ДК: Морской орк

«Каташи» заметил что его разглядывают, но не застеснялся, не забычил, а улыбнулся глазами и стал разглядывать в ответ.

Крепыш был белобрысым. Такой, какими альбиносы бывают или иногда выгорают блондины на солнце тоже добела. Нет, похоже альбинос, кожа не загорелая. Но за толстыми линзами очков не разглядеть цвет глаз. Может и правду красные? Уж очень очки массивные, в толстой оправе, возможно модно сейчас такие носить, но ощущение, что парень за ними прячется как броней.

Крепкий, наверняка в качалку ходит. Издалека можно подумать, что он полноват, пиджаки не очень идут спортсменам-бодибилдерам, но ладони и шея – не как у толстяка, полные, а наоборот мускулистые.

Интересный тип. Пытается выглядеть безобиднее, чем он есть? Зачем?

Зеленый оглянулся на сцену, допил кофе:

– Сколько с меня? – он поболтал стаканчиком.

– Подарок, – отмахнулся очкарик. – От фаната.

– Оу, мой первый фанат! – обрадовался длинный. – Ты должен дать мне автограф.

Зеленый похлопал себя по отсутствующим карманам, почесал бровь, вспоминая где карманы и та одежда, к которой они пришиты.

– Аллё!

Они обернулись на голос. Щелк. Какая-то девица их сфотографировала со словами «вы похожи» и подергала себя за волосы.

Степан рассмеялся и правда прямо сейчас они оба белобрысые.

– Карина, фотку кинь.

– Сейчас, – пообещала та, быстро щелкая все, что попадается на сцене.

– Сенсей, – хором звали на сцене. – Сенсей!

Степан махнул им рукой «иду», другой сжал плечо Микки:

– Никуда не уходи. Я найду ручку. Ты же не спешишь?

– Нет, не спешу. Окей.

Длинный шагнул в сторону, а Микки спохватился: «Черт, а если опять разминемся?» и он уже сам схватил длинного за локоть:

– Телефон дай.

Длинный удивленно изогнул белёную бровь.

– Что?

Микки не понял удивления. («Сенсей. Сенсей» скандировала сцена). Но Зеленый пожал плечами, полез в нагрудный карман, вытащил телефон, вложил в его ладонь и ушел на сцену.

Теперь пришла очередь Микки удивленно поднимать белые брови. «А он шутник. Окей, похозяйничаем». Он открыл винтажную вещь. Самсунг, раскладушка. "Ими еще кто-то пользуется? Они еще фурычат?" Потом вспомнил активное выступление и согласился. "Разумно. Разобьешь – не жалко".

Не сразу разобрался как добавить новый контакт (себя, конечно же). Это сколько надо сделать движений: на каждую кнопку по три-четыре символа, буквы и цифры. Промахнулся, начинай сначала. Но я упорный. Мне надо.

Потом не сразу нашел как позвонить.

Наконец пошел вызов на его яблочною мобилу. Вот где все знакомо и привычно.

Назовем абонента как? Каташи? Длинный? Зеленый? Ха.

«Сенсей» орали на сцене девчата. Ок. Сенсей так сенсей.

Готово.

А на сцене происходили постановочные съемки. Ребята чуть ли не по кадрово снимали свое выступление. Микки хмыкнул и присоединился к группе фотографов.

Иногда вместо фото, снимая короткие ролики самих сценок. Еще видео съемок сценок (то есть как фотографы снимают фото). Еще общую атмосферу и закулисье.

– Снимите меня как я бью Сакуру!

– Вместе с сенсеем.

– И без сенсея.

– А сбоку?

– И снизу!

– Как будто я падаю.

– И еще так.

– И вот так.

– И еще раз!

Фотосессия никак не заканчивалась. Совсем устав, длинный просто растянулся во весь рост посередине сцены.

– Всё. Я труп.

Закрыл глаза и еще минут пятнадцать терпел, как девчата снимаются рядом с трупом.

– Я рядом лягу. Как будто мы вдвоем умерли.

– Чур, я сверху! Сними будто у нас любовь.

– А я ногой подпираю. Победила. Я крутая.

– И меч воткни!

«Извращенки!» – думал Степан и никак не мог придумать куда сбежать. Туда, где вход женщинам воспрещен.

– Пошли покурим? – негромко предложил единственный мужской голос в этом женском беспорядке. «Точно! Туалет. Мужской».

Микки спросил негромко, как будто бы сам себя, но длинный услышал и встрепенулся:

– Где уборная? Ща лопну!

Степан скатился со сцены под девчачий возмущенный визг и метнулся в боковую дверь, туда, где мелькнула белая шевелюра.

Глава 33 Кофе и сигареты

Они выскочили в коридор и столкнулись с двумя мужчинами, которые собирались зайти.

– Костя? – опешил длинный.

Они обнялись и у Микки неожиданно взыграла ревность. Сейчас умыкнут парня и так и останется только гадать: он Зеленый или нет?

– Кость, что случилось?

– Слышь, племяш… Дело тут такое деликатное, кхм.

У Микки немного отлегло от сердца, но сомнения остались: племяш и дядя не сильно отличались по возрасту.

– Говори как есть.

– Кхм, – Кашлянул смущенно Костя, все также удерживая свою руку на плече племянника. – Во-первых, мне нужен твой мотоцикл.

Длинный фыркнул:

– А моя одежда тебе не нужна? Эй, я не потащу весь реквизит на своих двоих!

– Тихо-тихо. Я это уладил. Видишь мужика? Это Пал Палыч, отец Ирины. Он всё увезёт.

– Здрасьте, – он пожал руку Палычу и повернулся к Косте. – А во-вторых?

– Понимаешь, тут такое дело… Ну ты знаешь этих баб. То хочу, то не хочу… Гормоны, все дела…

– Дай угадаю: меня кинули?

– Они очень извинялись. Очень. Просто девичник такое дело. Это девичник. Это значит без мужиков.

– Понятно, – длинный похлопал себя по отсутствующим карманам, вспоминая где телефон, потом попросил: – Набери Ирку, хочу сам услышать.

– Ты только без матов, ладно? – Костя передал свой мобильник. – Беременным вредно…

– Слышь, жених. А беременным по сцене прыгать не вредно? Какой срок? Когда успел?

– Пять недель… А чо там успевать-то?

Длинный прижал телефон к уху, слушая гудки вызова. Потом пожал мужику руку:

– Поздравляю, Пал Палыч. А родня-то у меня растёт как дрожжах. Это кем мы друг другу приходимся?

– Зови дядей, молод я для деда, – хмыкнул мужик лет сорока.

Тут на вызов ответили («милый?») и длинный начал елейным голосом:

– Хината-тян, как ваше здоровье? Как настроение? Хотите пэрсик? А может соленый огурчик? Я сгоняю… Ирка, ну что за дела? – возмутился он нормальным голосом. – Какой девичник? Свадьба через месяц… Кто? Школьная подруга, говоришь. Лучшая, ага-ага. Куда уезжает? Когда? Ну и что? Приедет потом. Не приедет? И что? А ты? Ну и? Понял. Ладно. Всё, не реви. Не ревешь? Вот и молодец. Понял я. Ладно. Что? Какая Сонька? Кицунэ? Помню. Ладно, давай, слушаю. Соня? Э-э… Котик? Нет, не пробегал. Нет, не видел. Ни кошек, ни собак, ни птичек… А-а-а… фамилия такая? Понял. Да. Есть. Вижу, – длинный подмигнул очкарику. – Да. Здесь. И что? Ты позвала, а мне оправдываться? Да вы что там все беременные на голову? Нет? Нет. Я требую компенсацию. Не то. Не то. А вот это заманчиво. Ладно. Договорились. Точно. Я сказал, значит сделаю. С тебя фотки. Да. Ну, пока. Нет, не обиделся. Нет. Точно. Бухнем с котом без вас, – он вопросительно посмотрел на очкарика, тот обрадовано показал большой палец. – Ага. Ну да. А ты думала… Всё пока. Веселитесь.

Он отдал телефон Косте:

– Я так понимаю мальчишник тоже без меня?

– Извини, я б только «за». Но батя уперся. Категорически запретил брать тебя.

– А-а, понятно. Байкеры, дикий лес, тяжелый рок. Самогон, наркотики. Не, спасибо, не хочу.

– Ну вот, понимаешь же. Мы ж когда без баб собираемся, то… всякое бывает… – Костя поскреб шрам на подбородке. И где они нашли ту гранату? Никто не вспомнил до сих пор. Хорошо никого насмерть не пришибло. Повезло, просто дико повезло.

– Ну ок, дядя. Тогда проследи, чтобы Ирка все мои вещи собрала. И флешку не забыла. И усилитель. Он не мой, его отдавать надо. Проследи.

– Прослежу. Не боись. Ключи от мотоцикла?

– У сестры в сумочке. И вот это ей отдай. Не моё.

Длинный снял жилет, потом стащил с головы лохматый парик и яростно почесал голову.

Микки молча ахнул «Рыжий! Вообще ни разу ни Зеленый».

– Ладно. Всем пока, – длинный обнялся на прощание с Костей, пожал руку Палычу. – Мы ушли.

– Сильно не пейте, – предупредил Костя.

– Кто бы говорил, – фыркнул длинный.

По пути на выход длинный заглянул в соседний класс и вытащил из кучи всяких вещей свой рюкзак.

– Куда пойдем? – подал голос очкарик.

– К морю, – решительно сказал Степан и показательно почесался,– искупаться хочу.

– Окей, – согласился Микки. Честно говоря, он не знал что дальше делать. Тащить Зеленого в бар? Так Зеленый не пьёт. Если это тот Зеленый. Или сразу звать его к себе домой? Кто они друг другу? Еще не друзья, едва знакомы. Как вести себя не понятно. Тем не менее длинный его не прогоняет. Зовёт с собой. Какие у него планы? Что за чувак? Вопросы. Вопросы.

Поэтому он молча шёл рядом.

Люди на улице удивленно провожали долговязую фигуру в черном трико и водолазке, в странных сандалиях. Но длинный не обращал на них внимания. Он хотел к морю. Устал.

С людных улиц они свернули в подворотню. Прошли пустырь. Пролезли через забор, отогнув нужную доску. Нырнули в бурьян. Влезли в окно заброшенного дома, прошли его насквозь, вылезли через другое окно. По узкой тропке прошли чужими огородами, где-то вяло брехала на них собака. Прошли между старых домов, выходящие на эту улочку глухими стенами. Деревья заброшенного парка. Потом долго шли вдоль бетонного забора.

– "Куда ты ведешь нас, не видно ни зги, Сусанину с сердцем кричали враги", – продекламировал Микки всплывшие строчки.

– Почти на месте, – рассмеялся Степан. – Вон ящики, переберемся через забор…

– А там?

– А там море. Чуешь?

Микки показательно понюхал воздух:

– Нет. Навозом пахнет.

– Это от тебя, – веселился длинный, – смотри куда ноги ставишь. В парке корова гуляет.

– Бля, предупреждать надо! – очкарик осмотрел свои модные мокасины. Грязи не нашел, если только вот это подозрительное пятно на подошве. Он пошоркал ногой по траве. – Я же очкарик.

– Да? – удивился Зеленый.

Подошел вплотную, снял с него очки, медленно потянув (вдруг хозяин против) взявшись за уголок очков (хозяин не выразил протеста). Потом пригляделся к глазам: «Совсем не похож на близорукого. И теперь вижу, что он не альбинос. Глаза не красные, а карие. Зрачки как спелые вишни». Потом водрузил очки себе на нос и посмотрел по сторонам. Охнул. От рассинхронизированной картинки закружилась голова. Он зажмурился.

Очкарик осторожно забрал свои очки обратно, стараясь не царапнуть чужое лицо ни пальцами ни дужками. Потом пояснил:

– У меня левый глаз видит только сорок процентов, второй девяносто.

– Ептить. Операцию нельзя?

– На один глаз сделал, – он показал на правый глаз. – Раньше оба были ноль четыре.

– Понятно, – Зеленый не полез с дальнейшим вопросом почему второй глаз не лечит. – А линзы нельзя?

– Можно. Ношу иногда.

– По праздникам? – пошутил длинный.

– Ну да, – усмехнулся крепыш. «Тут ты угадал, длинный, когда иду в клуб, когда надо произвести впечатление на… снять кого-нибудь в общем.. мда, на ночь».

– За мной. Там говна нет.

И Зеленый привычно полез по железным ящикам. Ящики даже не шелохнулись, так давно они здесь лежали, что вросли в землю и срослись друг другом корешками трав.

Они выбрались на огромные камни и там действительно раскинулось море.

Микки вдохнул знакомый запах моря. И понял, что соскучился. Южное море пахло не так как северное.

И почему он сам сразу сюда не пришел? Потащился в ненавистную школу. По привычке, наверное. Впрочем, удачно сходил.

Место было знакомое, только они с ребятами редко сюда ходили. По берегу идти долго, по этим каменюкам, чтобы только добрать на маленький галечный пляжик. Были места для купания и поближе. И дорогу эту, задворками, он не знал.

Микки снял свой пиджак в кэжуал стиле. Типа офисная вещь, но гораздо удобнее и с намеком на свободный график работы.

Аккуратно положил его на камень, проверив, что там чисто. Потом расстегнул ворот классической рубашки с короткими рукавами. Скинул мокасины, подвернул брюки и босым зашел в воду по щиколотку. Осторожно, чтоб не замочить края.

Вдруг что-то дикое и голое с радостным воплем пронеслось мимо и рухнуло в воду, подняв кучу брызг.

– Бля-я, дебила кусок!

Рыжий вынырнул, довольно осклабился, выпрыгнул из воды и опять с головой ушел в море, сверкнул голыми ягодицами и дрыгая длинными ногами.

– Совсем дикий, – по-стариковски печально покачал головой Микки и ушел сохнуть на камни.

Он с усмешкой наблюдал, как Зеленый беснуется в воде. Вот казалось совсем у человека сил не было, а теперь что?

Длинный быстро выдохся. Сел по пояс в воде, расплел косички, прополоскал волосы в море. Потер шкуру мелким галечным песком. Смыл с себя пот и усталость.

На выступлении пришлось выложиться на все сто. Кроме чисто физического труда махания тяжелым клинком, он потел от переживания за девчонок. Две петарды взорвались не по плану, кто-то поставил их не в том порядке. Сеструха пару раз забывала сценарий и лезла невпопад. Но все обошлось. Все получилось. Кайф.

Они в полуфинале. Следующее выступление будет через месяц, отдохнуть можно.

А ведь кому-то еще придется биться в четвертьфинале, но не им. Здорово.

Надо будет в следующий раз кое-что подкорректировать. Как оказалось: репетиция – это одно, а выступление летит коту под хвост, казалось бы, даже в самых отрепетированных местах.

Степан выбрался на берег и блаженно растянулся, предоставив солнцу сушить его кожу. А пока можно подремать.

Микки делал вид, что занят делом – вычищает мокасины камнями (хотя они точно ничем не пахли, нюх у него отличный на фоне слабого зрения). И его совсем, вот совсем, не интересует голый дикий чувак рядом.

Рыжий, надо же. Хотя рыжий не как морковка, а такой почти каштановый. И кожа не бледная, а загорелая. Даже на заднице. Видимо, часто голышом купается. А-яй-яй, а казался таким скромным мальчиком. Ой, вру, когда это Зеленый был скромным? Скорее тихий и неприметный в обычной обстановке. Наверное. Я так думал. И вообще забудь. Зеленый погиб. А это кто-то другой.

Кто-то другой, похожий на Зеленого, но со шрамами на голове?

Надежда глупое чувство.

Зеленый перевернулся на спину и приподнялся на локтях, ловя взгляд очкарика.

– Прикольная татуха, – перевел Микки взгляд выше и делая вид, что не посмотрел на чужие причиндалы.

– Правда? – рыжий закрыл пятерней ключицу. – И что там нарисовано?

– Улитка, – Микки пожал плечом, кто-то проверяет его зрение? Да, ладно пару метров это разве расстояние? – С кулером. Ты геймер, да?

– Угу, – задумчиво согласился Степан. До этого никто из родных и знакомых не видел его тату. Типа нет там ничего, просто кожа. Батя тогда потрогал горячую кожу пальцами и принес противоаллергенную мазь. Степан до этого времени считал, что это его личный глюк, потому что другие улитку не видят и сам Слюнявый больше себя никак не проявил.

– У меня тоже есть, – сообщил очкарик.

Микки вывернул ногу, показывая тату. Чуть выше косточки на лодыжке была выбита пчела. Точнее шмель. Черно-желтые полоски насекомого, черные ажурные крылышки и вокруг синее пятно, будто акварельную краску расплескали. Красиво. Зеленый тут же протянул свои наглые пальцы и потер шмеля. Вот тут он угадал. Черные полосы были набиты поверх шрамов, которые он решил скрыть этим летом. Первый шрам вышел случайно, когда он истерил из-за смерти Зеленого, остальные три он резал уже сам, пытаясь каждый год в сентябре заглушить боль от этой даты. Но этим летом он сказал себе: «Хватит, больше никаких шрамов». Поэтому пятая полоса так и не появилась. Просто жалко было взрезать рисунок, будто отрезая шмелю голову.

Зеленый деликатно погрустил рядом минуту, потом полез с шутками. Подергал пуговицу на рубашке:

– Давай показывай, что ты прячешь под рубахой. Море, солнце, тут никого, а ты одетый. Что там? Купола? Профиль Обамы? Подростковые прыщи?

– Ай. Ничего не прячу. Просто мне не жарко.

Рыжий сидит так близко и лезет пальцами за пазуху. Длинными (ну у него все длинное, он же длинный) и загорелыми пальцами. Бля. Ему под рубашку.

– Ты смотри, – веселился длинный. – Не жарко ему. Бледная поганка. Вылазь на солнышко. Когда в последний раз загорал?

– Какой «загорал»? В Питере всегда дождь.

– Ты из Питера? Круто. Я подумал местный.

– Был местный, – Микки не спеша расстегивал рубашку, – учился в той школе, где вы выступали, потом уехал учиться в Питер, теперь там работаю. Только не смейся. – Он скинул рубашку. – Я тоже геймер. Бывший.

Степан одобрительно оглядел рельефные мышцы нового друга, но ничего смешного не увидел.

Микки вздохнул и повернулся к нему спиной. На спине, на загривке была монохромная татуировка. Рогатый шлем викинга в окружении кельтских угловатых узоров.

Зеленый поскреб рисунок ногтем. Все как он помнил: два рога, один заканчивается металлическим наконечником, по краю обод с рунами, одной руны не хватает, на ее месте вмятина.

Точь-в-точь шлем орка Микки, ник Маус6a. Совпадение? Фигушки!

Степан подул на рисунок и по коже побежали мурашки. Он положил загорелую ладонь на белое плечо, чтоб отловить реакцию на свои слова:

– Микита Михайлович, – плечо дернулось "есть!", – Извольте, сударь, объясниться. Отчего вы делаете вид, будто мы с вами не знакомы-с? Vous ne me reconnaissez pas? /Вы меня не узнаете?/

– Марфа Васильевна? – прохрипел Микки ошарашенно. – Sacré nom…/Черт возьми…/ Это не можешь быть ты! Зеленый?

– Почему нет, Микки? Это я…

Микки обернулся с растерянными глазами, обхватил рыжую голову ладонями, потер пальцем шрам.

– Потому что Зеленый умер…

– Вовсе нет. Вот он я.

– Ты должен быть на пять лет старше!

– Почему?

– Потому, что ограничения в игре стояли! Чтобы зарегистрироваться, нужно было документы…

– Да? – Степан поморщил лоб, вспоминая. – Мне сосед учетку делал, я на его компе играл. Понятия не имею какие он там документы показывал. Я даже не уверен, что там не пиратка стояла…

Микки подскочил и забегал туда-сюда по пляжу.

– То есть тебе тогда тринадцать было.

– Ну да.

– А потом?

– Что потом?

– После эпика! Ты куда пропал? Мы считали, что ты умер. Лять, мы похоронили тебя!

Микки хотелось ударить Зеленого за всё пережитое. За пять гребанных лет боли. Он подскочил к рыжему, сидящему на песке с опущенной головой, и дернул его за подбородок вверх. То ли затем чтоб ударить, то ли чтобы кричать в это лицо всякие гадости. Но заткнулся.

Такое лицо у Зеленого было… Черт.

Разжал пальцы и рухнул рядом на колени. Потребовал:

– Рассказывай.

– Не могу, – прошептал рыжий.

– Что, лять, с тобой тогда случилось? – Микки стукнул кулаком по песку. Зеленый подтянул колени и сжался в комок. – Что? Двойку поставили? Из дома выгнали? Суицид? Наркотики? Маньяки? Что?

– Да, – прошептал он.

– Что "да"? Что конкретное? Или всё вместе? – ярился Микки.

– "Или".

Зеленый встал и ушел в камни, там сел к нему спиной, вздрагивая.

"Сука ты, Микита, вместо того, чтобы радоваться, довел ребенка до слез".

Он поднял камень и метнул в воду. Камень ушел на дно. Волна накатила на берег, шурша и рокоча. Он кинул еще камешек. И еще парочку.

Микки остыл, но легче не становилось.

Пошел к камням. Посмотрел на узкую спину с позвонками позвоночника. Зеленый хоть был жилистый, с четкими мышцами, но и кости скелета по нему можно было изучать как на уроках биологии. Лопатка шевельнулась "чего надо?".

Микки сел рядом, но спиной к спине.

– Прости. Я скучал. Очень.

Рыжий вздохнул, прощая, разогнулся и откинулся назад, запрокинув голову на плечо Микки, посмотрел в небо, потерся лопатками. Приятно чувствовать голой кожей тепло другого голого человека.

– И ты прости. Я просто забыл тогда всё, что было пять лет назад. Психологи говорят защитная реакция. Я только недавно кое-что вспомнил, но не могу об этом говорить, голос не слушается, – Зеленый замолчал, глотая ком в горле, Микки молчал, чтоб не сбить глупыми вопросами эти откровения. – А пока в коме валялся, этим летом, мой мозг такого напридумывал, что я не знаю, где воспоминания, где реальность, а где фантазия. Я не знаю какой Микки настоящий, а какой придуманный. Где настоящий я, а где Зеленый.

Он замолчал и опять потерся спиной. Вопросительно.

Микки шевельнулся и признался:

– Я тоже не знаю, пять лет прошло. Тоже напридумывал себе всякое. Что было, а что могло бы быть, но не было. Будем разбираться, ага?

– Ага, – легко согласился Зеленый. Он всегда был отходчивый. – Пожрём?

– Не хочу к людям, – буркнул Мик.

– У меня есть с собой.

– Тогда, конечно, пожрём. Тебя откармливать надо, шкелетину.

– Ага, я пытаюсь, пока не получается, – фыркнул Зеленый, доставая пакет с запасной одеждой и завтрак.

Анимешный костюм сенсея он запихал в пакет, а сам, наконец-то, стал выглядеть, как обычный человек. Джинсы, полосатая майка, кеды.

Этот вечер запомнился как "кофе и сигареты".

Теплый очень сладкий кофе и ментоловые сигареты.

Рыжий оказывается в рюкзаке таскал все необходимое, даже сланцы-тапочки и зубную щетку. Душу царапнул тот факт, что кто-то всегда готов загреметь на скорой.

Но от кофе и пирожков Микки не отказался. После нервных потрясений даже не горячий (бе), сладкий (фу), без сливок (ну это мелочь) кофе шел на ура. Пирожки тоже были сладкие. Ну да, Зеленый сладкоежка, вот мама и старается, печёт сладкую сдобу.

Микки порылся в своей дорожной сумке-планшете. Там были документы, немного наличных, пластиковая карта. Питерская привычка: главное, чтоб деньги были – остальное можно купить. Потому больше ничего в сумке не хранил, но подсознание твердило "ищи". И во внутреннем кармане планшета он таки нашел ее, сигаретку. Точнее почти пустую пачку с одной сигаретой. От бывшей осталась заначка. Чёрт, не буду вспоминать куда они ездили в тот раз и как там расстались. К черту! Курить хотелось, нервное это.

– А-а-а, огня нет. Черт! Придется идти к людям.

– Курить вредно, – назидательно сообщим Степан и нашел зажигалку в своем рюкзаке.

– А я и не курю. Бросил давно, – задымил довольный Микита.

– Вижу, – хмыкнул рыжий, отодвигаясь. – Не дыми в мою сторону, батя унюхает, мораль на три часа будет.

Мик фыркнул. К запахам он всегда был разборчив. Вот и бывшую переучил курить что-то не вонючее.

Пускал дым и смотрел, как рыжий плетёт косы. А в этом что-то есть такое романтическое. Прическа прикольная: короткостриженные виски и заплетенные косички в три ряда. Все подумают: "сейчас модно, стрижка под викинга". Ну да, только Мик помнил орка Зеленого. У того точно такой же гребень был, тройной. И на плечах еще броня, как шипованные погоны.

Микки вспомнил, как совсем недавно весело рассмеялся, когда Степан достал кожаную темно-серую куртку с шипастыми металлическими погонами.

– Похоже. Только ты светло-серый был, не такой темный.

– Помню, – блеснула ответная улыбка, – но мама сказала "маркий цвет", пришлось согласится и взять темнее.

– Ну да, ну да.

Микки смотрел, как рыжий, не глядя, на ощупь, привычно заплетает волосы. Длинные пальцы порхали над головой, черные резиночки для волос он держал в губах. Микки чувствовал себя захмелевшим – нервный отходняк, у него бывает так. Хотелось сфотографировать эти губы и эти пальцы. Но он держался.

Степан закончил с прической, еще раз пробежался пальцами по "гребню". "Вроде крепко держится, не развалится. А что это Микки с таким довольным видом пускает дым? Кстати, совсем не вонючий". Вкусно пахло мятными леденцами и он выразительно посмотрел на товарища. Товарищ мгновенно сообразил и протянул свою сигарку. Степан осторожно, не глубоко втянул дым, закашлял, попробовал еще пару затяжек и вернул папироску.

– Не, фигня, кайфа никакого. Кха-кха, только кашлять хочется. Кха. Не пойму почему у тебя такая довольная рожа.

Глава 34

Трудно вспомнить почему разговор свернул на скользкую тему ориентации, но он скользнул. Опасненько так.

– Так ты что из этих? – предположил Степан, окидывая старового нового друга задумчивым взглядом. Одно дело трепаться в чате на всякие такие не такие темы, врать про опыт всех и со всеми, и другое – вживую.

– А ты? – Микки хохотнул. Дразнить рыжего было забавно. Это у них в Питере подобные шутки (и не всегда шутки) воспринимались как норма, но не здесь, в глубинке.

– Нет, конечно, – возмутился рыжий, отодвигаясь, но совсем чуть-чуть. Потом почесал затылок и пожал плечами. – Не знаю, вроде нет. Никогда не думал о том.

– Подумай.

Степан честно порылся в своих фантазиях. Его больной коматозный мозг фантазировал напропалую. Ходок 36 уровня. Все тридцать шесть были женщинами. Да. Но, только треть из них были человеческими женщинами. Остальные были других рас. То есть совсем не красавицы, а эльфийку он не успел закадрить. Но постойте, он и сам был не красавец! Орк. Значит ли это что-нибудь? Или из бреда можно вынести только бредовые ответы?