Некромант-1

Вверху раздаются шаги, треск кустов, настороженные голоса. Я тихо-тихо отступаю назад и исчезаю в зарослях.

Крадучись, двигаюсь по роще. Когда от «места преступления» меня отделяет не меньше двух сотен метров, перехожу на быстрый шаг.

Какое все же счастье – просто ходить в обуви, а не босому. В обычной ситуации мы на это и не обращаем внимание. Сапоги мне достались удобные, из мягкой податливой кожи. И нога в них не потеет даже несмотря на то, что ни носок, ни портянок на мне нет.

Но вот роща заканчивается, я выхожу к морю. Пляж, чистый песок, голубая водичка. Красота! Сажусь, а потом и ложусь на песок. Теплый, но не обжигающе-горячий.

Ну, здесь можно и переждать. В порту сейчас, вероятно, суматоха. Трупы охранников, скорее всего, уже обнаружили, ищут убийц. Наверняка решат, что этих двоих укокошила банда отморозков. Кто ж подумает на 15-летнего слабосильного, бледного паренька-помоишника? Впрочем, насчет слабости это я зря. Тело мне досталось неплохое, грешить не надо. Бруно был хоть и тощим, но жилистым. Сил вполне хватило, чтобы с одного удара вогнать обломок косы в шею противника, метнуть клинок так, что вошел в глаз супостата по самое не балуйся.

Так что, Бруно, малец, отомстил я тем ублюдкам, что тебя чуть на тот свет не отправили. Помойная крыса! Вот им и помойная крыса, сами оказались на помойке в виде трупов, сволочи.

Я беру кошелек здоровяка. Хороший кошелек, сшитый из кожи какого-то животного. По верху пропущена веревочка: затянул веревочку, закрыл кошелек, растянул веревочку – открыл. У нас такие кошельки в Средневековье использовали.

Я растягиваю веревочку, открываю кошель, высыпаю на песок монеты. Двадцать семь мелких медяков, четыре крупные медные монеты и одна небольшая, но зато серебряная монета с изображением мужика то ли в короне, то ли в тюрбане – трудно разобрать. Внешне мужик на нашего императора Николая Второго похож. Императорские рожи, видать, во всех мирах примерно одинаковые – других мирозданье не выдает. Но, надеюсь, здешний «Николашка» не такой слабовольный, как наш. Революционеров нужно было каленым железом выжигать, яйца Ленину и компании выкручивать – вот и был бы толк, спасена была бы Россия.

Монеты тяжелые, приятно позвякивают в руке. Не пожалели меди местные «фальшивомонетчики». Интересно, как монеты называются. Каракули на аверсе, надо полагать, означают цифры. На всех мелких медяках выбито: ! – надо полагать, так здесь обозначается единица. На крупных медяках закорючка, похожая на наш знак вопроса, – это, судя по всему, пятачки. Ну, и серебряная монета содержит знак !, что лишь подтверждает мою догадку о том, что это единица. Ничего сложного – деньги они везде деньги. Хоть в России, хоть в Африке, хоть в Зургане.

Зургана – так, стало быть, называется страна, в которой я нахожусь. Спасибо за подсказки, малец. Не подводи, я же отомстил за тебя тем ублюдкам.

Маленькие медяки называются чель – самая мелкая разменная монета в Зургане. 100 челей – это один тархи. Серебряная монета – это и есть один полновесный тархи. Есть еще золотая монета, содержащая 100 тархи. Называется она дарель.

Ого, малец, как ты разогнался! Погоди, я не запомню все сразу!

Я еще раз пересчитал деньги. Получилось, что у меня в наличии ровно 147 челей. Интересно, много чего съестного можно купить на эти деньги? А, Бруно? Молчишь? Ну, отдохни, парень, отдохни. Ты мне сегодня и так здорово помог.

Мысль о съестном заставляет меня подняться. Пора возвращаться в город. И на этот раз я приду туда не как помойный бродяжка, а как гражданин, обладающий кошельком, в котором позвякивают монеты. Чели и один серебряный тархи.

Жизнь, кажется, понемногу налаживается.

Порт я обхожу стороной – мало ли, может, охрана до сих пор рыскает в поисках убийц. А на мне, между прочим, сапоги одного из покойников, а также кошелек и стилет отправившихся в мир иной надсмотрщиков.

Вскарабкиваюсь на небольшой, заросший высокой травой пригорок, спускаюсь вниз, вспугнув старуху, пасующую коз, и оказываюсь на окраине города. Двигаюсь по улочке, застроенной невысокими кирпичными домами. Мостовой здесь уже нет, под ногами – смесь песка и глины, которая в дождливую погоду, очевидно, превращается в липкую грязь. И куда, спрашивается, смотрит местный Собянин?

Иду по улице, стараясь производить впечатление нормального горожанина, знающего себе цену. Прохожие от меня уже не шарахаются. Пару раз встречаю юных девиц – лет 15-16. Здешние отроковицы – так на Руси в старину говорили – носят неброские сарафаны с широкими поясами, выгодно подчеркивающими как переднее, так и заднее богатство. Одна встреченная мною девушка настолько хорошо одарена природой что я, даром что едва не подыхаю от голода, оглядываюсь, смотрю ей вслед. Как бедра-то колышутся. Песня! А волосы какие! Длинные, светлые, слегка волнистые.

Но-но Сергей Громов, не шали! Одергиваю себя. Не время о бедрах да волосах думать – жизнь висит на нитке.

Добираюсь до площади. Здесь какая-то статуя, дома чудной архитектуры, совмещающей арабские традиции с традициями средневековой Европы. Но мне не до осмотра достопримечательностей. Я оглядываюсь в поисках какой-нибудь едальни: трактира или, на худой конец, харчевни.

А вот и то, что мне нужно. «Сонная Девка». Оригинальное название для трактира, ничего не скажешь. На деревянной вывеске изображена грудастая девушка с четырьмя пинтами пива. «Девка», и правда, кажется сонной.

С удовлетворением отмечаю про себя, что навык чтения на местном языке у меня присутствует. Помоечная крыса Бруно, очевидно, был грамотен. Как же, интересно, парень попал на улицу?

Открываю массивную сосновую дверь, вхожу. Обычный в общем-то зал, ничего особенного. Дубовые столы, стулья. Посетителей нет. Пышногрудая официантка, чем-то похожая на «Сонную Девку» с вывески, окидывает меня равнодушным взглядом. Да, к такому как я вряд ли кинется: «Присядьте сюда, господин? Что вам будет угодно заказать, господин?».

Кроме официантки в зале – здоровый чернокожий мужик. Да, в этом мире тоже есть негры, но они совсем не такие, как на Земле. Лица у них вполне себе европейские, ну, вроде как намазанный гуталином Высоцкий в фильме «Как Петр Первый своего арапа женил». У вышибалы «Сонной Девки» – а то, что это вышилаба, я сразу понял, навидался этого брата – нос крючковатый, глаза желтоватые и мелкие, глубоко посаженные, плюс борода лопатой. Такой себе негр, прямо скажем. Отбели ему кожу – и будет похож на того клоуна нашего, как его, Никиту Джигурду. Только здорового, как бык.

– Куда намылился, крысеныш? – говорит вышибала, пока не трогаясь с места. – Вам, цыгам поганым, здесь делать нечего.

Так вот кто я, значит. Цыга. Название расы созвучно с русским словом «цыгане», и в образе жизни есть определенное сходство. Цыги в основном странники, если не сказать, бродяги, исповедуют философию, похожую на толстовское «непротивление злу насилием». Внешне на цыган совершенно не похожи. Белая кожа, голубые глаза, аристократически-красивые лица. Не так давно именно цыги были главной расой Зурганы, но дед нынешнего императора, представитель самой крупного народа эмирийцев, сверг династию цыгских королей, а королевскую фамилию, по слухам, вырезали под корень вплоть до грудных младенцев. Далее, как водится, начался геноцид цыг, в ходе которого от некогда большого народа остались жалкие крохи.

Я достаю из-за пазухи кошелек, трясу монетами. Звенят, родимые. Однако, вышибалу это не убеждает.

– Ну, что ж, пеняй не себя, раз эмерийского языка не понимаешь, – бормочет вышибала, отделяясь от стойки.

– Погоди, Джарман, – добродушно говорит официантка, глядя на меня, как на какую-то диковинку. – У него есть деньги, так пусть закажет. Все равно посетителей нет.

Джарман пожимает плечами, отходит в сторону, берет недопитую кружку пива, и, кажется, теряет ко мне малейший интерес.

Я сажусь за столик у окна. Официантка подходит. Дородная женщина лет 45-ти, то есть, примерно моя ровесница. Внешне – обычная европейка, скажем, немка. Глаза навыкате, полные красные губы. Одета в средней длины платье с закрытыми руками и большим вырезом на груди. Спереди – домотканый фартучек с карманом.

– Ну?

Интересно, она всем это свое «ну?» говорит? Да нет, конечно. Это только мне, цыге, оборванцу. Был бы одет поприличней, да с кошельком, полным золотых дарелей, уже расплылась бы в улыбке.

Но, да мне на ее улыбки начхать, если честно. Мне бы пожрать поскорее, потому что от голодной смерти я еще недалеко ушел. Да и желудок от помойной жрачки нужно врачевать. А врачуют желудки одним только блюдом – супом.

Меню в «Сонной Девке» нет и я прошу у официантки принести тарелку супа, хлеба и «чего-нибудь» попить.

–Чего именно попить-то принести? – нетерпеливо переспрашивает официантка: в этот момент в таверну заходят новые посетители и она уже, кажется, жалеет, что не позволила дюжему Джарману вышвырнуть меня из заведения на мостовую.

«Бисо», – подсказывает Бруно. Я повторяю:

– Бисо принесите.

Она уходит, минут через десять возвращается, неся на подносе хорошую плошку дымящейся похлебки, добрый кус хлеба и бисо в деревянной кружке.

Я беру ложку, зачерпываю похлебку, отправляю в рот. О, мать моя женщина, отец мой мужчина! До чего ж вкусно то! Мне кажется, что от одной лишь ложки похлебки в истерзанном моем организме начали расти цветы и летать бабочки. Пряная, наваристая, горячая. Кажется, чеснока хорошо так добавили, ну, вернее, местного аналога, конечно. Перчик, картошка, пара небольших кусочков мяса плавает. Хорошо.

Но я, несмотря на то, что желудок буквально молит поскорее наполнить его едой, осторожничаю. Ем медленно, вдумчиво. Ложку супа в рот, тут же откусить хлеба. И жевать, жевать. Да, после вчерашней трапезы на помойке я уже знал, что от переедания после длительной голодовки я не умру, но все же набрасываться на пищу, как бродячий пес нельзя. И подозрительно, и опасно.

Тем не менее, ложка стукается о дно плошки. Дожевываю хлеб, отодвигаю посуду, сыто отваливаюсь на спинку дубового стула. Хорошо. Вот сейчас правда – хорошо.

Беру кружку с бисо. Интересно, что это вообще такое. Отхлебываю. Ого! Так это же морс! Из ягодок типа брусники. Спасибо, Бруно, малой, то что надо! Ягоды содержат витамин С, а он сейчас необходим моему (да и твоему) изнуренному телу.

Отхлебывая время от времени из кружки, начинаю изучать собравшийся в таверне люд. А посетителей в «Сонную Девку» набилось уже немало.

Глава 3

А ведь трактир «Сонная Девка» не совсем трактир! Скорее, едальня при гостинице-борделе. Хорошая, большая едальня с качественной по местным меркам кухней, но все же основной вид бизнеса для хозяина не общественное питание.

Наверх ведут две лестницы, по которым уже спустилось несколько постояльцев, а также молодых девиц в платьях с глубоким декольте. Внешний вид и поведение дам не оставляли сомнений в их профессии. Что ж, заведения вроде «Сонной Девки» есть и в том мире, откуда я прибыл. Только сауны не хватает да бильярда: хотя, кто знает, может и они здесь есть?

Попавший в «Сонную Девку» усталый путник сначала подкрепится едой и спиртным, затем снимет комнату, а напоследок и оприходует во всех позах местную одалиску. Хозяину трактира остается только подставлять карманы под поток звонких дарелей…

Отпиваю бисо, смотрю, как девицы, покачивая бедрами, проходятся между столами, подмигивая мужчинам, отворачиваясь от женщин. Официантка едва успевает обслуживать: посетителей много. Вот кто, действительно, вкалывает в поте лица. Небось, завидует шлюхам: «Ноги развела сучка, вот ей и деньги. А тут носишься как угорелая за копейки».

Две девицы приближаются к моему столу. Одна – совсем молоденькая, белокурая, – бросает заинтересованный взгляд. Ее товарка мгновенно реагирует:

– Не видишь, это цыга. Пускает же Джарман всякое отребье.

Поворачиваются и направляются к сидящей поодаль веселой и разношерстной компании моряков, одетых, как пираты Карибского моря. Рожи зверские, сабли кривые, пьют много рома, горланят морские песни. Как есть, пираты. Но, судя по их разговорам, представляют Императорский торговый флот. Молодой смазливый морячок с рыжими волосами, волнами рассыпающимися из-под черной банданы, сцапал белокурую красотку, начал что-то ей на ухо шептать. Та хохочет но как-то притворно и все на меня поглядывает. Не смотри, не смотри, девка, мне проблемы не надобны.

А это – стражники. Служивый народ, по сути дела, наши менты. Ходят по улицам, порядок стерегут. Не удивлюсь, если жрут, пьют, да и девчонок потрахивают на халяву. А взъерепенится хозяин, откажется накрывать поляну и предоставлять шлюх – будут проблемы с бизнесом. Наркоту найдут у одной из девчонок, или что в Зургане запрещено?

Заглянули на огонек в «Сонную Девку» и представители военной касты. Этих сразу отличить можно. Крепкие, но не перекаченные мужики в золотистых латах. Ведут себя скромно, не орут, как моряки, не хватают проходящих проституток за задницы, как стражники. Вся жизнь подчинена уставу и ответственность за проступки суровая. С военными сидят дамы – обычные городские женщины, не дамы. Но вполне симпатичные и, судя по виду, порядочные.

Иное дело – наемники. Балагурят, пьют, подкалывают друг друга и других посетителей. Вышибала Джарман на них посматривает с осуждением, но ни разу не подошел с предъявой. Опасается. Наемников трое. Здоровые, бородатые мужики, похожие на викингов. У одного шрам через все лицо, часть носа – долой. Но ничего, пьет, ест и на девок заглядывается.

Парни зарабатывают деньги тяжелым и опасным трудом. Нанять их может как государство, так и частное лицо. Судя по их разговорам за кружкой пива, сейчас как раз на Императора работают, прибыли в Истон из столицы, сопровождают принцессу Хаду.

Вот ведь как алкоголь язык развязывает! Разве это дело – в трактире, полном хрен пойми кого, рассуждать о столь ответственном задании?

Видать, один из наемников понял, что товарищ чересчур растрепался и рявкнул на безносого:

– Пасть закрой, Агпан!

И то верно. Вон здесь сколько подозрительных личностей. Да хоть та женщина в накидке с капюшоном, с широким поясом, увешанном сюрикенами крестообразной формы. Явно ассасин-наемный убийца. Несмотря на весь мой более чем 20-летний военный опыт, не рискнул бы с такой сразиться, даже находясь в самой лучшей своей форме. Чего уж говорить про текущую ситуацию, когда судьба «ввинтила» меня в тело хлипкого подростка.

Не стал бы я связываться и с бородатым гномом зверского вида, жадно поглощающим баранью ногу за два стола от меня. Невысокий такой полумуж – где-то метр двадцать в нем роста, не больше, – но широченный, как шкаф. И жрет за двоих. Если не за троих. Брови кустистые, глаз почти не видно. Борода рыжая, заплетена в три толстые косы, небрежно заброшенные на плечо. В открытом противостоянии невысокий рост не помеха. Рубани секирой по ногам любому великану – тут же станет одного роста с тобой. А тут уже можно и харю уродовать. Дело известное.

Рядом с гномом сидит полненькая проститутка, наклонившись, что-то шепчет ему на ухо. Явно договариваются о встрече наверху. Так и есть. Гном доедает баранину, запивает пивом из кружки, громко отрыгивает (что, впрочем, никого в трактире не смущает) и, кивнув девчонке, следует за ней к лестнице. Хорошее завершение вечера будет у полумужа сегодня.

Я допиваю остатки морса, ставлю кружку на стол. Официантка пока обслуживает стражников, двое из которых уже основательно наклюкались и храпят, облокотившись на стол руками. Когда разносчица, наконец, закончила с «ментами», зову ее жестом. Подходит. Спрашиваю у нее, сколько с меня.

– Двадцать челей, – отвечает.

Ого! За плошку супа, ломоть хлеба и кружку морса – двадцатка! Дороговато. Меня так и подмывает спросить у девки, это для меня, цыги помойного, такой «индивидуальный тариф», или все по оному платят. Но сдерживаюсь, вынимаю кошелек, отсчитываю монеты.

Улыбаясь, протягиваю ей. Лицо официантки добреет: видать, и правда завышенная цена, то-то она так радуется. Себе в карман, небось, челей 10 положит, а то и больше.

– Скажи, любезная, а сколько комнату стоит снять на ночь в вашем трактире?

Официантка задумчиво глядит на меня. Либо думает, стоит ли вообще цыгу пускать в «апартаменты», либо о том, сколько с меня еще можно содрать сверх нормы.

– За ночь – 50 челей, – отвечает, наконец. – Оплачивать сразу.

Сижу в раздумьях. Если сейчас сниму комнату – в кошеле останется всего-навсего 77 челей. Мягко говоря, негусто, при здешних прямо-таки разбойничьих ценах. Дерут, понимаешь, с трудящихся.

Может, ну его и на улице перекантоваться? Я поел, довольно крепок, можно и под пирсом в порту снова переночевать.

Однако, сама мысль об очередной ночевке под открытым небом была неприятной. Тело протестовало, ныло болезненно. Телу нужен отдых, нужны силы, чтобы я мог развернуться, чтобы мог применить свои боевые и прочие навыки в этом мире.

– Ну? – нетерпеливо бурчит официантка.

Я вздыхаю и начинаю отсчитывать звонкие монеты.

Глава 4

Официантка вручает мне ключ с эмерийской цифрой 13, которую я знаю благодаря мальцу Бруно. Меня уже клонит в сон и я не хочу задерживаться. Стараясь не обратить на себя внимание со стороны охранников, наемников или пиратов, следую за официанткой. Она подводит меня к бледной девушке в переднике и с характерным следом на шее: такой след оставляет металлический ошейник. Значит, это рабыня, а в мире трех лун есть рабство. Не скажу, что я удивлен. Где есть пираты, есть надсмотрщики, там обязательно будет и рабство.

С сочувствием смотрю на бледную горничную, и вдруг понимаю, что она такая же, как я. В том смысле, что мы одной расы. Выходит, цыги в Зургане не только по помойкам шарятся, но и продаются, как скот на невольничьих рынках. Да, угораздило же мне шкурку примерить. Нет бы в принца какого-нибудь попасть или, на худой конец, в здорового и сильного наемника. Ну, да ничего, мы и в теле слабосильного подростка еще повоюем.

– Авила, отведи парня наверх, – говорит официантка. – Тринадцатая комната.

Девушка кивает, тихо, словно призрак, направляется к лестнице. Я следую за ней. Наверху – длинный коридор из множества дверей в обе стороны. Двери хлипкие, деревянные. Когда мы с Авилой идем по коридору, из-за некоторых дверей слышны стоны страсти: кое-кто из постояльцев уже предались грубому разврату.

Тринадцатая комната находится в самом конце коридора, уже под скатом крыши. По большому счету, не комната это, а чулан. За пятьдесят челей-то.

Авила открывает дверь, отдает мне ключ.

– Спасибо, Авила, – говорю.

Она молчит, не уходит. То ли денег ждет, то ли хочет разделить со мной постель. Решаю, что все-таки второе. Пытаюсь придумать, как по-доброму отшить ее: да, я в теле 15-летнего подростка, но уж очень изможденного. Не до секса мне сейчас.

Вдруг девушка наклоняется немного ко мне и свистящим шепотом говорит:

«Не выходи ночью из комнаты что бы не случилось».

И быстро уходит прочь по коридору. Я вхожу в комнату, тщательно закрываю дверь. Да, хлипкая, вынести плечом труда не составит, но хоть какая-то фора в случае нападения. Сжимаю спрятанный на груди кинжал, проверяю, на месте ли кошель: это на данный момент единственные мои верные соратники.

Слова Авилы не скажу, что напугали меня, но беспокоиться заставили. Может, напрасно я себя в ловушку загнал, заселившись в эту таверну? На улице как ни крути больше шансов удрать… С другой стороны, ночевать под открытым небом третью ночь подряд – брр.

Осматриваюсь. Комнатушка маленькая. Считай, площадью с кровать. Зато кровать довольно большая: не двухместный сексодром, конечно, а где-то полуторное спальное место. Но с девчонкой при желании разместиться можно. Окна нет – сплошные стены. И минус, и плюс. Минус – чуть что в окно не выпрыгнуть. Плюс – к тебе в окно не залезут и не забросят бутылку с горючей жидкостью.

Рядом с кроватью – маленькая табуретка, которой, видимо, положено играть роль тумбочки. Есть и удобство – большой ночной горшок. Вот это уже чистое Средневековье, но да что поделать, ватерклозеты здесь еще, понятное дело, не изобрели. На всякий случай открыл крышку горшка, ожидая увидеть самое неприятное зрелище. Но нет – чистый горшок. Работают горничные.

Сделав все необходимые приготовления ко сну, я ложусь на кровать – разумеется, не раздеваюсь, еще не хватало, чтобы враги застали голого. Кинжал и кошелек кладу под матрас с левой стороны – левая рука у меня рабочая. Знаю, что многие прячут оружие под подушку, но мне удобнее выхватывать из-под матраса. Сон у меня очень чуткий, опасность я чую всегда.

Засыпаю быстро – сказывается усталость и напряжение последних дней. Снится дворец. Женщина в длинной сорочке – стройная, голубоглазая, с бледной чистой кожей. Это моя мать, королева Зурганы Алеа. Рядом с ней мальчик лет шести. Такой же стройный, голубоглазый и бледный. Это я, принц Бруно. Мать перебирает волосы симпатичной девушке лет 15-ти. Это моя сестра, принцесса Талила. Талила сидит на постели, бретелька ее ночной рубашки соскользнула, обнажив чистое, нежное плечо.

Я слышу, как мать с сестрой тихо переговариваются, от их разговора веет спокойствием и теплотой. Семья.

У дверей в опочивальню – два стражника и статный мужчина с голубыми волосами и бородкой. Я знаю, кто это – это Каел, глава охраны королевской семьи, ледяной маг третьего уровня.

Вдруг снаружи раздаются крики. Дикие, безумные крики людей, переходящие в хрипы и стоны. Каел бросается к матери:

«Ваше величество, уводите детей по секретному ходу!».

Мать хватает меня за руку, тянет прочь. Сестра, принцесса Талила, бежит впереди. Позади снова раздаются крики, женский визг…

Знаете, в кино бывает надоевший всем штамп: персонаж просыпается от дурного сна и резким рывком садится на кровати. Всегда считал, что это – чушь, но вот убедился в обратном. Сижу на постели в холодном поту, таращусь в темноту. Это ведь не мой сон, а сон Бруно, парнишки, чье тело мне досталось. Но как страшно мне было там, во сне – как будто я, и правда, стал Бруно. Так он, выходит, не просто бродяжка помойный, а принц Зурганы, наследник трона! Но что же случилось, почему он оказался на улице? Как жаль, что не досмотрел сон.

Женский визг.

А это уже не во сне!

Крик из соседнего «нумера». Все ясно: какой-то, основательно нагрузившийся спиртным клиент решил поиграть с проституткой в боксера. Дело в общем-то обычное в подобного рода заведениях. Для подобных случаев в борделях и работают такие парни, как здоровяк Джарман. Он, или какой-то другой охранник должен прибежать и спасти ту, кто зарабатывает для него же деньги тем местом, что у нее между ног.

Но – никто не бежит. Может, захрапел смотрящий – время-то позднее, может перепил накануне. Девчонка уже хрипеть начала.

Что ж, похоже, придется Сереге Громову немного поработать охранником в борделе. Больше некому.

Беру в руки табуретку – маленькая, но тяжелая, дубовая – встаю с постели. Открываю дверь, выглядываю в освещенный настенными лампами коридор. Кстати, лампы не со свечками, а с какими-то странными оранжевыми капельками – светят, конечно, не так сильно, как светодиодные лампы или лампы накаливания, но в коридоре достаточно светло. Быстро провожу рекогносцировку, понимаю, что звуки доносятся из комнаты напротив моей. Толкаю дверь. Дверь не заперта, открывается.

Вижу давешнего гнома, совершенно голого. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу мерзкие телеса полумужа! Гном вцепился в горло полненькой проститутке, тоже, кстати сказать, голой. Девка хрипит, схватившись за руки осатанелого бородача, тщетно пытается разжать. Ага, разожмешь. У этой бочки хватка наверняка каменная.

Делаю шаг вперед и изо всех сил опускаю табуретку на башку полумужа. Я опасался, что гнома табуреткой вырубить не удастся и придется задействовать кинжал – а это уже кровь, это уже труп в комнате, это разборки. Мне такие «приключения» сейчас крайне нежелательны. Однако сил у доставшегося мне подросткового тела хватает: гном глухо охает и оседает на постель. Все-таки дубовая табуретка – это не табуретка из ДСП.

Я шагаю к постели, с усилием разжимаю пальцы гнома – толстые, как сардельки, и такие же жирные: очевидно, после баранины полумуж даже не удосужился помыть руки. Девка издает звук, похожий на крик: на самом деле, просто шумно втягивает воздух после того, как ей, наконец, вернули доступ к кислороду. Я испуганно озираюсь: очень не хочется, чтобы кто-то приперся на ее вопль. Но, кажется, мой страх напрасен: в борделе криками никого не удивишь.

Полненькая садится на постели, осоловело осматривается. Начинает плакать. Я стараюсь не смотреть на ее тело, но невольно отмечаю большую, белую, мягкую грудь с розовыми сосками и заросли рыжеватых волос в ложбинке между судорожно сведенных голых ног.