которого только что вынырнула.

Она идёт по скошенному полю. Обезглавленные колосья царапают голые ноги. Горячий воздух пропитан запахом полевых цветов, луговой клубники и лаврового листа. Терпкий воздушный коктейль хочется вдыхать и вдыхать. Поле-луг кажется бесконечным. Нина закрывает ладонью уставшие от яркого солнца глаза, убирает руку и видит перед собой дерево. Между могучими корнями и раскидистой кроной мощный ствол весь в морщинах и трещинах. Нина рада оказаться в тени. Ей хочется прислониться к дереву, ощутить его силу, почувствовать, как под корой движутся жизненные соки, питая и наполняя лиственный шатёр. Дерево кажется ей всемогущим, неподвластным стихиям, мудрым – только спроси и получишь ответ.

Полуденный зной делает воздух гуще. И из этого дрожащего марева появляется полупрозрачная фигура.

«Как хорошо, что я здесь», – подумала Нина, и мысль вытолкнула её из сна в наполненную утренней тишиной квартиру.

Нина потянулась и потерла глаза. Приятно лежать по центру кровати, а не ютиться на самом краю, уворачиваясь от бессознательных телодвижений мужа. Павел, видимо, во сне восполнял дефицит движения наяву, потому вечно вертелся, вздрагивал, раскидывал руки, дёргал ногами, сбрасывал на пол одеяла, подушки, а бывало, что и саму Нину.