Последние годы Атлантиды

Климентина Чугункина

Последние годы Атлантиды

1. Агата

Я вышла из дома и направилась в свою любимую апельсиновую рощу. Полуденное солнце жарило нещадно, поэтому мне следовало как можно скорее пересечь открытое пространство – дорогу перед парадным крыльцом. К тому же в руке я держала платочек со сладостями, и мне не хотелось, что бы они растаяли.

Когда я приблизилась к деревьям, то заметила мальчугана, который сидел на скамье, той самой, к которой я так стремилась. Это был типичный представитель инфериев – расы рабов. В отличие от нас, белокожих и голубоглазых супериев, эти люди были темнокожи, темноволосы и кареглазы.

Ещё с младенчества я слышала легенды от своих многочисленных родственников о том, как мы, атланты, приплыли на этот остров с Края земли и обнаружили здесь дикие племена. Мы обучили их, и они стали нам вполне послушными рабами. А ещё мне всегда твердили, чтобы я не обижала инфериев, к ним следовало хорошо относиться. Так велит Номос – свод правил, кодекс, которого должен придерживаться каждый атлант, повинуясь мудрости предков.

Поэтому я спокойно подошла и села на край скамьи. Маленький раб даже не повернул головы в мою сторону, что было немалым оскорблением, потому как при встрече с суперием ему следовало склонить голову так же, как и другим представителям его расы.

Я развернула платочек и посмотрела, что же мне положила кухарка: немного конфет, кусочки шоколада и сладкие орехи, а ещё мармеладное колечко. Я принялась есть колечко, отдыхая в тени, но при этом искоса поглядывала на своего соседа. Из одежды на нём были только грубые холщовые штаны чуть ниже колена, волосы же были взлохмачены в беспорядке, будто он провалялся в песке целое утро. Я заметила, что он с жадностью поглядывает на моё угощение, хоть и притворялась, что поглощена своими мыслями, но скоро мне стало жаль этого мальчишку.

– Хочешь орешек? – добродушно предложила я, протягивая платочек.

Несколько мгновений в нём боролись голод и осторожность, пока последняя не одержала верх.

– Мне нельзя с тобой заговаривать. Ты суперия, – буркнул он и отвернулся.

На это мне было нечего возразить, поэтому я продолжила свою трапезу.

Некоторое время спустя мальчишка снова стал поглядывать в мою сторону, но теперь уже я делала вид, что мне нет до него совершенно никакого дела.

Всё же этот маленький раб вызывал у меня любопытство. Его поведение так отличалось от той покорности рабов, которые окружали меня дома. Комнатные слуги всегда со вниманием относились к моей особе, этот же был довольно непочтителен. Однако мне не хотелось прогонять его, ведь по одному лишь моему слову он должен был немедленно уйти.

Я положила кусочек шоколада на свободное пространство между нами, а затем принялась любоваться плодами на дереве. Это местечко было скрыто от посторонних глаз, но и я могла видеть одну только рощу кругом. Зато, как я уже упомянула, тень хорошо спасала от невыносимых палящих лучей солнца. Вскоре я взглянула в сторону маленького инферия. Он повернулся ко мне полубоком, но кусочек исчез. Я слегка улыбнулась и положила ещё один на прежнее место.

Теперь я поняла, какую игру он предпочитает, и решила поучаствовать.

Мне казалось, что гордость не позволяет ему брать сладости из моих рук, и такое поведение было странным для раба.

С каждым новым кусочком мой сосед всё более разворачивался ко мне. Я вновь решилась заговорить:

– Меня зовут Агата. На языке древних моё имя означает «имущество». Думаю, меня назвали так потому, что после смерти моих родителей я унаследую всё их состояние, а также буду управлять этим полисом.

– Я Тир, – буркнул мальчик, и наши взгляды впервые пересеклись.

Радужки его глаз были тёмного оттенка, почти чёрные, что иногда встречается у кареглазых инфериев, но в выражении его взгляда было что-то волшебное, необычайное. Это так меня приворожило, что мне тотчас захотелось более никогда не расставаться с ним.

– Сколько тебе лет? – поинтересовалась я.

– Восемь, – всё также лаконично ответил Тир и посмотрел на мой платочек.

– У меня больше нет, – я показала пустые руки. – Тебе понравилось угощение?

– Никогда прежде не ел такого, – протянул мой знакомец и облизнул губы.

– Это называется шоколад. Если хочешь, я раздобуду ещё. Знаешь, если бы ты не был рабом, тебе бы уже разрешили носить кинжал. Мне ждать ещё три года. Всё это время мне нельзя покидать наше имение, ведь так велит Номос. А откуда твоё семейство? Я никогда прежде не встречала тебя. Должно быть, купили вас, иначе тебе ни за что не удалось бы сидеть в этой чудной роще.

– Я родился и вырос в Аталантии. Знаешь, где он находится?

– Конечно. Это же главный полис Атлантиды. Там стоит главный храм – Атонис. Моя бабушка – верховная жрица в этом храме солнца, а ещё она правительница всех атлантов.

Вспомнив свою бабушку, я улыбнулась. Старушка, ей было более ста десяти лет, была необычайно ласкова со мной и всегда угощала чем-нибудь вкусненьким. Дважды в год ездила я с родными к ней в гости, а также на молитву в главный храм. Каждый атлант должен был в своей жизни побывать в Атонисе хоть раз. Многие обычно приезжали в день нового солнечного года, который знаменовал собой рождение солнечного бога Атона, или же в день плодородия, когда Атону преподносились богатые дары.

– Значит, ты не только суперия, но и важная особа, – заключил Тир, окидывая меня оценивающим взглядом.

– Да. Когда мой отец состарится и умрёт, я буду править Инсулой. Моя старшая сестра Атонейра будет главной жрицей Инсулы. Я её терпеть не могу, она такая заучка. Сейчас ей одиннадцать, и она уже приступила к обучению. Она всё время задирает передо мной нос.

– Тир! Тир! – вдруг донёсся до нас голос женщины. Судя по тому, что её голос звучал глухо, она была где-то за апельсиновой рощей.

– Это меня мама зовёт, – пояснил мой собеседник, вставая со скамьи.

– Надеюсь, мы ещё увидимся, – попрощалась я, тоже вставая.

– Если да, то я был бы рад снова отведать шоколада, – ничуть не смущаясь, заявил Тир и побежал к маме.

– Сколько захочешь, – ответила я, но он уже не слышал.

Я улыбнулась ему вслед и пошла домой.

2. Тир

Мне всегда хотелось чего-то большего, нежели просто существовать, изо дня в день исполняя волю супериев.

Номос не велит господам убивать рабов или наказывать их без вины. Хозяин должен заботиться о своих инфериях, кормить их, предоставлять одежду и крышу над головой. Им не запрещено учиться в свободное время или иметь выходной, чтобы побыть с семьёй или же навестить родных, если они живут в другом полисе. Однако у нас нет никаких прав и мы ничего не можем требовать, и мы не защищены от оскорблений. При этом мы должны не только подчиняться, но и соблюдать Номос. У нас нет своей жизни, своих интересов, свободы выбора.

Подчиняться супериям – единственная наша цель.

Меня ожидала такая же участь, как и многих других детей инфериев. До одиннадцати лет я буду мальчиком на побегушках, выполняющим любое несложное поручение, а затем меня разлучат с семьёй, и я буду изучать какое-нибудь ремесло в течение пяти лет, а после, в день совершеннолетия, в свои шестнадцать, на мне выжгут клеймо и передадут господину. До конца дней своих буду я слепо повиноваться ему одному, если он не решит меня обменять, продать или подарить. Тогда уже другой господин поставит на мне своё клеймо, и я буду служить ему.

С самых ранних лет видел я и мужчин, и женщин, чьи шеи и спины были сплошь покрыты гербами тех, кому они принадлежали. Сколько же боли приходилось терпеть им, пока раскалённая игла протыкала кожу, вводя внутрь подкрашенные чернила осьминога!

Нам в некотором роде повезло, ведь до восьми лет жил я с семьёй в Аталантии. Моя мать была швеёй при одной суперии, а отец служил поваром в том же доме. Однажды, добывая для обеда маленьких серебряных рыбок ихтиев, он заплыл слишком далеко. Его укусила гигантская ядовитая многоножка, и он едва успел добраться до матери, прежде чем скончался.

Через три года мою мать вместе со мной, а также четырьмя моими сёстрами и тремя братьями подарили Владыке Луппу (впоследствии я узнал, что он был отцом Агаты), и мы переехали в Инсулу.

У моей матери появилось второе клеймо – герб рода Диезатонов. Пока с ней проделывали эту процедуру, мне удалось ускользнуть в апельсиновую рощу, где я мог спастись от палящего солнца.

Там я впервые увидел свою Агату.

Она была типичной суперией, белокурой и голубоглазой, в белоснежном чистеньком платьице и белых гольфах. Такие гольфы могли и должны были носить до восьми лет только дети особо важных супериев, например, правителей полисов. Но для меня она явилась небесным вестником солнечного бога, спустившегося с небес, чтобы внести в мою жизнь лучик счастья.

Я представлял собой жалкий вид – лохматые волосы, груботканые штаны, – поэтому просто не мог представить, что она сядет рядом. Когда же это произошло, мне стало неловко оставаться рядом с ней, но отчего-то я не мог заставить себя уйти, и мне пришлось изображать из себя грубияна и делать вид, что я не замечаю её. Она же была безукоризненно воспитана и поделилась со мной своими лакомствами, а потом первая начала беседу. Но я не мог ни ответить ей, ни поблагодарить. Я никогда не пробовал шоколада, он всегда представлялся мне чем-то исключительным, но вот, попробовав его, я будто оказался на вершине счастья, но об этом не смел поведать Агате. Она просто не смогла бы понять чувств инферия.

Когда она снова заговорила, я заставил себя ответить. Наши взгляды впервые пересеклись. Выражение её голубых глаз было каким-то волшебным, необычайным. Это так меня приворожило, что мне захотелось более никогда не расставаться с ней.

Агата за пять минут рассказала мне о своей жизни почти всё, и, если бы не голос моей матери, я в ответ рассказал бы и ей о своих смятениях. И мне хватило духу, чтобы напоследок попросить её при следующей встрече принести для меня ещё шоколада.

Я нашёл мать и помог ей дойти до нашей хижины. После перенесённой процедуры она была слаба, однако вечером ей и всем детям было велено прийти к Владыке Луппу, чтобы он мог на нас на всех поглядеть и найти нам применение.

Сегодня мы впервые очутились в нашем новом доме, но все хижины рабов выглядели одинаково, и я не почувствовал, что нахожусь у других хозяев. У нас имелась лишь одна смена одежды из такой же грубой ткани как мои штаны, а деревянные фигурки, вырезанные отцом, заменяли нам игрушки. Больше у нас ничего не было. Номос не предписывал рабам иметь больше своих естественных потребностей.

К нашему немалому удивлению, в скором времени к хижине подошёл сам Владыка Лупп, а с ним Агата. Они были очень похожи, и я сразу догадался, что он её отец. Крайне редко суперии, особенно такие влиятельные, подходили к нашим хижинам. Дело было чрезвычайно важным, раз они соизволили снизойти до нас.

Все мы склонили головы перед ними, а потом Владыка жестом подозвал мою мать к себе. На её спине особенно выделялся ещё яркий от свежих красок герб Диезатонов, а чуть выше – побледневший герб прежней семьи. Отец Агаты долго разговаривал с матерью, но их голоса не доносились до нас, детей. Раз он взглянул прямо на меня, и моя душа едва не ушла в пятки – такая власть и сила просматривалась в выражении его лица. Маленькая суперия на меня даже не взглянула.

Когда они ушли, мать позвала всех нас и сказала, что она будет и здесь продолжать работать швеёй, на собственной фабрике жены Луппа, а все её дети будут «служками на побегушках», за исключением меня. По настоятельному требованию маленькой Агаты я освобождён от всех своих обязанностей, чтобы всегда находиться при ней и быть её товарищем в играх.

Мать не могла сдержать улыбки, когда описывала, какой чести я удостоен. Я мог проводить время не в трудах, а в невинных забавах, и это было отрадно для неё. По крайней мере, один её ребёнок будет иметь нечто, напоминающее настоящее детство.

Много позже узнал я, что Агата упросила отца подарить ей меня в качестве если не друга, то уж компаньона точно. Ему было интересно узнать, какой инферий так привлёк внимание его дочери, вот почему эти двое пришли к нам сами.

3. Агата

Я так привязалась к Тиру, что не расставалась с ним с раннего утра до позднего вечера. Он ожидал меня за дверьми трапезной, когда я принимала пищу, и был допущен не только в дом, но и в мои комнаты. В свою хижину он возвращался только на ночь.

Обычно инферии, проживающие и работающие в господском доме, не слишком хорошо относятся к тем, кто обитает в хижинах, построенных на хозяйской земле. Они считают себя более привилегированными из-за того, что могут ночевать под одной крышей с супериями, а обитателей хижин называют бродягами. Но к Тиру не относились так, и я однажды услышала, как две кухарки беседовали о нём.

– У мальчишки такое мечтательное выражение лица. Он будто не от мира сего. Не понимаю, почему Агата с ним возится, – говорила одна другой.

Я не совсем тогда поняла, что они имели в виду. Лишь много позже я узнала, что Тира считают дурачком за его богатую фантазию и могучее воображение, не свойственное инфериям, поэтому и относятся к нему со снисхождением. Номос велит сочувствовать и помогать больным.

Мои родители никогда мне не отказывали. Так было и в случае, когда я попросила Тира. Они не стали удивляться моему желанию, для них раб был всего лишь очередной игрушкой, которая скоро мне надоест, а потому они не видели в нём угрозы. Моя сестра Атонейра, будущая верховная жрица солнечного бога Атона в инсульском главном храме, только окинула презрительным взглядом моего друга и фыркнула. Мы редко с ней разговаривали. Она считала, что на меня можно тратить время, только чтобы учить уму-разуму. Она сразу возненавидела Тира и терпеть не могла, когда мы вместе играли, а я любила позлить её и попадалась ей на глаза чаще, чем она того хотела.

Тир присоединялся к семье только на ночь, но не из-за меня. Я могла бы выделить ему больше свободного времени, но он не просил этого и не хотел. Он всё больше и больше отдалялся от своей матери и братьев с сёстрами по причине иного мировоззрения.

– Я не могу долго разговаривать с матерью, – признался он мне как-то раз. – Она не говорит ни о чём, кроме своих забот, своей работы. Вчера она рассказывала о ткацких станках, которые были недавно усовершенствованы на фабрике, но я сразу лёг спать, сославшись на головную боль, потому что не мог её слушать. Заботы о хлебе насущном – вот все её разговоры. Мои братья и сёстры больше не принимают меня в свои игры. Я далёк от них и потерян, потому что в их глазах встал на более высокую ступень, сопровождая тебя повсюду.

Так он частенько жаловался. Я понимала его.

Тир проводил со мной все дни напролёт. Я рассказывала ему всё, что только знала, угощала сладостями и фруктами, молоком и рыбой (прежде он ел лишь одни злаки), играла с ним в своих комнатах. Он действительно был более развит, чем другие рабы; уверена, он повидал многое, о чём его мать не подозревала.

Мой Тир всегда был готов броситься мне на помощь, он всегда был к моим услугам, и я более не представляла своей жизни без него.

Он стал моим лучшим другом.

Атланты живут сто и более лет, но они рано взрослеют и рано учатся. До восьми лет суперии не могут выходить за пределы родного дома без взрослых, считается, что они ещё слишком малы, чтобы находить дорогу домой. Что ж, признаюсь, я частенько убегала за пределы имения, пока взрослые думали, что я в апельсиновой роще, и Тир всегда сопровождал меня.

С детства атланты знают, что их родина Атлантида есть лишь остров, окружённый водами Великого Океана. И, кроме этого острова, в водах нет более никакой другой земли.

В Океане полно опасных существ, не только гигантских ядовитых многоножек, но и медуз, кальмаров и китов, которых следует остерегаться. Однако здесь также полно пищи для атлантов – лишь успевай добывать. Номос разрешает питаться только морскими животными, поэтому мы выращиваем овец исключительно ради шерсти, а коз – ради молока. Мы держим птиц ради яиц, но не едим ни их, ни других четвероногих.

Впервые покинув земли поместья, я заметила Синие горы, про которые существует много легенд. Они отделяют Инсулу от остальной части Атлантиды, поэтому добраться в наш полис можно только на кораблях. В лесах у подножия гор обитают рыжие обезьяны – ужасающая карикатура на атлантов, которые всегда нападают первыми. Никто не ходит в леса без оружия, да и то лишь в случае крайней необходимости, к примеру, если разбежались овцы. Много атлантов погибло в лесах, сражаясь с обезьянами, но ещё больше погибло в горах. Эти безумцы были тщеславны, они хотели пересечь высочайшие хребты и пики, но никому это не удавалось. Те, кто задумал пересечь Синие горы, никогда не возвращались. На Величайшей горе есть лестница, ведущая в обитель солнечного бога Атона, но ни одному смертному не позволено подняться по ней.

В свою первую недозволенную прогулку, чтобы не попасться никому на глаза, я выбрала скалистую часть на окраине полиса близ Океана. Спусков к берегу и воде здесь не имелось, а потому мы не боялись, что нам случайно встретятся охотники за океаническими дарами.

Утёсы казались неприступными, но для таких детей как мы, нашёлся маленький, но очень удобный спуск.

Крики чаек и плеск волн радовали меня, напоминая о том, что я свободна. Для любого атланта всегда большая радость, когда он может войти в воды Великого Океана. С малых лет мы отлично плаваем и ныряем, вот поэтому-то я сразу, как была в одежде, бросилась в воду, которая была тёплой и слегка пенной.

Моему удивлению не было предела, когда Тир последовал за мной. Обычно рабы не умеют плавать, ведь детьми они или бегают с поручениями, или следуют за родителями, и на плавание у них просто не остаётся времени.

Я заплыла довольно далеко, на «взрослую» глубину, и рискнула нырнуть. Я заметила под водой стайку уплывающих прочь ихтий, а на дне – множество ракушек, но не имела ножа, чтобы срезать их и проверить, есть ли внутри жемчужины. Тир тоже нырнул, и я подивилась тому, что он срывает ракушки со стеблей голыми руками, а это и с ножом представляет собой нелёгкое дело. А ещё атланты не настолько рыбы, чтобы так надолго задерживать дыхание.

Я первая выбилась из сил и выбралась на берег. Так легко превзойти суперий в воде, на мой взгляд, ни одному рабу не удавалось, и я сразу потребовала объяснений.

– Как вышло, Тир, что ты движешься в воде и держишься под водой куда лучше меня?

Его волосы были мокры, но зато престали казаться неряшливыми. С нас обоих вода стекала ручьём, и мне пришлось снять гольфы, чтобы прополоскать их от забившегося песка.

– Не забывай, что мой отец был поваром и добывал океанические дары для господского стола. А ещё он искал жемчуг, и, конечно, брал меня с собой. Я почти все дни проводил в воде. Один раз мы даже сумели поймать кита.

Это было очень трудное дело. Киты представляли большую опасность из-за своих размеров и раздражительности, из-за которой они всегда переворачивали лодки, но их мясо, жир, шкура и кости имели большое значение для атлантов. Этих гигантских животных мы ели по праздникам, их мясо считалось деликатесом. Ловили их редко, убить же было ещё труднее.

– Ты ловил кита? – удивилась я, представив на миг, как он гордо стоит на этом животном. – Я даже не видела его никогда вживую.

– Не ловил, но…, – Тир улыбнулся, – наблюдал за охотой отца и его приятелей.

– А китовое мясо ел?

– Довелось попробовать, – кивнул мой друг с видом знатока.

– А ещё скажи, как ты добыл эти раковины без помощи ножа? Это ведь непросто.

Мы уселись на камни, чтобы обсохнуть. Я разложила гольфы и подставила себя солнцу, чтобы как можно скорее скрыть следы своего преступления от домашних.

– У моего отца никогда не было ножа, но он всегда добывал жемчуг и был мастером в этом деле. Это было его занятием, как велит Номос, и он выполнял его качественно. Надо просто нажать у основания стебля, тогда раковина сама собой отпадает. Сейчас посмотрим, есть ли в них чего.

Тир постучал створкой ракушки о камень, и она немедленно раскрылась. Внутри оказались только водоросли и песок. Та же участь постигла других моллюсков.

– Ничего, – мой друг выкинул пустые створки в песок, – но я лишь сорвал первые попавшиеся и не надеялся на улов.

– Обещай, что в следующий раз мы добудем ещё ракушек, но обязательно с жемчугом, – попросила я.

4. Тир

– Конечно, – заверил я свою подругу. – Всё будет так, как ты захочешь.

Я до того привязался к ней, что все её пожелания были мне в радость. Я был готов выполнить любое её повеление, поэтому очень часто мы понимали друг друга с полуслова.

Когда Агата надела гольфики и поправила своё белое кружевное платьице, мы встали и пошли по песку вдоль кромки воды. В который раз я подумал, что недостоин её. Мне было стыдно идти рядом с такой нарядной девочкой в своих растянутых груботканых штанах.

Солнце припекало. Если бы был полдень, находиться на пляже было бы невозможно из-за жары, но даже сейчас ветер не давал достаточной прохлады.

Уже давно мы рассказали друг другу и о своих семьях, и о своей жизни, поэтому сейчас не было нужды в словах. Мы просто молча шагали рядом рука об руку, а Великий Океан клокотал справа от нас, пережёвывая камни.

Пляж не был единым, он разделялся на несколько частей, и, чтобы пройти дальше, приходилось перелезать через скалистые выступы, которые отделяли бухты друг от друга. Здесь не было никого, потому что атланты ходили только по удобным пляжам – ровным, песочным и без всяких большущих валунов. В Инсуле таких было много, а вот каменистые и дикие пляжи встречались только вблизи гор, которые отделяли этот полис от остальной части острова.

Закончив помогать друг другу перелезать через скалы, мы одновременно увидели лежащего в прибрежной полосе гигантского серого кита. Должно быть, он выбросился на берег по какой-то странной причине и теперь не мог сдвинуться с места. Агата замерла, во все глаза обозревая животное.

Несмотря на юный возраст, она могла быть серьёзной и принимать взрослые решения, в этом сказывалась её роль будущей правительницы.

– Тир, мы должны сказать моему отцу. Эта добыча станет ценным подарком, – она положила руку мне на плечо. – Я скажу, что ты обнаружил кита во время прогулки, а потом рассказал мне. Я не могу признаться отцу, что была с тобой. Поспешим домой.

– Погоди, у тебя все гольфы в песке, – я присел на корточки, чтобы отряхнуть её ноги.

– Не стоит, – моя подруга сама поспешила снять гольфы. – Я их понесу в руках; пока дойдём, песок обсохнет и сам отвалится.

Хотя мне не нравилось, что моя подруга идёт босой, мы заспешили в имение. Взобравшись по скалам наверх к дороге, по которой мы пришли, она вновь надела свои беленькие гольфы, и теперь ничто не говорило о запретной прогулке.

В дом входить не потребовалось. Владыка Лупп беседовал у колонн с несколькими воинами-супериями. Он заметил нас и сразу отвлёкся.

– Агата, – улыбнулся он, потрепав дочь по голове. – Чего ты скажешь мне?

– На прибрежную полосу выбросился серый кит. Скорее, его можно убить, пока он не уплыл.

Владыка нахмурился.

– Погоди, дочка. О каком ките идёт речь?

– О самом настоящем. Только представь, сколько мяса и жира можно добыть. Скорее, зови людей и пойдём.

– Погоди, ты что же, одна бродила по берегу? Тебе ведь запрещено…

Но дочь прервала его, переведя взгляд своих горящих глаз на меня.

– Кита обнаружил Тир. Он ходил к Океану, нашёл его и прибежал с этим известием ко мне.

– Это правда, юный инферий? – впервые Владыка Лупп обратился ко мне, как к чему-то значащему.

– Да, господин. Если угодно, я отведу вас на место, – я склонил голову, ожидая дальнейших распоряжений.

– Если всё так, как ты говоришь, ты получишь большую награду. Исса! – закричал он, подзывая мать Агаты и свою жену. – Исса!

Я едва не оглох от его криков, а белокурая госпожа вышла из-за колонн, где уже давно стояла, наблюдая за нами. Не было нужды так кричать, но её муж не знал, что она так близко.

– Собери людей, жена. Нас ожидает крупная добыча. Идёмте, – обратился он к своим собеседникам, а затем ко мне. – Показывай дорогу, мальчик.

У меня было ощущение, что он забыл моё имя, но всё же я чувствовал себя важной персоной и гордо зашагал впереди всех. Агата оказала мне большую любезность, сообщив взрослым о том, что это именно я обнаружил кита. В таких случаях Номос велит отдать лучший кусок любому, кто первым увидит или нападёт на это животное. Во-первых, это на самом деле отличный улов, считающийся даром солнечного бога атлантам, а во-вторых, китового мяса хватает всем, и нет нужды враждовать между собой из-за нескольких кусков. Даже небольшой порции достаточно, чтобы наесться, и моряки обычно сушат его впрок.