Предел искушения

Журналист восхищенно наблюдал, как пространство с каждой секундой расширяет границы, превращаясь в грандиозное живописное творение великого мастера. Неровности и шероховатости исчезали, и всё вокруг по мере уменьшения обретало правильные и отчётливые формы, открывая взгляду глазу безграничную неведомую реальность.

– Вот видите, – Михаил довольно сощурился, – как многого мы не замечаем из-за глупых фобий.

– Вы… гипнотизёр? – Не в силах скрыть своей радости, Илья походил на ребенка, впервые оказавшегося в огромном магазине игрушек. – Нет… Вы волшебник?

– Почему бы и нет?– улыбнулся Бештеров.

Илья в шутку погрозил ему пальцем, давая понять, что давно не верит в сказки.

– Может быть, коньячку? – заговорщически и предложил Михаил.

– А что, виски больше нет? – в тон собеседнику поинтересовался Илья.

– Я не люблю виски, – Бештеров поморщился, демонстрируя неприязнь, и достал из сумки ту же фляжку с изображением круга на коричневой коже.

Илья снова шутя погрозил пальцем, однако сделав глоток, он убедился – действительно коньяк. Хороший коньяк, длительной выдержки.

– Я понял! – расхохотался Илаев. – Вы фокусник, иллюзионист!

Бештеров покачал головой.

– Скорее, я врач – специалист по душевным расстройствам, – ответил он.

Илья понимающе кивнул, будто специальность собеседника объясняла происходящие чудеса. Он снова перевёл взгляд на безбрежные просторы. Теперь перед журналистом открылись заоблачные горизонты. Он не мог оторвать глаз от белой пелены, укрывающей собой привычный мир; очевидно, она была мягкой и приятной на ощупь. Низкий, раскалённый докрасна солнечный диск окроплял белую пустыню оранжевыми бликами.

Красиво!

Илаеву подумалось, что если в рукописи, за которой он послан, есть иллюстрации, то они непременно должны быть похожими на картину, которую он сейчас созерцал через иллюминатор.

– Михаил, а вы знакомы с трудами Авиценны?

Бештеров неопределенно пожал плечами:

– Отчасти. Что вас конкретно интересует?

– «Книга жизни», – Илья не сводил глаз с оранжевого отлива бескрайней пелены за бортом самолёта.

– Я слышал эту легенду. – Бештеров свёл брови, отчего на его лбу образовались глубокие бороздки морщин. – Ибн Сина написал более пятисот трудов, но нас дошли только двести сорок. Три из них считаются основополагающими: «Книга исцеления», «Книга указаний и наставлений» и «Книга знаний». Эти рукописи включают в себя исследования в области логики, математики, медицины, философии, естествознания, и даже метафизики. Надо заметить, что познания Авиценны не ограничивались перечисленными мною науками. Он также изучал геологию, химию, литературу, увлекался поэзией, и, бытует мнение, проявлял интерес к мистике. «Книга жизни», написанная на исходе земного пути, якобы представляет собой венец всех его творений. В ней Ибн Сина подводит итоги накопленных знаний и, по легенде, открывает миру рецепты исцеления абсолютно ото всех болезней – в том числе и душевных, – а некоторые утверждают, что труд затрагивает вопрос бессмертия. Но общепризнанного научного подтверждения существования «Книги жизни» нет, хотя её периодически находят то в средней Азии, то на Тибете, то в Северной Африке, то в Индии. Насколько я знаю, недавно обнаружили в Греции, но, увы, все эти находки не имели ничего общего с трудом Ибн Сины. Надеюсь, ваша поездка не связана с этим событием?

Удивительная осведомлённость случайного попутчика, равно как и его неожиданный вопрос, застали Илью врасплох.

На секунду замешкавшись, он всё же решил сказать правду:

– Именно так.

– Господин журналист, на протяжении последней тысячи лет многие поколения, как давно почившие, так и ныне здравствующие, искали эту рукопись – точно так же, как ищут останки Платоновской Атлантиды, – Бештеров сидел в кресле, задумчиво глядя перед собой. – Но за всё это время не было обнаружено ни единого веского подтверждения существования «Книги жизни».

– Выходит, моё путешествие бессмысленно?

– Отнюдь, – Михаил покачал головой. – Если существует легенда – есть и прецедент, её породивший. Дыма без огня не бывает, хотя современная наука порой доказывает обратное. Если бы не настойчивость сэра Эванса, Кносский дворец по сей день оставался бы в числе непознанного, порождая новые мифы.

– Вы увлекаетесь историей? – спросил Илья.

– Я уверен, что она есть, – философски ответил Михаил.

Предостережение

Последнее время Мелиор любил уединение. Он взбирался на вершину самой высокой горы и подолгу сидел, погружённый в глубокие раздумья. Плотная завеса облаков отделяла его от ненавистного мира, населённого слабыми лицемерными созданиями, способными в одночасье изменить собственные взгляды на сущее. Именно такими представлялись они Мелиору.

– Ты снова грустишь, брат мой?

Создатель стоял за его спиной и смотрел вниз на белые лёгкие облака. Его появление всегда радовало Мелиора. Спокойный певучий голос Создателя ласкал слух.

– Ты вновь и вновь пытаешься запутать себя, – Творец коснулся его мускулистого холодного плеча, отчего Мелиор вздрогнул.

– Ты ошибаешься на их счёт, и я докажу тебе это, – прохрипел демон, сверкая глазами так, словно собрался испепелить мир у подножья горы.

– С радостью признал бы свои промахи. Но… будь осторожен: ты можешь нарушить и без того хрупкое равновесие в своём мире.

– Так запрети мне!

– Я не творю запреты – могу лишь предостеречь тебя от новых мытарств.

– Твоё благородство сводит меня с ума. Неужели сложно просто вразумить? – воскликнул Мелиор.

– Я и так дал тебе полную свободу и абсолютную возможность разобраться в себе, но ты упрямо пытаешься уйти от порядка вещей. Твой мир может рухнуть. А вразумить себя в состоянии только ты – сам.

– Если мой мир погрязнет в хаосе, ты спасёшь их? – этот вопрос демон задал почти шёпотом, брезгливо разглядывая обитателей своей империи, суетящихся внизу в поисках истины.

– За целую вечность ты так и не смог уяснить главного: моего участия для спасения не требуется ни тебе, ни тем, кто с тобой. Вам нужно лишь захотеть, и это исполниться немедленно.

– Опять твое вселенское непостижимое великодушие, – Мелиор, как обезумевший, затряс головой.

Создатель глубоко и печально вздохнул.

– Ты задумал великое лукавство, Мелиор, но ты не обретёшь покой, исполнив свой замысел. Посмотри, как прекрасен твой мир – сколько в нём любви и сострадания, сколько добра и красоты! Вы все при желании могли бы вернуться и занять прежние места в созданной мной вселенной. Эх, если бы не твоё упрямое заблуждение…

– А ещё в этом мире полно ненависти, жадности, злобы и зависти, – Мелиор цинично осклабился.

– Это всего лишь отражение твоих чувств, – с сожалением изрёк Создатель. – Неужели ты не хочешь избавления для себя и для них?

– Я хочу! Хочу! Хочу!

Мелиор метнулся ввысь, разносясь грозой по небосводу, поднимая безудержный ветер, черня белоснежные облака и превращая их в темные тяжёлые тучи, готовые извергнуть на землю всё его негодование, чтобы смыть презренный мир.

– Бедный мой брат. Заблуждение не дает тебе покоя, – Создатель провёл рукой вдоль линии горизонта, и чёрные тучи стали рассеиваться.

– Мне не нужна забота! – Мелиор опустился на гору. – Я сам знаю, что заставляет меня страдать! Видеть тебя – это мука, чувствовать твою любовь – мука, идти против твоего замысла – мука, но для меня она сладка. Ты не желаешь карать тех, кто не достоин тебя – тех, кто презирает твои правила. Они – лицемерные твари, позабывшие о тебе. Твоя безмерная безусловная любовь мне непонятна. Ты даже наказываешь свободой… хотя прости, тебе неизвестно слово «наказание». Мне не нужна твоя истина – я лучше сгину в хаосе, нежели приму твой порядок.

– И все же я буду ждать твоего возвращения…

– Я не вернусь! А если этому и суждено будет случиться, то тебе придется признать своё поражение, а значит, и мою победу!

В тот момент Мелиор был особенно горд собой. Он ждал ответ на дерзкий вызов, но… Создатель, как обычно, лишь улыбнулся и покинул гору. Мелиор долго смотрел ему вслед. Творец всегда исчезал неожиданно, оставляя недосказанным самое главное.

– Жалеет меня, – скривившись, простонал Мелиор. – Пришёл предостеречь. Неужели он действительно безупречен? Тогда почему же я не могу принять истину? Почему он не хочет объяснить, почему? А коль так… – Мелиор вобрал в грудь воздух и прогремел вослед Творцу: – Пусть всё остается, как есть!

Расправив широкие черные крылья, он кинулся вниз со скалы, разрезая плотную завесу облаков, устремляясь в самый центр столь ненавистного и одновременно неудержимо манящего мира.

6

Когда самолёт заходит на посадку в аэропорту города Ираклион, до последнего момента сохраняется впечатление, что он опускается на воду. Взлётно-посадочная полоса упирается в омываемый Критским морем скалистый берег, и из иллюминатора маневрирующего в воздухе лайнера с разных ракурсов открывается переливчатая водная гладь. Но вот резкий свист шасси, лёгкая встряска от соприкосновения с землёй, дребезжание колёс, тяжёлый гул реверса и аплодисменты пилоту.

– Наш самолёт совершил посадку в аэропорту Никос Казантзакис города Ираклион, – монотонно провозгласил пилот. Сообщив также местное время и температуру воздуха за бортом, он пожелал пассажирам приятного отдыха.

Илья с Михаилом покинули лайнер. Получив багаж и соблюдя все необходимые формальности, они вышли из здания аэровокзала.

– Пора прощаться? – с сожалением в голосе произнёс Михаил. – Желаю вам найти вожделенные ценности.

Илья с улыбкой протянул руку:

– До свидания, Михаил. Я действительно рад нашей встрече и уверен, она не последняя.

Они обменялись рукопожатиями.

– Что ж, успешных поисков и хорошего отдыха, – пожелал Бештеров. – Хотя совместить одно с другим… Но, уверен, у вас непременно получится!

– Я постараюсь, – Илья широко улыбнулся.

– До встречи, господин журналист.

***

Противоречивые желания разрывали Илаева надвое. Как любому нормальному человеку, оказавшемуся на курорте, хотелось, конечно, поскорее кинуть вещи в гостиничный номер, и несмотря на поздний час, рвануть к морю и окунуться в его солоноватые воды… Заглянуть в уютный ресторанчик, заказать хорошего вина и вкусной еды… Побродить по городу, который, призывно зажигая ночные огни, не собирался погружаться в сон до самого утра. Впитать его атмосферу беспечности, смешанную с духом истории, полюбоваться местными красотами и красотками, а если повезёт, то и завести курортный роман… Но профессионализм одержал верх в этой внутренней борьбе, и журналист, скрепя сердце, направился по указанному Еленой первому адресу.

Такси остановилось на узенькой улочке, типичной для старых прибрежных городков. Тротуаров на ней не было, а вымощенная камнем мостовая едва ли позволяла разъехаться двум легковушкам. Домики белого и светло-кремового цвета своим довольно неказистым видом выдавали окраину города. Илья подошёл к двери одного из них и постучал. Когда изнутри раздался вопрошающий голос, журналист объяснил, что пришёл к господину Синееву. Человек за дверью что-то прокричал, и уже через минуту на пороге предстал недовольный пожилой мужчина.

– Господин Синеев? – вежливо поинтересовался Илья.

Старик кивнул.

– Здравствуйте. Моя фамилия Илаев. Я представляю интересы господина Реболарова. Мы могли бы с вами поговорить?

– Проходите, – буркнул хозяин.

Переступая порог, Илья краем глаза заметил двух молодых людей славянской внешности, которые стояли метрах в ста ниже по улице и на удивление эмоционально восторгались пейзажами городской окраины.

«Тоже мне, нашли время и место для экскурсий», – хмыкнул про себя Илья и зашёл внутрь.

Убранство дома оказалось гораздо богаче его неприметного внешнего вида. Судя по всему, владелец был человеком зажиточным и всерьёз увлечённым историей. Об этом говорили многочисленные фотографии с мест проведения раскопок, впечатляющее количество древних ваз, скульптур и предметов быта, коллекция старинного оружия, развешенного на стенах.

Вместе с Синеевым Илья поднялся на второй этаж и проследовал в помещение, похожее на рабочий кабинет.

– Присаживайтесь, молодой человек, – старик указал на одно из плетёных кресел у журнального столика. Он подошёл к массивному бюро, извлёк из выдвижного ящика красную папку и положил её перед журналистом. – Это журнал раскопок, – с глубоким вздохом Синеев опустился во второе плетёное кресло рядом с Ильёй. – Всеволод Александрович, вероятно, не очень доволен нашей деятельностью?

– Я не в курсе. Знаю только, что пропажа книги его удручает.

– Фу ты, ну ты! – старик хлопнул себя по сухим коленкам. – Опять они за своё. Говорил я этой девчонке, что она ошибается, но как же… Кто станет слушать Синеева? Синеев – старик! – и он снова в сердцах хлопнул себя по коленкам.

– Извините… м-м-м?

– Яков Исаакович, – буркнул Синеев.

– Яков Исаакович, так вы считаете, это не «Книга жизни»? – осторожно спросил Илья.

– Разумеется, нет! Но она была убеждена в своей правоте, а нанятые шарлатаны просто поддакивали ей, даже не удосужившись как следует изучить документ, – Синеев начал взволнованно раскачиваться в кресле.

– А почему вы так уверены, что это не та книга? – негромко, чтобы ещё больше не заводить старика, поинтересовался журналист.

– Да потому что этого не может быть! Книги жизни не су-ще-ству-ет! – Для пущей убедительности Яков Исаакович замахал рукой с вытянутым указательным пальцем.

– Выходит, это подделка? – пытался вникнуть Илаев.

– Я этого не говорил.

Илья даже отрыл рот от удивления.

– Как следует понимать ваши слова?

– Да очень просто! Это действительно рукопись того времени и, возможно, она имеет некоторое сходство с трудами философа, но даже не проводя детального анализа, я могу с полной уверенностью утверждать: это не «Книга жизни».

– Понимаю… А как же мнение экспертов?

– Молодой человек, – в голосе Синеева слышались нотки разочарования, – сенсация в наше время гораздо привлекательнее научного открытия.

– Зачем же тогда её похитили? – Илья начинал путаться.

– Именно поэтому и похитили, – теперь Синеев удовлетворенно хлопнул в ладоши и рассмеялся. – Чтобы не вскрылся обман! На этом мошенничестве можно заработать огромные деньги.

– Каким образом? – журналист проникался всё большим интересом к версии историка.

– Уверяю вас, какой-нибудь страстный коллекционер древних артефактов готов отвалить кругленькую сумму за так называемую «Книгу жизни». Мошенники! Мне жаль, что такая девушка оказалась заурядной аферисткой. А ведь я считал её перспективным учёным!

– Почему же вы не рассказали обо всём полиции?

– Я слишком стар для подобных игр, – с неподдельной грустью произнёс Синеев. – Конечно, моя репутация подпорчена из-за пропажи этой исторической ценности, но как бы то ни было, я остаюсь одним из лучших специалистов в своей области. Надеюсь, и дальше буду продолжать заниматься любимым делом. Мне ни к чему скандалы.

Илья поднялся с кресла, подошёл к окну. С моря дул ветер. Журналист вдохнул полной грудью солоноватый воздух. Посмотрел на улицу. Двое молодых мужчин продолжали любоваться незатейливой местной архитектурой.

– Скажите, Яков Исаакович, а ваш район представляет интерес для туристов?

– Да что вы! Есть, конечно, дома с историей, но боюсь, истории этих домов интересуют только местных сплетников, – Синеев улыбнулся своей шутке.

Илья присмотрелся к мужчинам:

«Господи, да может, они девушек ждут!» – пытаясь избавиться от излишней подозрительности, журналист отошёл от окна и спросил:

– Яков Исаакович, а о какой женщине вы постоянно упоминаете?

– Историк из Голландии – Элеонора ван Голланд. Эта была её идея – начать раскопки в этом месте. Элеонора одержима идеей отыскать «Книгу жизни», – Синеев сухо рассмеялся. – Как видите, ей это удалось.

– А вы не могли бы помочь встретиться с госпожой ван Голланд и, если возможно, с экспертами, давшими положительное заключение по книге?

– Почему не помочь? – старик достал мобильный телефон. – Записывайте.

Илаев перенёс продиктованные номера историков в список своих контактов.

– И последнее, – журналист пристально посмотрел на Синеева. – Есть хоть малейшая вероятность того, что «Книга жизни», написанная Авиценной, действительно существует?

Яков Исаакович потёр рукой лоб и шумно выдохнул.

– Я учёный, и могу оперировать только фактами. А никаких фактов, подтверждающих существование этой рукописи, нет. Но… – старик многозначительно взглянул на Илаева, – факты, опровергающие её написание Ибн Синой, тоже отсутствуют.

– Но вы, же утвержда… – начал было Илья.

– Я утверждал! – прервал его Синеев. – И буду утверждать! Для меня, как для учёного, книги не существует, пока нет фактов и убедительных доказательств обратного… А как для человека, которому свойственно ошибаться… – Синеев задумался. – В любом случае, наша находка «Книгой жизни» не является, и это неоспоримый факт!

7

Синеев не стал провожать Илью до двери. Он выглядел взволнованным и удручённым. Пожилые люди, имеющие твёрдые убеждения, всегда болезненно и ревностно относятся к своим воззрениям, и Илья это прекрасно понимал. Вежливо попрощавшись, он спустился к выходу. Молодой грек – по всей вероятности, помощник историка – что-то произнес на своём языке и учтиво кивнул головой.

– И вам всего хорошего, – ответил Илья и вышел на узкую улочку.

Вокруг никого – тишина и спокойствие. Илаев постоял минут пять, размышляя. Выкурил сигарету, огляделся и направился в сторону центра города.

Оказавшись на более оживленной улице, он остановил такси и объяснил водителю, что хочет разместиться в гостинице, желательно поближе к морю. Таксист с колоритной внешностью уроженца здешних краёв, энергично закивал.

Минут через пятнадцать машина остановилось у отеля, и водитель с чувством выполненного долга указал рукой на здание, а затем на счётчик таксометра. По мнению Илаева, это место больше походило на центр города, а близость моря вызывала большие сомнения.

– А до пляжа далеко? – недоверчиво поинтересовался журналист, и тут же получил поток информации на греческом языке.

Сообразив, что продолжать разговор бесполезно, Илаев грустно кивнул и достал кошелёк. С натянутой улыбкой на лице и безобидными ругательствами на устах он направился в отель.

***

Спал Илья прекрасно. Без снов.

После завтрака он решил сделать несколько звонков и наконец-то отправиться на пляж.

Из разговора с Синеевым вытекало, что к лжедоказательству подлинности книги приложила руку некая Элеонора ван Голланд. Она представлялась Илье дамой в годах, довольно упитанной, с маленькими бегающими глазками и неизменной сигаретой во рту – эдакой авантюристкой от науки, пытающейся правдами и неправдами обеспечить себе безбедную старость.

Из всего списка, предоставленного Синеевым, дозвониться получилось лишь до одного ученого, к счастью, проживающего в Ираклионе. Капризный научный муж назначил встречу через тридцать минут в таверне «Морская», чему Илаев не слишком обрадовался, так как долгожданное единение с морской пучиной снова откладывалось на неопределённый срок.

Ровно через полчаса Илья зашёл в таверну. Уютный зал практически пустовал: среди посетителей можно было заметить лишь молодую пару и худощавого грека с длинными седыми волосами, степенно поедающего жареную рыбу с овощами. Именно к нему и устремился искатель древних рукописей.

– Простите, вероятно, я с вами договаривался о встрече?

– Коста Симиниди, – сухо представился грек, не переставая жевать.

– Илья Илаев – журналист, – тем же тоном ответил Илья и, не дожидаясь приглашения, сел напротив.

– Так уж и журналист? – Симиниди смерил Илаева насмешливо-недоверчивым взглядом.

– Именно так. Я представляю несколько крупных московских издательств. Можете убедиться в этом, сделав запрос в интернете, – Илья состроил показательно серьёзную физиономию.

– Да ладно, – отмахнулся Симиниди. – У меня мало времени, так что спрашивайте.

– Я здесь по просьбе Всеволода Александровича Реболарова…

– Я знаю, кто такой господин Реболаров. Если бы не он, я вообще не стал бы с вами встречаться, – Симиниди подкрепил свои слова убедительным кивком.

– Тогда сразу к делу?

– Да, конечно. У меня действительно мало времени, – повторился учёный, продолжив трапезу.

Илья тяжело вздохнул, настраиваясь на трудную беседу.

– Вы подтвердили подлинность найденной рукописи, определив её как «Книгу жизни» за авторством…

Симиниди вновь резко оборвал Илаева.

– Я знаю, как я определил находку!

Многолетний опыт журналистской деятельности приучил Илью к терпеливой и сдержанной манере беседы, даже если собеседник – редкостный хам.

– Господин Синеев заявляет, что это не совсем верное заключение.

– При всём уважении, Яков не эксперт в этой области, – огрызнулся Симиниди.

– Но он уверен, что «Книги жизни» вовсе не существует.

Прекратив жевать, Коста сердито зыркнул на Илью. Грудная клетка учёного наполнилась воздухом. Илаев напрягся, ожидая извержения гневной речи, но…

– Видите ли, – неожиданно мягко заговорил грек, выпустив не пригодившийся воздух из легких, – с этим артефактом связано множество загадочных обстоятельств, а Яков полностью отрицает существование вещей, необъяснимых с научной точки зрения.

Илья понимающе кивнул, радуясь в душе несостоявшейся бури эмоций собеседника.

– То, что книга была написана, у меня лично не возникает никаких сомнений, – продолжил Симиниди, – тому есть документальные подтверждения. Конечно, можно отрицать и их подлинность, но… – учёный задумался, подбирая нужные слова, – греки несколько иначе относятся к истории. Сами понимаете, наше государство существует с тех самых времён, с которых эта наука ведёт летопись. Накопленные за тысячелетия знания и опыт нашего народа зачастую сокрыт в легендах и мифах. Так вот, если не воспринимать тексты буквально, то с их помощью можно делать большие открытия. Ибн Сина – по легенде, если вам угодно – после завершения работы над «Книгой жизни» запретил своим ученикам являть её людям. Он был уверен – нам рано давать эти знания. Авиценна спрятал рукопись – спрятал у всех на виду. Человек, готовый впитать великую мудрость, сможет без труда найти её, но тот, чьи помыслы нечисты, не сумеет воспользоваться книгой, – Симиниди замолчал, приняв глубокомысленный вид, будто он лично получил наставления от великого философа. – Так вот… Когда придёт время, человек с чистой душой подарит людям сокровенные знания – так утверждает легенда.

– Вы верите в это? – аккуратно уточнил Илья

Коста загадочно растянул губы.

– За последние двадцать лет эту рукопись находили трижды, и трижды она исчезала абсолютно непостижимым образом. Первый раз книга пропала из палатки археологов через час после обнаружения вместе с глиняным сосудом, в который её запечатали – это было на Тибете. Второй раз – в Индии. Там произошла совершенно мистическая история. Находку аккуратно упаковали и немедленно отправили в аэропорт для транспортировки в Лондон. В машине находился водитель и сопровождающий. По дороге книга исчезла, – Симиниди вопросительно посмотрел на Илью.

– Водитель с сопровождающим вступили в сговор? – предположил журналист.

– Так подумали все, – грустно протянул Коста, – но печати не были нарушены.

– Почему вы считаете, что в Греции обнаружили именно эту книгу?

Симиниди скупо ухмыльнулся.

– Я три раза держал в руках один и тот же документ. Это я был в той машине, и могу заверить: ни я, ни мой спутник не прикасались к находке.

Илья потёр рукой лоб.

– Но книгу могли подменить, пока упаковывали?

– Могли, – безразлично произнёс Коста, – но речь не об этом. Я трижды в разных частях света держал в руках рукопись. Как вы считаете, могу я ошибаться? Поиски этого артефакта превратились в смысл моей жизни.

– А Синеев – он знает эту историю?

– Яков – убеждённый материалист. Он верит только фактам. А, как вы понимаете, фактов, достаточно весомых для научных кругов, нет, как нет для них доказательств небытия.

– А у вас? У вас есть доказательства? – с ноткой недоверия спросил Илья.

– У меня есть, – решительно ответил Коста, отставив пустую тарелку; он сделал пару глотков сока и вытер салфеткой рот. – Извините, но я и вправду тороплюсь.

Илья пришёл к выводу, что он не услышал ничего внятного ни от Синеева, ни от Симиниди.

Что за рукопись нашли в Греции? Действительно ли это «Книга жизни»? Да и вообще, существует ли она? Какая организация так ревностно оберегает секрет Авиценны? Ученики? Последователи? Тайный Орден? Может быть, Синеев прав, и дело лишь в деньгах? Умельцев делать деньги на тайне хватает, а чтобы она не стала явью, тайну нужно бережно хранить и умело прятать – особенно, если она вымышленная.