
Полная версия
Потерянная тропа. Том 1. Часть 1
Секретарша кивнула и вновь сосредоточилась на капле-переговорнике.
Короткий обмен фраз заставил Марианн собраться и вернуться к прежним размышлениям о лаборатории. Она быстро покинула этаж директората, который находился под самой крышей здания, в конце искусственно-выведенной оранжереи. Учёная, не обращая внимание на шепотки, целеустремлённо шла к выходу. Уже на улице, почти у самой взлётной площадки, её окликнули.
– Гротэр!
Она обернулась. За ней, на своих излюбленных высоких каблучках, бежала Лили. Девушки пересекались пару раз за последний месяц, но Мари старательно сводила на нет большую часть разговоров. Не хотелось ей разжёвывать по десятому разу то, какую пользу и потенциал несёт её проект. Она и так всё доходчиво объяснила во время презентации формулы для флайвера каждому, кто смотрел в тот момент трансляцию. Мари слишком устала от утверждений о безумии, чтобы ещё и лекции выслушивать от близкого человека.
– Ну ты и шустрая, дорогуша. От пожара убегаешь что ли…
Задыхаясь, уперев руку в бок и не обращая внимание на растрепавшуюся прическу, остановилась соседка по кабинетам. Уж кто-кто, а глава сарафанного радио их центра точно в курсе, что Мари уволили.
– На, – не успела Гротэр нахмуриться и задать вопрос о том, что, собственно, Лили нужно, как та, опережая её собственные мысли, схватила Мари за руку и скинула на ладонь флэшку. – Копия твоего стекла.
– Что? Ты…
– Йа-йа, – кривляясь, ехидно произнесла Лили, совершенно не обращая внимание на шокированное лицо Мари. Блондинка почти перестала пыхтеть и уже оглядывалась в поисках зеркала, которому на взлётной площадке взяться было неоткуда. Вокруг был лишь асфальт, да пара флайверов в пределах линий ожидания. Вот к одному из таких она шустро подковыляла и, используя металл как зеркало, быстро поправила растрёпанные пряди. – Таечка передала тебе.
– Кто? – это имя совершенно ничего не объяснило. Зато Лили, закончившая приводить себя в порядок, резко обернулась и, словно эксклюзивная жёлтая пресса, начала объяснять.
– Тая. Помощница нашего директора. Ты совсем не в курсе, да? – как-то обречено протянула Лили и стянула туфлю с той ноги, из-за которой хромала. – Мозоль натёрла…
Она всегда была ходячим энергоблоком. Цвела, светилась, никогда ни при ком не выглядела усталой и вечно фонтанировала энергией. Марианн привыкла к её поведению, но сейчас это оглушало. Хотелось замереть, подумать, вспомнить и понять, но Лили не давала ни секунды на передышку.
– У Таечки есть дочь, которая родилась с проблемным сердцем. Они недавно прошли полный цикл твоей схемы и сейчас всё в порядке. Это её благодарность.
Колено заныло. Сколько было таких на планете? Кого спасли, вылечили, кому вернули то, на что люди не надеялись? Да, Мари знала, что схема работоспособна и всё активнее пускается в оборот. Именно она установила на неё очень низкую цену, но даже так, проценты от прибыли, что поступали на её счёт, были колоссальны.
Гротэр убрала флэшку в карман.
Если не ради таких открытий стремиться жить, то ради чего?
– Спасибо, – Марианн благодарно кивнула, а в следующую секунду её крепко обняли.
– Ты, конечно, чокнутая, но я всё равно люблю тебя. Зови, если понадобятся свежие новости, а то совсем пылью покроешься, – и Мари рассмеялась, обнимая подругу в ответ. Кто бы знал, как она соскучилась по этой светлой и тёплой девчушке.
*** За семь лет до…Пыль покрывала шкафы с документами, столы, пол, и в ней, словно на карте звёздного неба, прятались цепочки следов от ног и пальцев. Тишина откололась от космоса и проникла в каждый угол дома. Лёгким снегом пылинки кружились в воздухе, выдавая заброшенность. Без помощников, которые наводили порядок, особняк за полгода пришёл в негодность. Везде перегорели стекляшки и свет пробивался только сквозь шторы. Здесь не было никого, кроме Мари с её забитым под завязку мыслями и идеями мозгом.
Новые теории и открытия словно звенья цепочки шли и цеплялись друг за другом. Стоило закончить с упрощением основных элементов и Гротэр предположила, что физические воздействия тоже можно сократить. Преобразование, давление, сжатие, движение, повышение температуры, деление и многое-многое другое шло одно за другим и хоть упрощать их было сложнее, у Марианн выходило. Но вот стоило попытаться понять, что лежит в основе, за всеми этими значками, в глубоком прошлом, в причине их существования, как Марианн уткнулась в непробиваемую стену. Суть магии не желала открываться.
Сейчас ей было не до уборки, всё равно она жила в лаборатории, находившейся в подвале – это была единственная комната, наполненная лишь беспорядком, но не грязью. В ней Гротэр сутками напролёт обрабатывала информацию, выписывала и делала заметки. Бумаги вокруг было столько, что пройти по полу, не наступив на очередную стопку важных данных, было сложно. Урывками она складывала картинки прошлого с помощью легенд и сказок. Кое-где истории сходились, где-то разнились и лишь в паре очень старых страшилок говорилось о чём-то, что могло показаться центром этой головоломки. Ей было недостаточно общедоступной информации.
Полгода назад Мари подала прошение в архивы церкви, но её заявку ожидаемо отклонили. Более того: на следующий день оба её помощника исчезли. Ни через неделю, ни через полгода, она их не увидела. Никто не делал объявлений о несчастных случаях, не находили двух мёртвых тел: парни просто растворились в воздухе и последней, кто их видел, была Марианн. Это давило на нервы. Женщина, закрытая в своём стремлении узнать как можно больше, ела то, что хранила в подсобных помещениях и иногда лечилась схемой жизни. Она больше не выходила из дома. Назойливость собственных мыслей и желание как можно скорее разобраться не давали ей прохода ни на прогулках, ни во сне. Если в исчезновении ребят виновата церковь, то она смогла напугать Марианн, но в итоге добилась лишь противоположного результата: страх для неё был отличным стимулом.
Упрощённые знаки легко выстраивались в маленькие пентаграммы, которые и стали её новыми формулами. Они действовали отлично: впитывали из кристаллов минимум энергии, плавно перестраивали её в нужную комбинацию действий и без единого побочного эффекта выдавали результат. Качество каждого заклинания в основе которых вместо длинных расписных узоров были два-три знака, зашкаливало. Они легко выводились на самых мелких предметах и учёная вживила в каждую вещь вокруг себя новые свойства. Летающие ящики с бумагой, светящиеся кирпичики в стене, ходячая подставка для стакана и многие забавные явления теперь придавали лаборатории облик жилища чокнутой ведьмы, где что-то, да шевельнётся. Гонимая любопытством она даже поместила лазер, который обычно функционировал в оружии полиции, в собственную любимую ручку. Теперь у неё в потолке была прожжена небольшая дыра, а ещё пострадала одна из стекляшек – около входа в лабораторию тускло мерцало освещение. И сейчас по кусочкам, по доли миллиметра Гротэр двигалась в сторону схемы, которая позволила бы понять весь мир.
На основе легенд Мари сложила несколько основных теорий о том, чем же именно является магия, но доказательств у учёной не было. Все те формулы, создаваемые ею для погружения и расшифровки, не срабатывали, но Марианн радовалась неудачам. Она не могла создать формулу, с помощью которой заглянула бы в суть и всё, нет. Ей приходилось подбирать основу, которую учёная хотела разглядеть. Дело было не в ошибочных заклинаниях, лишь в том, что в поисках звёзд она могла смотреть лишь себе под ноги. Гротэр как слепой котёнок тыкалась в каждый тёмный угол в поисках зеркальной поверхности, в которой она смогла бы разглядеть маленькое ядрышко. Именно таким стеклом по идее и должны были стать легенды, теории и рассказы из прошлого. И она искала, переписывала, пробовала.
Помешалась на работе.
Проблемы со сном стали обычным делом. Учёную то и дело посещали кошмары, основанные на детских страшилках. Самыми яркими оставались те, где магия представлялась в виде болезни или, что хуже, животного. Оно шевелило своими тёмными щупальцами и соблазняло людей, предлагая им бессмертие, силу и власть, а каждого, кто соглашался, наполняло отравляющим, уничтожающим человеческую суть, ядом. Их будто бы лишали души. Живые тела с мёртвыми, остекленевшими глазами и тёмными узорами, шевелящимися под кожей. Такие сны нагоняли жути и вызывали у неё толпы мурашек. После них Мари очень долго не способна была согреться.
Время близилось к вечеру, когда в воздухе зазвенел пронзительный писк, от которого Марианн поморщилась и неохотно поднялась. Проверив по камерам, кто именно приземлился на взлётной площадке, Гротэр отключила сигнализацию и, подхватив стакан, направилась наверх. В её кабинете был и чайник, и ящик заморозки, но сейчас требовалось встретить гостей, и без бутылки антикварного она не справится. Такие визиты раздражали, выматывали и отвлекали учёную, выпивая из неё нужную для экспериментов энергию.
Марианн поднялась по лестнице, прижала ладошку к панели, закрывая металлическую дверь лаборатории, и мазнула пальцами по халату, вытирая об него грязь. На маркой белой ткани появилось серое пятно, которое постепенно посветлело и исчезло. Как же хорошо… Женщина устало, но довольно улыбнулась и зашаркала тапками по пыльному полу.
С мэтром они пересеклись на пороге кухни и, увидев его, Марианн замерла. Вся раздражительность заглохла, спряталась, зато колыхнулось где-то глубоко внутри беспокойство. И было от чего. Кожа старика, покрытая морщинами, сливалась цветом с его седыми волосами, а сам он горбился и старательно отводил взгляд. Всё это в Дорэе… вызывало напряжение. В голове учёной потрескивали электрические разряды, а гость молчал.
Он был один.
– В этот раз вы без Лили? – протолкнув слова сквозь сухое горло, она отогнала картинку человека в форме, который с похожим выражением лица сообщал ей о смерти родителей.
– Мари, милая… – Дорэй редко называл её по имени. Что бы ни случилось, как бы они не общались, только «Гротэр», только «мэтр». От него волнами расходилась скорбь, мрачность, тоска. Марианн поняла всё без дополнительных разъяснений, но ей нужно было знать. Вдруг это ошибка и всё то бешеное беспокойство – лишь её паранойя? Нет, это и есть ошибка, она просто не выспалась и напридумала себе всякое. – Её нашли под мостом около исследовательского. Мёртвой.
Кружка выпала из рук и раскололась, столкнувшись с деревянным покрытием.
Мари не пошла на кухню. Не ответила. Лишь развернулась и по собственным отпечаткам ног, оставленными тапками, двинулась назад в подвал. А как она должна была отреагировать? Обвинить во всём себя? Разрыдаться? Гротэр не из тех, кто плачет. Нет. Но тем не менее внутри всё звенело и больше всего она хотела бы сейчас проснуться и понять, что это лишь кошмар.
У Марианн дрожали руки. Она не задавала вопросов, потому что прекрасно понимала причину гибели – это отнюдь не самоубийство. Кто угодно, но не Лили. И Мари могла поставить нынешний проект на кон, что её помощники исчезли точно таким же способом. Смогли бы они найти их под тем же мостом полгода назад, если бы только знали где искать?
Гротэр окружала смерть. Не об этом ли проклятии столько толковали люди?
После происшествия в исследовательском центре, когда она едва не лишилась стекла, ученая никого и близко не подпускала к своим наработкам. Но сейчас она не обратила внимания, как следом за ней в подвал спустился Дорэй. Её лучший советчик, наставник, единственный оставшийся близкий человек. Останавливать его у Мари не было никакого желания и сил.
Гротэр упала на стул возле своего компьютера и вновь коснулась папок. И впервые за долгое время, почти за три года исследований сути магии, она не смогла сосредоточится. Просто не видела строк, не понимала их смысла, витала где-то вдалеке, в своих воспоминаниях.
– И стоит оно того? – тихо произнёс мэтр, пролистывая одну из распечатанных легенд о волшебстве. По пустому месту на столе Марианн не сразу, но вспомнила, что это одна из тех детских страшилок про магию-зверя.
Она не знала. В ней кипела уверенность и стремление идти до конца, но ответа на вопрос цены, увы, Мари уже не знала. Сейчас люди исчезают просто потому что были знакомы с ученой, но что потом? Начнут массово устранять тех, кто применил на себе магию её схем? Самое смешное, что близких у Мари практически не было, а остальные её не волновали и теперь удержать учёную будет невозможно.
Она устала. Не от работы, – в своих исследованиях Марианн могла тонуть без остатка, – а от отношения социума. Было что-то такое и во время создания схемы жизни, но в гораздо более слабом, никому не причиняющем вреда, масштабе. В учёной уже не было того человека, что активно отбивался от слухов или просто не обращал на них внимание. Эту её часть люди старательно затоптали.
Стоит ли?
Гротэр вздохнула и принялась печатать на панели пару абзацев, ещё даже не теорию, без доказательств, лишь её зачатки. Предположение. Куда именно уходят излишки энергии, которые тратятся в лишние символы и знаки? Связаны ли эти перерасходы с тем, в каком состоянии нынче находится мир? Эти вопросы казались ей очень важными и именно их краткие ответы она набросала. Щёлкнула переключателем, включая принтер, и тот загудел. Дорэй понял её без слов.
Он подошёл, старательно обходя стопки бумаг на полу, и вот, в руках декана оказался листок. То, ради чего Марианн активно гробила свою жизнь и, похоже, жизни других. Женщина не следила за ним, но понимала, что реакция будет непредсказуемой. Краем глаза она зацепилась за лицо мэтра и…
Мари подумала, что ей показалось. Что она сошла с ума. Гротэр даже ущипнула себя за ладонь, пытаясь понять, что происходит. Она не видела глаз мэтра, но зато прекрасно могла рассмотреть его шею, часть лица и руки. На фоне бледной, почти мертвенной кожи, чёрные узоры казались ожогами, оставленными раскалёнными до алого прутьями.
По её оглушённому и звенящему миру будто кочергой вмазали. Она что, заснула, сама того не заметив? Её навестил один из привычных уже кошмаров?
По спине побежали мурашки. И не только из-за страха. В помещении резко упала температура, заставляя металлические ящики и дверь покрыться беловатой изморозью.
– Мэтр…? – вместе со звуков с губ сорвалось облачко пара. Лист в морщинистой руке был мгновенно смят, а наставник медленно, будто дёргаемый за веревочки, обернулся.
Никогда она не видела такой ярости. Страшной, дикой, нечеловеческой, исказившей обычно доброе и спокойное лицо. И слишком часто видела мазутные провалы вместо глаз в своих кошмарах. Пропала привычная зелёная радужка мэтра, и на её месте, заменяя даже белки, появилась густая, медленно вытекающая нефть. Она оставляла за собой липкие дорожки на морщинистых щеках. Сплошная чернота. Пустота.
Марианн парализовало. Они замерли в нескольких метрах друг от друга. Вскоре учёную начало потряхивать от холода, по дереву тоже пополз иней и только боль от вдавливаемых в ладони ногтей, да этот мороз помогали ей держаться, не закричать. Марианн всё ещё считала, что сходит с ума.
Но вот, существо, вылезшее из её кошмаров и принявшее форму наставника, дернулось, а затем шевельнулось в её направлении. Учёная сжалась. Было ли это галлюцинацией…?
– Мэтр… – тихо повторила она и в ту же секунду существо рвануло вперед, неловкими движениями подбрасывая себя в воздух. Оно снесло все бумаги, находящиеся у него на пути, и обогнуло мебель, когда Мари лужицей сползла со стула. Учёная забилась поглубже под стол, не зная, что делать и судорожно обдумывая варианты. Но что она могла предпринять, сидя под офисным гигантом? Сквозь деревянные перегородки Гротэр проходить не умела. И почему она в своё время отказалась от обычного, стеклянного столика из гостиной?
Возле дальней стенки блеснула металлическая вставка её любимой ручки. Тело отреагировало само. Марианн дёрнулась в ту сторону и успела схватить ручку прежде, чем её как рыбку на крючке, вытянули за лодыжку из-под стола. Ногу обожгло холодом. Ту самую, где раньше был протез. Живая, тёплая, она онемела и перестала слушаться.
Когда Мари в очередной раз увидела чёрные провалы глаз, то снова попыталась заговорить, но чужие руки, обжигающе ледяные, сжались на её горле. Хватка была слабой, но холод перекрыл дыхание. Он убивал, усыплял, буквально сжигал своей пронзительностью.
Пальцы Мари сжались, заскользив по маленькой пентаграмме. Без подпитки, вытягивая ману из воздуха, активировать её оказалось сложно. Перед глазами потемнело, а грудь уже горела так, что её сотрясало в кашле, не способном вырваться из горла. Она царапнула чуть шершавые линии пентаграммы на металлическом корпусе ручки, буквально силой проталкивая ману внутрь и…
Активировала лазер. Раз, другой, третий…
Гротэр остановилась только после того, как её придавило к полу чужим телом. Задыхаясь, чувствуя как вместе с сипами проникает в лёгкие воздух, учёная с трудом столкнув мэтра с себя. Мари дрожала и подняться смогла далеко не сразу. Она по привычке опёрлась только на правую ногу, вторая будто бы вновь отсутствовала. Дотронувшись до горла, Мари поняла, что прикосновения к шее тоже не чувствует.
Весь её халат был в крови. Весь пол, все бумаги были алыми. Отчищающие схемы, аккуратно вышитые на изнанке ткани, не справлялись.
Мари нервно хохотнула, понимая, что теория, кажется, сама нашла её. Или, скорее, вместо теории она нашла то, чего в жизни бы видеть не пожелала. И если это так, если хоть одна детская страшилка была правдивой… Марианн присмотрелась к коже рук мэтра и не заметила на них узоров.
Это значит, что ей нужно бежать. И срочно.
***Звук бьющихся о каменный пол капель рассеивал внимание, но Мари старательно выводила мелом последние символы пентаграммы. Находясь в развалинах, она с трудом смогла найти относительно сухое место, в которое не попадала вода сквозь стены или проломанную крышу. И всё равно качество символов оставляло желать лучшего. На каменных плитах накопился приличный слой грязи и приходилось по нескольку раз чиркать грифелем, буквально выдавливая каждый завиток.
Она находилась в мёртвой зоне, там, где давно не было зелени, жизни и магии. Лишь руины, да пустая, жёлтая и лишённая чего-либо земля. Таких безжизненных пространств в мире было слишком много, чтобы называть их лишь участками, скорее людские города были чем-то исключительным. Здесь выцедить из воздуха хоть какие-то крошки энергии требовало времени, а у Мари его не было. Без еды и схемы жизни перед глазами временами темнело. Каждая тихая минута была для неё бесценной, и она потратила их и колоссальные силы на то, чтобы на основе своей догадки совместить простые символов в длинную формулу и замкнуть её в круг. У Мари больше не было времени на ошибки, она и так теряла часы на ожидания, напитывая энергией каждую закорючку и завиток, и ведь это их краткий эквивалент… От белых полосок расходился слабый свет, который периодически растекался радужными отблесками.
Марианн должна была убедиться в своей правоте и в том, что ей ничего не привиделось.
Три дня назад Гротер сбежала, сев в оставленный на взлётной площадке флайвер, и затем долго петляла над пустынными землями, пока не нашла достаточно целые руины. Спрятав в одном из зданий свой транспорт, женщина первым делом вспомнила про припасы и к своему удивлению не нашла ничего, кроме наполовину пустой упаковки сухарей. Ей повезло: через пару часов пошёл дождь и о питьевой воде можно было не беспокоиться.
Цвет завитков с белого сменился на голубоватый и, вытерев рукой пропотевшее лицо, учёная вступила в центр круга, чувствуя волнение. Она внимательно вглядывалась под ноги, но не видела ничего, кроме грязного пола, слегка освещенного магией. Прошло несколько минут и Марианн охватило отчаяние напополам с разочарованием. Женщина правда сошла с ума и тогда в кабинете увидела то, чего в действительности быть не могло? Повелась на давление и детские кошмары? Или её выводы опять были не верными?
Продумывая заклинание «взгляда», в центре которого она сейчас стояла, Гротэр мысленно возвращались к церкви. Для монахов, живущих в каменных, вечно влажных от сырости зданиях, и носящих черные рясы, божеством была магия. Имела ли она в их понимании живую сущность и сознание, подчиняющее себе простых жителей? Жрецы боготворили волшбу, поклонялись ей. Почитали. И Марианн была уверена, что кто-то да знал то, что она так упорно желала разгадать. Она привыкла считать, что магия – это лишь инструмент, с помощью которого энергия меняла свою форму и цвет, но никак иначе.
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем Мари шевельнулась, готовая сдаться и направиться к тем, кто, как она думала, запугивал её и причинил вред невинным людям. И в этот момент внутри пентаграммы, под ногами, прошлась лёгкая рябь, а затем с окаймовкой стало происходить что-то странное. Символы легко зашевелились, сменяя цвет с голубого на красный и золотистый. Они опаляли жаром и быстро разрушались, выпуская наружу накопленную энергию. Дестабилизация возникла слишком резко. Мари ничего не успела предпринять. И за секунды до того, как вязь была разорвана и её откинуло волной маленького взрыва, Марианн уловила возле самых мысков туфель нечто чёрное, в глубине которого блеснул желтый отблеск. Ноги окатило холодном, а места, которых ранее касался Дорэй и где чернели отметины, будто прижгло горячим углем.
Её всю прошибло, проморозило жутким страхом. Она будто бы в живую столкнулась лицом к лицу с давним ночным кошмаров, задела его дыхание, увидела отблеск глаз и удивительным образом осталась жива. Отлетев и ударившись о стену, с которой посыпались мелкие камни и крошка, учёная не смогла подняться из-за боли. Тело пробивало дрожь, её колотило, зуб на зуб не попадал. Она сидела, подогнув под себя ноющие ноги и безучастно смотрела на прорешеченный, словно сито, потолок. Из рта вырывался пар, а о пол больше не бились капли дождя. Их сменили крупные кристаллики снега.
Что происходит с их миром? Чем она занималась всю жизнь, не замечая того, что находилось прямо у неё под носом? И что за выкрутасы с этой магией?
Марианн просидела долго, блуждая в коридорах собственных мыслей и воспоминаний, не находя зацепок. Страх не покинул её, но отпустил достаточно, чтобы учёная смогла встать. Пошатываясь и аккуратно переступая крупные трещины в полу, она прошла через большую дыру в стене, еле забравшись по куче обломков.
На улице тоже шёл снег. Он белыми бабочками падал на мокрую землю и исчезал. Мир вокруг казался поломанной, выброшенной и никому не нужной игрушкой. Руины, заполненные кучами обломков, песком, грязью и мерзким, прилипчивым снегом. Марианн заворожила эта картина. Снег в зиму был очень редким явлением и последний падал когда она была студенткой. Он был мокрым и склизким, почти таким же, как сейчас, но этот всё равно был более легким. Похоже мир сломался… Или сломалась Мари? Какие люди жили в останках этих домов? Была ли у них магия? И если легенда правдива, что даже сейчас казалось страшным абсурдом, кто именно продал себя тому существу? И правда ли, что именно из-за него здесь нет ничего и никого живого?
Тело дрожало и она старательно отмахивалась от вопросов, касающихся настоящего, всего того, что её окружало. Во всём мире, похоже, единственной кто мог спросить об этом так откровенно и осознанно, была лишь Мари. Просить знакомых о помощи казалось нереальным, ведь в любой момент по ним могли расползтись чёрные узоры или они бросились бы вырывать ей гортань. А идти в церковь… Гротэр была дорога её жизнь.
В голове творился откровенный бардак.
Учёная стряхнула снег с белого халата, который начал промокать на плечах. Ускорившись, игнорируя боль в спине и легкое головокружение, направилась к флайверу. Она обошла несколько холмов с обломками и вышла на более-менее целую каменную дорожку, покрытую сетью трещин. Спускаясь вниз и хлюпая желтой грязью, прилипающей к ботинкам, Мари старалась обдумывать каждый вопрос и не позволяла мыслям скакать, как саранче по урожаю.
Выходило, что практически все люди их мира так или иначе применяли магию и любой из них мог стать таким же как Дорэй. Особенно это касалось церкви. Поведение жрецов упорно наслаивалась на то, что совсем недавно увидела учёная. Марианн не понимала точных условий контроля человека, ведь сама она не слышала никаких приказов или чего-то подобного. По ней не расползались узоры, и она продолжала делать то, что по-видимому очень мешало магии… Или кем было то существо, что она увидела? Учёная будто бы нашла новый удивительный тип ядовитого цветка и не знала о нем ничего, кроме нынешнего его состояние. Было откровенно страшно, ведь вокруг него лежали уже бездыханные люди, но даже если и мелькнула мысль всё бросить… Слишком поздно отступать.
Мари всю жизнь восхищалась магией как чем-то неживым, но способным спасать и помогать людям. А сейчас она не знала, как отнестись к этому. Разве что привычно искать ответы дальше?