
Полная версия
День Учителя

День Учителя
Евгений Макаренко
© Евгений Макаренко, 2024
ISBN 978-5-0065-0821-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ВНИМАНИЕ!
Все имена и события вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны
1
Минувшее лето хоть и не порадовало Качмарека правонарушениями достойными величайшего в Восточной Европе ума, но зато оказалось весьма успешным в плане личного обогащения. То ли зачастившие магнитные бури, то ли природная грубость жителей Быдгоща вынуждали собак и кошек навсегда покидать уютные квартиры и без дела слоняться по городским площадям и паркам. А их, так называемые хозяева, готовы были платить любые деньги в пределах сотни злотых, любому, кто согласится вернуть их как можно скорее.
Пообещав инспектору сорок процентов от выручки, Влодьзимеж получил доступ к городской системе видеонаблюдения, и как только искомое животное попадалось ему на глаза, неприлично отъевшемуся Мулярчику на телефон поступали координаты и команда действовать согласно ранее разработанному плану. План этот, подразумевавший хорошую физическую форму исполнителя и знание им приёмов айкидо, старика Яцека, понятное дело, не устраивал – уж слишком давно он был не в том возрасте, чтобы прыгать по веткам за мейн-кунами и паковать пуделей с доберманами. Наплевав на спущенные сверху регламенты и директивы, неприлично отъевшийся Мулярчик облегчил себе жизнь, припомнив всё, что он знал о методах борьбы вьетконговцев с американской военщиной.
Методы оказались настолько эффективны, что хозяева пушистых дезертиров не только отказывались выплачивать обещанные суммы (далеко не такими они любили и помнили своих питомцев), но и грозились писать заявления в прокуратуру на предмет жестокого обращения с животными. Кое-как пану Яцеку удалось убедить бившегося в истериках Качмарека, что собаки и кошки нужны не только их хозяевам, но и другим хорошим людям! Например: владельцам многочисленных предприятий общественного питания, а также директору одной меховой фабрики. А если учесть, что отпадала необходимость делиться со Смыком (кому какое дело как выглядит, где бегает и кому принадлежит животина?), то, утверди Влодьзимеж предложенный Мулярчиком план, деньги в их карманы польются бурной рекою. И они полились. И пусть предприятие выдохлось синхронно с последней шатавшейся по городу дворнягой, но зато за эти три месяца юный детектив заработал в сотню раз больше, чем за всю предыдущую жизнь.
Около трети вырученных с живодёрства злотых детектив потратил на покупку настольных игр, за которыми коротал вечера совместно с неприлично отъевшимся Мулярчиком, пани Плужек и инспектором Смыком, испытывавшим симпатию к полным грудям бывшей учительницы. Около восьми вечера первого октября, в тот самый момент, когда Качмарек исхитрился проиграть в преферанс оставшиеся две трети капитала, на пороге офиса показался престарелый дедушка Ежи с информацией о том, что внизу в прихожей, аудиенции с детективом дожидается парочка исключительно подозрительных субъектов – истинных головорезов.
– Чья бы корова мычала… – независимо друг от друга подумали игроки и независимо друг от друга промолчали, дабы в лишний раз не травмировать психику старика.
Качмарек великодушно велел впустить гостей и на всякий случай встал со стула, и, делая вид, что разминает затёкшие от долгого сидения ноги, забрёл за массивную спину пана Яцека и стал поглядывать из-за неё на входную дверь. Инспектор Смык незаметно для других расстегнул кобуру и снял с предохранителя пистолет. Полногрудая пани Плужек и неприлично отъевшийся Мулярчик взволнованно переглянулись и мысленно друг с другом попрощались. На лестнице послышались глухие шаги. Сердце Влодьзимежа забилось так, будто ему в глотку влили ведро крепчайшего кофе.
2
Дверь медленно и со скрипом (чего ранее за ней не наблюдалось) отворилась. Полногрудая пани Плужек тут же узнала одного из посетителей и невольно вскрикнула. От этого крика натянутые как струна нервы Смыка дрогнули, и его палец самопроизвольно нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел, от внезапности которого опешили все собравшиеся, включая инспектора. Пуля калибром девять миллиметров продырявила кобуру и лакированный паркет. В комнате воцарилась суровая тишина.
– Да какое вы имели право явиться сюда, подонок?! – Заорала полногрудая секретарша, раньше всех вышедшая из ступора.
Директор школы Тадеуш Фабисяк, по злой воле которого Качмарек, Мулярчик и пани Плужек больше года назад оказались не у дел, стоял на полусогнутых, разместив по швам гладко выглаженных брюк слегка дрожащие руки, и виновато улыбался. К его стройному длинному телу прижималась молодая, лет двадцати трёх, девушка, по выражению лица которой, можно было подумать, что ей только что, при двадцати свидетелях, сообщили, что с её заболеванием надо не к терапевту, а к венерологу.
– Прошу простить. – Промычал Фабисяк, как-то сразу догадавшийся, что здесь ему не рады и спиной вперёд направился к выходу.
Молодая особа, разгадав манёвр спутника, зарыдала, мёртвой хваткой вцепилась в руку директора, и истерично завопила следующее:
– Я пришла сюда не для того, чтобы спорить с кем-то о наличии у пана Тадеуша высоких моральных качеств! Я здесь только потому, что попала в беду и нуждаюсь в помощи! Да, мне не понаслышке известно, что Фабисяк – общеизвестный мерзавец…
– Я бы попросил… – Огрызнулся директор.
– Не перебивайте меня, пан Тадеуш! Хоть я вас и всецело уважаю, но всё же знаю о чём говорю! И говорю, обратите внимание, не только я, но и практически все. Так вот, Фабисяк общеизвестный мерзавец, но при этом единственный, кто поддержал меня в трудную минуту и привёл сюда! И ведь наверняка догадывался, как его здесь встретят!
Больно стало бы тому, кто в эту минуту бросил взгляд в сторону инспектора Смыка. Мужчину корёжило от одной только мысли, что попавшая в беду гражданка не пошла за помощью в полицию, а собирается доверить судьбу одиннадцатилетнему недоучке. Пан Людвик встал и рассказал, что думает и о девушке, и о директоре Фабисяке и о «так называемом» детективе Качмареке.
– Как вы меня назвали, пан Людвик? – Влодьзимеж даже покраснел от возмущения.
– Недоучкой. Кем ты, Володенька, по сути и являешься.
Последнее высказанное Смыком привело Качмарека в состояние лютейшей ярости и лишь наличие у этого сорокалетнего мужлана огнестрельного оружия спасло его от многочисленных ссадин и ушибов.
– Я могу объяснить, почему мы не пошли в полицию… – Попыталась объяснить гостья, но Влодьзимеж жестом попросил её временно воздержаться.
Детектив отвёл Смыка в сторону, чтобы на ухо спросить следующее:
– Пан Людвик, не пора ли вам домой?
– Нет! Не пора! – Громко, чтобы слышно было даже в соседнем доме ответил инспектор. – А даже если бы была и пора, я бы всё равно никуда б не пошёл!
– Мне кажется, что вы забыли выдернуть из розетки утюг.
– Вы будете смеяться, но я даже не знаю, как он в неё втыкается. – Парировал полицейский, отлично понимавший, на что ему намекают.
– Хорошо оставайтесь, но только с одним условием – что бы вы здесь не услышали, будет воспринято вами как частным лицом, никакого отношения к полиции не имеющим.
– Это почему же? – Теперь Смык шептал детективу на ухо. – А что, если вскоре выяснится, что эта девица прихлопнула сорок человек?
– К частным детективам ходят не только маньяки. Я бы даже сказал, что маньяки вообще никуда, кроме как в злачные места, не ходят. Тут что-то другое. И либо вы обещаете мне быть мужчиной и молчать, чтобы вы тут не услышали, либо я выдаю вас гостям, и тогда никто из нас не узнает ничего.
– Я согласен. – Помявшись заявил инспектор и протянул детективу руку, что тут же была некрепко пожата.
– Вот теперь вы можете объяснить нам, почему не стали обращаться в полицию. – Сказал Влодьзимеж, вернувшись к гостям.
– А я ждала этого вопроса и ответ подготовила заранее. Видите ли, поход в здешнее гестапо…
– Что?! – Смыка мелко затрясло.
– Пан Тадеуш так называет нашу полицию, – поспешила разъяснить терминологию девушка, – и говорит, что подобный поход наших проблем…
– Твоих. – Вставил Фабисяк.
– Нет – наших! – Твёрдо и безапелляционно повторила гостья. – И опять вы перебиваете! И из-за этого мне приходится повторно ловить мысль и без конца повторяться! Так вот поход в полицию наших проблем не только не решит, но и скорее всего усугубит и углубит.
Только теперь Качмарек обнаружил, что до сих пор не предложил посетителям присесть и сейчас же исправил ситуацию. И усевшись на продавленный неприлично отъевшимся Мулярчиком диван, до сих пор не представившаяся девушка открыла, было, рот, но пан Фабисяк лёгким движением руки дал понять, что сейчас будет говорить именно он, ибо настала его очередь.
И из его рассказа следовало следующее: каждый год, четырнадцатого октября, в возглавляемой им школе учителя с особым размахом отмечают свой профессиональный праздник – состоящий, как правило, из двух частей – официальной и неофициальной.
– То есть вначале перед педагогами рвут глотки песнями и бьют ноги плясками ученики…
На этом месте Качмарек понимающе кивнул – он и сам когда-то принимал участие в подобной оргии и вряд ли когда забудет, как старшеклассник по фамилии Коциняк, исполнявший роль Герасима, под гомерический хохот рассевшихся в зале наставников, пятнадцать минут топил его в ванне с холодной водой и, что характерно, утопил бы, не догадайся Влодьзимеж выдернуть пробку.
– …Неофициальная же часть, как не трудно догадаться, ничем не отличалась от празднования того же Нового года, и представляла собой заурядную пьянку. – Продолжил повествование Фабисяк. – Но в виду того, что алкоголь забава не самая дешёвая, а профессия педагога к несметным богатствам не располагающая, довольствоваться торжествующим приходилось самогоном, производством которого последние пятьдесят лет заведовала преподаватель химии Малгожата Форемняк.
При этом единственной трудностью, с которой приходилось сталкиваться заключалось в объяснении многочисленным комиссиям природы характерных запахов разливающихся по школьным коридорам, но установкой вытяжки вопрос удалось закрыть. Но, время и самогон не щадят никого. Не пощадили они и пани Форемняк.
– И в мае сего года произошло непоправимое. – Директор, дабы подчеркнуть трагичность произошедшего, артистично закрыл руками лицо и покачал головой.
– Может вы продолжите? – Нервно поинтересовался Влодьзимеж, которому вдруг показалось, что пауза затянулась.
– Ну, как бы вам сказать. Я не очень разбираюсь в химических процессах…
– Позвольте мне. – Вмешалась спутница Фабисяка, и, не дождавшись разрешения, заговорила. – В мае этого года, демонстрируя десятиклассникам некий любопытный эксперимент, выжившая к своим восьмидесяти годам из ума Малгожата, перепутала перекись марганца с сернистой сурьмой и растолкла последнюю с бертолевой солью.
– Ну, а что было дальше вы, наверное, слышали? – Спросил пан Тадеуш.
– Ещё бы. – Подтвердил инспектор Смык. – Даже в Слупске, говорят, слышали.
После того случая, продолжал свой рассказ Фабисяк, пани Форемняк не уволили только потому, что и увольнять, собственно, было некого. И хоть министерство образования и потратило кругленькую сумму на ремонт школы и психологическую реабилитацию школьников, но зато знатно сэкономило на похоронах ветерана педагогики, ограничившись памятной доской на стене образовательного учреждения. Помимо доски учительница удостоилась медали «За самопожертвование и отвагу». Посмертно.
– Свято место пусто не бывает и взамен почившей в бозе Малгожаты, в школу была прислана совсем юная Людгарда Бузек. – И пан Тадеуш указал раскрытой ладонью на свою спутницу.
Услыхав свои имя и фамилию девушка горько расплакалась и Фабисяку пришлось значительно повысить голос, чтобы последующее повествование не утонуло в душераздирающем рёве.
Эта самая Бузек, ознакомленная с дополнительными обязанностями учителя химии, бессовестно пользуясь очарованием молодости, убедила педагогический состав в архаичности самогоноварения, и в целесообразности замены алкоголя таким веществом как первитин, способный в купе с соответствующей музыкой (ноты которой были незамедлительно переданы учителю музыки тромбонисту Нагурскому) создать настоль праздничную атмосферу, что не снилась даже завсегдатаям «этой ихней Ибицы».
На этом месте пан Фабисяк принял решение передать слово пани Людгарде. Молодая учительница осушила стакан воды, подсунутый Качмареком, смахнула слёзы и дрожащим голосом изложила собравшимся следующее:
– Компоненты для первитина долго искать не пришлось – часть их в достаточных количествах присутствовала в школьной лаборатории, а недостающие элементы были куплены мною у годами проверенного барыги. Он подрабатывает, кстати, заместителем начальника отдела по борьбе с распространением незаконных веществ быдгощского полицейского управления.
– Думаю, я знаю, о ком идёт речь. – Снова к неудовольствию Качмарека свой рот открыл пан Людвик. – У него полгорода отоваривается.
– И ведь оказалось куда выгоднее, чем покупать те же дрожжи и сахар. – Будто оправдывая себя и подопечную, не поленился вставить в разговор свои пять грошей пан Фабисяк.
Пани Людгарда чуточку подумала и решила не отвечать ни Смыку, ни тем более пану Тадеушу на их ценные замечания и продолжила дачу показаний. В отличие от теперь уж навсегда восьмидесятилетней Малгожаты Форемняк, у молодой учительницы помимо работы были и другие не менее важные дела, о которых она, конечно же, рассказывать не будет, потому как, во-первых, со случившемся они никоим образом не пересекаются, а во-вторых, ей, по-женски, непонятно, почему в Польше до сих пор не легализовали проституцию.
– Так вот, чтобы не сорвать коллегам праздник, я, втайне от руководства, подключила к работе учеников…
– Что вы сделали?! – Хором спросили Смык, Качмарек и пан директор.
– Да!!! – Людгарда сопроводила ответ кивком головы. – Но меня оправдывает то, что им были поставлены пятёрки в четверти. А ещё они считали, что синтезируют аспирин. А ещё я могла бы умолчать об участии в процессе детей, но, боюсь, это обстоятельство может быть как-то связано с тем, что произошло дальше.
Руками тех же мальчишек и девчонок полученный порошок прессовался в таблетки под неусыпным контролем трудовика Бартика. Правда, там всё ограничилось тройками по поведению – наглотавшись поднявшейся пыли, детишки развеселились, преисполнились и разобрали на мелкие детали пятитонный токарно-винторезный станок. Трудовик Бартик не мог им помешать, так как и ему самому в тот момент было очень весело.
– Многое становится понятным. Я уже сообщил Бартику, что он будет уволен, если не соберёт станок обратно. – Вмешался в рассказ пан Фабисяк. – И по дошедшей до меня информации, он уже подыскивает новое место работы.
– Это что же такое получается?! – Возмутился неприлично отъевшийся Мулярчик. – И за безобидный сон на рабочем месте и за стотысячные убытки у вас предусмотрены одинаковые наказания?
– Ну, да. – Спокойно ответил ему пан Тадеуш. – Будь иначе, я бы расстрелял вас прямо на месте… Спящего.
– Можно я продолжу? – Вмешалась пани Бузек, помешав тем самым пану Яцеку возмутиться ещё раз. – Пакет с таблетками был заперт мною в старом сейфе в химлаборатории. Ключ, как меня заверили, существующий в единственном экземпляре, я, вопреки правилам, не сдала охраннику, а унесла домой, ибо посчитала, что так будет намного надёжнее. А придя на работу вчера утром, то есть в среду, и открыв сейф, с ужасом обнаружила, что первитин пропал!
– Пропал в том смысле, что испортился? – Уточнил Влодьзимеж, которому ещё предстояло выяснить, что это за вещество и чем оно так примечательно. Он мог бы спросить у Бузек прямо, но устрашился осмеяния.
– Нет! Пропал в том смысле, что его похитили. Стащили. Приватизировали. Уволокли. Умыкнули. Прикарманили. Приделали ноги. Аннексировали. Спи… онерили!
Как выяснилось далее, Бузек на всякий случай заперла сейф и со всех ног рванула к директору за советом и помощью. Пан Фабисяк орал и без продыху царапал ногтями казённую мебель около получаса, а затем, вероятно таки выбившись из сил, предложил учительнице сделать вид, будто бы ничего не произошло, а там глядишь, и всё само собой рассосётся. А спиртное для предстоящего праздника он, со свойственной ему щедростью, так уж и быть, купит за деньги вычтенные из людгардиной зарплаты.
– Идея пана директора мне казалась толковой, но не дольше минуты. Потом я подумала, что пакетом мог завладеть кто-нибудь из учеников. Они-то думают, что это аспирин – вещь во всех отношениях нужная и хорошая. Случай из тех, когда детская наивность может кому-то аукнуться расшатанной психикой.
– Это ещё что за новость?! – Удивлённо прокричал пан Тадеуш. – Меня вы почему-то о побочных эффектах этого препарата предупредить побрезговали! А я ведь, между прочим, лауреат…
– Я думала вам, как образованному человеку, это и так хорошо известно. – Удивилась в ответ Бузек.
– Да с чего бы это?! Я по специализации географ!
Качмарек жестом остановил на глазах зарождающийся скандал и велел пани Людгарде продолжить рассказ. Молодая учительница посетовала на то, что и продолжать, в общем-то, нечего. Она заявила Фабисяку о том, что без расследования это дело оставлять нельзя, и она прямиком из его кабинета отправится в полицию, чем бы это ей не грозило. Услыхав это, директор крайне непрофессионально сымитировал сердечный приступ, а когда его раскусили, упал на колени и попросил не губить.
– Прошу заметить, что просил я не за себя, а исключительно за честь возглавляемого мною учебного заведения. – Вставил реплику Фабисяк. – И вы поймите – я не против расследования, а очень даже за. Но, не понаслышке зная о повадках местной полиции, доверить ей это расследование и свою судьбу не мог никак. А потому и предложил пани Людгарде обратиться за помощью к самому уважаемому в городе частному сыщику.
Одному Богу известно сколько сил понадобилось инспектору Смыку, чтобы не взорваться и промолчать. Качмарек же наоборот заметно расцвёл, приосанился, а его небольшие щёчки чуточку налились розовым. Как бы невзначай пробежавшись по физиономиям коллег и товарищей, на предмет прочтения их реакции на столь патетичные речи, сказанные в его адрес целым директором, ничего кроме скепсиса и сарказма им, увы, на этих физиономиях замечено не было.
– Завидуют. – Подумал Влодьзимеж, вспомнив, как когда-то на собраниях именно с такими же сарказмом и скепсисом смотрел на звезду школы Эльжбету Тжебятовски, получавшую очередную почётную грамоту из трясущихся рук жирного похотливого чиновника из министерства образования.
Качмарек засыпал директора и учительницу уточняющими вопросами, чтобы затем подытожить:
– Итак, если я всё правильно понял, некто называемый далее злоумышленником и сходными по смыслу словами, под покровом ночи, незаметно для сторожа проник в здание школы, взобрался по лестнице на второй этаж, вскрыл отмычкой две двери – в класс химии и затем в лабораторию, взломал сейф, украл таблетки и опять же никем незамеченным убрался восвояси?
– Ну, лично мне так всё и представляется. – Согласился Фабисяк. – Только не забывайте, что и двери сейф не выглядят взломанными. Их открыли, а потом и закрыли, не повредив замки. Вот в чём загвоздка.
– Безо всяких следов взлома?
– Я, вроде бы, так и сказал. И ключ от сейфа существует в единственном экземпляре – это я тоже спешу напомнить.
– Пани, Людгарда, а у кого-нибудь из ваших домашних был доступ к ключу от сейфа?
– Исключено. Я живу в квартире одна.
– Ключ от сейфа у вас с собой?
– Да, вот он. – Бузек потянула вверх золотую цепочку, висевшую всё это время на её шее, и обнажила увесистый ключ, с бросавшимся в глаза множеством выступов и бороздок. – Я хотела на фоне всех этих событий сдать его на пункт охраны, но пан Тадеуш сказал, что теперь слишком поздно.
– Так, – продолжил допрос Качмарек, – а вы проводили беседу со сторожем? Может он чего-то видел, слышал или может даже принимал непосредственное участие?
– Нет! – Как отрезал директор Фабисяк. – Я, действительно, общался со сторожем, надеясь, что он сам чего-нибудь интересного расскажет, но ничего подобного не произошло. Одна пустая болтовня. И я даже подумал, что сейф ограбил именно он и теперь будет косить под дурака, либо кто-то другой, но сторожем при этом не замеченный. Сторож мог вскрыть замки в классы, но ключа от сейфа быть у него не могло. А может и могло. Всякое могло.
– Хм, более примитивного преступления и выдумать нельзя. – Недовольно буркнул себе под нос детектив.
– Примитивного?! – Возмутился Смык. – Незаметно проникнуть, а затем вскрыть – не взломать, две двери и аккуратно вскрыть сейф по-твоему примитивно?!
Качмарек пропустил замечание мимо ушей и продолжил:
– Главными подозреваемыми можно было считать лишь тех, кто знал о наличии в сейфе этого как его…
– Первитина. – Подсказала Бузек.
– Да. А это весь педагогический коллектив…
– Тридцать восемь человек. – Настала очередь пана Тадеуша подсказывать.
– Тридцать восемь и те ученики, что считали, будто синтезируют аспирин.
– Два десятых и один девятый классы. В общей сложности восемьдесят четыре человека. Список я, на всякий случай, составила. – Молодая химичка замахала бумагами.
– Какой кошмар. – Полногрудая пани Плужек покачала головой. – Пехотная рота подозреваемых.
– С виду и на первый взгляд ситуация, соглашусь, ужасна, – продолжил Влодьзимеж, – но только на первый взгляд. Число подозреваемых резко пойдёт на убыль, стоит нам применить на практике алгоритмы проливающие свет на те личностные характеристики, коими потенциальный преступник не может не обладать. Я ясно выразился?
Присутствующие хором и неуверенно угукнули.
– Преступник проник в школу незаметно для сторожа, что может указать на тот факт, что он – преступник, много лет учился в Японии на ниндзю.
– Бред. – Прокомментировала услышанное секретарша.
– У вас в школе таких нету, пан Тадеуш?
Директор недоумённо пожал плечами, а потом, сделав вид, что хорошенько обдумал, заявил, что очень в подобном сомневается. Инспектор Смык довольно ухмыльнулся.
– Тогда всё намного проще, – продолжил детектив, – ведь если немного подумать, то сторож, по сравнению со школой, настолько мал, что мог и не заметить проникновения, которое могло произойти в любом месте на любом этаже. При этом преступник был хорошо знаком с планом школы, обладал уникальными навыками взлома, любит красть и зачем-то ему понадобился первитин.
Качмарек вдруг подумал, что может ему наплевать на возможное осмеяние и пораспрашивать у Бузек о первитине, но затем решил, что пока будет достаточным знать, что вещество это по каким-то выдуманным властью причинам запрещено законом.
– Таким преступником может быть вообще кто угодно и даже сам сторож. – Хотел сказать пан Людвик, если бы директор Фабисяк не завопил вдруг, что у него, кажется, есть подозреваемый.
– И кто же он? – В голосе Качмарека послышался испуг – ему бы не хотелось, чтобы разгадка этого злодеяния оказалась чересчур простой.
– Завхоз Шпилька! – Выпалил пан Тадеуш. – Уникальный воровской талант. Вы даже не представляете, насколько я от него устал! В прошлом месяце этот разбойник среди бела дня вывез из школьного склада восемь тонн брюссельской капусты! И спасло его только заступничество поваров. Они, понимаете ли, не знают, что из такой капусты можно приготовить и кто её будет есть, а потому пропаже только порадовались. Как вам такая зацепка?
Качмарек слегка нахмурился. Завхоза Шпильку он прекрасно помнил. И завтра как следует прижмёт его к стенке и непременно заставит ответить и за брюссельскую капусту и за препараты, и за то, что пару лет назад оттаскал будущего детектива за ухо, не приняв отказа взять за задние ноги замороженную свиную тушу!
3
Утром следующего дня вороватый завхоз Шпилька сидел за столом в своём небольшом кабинете и выписывал из поваренной книги рецепты вкусных и сытных котлет без мяса, в существование которых упрямо отказывалась верить начальница столовой пани Сенюк. Приложив к уху трубку зазвонившего телефона, Шпилька услыхал грубый голос директора Фабисяка, требовавшего сейчас же явиться к нему на экстренное совещание.
В логово пана Тадеуша завхоз каждый раз ступал, трясясь всеми конечностями, что не удивительно – в прошлый раз экстренное совещание с его участием привело к инсульту поварихи Микульской, тщетно пытавшейся доказать, что к краже четырёхсот килограмм панировочных сухарей она никакого отношения не имеет. После того случая Шпилька понял, что подобное везение вряд ли повторится снова, а потому готовился к новым злоупотреблениям служебными полномочиями настолько тщательно, что теперь ему было не ясно где же он опростоволосился и на кого в этот раз предпочтительней свалить вину.