ХХ век. Как это было

Союзники России – Англия, Франция и США – со страхом ждали неминуемого развала русской армии. Ведь русская армия удерживала на своём фронте 187 вражеских дивизий, т. е., 49% всех сил противника, действовавших на европейских и азиатских фронтах. С минуты на минуту у немцев могла освободиться на Восточном фронте миллионная армия для переброски на Запад, против измотанных многолетней войной войск союзников. Не меньшую тревогу вызывала мысль, что украинская пшеница, кавказская нефть, донецкий уголь и прочие богатства русской земли попадут в прожорливую пасть Германии.

29-го марта Временное правительство ввело хлебную монополию. Весь излишек запаса хлеба, за исключением норм продовольственной, на обсеменение и на корм скота, поступал государству. Вместе с тем, правительство вновь увеличило твёрдые цены на хлеб и обещало установить их и на все предметы первой необходимости, как то: железо, ткани, кожи, керосин и т. д. Это последнее мероприятие, справедливость которого чувствовалась всеми, и которому министр продовольствия Пешехонов придавал огромное психологическое значение, – среди той общей разрухи, в которую была ввергнута страна, оказалось провести невозможно.

Страну покрыла огромная сеть продовольственной организации, стоимость которой определялась в 500 миллионов рублей в год, но которая оказалась бессильной справиться со своим делом.

Деревня, прекратившая внесение податей и арендной платы, насыщенная бумажными деньгами и не получавшая за них никакого товарного эквивалента, задерживала подвоз хлеба. Агитация и воззвания не действовали, приходилось местами применять силу.

Если кампания 16 года (1 августа 1916 года – 1 июля 1917 г.) дала 39,7%, то июль 1917 года дал 74%, а август – 60-90% невыполнения наряда продовольственных заготовок. Только на фронте, в ущерб питанию городов, ко второй половине июня удалось сосредоточить некоторый запас хлеба.

С начала весны 1917 года, усилился значительно недостаток продовольствия в армии и в городах. К лету 1917-го года были установлены официальные нормы— 1½ фунта хлеба для армии и ¾ фунта для населения. Эти теоретические цифры, впрочем, далеко не выполнялись. Города голодали. Фронтам, за исключением Юго-западного, не раз угрожал кризис, предотвращаемый, обыкновенно, дружными усилиями всех органов правительственной власти и советов, самопомощью тыловых частей и… дезертирством. Тем не менее, армия недоедала, в особенности на Кавказском фронте. А конский состав армии весною, при теоретической норме в 6-7 фунтов зернового фуража, фактически падал от бескормицы в угрожающих размерах, ослабляя подвижность армии и делая бесполезным комплектование её лошадьми, которым грозила та же участь.

И русская армия разваливалась. Никто не мог остановить этот процесс. Своего рода естественной пропагандой служило неустройство тыла и дикая вакханалия хищений, дороговизны, наживы и роскоши, создаваемая на костях и крови фронта. Александр Керенский, премьер Временного правительства, совершая поездку по фронту, обращался к войскам с красноречивыми заверениями, что не сегодня – завтра придёт «победа, демократия и мир». Не убеждённые его речами, голодные, озлобленные русские солдаты десятками тысяч уходили с фронта. В грязных, оборванных шинелях они бесконечным потоком двигались по стране, вдоль размокших от дождей полей, по размытым просёлкам, в родные города и деревни.

В тылу возвратившиеся домой солдаты встречались с революционными рабочими и крестьянами. Крестьяне, солдаты и рабочие повсюду создавали свои революционные комитеты или советы и выбирали депутатов, которые должны были передать правительству их требования – мира, земли и хлеба!

Почти каждый день происходили хлебные беспорядки. И в то же время на Волге, на складах гнили огромные запасы зерна, которое нельзя было вывезти за неимением транспорта. При царском режиме продажное руководство совсем развалило транспорт, а Керенский ничего не предпринял для его восстановления.

29 августа правительство обнародовало воззвание, в котором констатировало чрезвычайно тяжёлое положение страны: правительственные запасы беспрерывно уменьшаются; "города, целые губернии и даже фронт терпят острую нужду в хлебе, хотя его в стране достаточно"; многие не сдали даже прошлогоднего урожая, многие агитируют, запрещают другим выполнять свой долг…

Правительство, с целью "предотвратить грозящую родине смертельную опасность", вновь увеличило твёрдые цены, угрожало применением крайних мер воздействия против ослушников, и вновь обещало принять меры к нормировке цен и распределению предметов, нужных деревне.

Но заколдованный круг переплетавшихся между собой политических, социальных, классовых интересов, затягивал всё более тугую петлю на шее правительства, и парализовал его волю и деятельность.

Не менее тяжёлым было положение промышленности, которая быстрыми шагами шла к разрушению. Московская металлообрабатывающая промышленность уже в апреле пала на 32%, производительность петроградских фабрик и заводов – на 20-40%, добыча угля и общая производительность Донецкого бассейна к июлю на 30% и т. д. Расстроилась также добыча нефти на бакинских и грозненских промыслах. Закрывались фабрики и заводы. В стране появился громадный недостаток предметов первой необходимости, и цена на них возросла до крайних пределов. Как один из результатов такого расстройства хозяйственной жизни страны – поднятие цен на хлеб и нежелание деревни давать городу продовольствие.

В результате, – к июню месяцу было закрыто 20% петроградских промышленных заведений.

К августу 1917 года важнейшие производства военных материалов понизились: орудийное на 60%, снарядное на 60%, авиационное на 80%.

Разрушался и транспорт. Систематический захват государственной власти частными организациями, который во всех других областях встречал хоть некоторое противодействие правительства, в министерстве путей сообщения насаждался самим правительством, в лице министра Некрасова. Созданный им «Викжель» стал организацией чисто политической, занимаясь чем угодно, только не перевозкой груза. Уже в июле правительство считало положение железных дорог катастрофическим. Так, к 1-му июля бездействовало на всей сети русских железных дорог 1800 паровозов.

Революция нанесла окончательный удар по финансам. "Она, как говорил министр финансов Шингарев, вызывала у всех сильное стремление к расширению своих прав и притупила сознание обязанностей. Все требовали повышения оплаты своего труда, но никто не думал вносить в казну налоги, поставив тем финансы в положение, близкое к катастрофе". Началась положительно вакханалия, соединившая всех в безудержном стремлении под флагом демократизации брать, рвать, хватать, сколько возможно, из государственной казны, словно боясь упустить время безвластия и не встречая противодействия со стороны правительства. Даже сам г. Некрасов на Московском совещании решился заявить, что "ни один период русской истории, ни одно царское правительство не были столь щедрыми, столь расточительными в своих расходах, как правительство революционной России" и что "новый революционный строй обходится гораздо дороже, чем старый".

В армии Временным правительством была учреждена должность комиссаров. Никаких законов, определяющих права и обязанности комиссара, издано не было. Негласною обязанностью комиссаров явилось наблюдение за командным составом и штабами, в смысле их политической благонадёжности. Цели своей институт комиссаров не достиг. В солдатской среде, как орган принуждения, иногда усмирения, комиссары уж тем самым не могли найти популярности, а отсутствие прямой, разящей власти не могло создать им авторитета силы – наиболее чтимого даже совершенно утратившими дисциплину частями. Это подтвердилось впоследствии, после захвата власти большевиками, когда комиссары вынуждены были одними из первых, с большой поспешностью и тайно, покинуть свои посты.

Таким образом, в русской армии, вместо одной, появились три разнородных, взаимно исключающих друг друга власти: командир, комитет и комиссар. Три власти призрачные… А над ними тяготела, на них духовно давила своей безумной, мрачной тяжестью – власть толпы.

На этом фоне большевистская партия Ленина, которую Керенский объявил нелегальной и загнал в подполье, быстро крепла и завоёвывала популярность в народе.

Бледный Керенский бессильно метался по своему кабинету в Зимнем дворце.

– Чего они хотят от меня? – спрашивал он у служащего разведывательного отдела армии США Рэймонда Робинса, прибывшего в Петроград с секретной миссий, суть которой состояла в том, чтобы не дать России выйти из войны. – Половину времени я должен проповедовать западно-европейский либерализм, чтобы угодить союзникам, а остальное время – российско-славянский социализм, чтобы сберечь голову на плечах!

А тем временем русские миллионеры и англо-французские союзники уже сговаривались за его спиной о том, чтобы отстранить его от власти. Русские миллионеры прямо угрожали, что откроют двери немцам, если Англия и Франция не предпримут мер для борьбы с революцией.

– Революция – это болезнь, – сказал американскому корреспонденту Джону Риду «русский Рокфеллер» Степан Георгиевич Лианозов. – Рано или поздно иностранные державы должны будут вмешаться, как всякий вмешался бы, чтобы вылечить больного ребёнка и научить его ходить.

Англичане и французы сделали ставку на Корнилова. Путч должен был состояться 8 сентября 1917 года. Утром Корнилов в качестве главнокомандующего выпустил прокламацию, в которой призывал к свержению Временного правительства и к установлению «дисциплины и порядка». На улицах Москвы и Петрограда появились тысячи листовок, озаглавленных «Русский герой Корнилов». Эти листовки были отпечатаны на средства английской военной миссии и доставлены в Москву из английского посольства в Петрограде в вагоне английского военного атташе генерала Нокса. Корнилов отдал приказ о наступлении двадцатитысячной армии на Петроград. В рядах её были французские и английские офицеры в русских мундирах.

Керенский, потрясённый предательством союзников, беспомощно искал выхода и ничего не предпринимал. Петроградский совет, в котором к тому времени большинство составляли большевики, по собственной инициативе отдал приказ о немедленной мобилизации. К вооружённым рабочим присоединились революционные матросы-балтийцы и солдаты с фронта. На улицах Петрограда возводились баррикады и проволочные заграждения. Устанавливались орудия и пулемёты.

В четыре дня армия Корнилова развалилась. Сам Корнилов был арестован солдатским комитетом. Около сорока генералов, участвовавших в заговоре, в первый же день были арестованы в гостинице «Астория». Товарищ военного министра в правительстве Керенского Борис Савинков, участвовавший в заговоре, был смещён.

Путч привёл как раз к тому, что он должен был предотвратить: к укреплению большевиков и демонстрации силы Советов.

16 октября 1917 года на одной из улиц Петроградской стороны ближе к вечеру стало заметно оживлённее. К небольшому одноэтажному дому шли и шли люди. В основном, мужчины. Но было и несколько женщин. Там, на конспиративной квартире должно было состояться расширенное заседание ЦК РСДРП (б). Партии, стремительно набиравшей политический вес. Партии, которая на ближайшие 70 лет определяла судьбу России. Комната с большим круглым столом была забита членами ЦК. Каменев, Свердлов, Троцкий сидели за столом. Сталин задумчиво смотрел в окно. Ленин и Зиновьев взад-вперёд ходили по комнате. Долговязый Дыбенко «подпирал» стену. В очередной раз открылась дверь и вошла Коллонтай.

– Здравствуйте, товарищи! – бодро поздоровалась она. – Извините за опоздание. Так законспирировались, что едва отыскала квартиру.

Ленин, бросив соседа по шалашу, остановился напротив Коллонтай.

– Без конспирации нельзя, Александра Михайловна. Если мы собираемся дожить до революции.

– Ой, Владимир Ильич! – Александра Михайловна всплеснула руками. – Вас не узнать. Бритый, вы такой… необычный. А это вы, Григорий Евсеевич?

– Пока не вижу своей бороды, думаю, что я, – мрачно ответил Зиновьев, непроизвольно хватаясь за бороду.

– Борода вам идёт. Определённо идёт. Но ещё больше идут вам усы. Остроконечная бородка, длинные лихо закрученные усы. Ни дать ни взять – испанский гранд. Или, на худой конец, бродячий итальянский певец. Вам бы ещё гитару в руки.

Коллонтай мечтательно закатила глаза.

– Это комплимент или?..

Зиновьев не закончил фразу и с подозрением посмотрел на Александру Михайловну.

– Никаких «или».

Свердлов, которому была в тягость бессодержательная болтовня, глянул на часы, нахмурился и постучал карандашом по стакану:

– Товарищи, время не ждёт. Пора начинать заседание ЦК. Рассаживайтесь, пожалуйста.

Все кое-как устроились за столом. Коллонтай переглянулась с Дыбенко. Тот, оттолкнув Калинина, уселся рядом с ней.

Свердлов внимательно оглядел собравшихся за столом мужчин и женщин и начал вступительную речь:

– Товарищи! На повестке дня сегодня один вопрос: о вооружённом восстании… Характеризуя современное положение, следует сказать, что меньшевики и официальные социалисты-революционеры ещё и ещё раз предали интересы рабочих, солдат и крестьян, отдавши власть корниловцам-кадетам. Контрреволюционное правительство Керенского осталось у власти, и при нём создаётся законосовещательный «булыгинский» Предпарламент, призванный по плану кадетов заменить собой Учредительное собрание и помочь контрреволюции раздавить Советы. Рождённая правительством Керенского и вспоенная политикой эсеров и меньшевиков корниловщина открыла глаза народу на грозящую ему опасность. Единым, мощным порывом рабочие, солдаты и организованные крестьяне готовы были низвергнуть, наконец, империалистическое правительство Керенского, всё туже и туже затягивающее петлю на шее революции. Но между революционным народом и контрреволюционной буржуазией опять встали господа соглашатели. Подтасованное «Демократическое совещание» выбрало столь же подтасованный «Демократический Совет». Не успело разъехаться Демократическое совещание, как правительство Керенского снова принялось за репрессии против рабочих, солдат и крестьян. В Ташкенте хозяйничает карательная экспедиция, железнодорожников пытаются арестовывать и предавать суду; в Донецкий бассейн, по первому требованию угольных баронов-локаутчиков, посылается диктатор на предмет «усмирения» рабочих; аресты крестьян, членов земельных комитетов продолжаются; революционные финляндские полки раскассируются; корниловцы остаются на местах; заведомых заговорщиков против революции освобождают из тюрем, деятелей революции продолжают держать в тюрьме, клеветническое «дело» против большевиков до сих пор не прекращено. В то же время поднимают голову капиталисты-локаутчики. Число безработных приближается к трёмстам тысячам. Разруха растёт. Спекулянты прячут продовольствие и топливо или тайно переправляют их в Швецию. Почти открыто расхищаются продовольственные запасы из петроградских городских складов, так что имевшийся двухгодичный запас зернового хлеба за несколько месяцев правления Временного правительства сократился до такой степени, что его недостаточно для пропитания города в течение месяца. В настоящее время в Петроград и Москву вовсе прекращён подвоз продовольствия. Хлебный паёк уменьшился с полутора фунтов до четверти фунта, то есть в шесть раз. Сахар вообще исчез из продажи. Россия разваливается на куски. На Украине и в Финляндии, в Польше и в Белоруссии усиливается всё более открытое националистическое движение. Местные органы власти, руководимые имущими классами, стремятся к автономии и отказываются подчиняться распоряжениям из Петрограда. В Гельсингфорсе финляндский сейм отказался брать у Временного правительства деньги, объявил Финляндию автономной и потребовал вывода русских войск. Буржуазная рада в Киеве до такой степени раздвинула границы Украины, что они включили в себя богатейшие земледельческие области Южной России, вплоть до самого Урала, и приступили к формированию национальной армии. Сибирь и Кавказ требуют для себя отдельных Учредительных собраний. Финансовое банкротство становится всё ближе и ближе. Денежная «помощь» союзников только увеличивает кабалу, только усиливает зависимость от кучки банкиров и торгашей международного империализма. Если в первом полугодии нынешнего года реальная заработная плата составляла примерно 88 % от уровня довоенного 1913 года, то сейчас – не более 45-50% довоенной. Сотни и тысячи солдат дезертируют с фронта и двигаются по стране огромными, беспорядочными волнами. Со всех фронтов едут и едут делегации солдат, и требование у всех одно: немедленно, до наступления зимы заключить мир. Любой, пусть самый «похабный», но правительство Керенского, по рукам и ногам связанное договорами, не в состоянии ничего сделать. А в это время разбойники международного империализма мечут жребий по одеждам нашим. Международные шулера дипломатии готовят империалистический мир за счёт России и за счёт слабых мелких государств. Английская и французская буржуазия не скрывает своей ожесточённой ненависти к русской революции. Шайка Вильгельма откровенно признаёт, что искры революционного пожара перелетели из России в Германию, зажегши революционное движение в германском флоте. Империалисты обеих коалиций одинаково ненавидят русскую революцию. На радостях по поводу заключения империалистического мира обе стороны готовы будут заклать нашу революцию и тем убить в зародыше готовую вспыхнуть международную революцию пролетариата. Одновременно ведутся какие-то тёмные махинации, явно направленные на организацию предательской сдачи Петрограда войскам германских империалистов. Достаточно вспомнить последний номер «Утра России», где Родзянко прямо говорит, что сдача Петрограда немцам имела бы положительные стороны: немцы, как и в Риге, восстановили б в Петрограде порядок. От слов они перешли к делам. Четвёртого октября на закрытом заседании Временного правительства принято официальное решение о переезде в Москву. Специальная комиссия по эвакуации во главе с особо уполномоченным Временного правительства кадетом Кишкиным наметила практические мероприятия по вывозу из Петрограда правительственных учреждений. Лишь страх перед вооружённым выступлением рабочих останавливает пока правительство перед выполнением этих мероприятий. В конце сентября и первых числах октября революционные моряки Балтийского флота вели в Моонзундском проливе бой с германским флотом, рвавшимся к Петрограду. Революционные моряки, возглавляемые большевиками, клялись, не жалея сил, отстаивать дело революции. Клялись, во что бы то ни стало не допустить германский флот к Петрограду, сорвать предательские планы контрреволюционеров. О том, как наши славные моряки сдержали своё слово, нам доложит председатель «Центробалта» товарищ Дыбенко. Я же продолжу характеристику момента. К нам приезжали представители некоторых армий Северного фронта, которые утверждают, что на этом фронте готовится какая-то тёмная история с отходом войск в глубь. Между тем, фронтовики получили продовольствия меньше трети нормы. Солдаты обносились, многие ходят босиком, приближается зима, а тёплого обмундирования не хватает. Из Минска сообщают, что там готовится новая корниловщина. Минск, ввиду характера гарнизона окружён казачьими частями. Идут какие-то переговоры между штабами и ставкой подозрительного характера. Ведётся агитация среди осетин и отдельных частей войск против большевиков. Вся артиллерия загнана в Пинские болота. Революция в опасности, товарищи! Никогда ещё эта опасность не была так велика, как сейчас. Учредительное собрание может быть созвано только вопреки нынешнему коалиционному правительству, которое делает и сделает всё, чтобы сорвать его. Съезд Советов, назначенный под давлением рабочих на 20 октября, может быть созван только вопреки соглашателям, которые в лице Дана и в лице официальных «Известий» начали уже открытую борьбу против его созыва. Соглашатели пойдут на всё, чтобы сорвать съезд Советов. Соглашательская политика позорно проваливается с каждым днём. Рабочие в их громадном большинстве уже идут за нашей партией. Повсеместно происходит большевизация Советов. Так, на Урале из ста Советов семьдесят стоят на большевистских позициях. Солдатская масса всё дружнее подхватывает наши лозунги. Крестьянская беднота примкнёт к нам неминуемо, ибо мы одни защищаем её интересы. Власть перейдёт к рабочим, солдатам и крестьянам. Это неизбежно. Контрреволюция не может спокойно взирать на рост наших сил. «Новое» правительство хочет вызвать гражданскую войну сейчас, немедленно, чтобы попытаться в крови рабочих и солдат затопить революцию. Кадеты и значительная часть оборонцев добиваются немедленной гражданской войны, во что бы то ни стало. Ибо в этой гражданской войне они видят единственную надежду спасти себя от неизбежного краха. И, в заключение, позвольте зачитать наказ солдат шестого армейского корпуса: «Каждый день существования буржуазного правительства приближает страну к гибели. Стране необходима власть твёрдая, опирающаяся на рабочих и крестьян. Лишь такая власть в силах предпринять реальные меры для борьбы с разрухой, для заключения мира. Довольно слов и парламентских фокусов»!

Со стула вскочил Дыбенко, выпрямился во весь громадный рост.

– Товарищи! – он тряхнул чубом и скосил глаза на красавицу-соседку. Коллонтай одобряюще улыбнулась балтийцу. – Контрреволюционная печать полна провокационными клеветническими утверждениями о том, что якобы Балтийский флот под влиянием большевиков отказался защищать Петроград от германского нашествия. Разрешите зачитать обращение матросов Балтийского флота. – Он достал из кармана лист бумаги, развернул, бросил ещё один взгляд на Коллонтай и стал читать низким глуховатым голосом. – Братья! В роковой час, когда звучит сигнал боя, сигнал смерти, мы возвышаем к вам свой голос, мы посылаем вам привет и предсмертное завещание. Атакованный превосходящими германскими силами, наш флот гибнет в неравной борьбе. Ни одно из наших судов не уклоняется от боя, ни один моряк не сойдёт побеждённым на сушу. Оклеветанный, заклеймённый флот исполнит свой долг перед великой революцией. Мы обязались твёрдо держать фронт и оберегать подступы к Петрограду. Мы выполняем своё обязательство. Мы выполним его не по приказу какого-нибудь жалкого русского Бонапарта, царящего милостью долготерпения революции. Мы идём в бой не во имя исполнения договоров наших правителей с союзниками, опутывающих цепями руки русской свободы. Мы исполняем верховное веление нашего революционного сознания. Мы идём к смерти с именем Великой революции на не дрожащих устах и в горячем сердце борцов. Русский флот всегда был в первых рядах революции. – Дыбенко свернул бумагу, убрал её в карман. Выпрямился во весь рост. – А теперь о том, как моряки сдержали своё слово. В то время как с немецкой стороны в боях участвовал флот в составе 10 линейных кораблей, одного тяжёлого крейсера, 9 лёгких крейсеров, 59 эскадренных миноносцев, 6 подводных лодок и большого количества тральщиков и других вспомогательных судов, а всего более 300 боевых и вспомогательных кораблей, в сражениях русского флота участвовало немногим более 100 единиц военных и вспомогательных судов и 30 самолётов. Для захвата Рижского залива и Моонзундских островов немцами был подготовлен десантный корпус в 25 тысяч человек с 40 орудиями, 225 пулемётами, 85 миномётами, 6 дирижаблями и 102 самолётами. Таким образом, у противника, бросившего две трети основных военно-морских сил вильгельмовской Германии, было значительное превосходство над русским флотом. Немецкой эскадре, превышающей наши боевые силы почти в три раза, удалось прорвать Моонзундский пролив и занять острова Эзель, Даго, Моон, Ворис. Однако, несмотря на значительный перевес германских военных сил, предательство офицеров и измену двух адмиралов (командующего Моонзундской позицией адмирала Свешникова, оказавшегося немецким агентом, и командующего соединениями подводных лодок адмирала Владиславова, скрывшегося во время боя), немцам не удалось уничтожить Балтийский флот и захватить Петроград с моря. Большевики Балтийского флота подняли революционных матросов и солдат на защиту Родины и революции и сорвали коварные планы русской контрреволюции и иностранных империалистов. В неравной борьбе с превосходящими силами врага моряки, руководимые большевистскими организациями Балтфлота, проявили высокую революционную сознательность, беспримерную стойкость, исключительное мужество и храбрость. В этом грандиозном морском сражении немцы понесли огромные потери. Действиями Балтийского флота, батарей острова Эзель и на минных полях было потоплено 25 немецких боевых и вспомогательных кораблей и повреждено 26 кораблей. После таких больших потерь германское командование не рискнуло вести операции по прорыву второй оборонительной линии и захвату Крондштадта и Петрограда… В настоящий момент Центробалт весь наготове встать решительно и бесповоротно на защиту лозунга «Вся власть Советам». Флот требует решительного ответа ЦК. Медлить – значит упустить момент. Технически всё предусмотрено, подготовлено. Ждём лишь директив центра, чтобы действовать в определённом направлении.