Знак Единорога. Рука Оберона

…Собственно, тот факт, что мы скорее кучка индивидуалов, чем группа, семья, в то время, как мне требовалось определенное сверхсродство, определенное желание сотрудничать, и был причиной моих наблюдений. Одобренных Рэндомом.

Повеяло родным и близким, раздалось «Привет, Корвин» – и ко мне потянулась Дейдра. Я протянул руку, сжал ее тонкие пальцы, приподнял. Дейдра сделала еще шаг ко мне, словно в первом па парадного танца, и застыла передо мной. Когда она остановилась, ее голова и плечи оказались в обрамлении витражного окна за ее спиной, повторяя изображение на пышной шпалере на стене слева. Спланировано и разыграно как по нотам, безусловно. И все равно эффектно. В левой руке Дейдра держала мой Козырь и улыбалась. Другие смотрели на нас, на ее прибытие, а она, медленно поворачиваясь, улыбкой отражала их взгляды. Мона Лиза с пулеметом.

– Корвин, – промурлыкала она, поцеловав меня в щеку и отступая, – я, наверное, слишком рано?

– Такое просто невозможно. Ты, как всегда, вовремя, – ответил я и обернулся к Рэндому – он уже был рядом с нами.

– Хочешь выпить, сестричка? – спросил он, взяв Дейдру под руку и кивнув в сторону буфета.

– О, конечно, спасибо, – ответила она, и Рэндом увел ее за вином.

Тактика его была яснее ясного: он старался если не предотвратить, то хотя бы отложить ее обычную стычку с Флорой. Похоже, семейные трения остались такими же, какими я их помнил. Пусть я временно лишился общества Дейдры, но зато сохранил общий уровень стабильности, а это сейчас важнее. Рэндом в таких делах хорош, когда сам того хочет.

Я побарабанил пальцами по крышке стола, растер ноющее плечо, заложил ногу за ногу и подумал, не закурить ли сигарету…

И тут появился он. Жерар повернулся к двери, что-то проговорил… Мгновением позже он пожимал левую, единственную руку Бенедикта, последнего члена нашего семейства.

Ну что ж. Бенедикт предпочел явиться по Козырю Жерара, а не по моему, тем самым показав свое ко мне отношение. Было ли это также намеренной демонстрацией союза, чтобы я кое о чем задумался? Как минимум рассчитано было на это. А не Бенедикт ли надоумил Жерара провести со мной легкую утреннюю разминку? Тоже не исключено.

Джулиан встал, подошел к Бенедикту, пожал его руку и что-то сказал ему.

Чем привлек внимание Ллевеллы. Та обернулась, закрыла книгу и отложила ее. С улыбкой подошла и поприветствовала Бенедикта, что-то шепнула Жерару, кивнула Джулиану. Завязалась теплая, дружеская беседа. Ладно же.

Четверо против троих, и двое в середине…

Я ждал и смотрел на компанию, болтающую у противоположной стены. Семья в сборе, можно в любую секунду потребовать внимания и приступить к тому, для чего я и собирал всех. Но…

Уж слишком все натянуто. Все мы чувствовали напряжение. Казалось, в библиотеке внезапно образовались два магнитных полюса. И мне очень любопытно было поглядеть, как же разлягутся железные опилки.

Флора бросила на меня быстрый взгляд. Вряд ли она за ночь успела переменить свои взгляды, если только не произошло чего-то непредвиденного. Нет, я был уверен, каким станет ее следующий ход.

И не ошибся. Я услышал, как она сказала, что у нее в горле пересохло и она не против выпить бокал вина. Потом повернулась и готова была шагнуть в мою сторону, но, видимо, ждала, что за ней последует Фиона. Когда этого не произошло, Флора на мгновение растерялась, понимая, что привлекла внимание всей компании. Однако она тут же нашлась: улыбнулась и подошла ко мне.

– Корвин, – сказала она, – ужасно хочется выпить.

Не поворачиваясь, чтобы не упустить подробностей живой картины, разыгрывающейся передо мной, я бросил через плечо:

– Рэндом, будь так добр, налей Флоре вина.

– Сию секунду, – сказал Рэндом, и вскоре я услышал соответствующие звуки.

Флора кивнула, перестала улыбаться и обогнула письменный стол справа.

Четыре на четыре, и осталась одна она. Ну, Фиона, огневой соразмерный образ твой…[16] Самоуверенная и наслаждающаяся этим, сестрица повернулась к овальному зеркалу в темной резной раме между двумя ближними стеллажами и принялась поправлять выбившуюся прядь у левого виска.

Что-то вспыхнуло у ее левой ноги, зеленовато-серебристое на красно-золотом орнаменте ковра.

Мне хотелось и выругаться, и рассмеяться одновременно. Вот мерзавка! Вечно выпендривается! И восхитительна как всегда. Совершенно не изменилась. Сдержав и проклятия, и смех, я шагнул к ней, ибо она знала, что я поступлю именно так.

Меня опередил Джулиан. Опередил всего на мгновение – он стоял на шаг ближе и, возможно, заметил на долю секунды быстрее. Наклонился и поднял с ковра оброненную Фионой вещицу.

– Твой браслет, сестричка, – ласково проговорил Джулиан. – Этот дурашка зачем-то решил удрать с такой прелестной ручки! Позволь…

Фиона протянула руку, одарив Джулиана загадочной улыбкой и взглядом из-под пушистых ресниц. Джулиан застегнул на ее запястье цепочку с изумрудами, держа ладонь Фионы в обеих руках, и повернулся к компании у противоположной стены, которая просто пожирала глазами его и Фиону, хотя все изо всех сил делали вид, что увлечены разговором.

– Уверен, новый анекдот тебе понравится, – начал он.

Фиона улыбнулась еще загадочнее и высвободила руку.

– Спасибо, Джулиан. Я наверняка посмеюсь от души, когда услышу ваш анекдот. Боюсь, как обычно, последней. – Она обернулась и взяла меня за руку. – Однако же прямо сейчас меня мучит иное желание. Хочется вина.

Я под руку отвел Фиону к буфету и проследил, чтобы напитком ее не обделили. Пять на четыре.

Джулиан, который всегда предпочитал скрывать эмоции, принял решение чуть позже и последовал за нами. Он сам налил себе бокал, отхлебнул, секунд десять-пятнадцать молча смотрел на меня, затем произнес:

– Вроде бы все в сборе. Когда ты собираешься перейти к делу?

– Не вижу смысла ждать дальше, коль скоро все сделали свой ход, – вздохнул я с облегчением. – Пора, – обратился я ко всем сразу. – Устраивайтесь поудобнее.

Братья и сестры подошли поближе. Сдвинули кресла, расселись. Разлили вино по бокалам. Через минуту все были готовы слушать меня.

– Благодарю вас, – сказал я, когда шум затих. – У меня есть что вам сказать, и кое-что и в самом деле рассказано будет. Связано это с тем, что произошло ранее, и сейчас мы это услышим. Рэндом, поведай, пожалуйста, всем то, о чем говорил мне вчера.

– Хорошо, – отозвался Рэндом.

Я пересел на стул за столом, а Рэндом встал и устроился, как раньше я, на краешке стола. Я, наклонив голову, снова выслушал рассказ о том, как он общался с Брандом и попытался его спасти. На сей раз Рэндом излагал события более сжато, не вдаваясь в описание своих чувств и сомнений, которые, однако, виделись мне вполне отчетливо. Ощущали их и остальные – воцарилось молчаливое понимание. Я это предвидел и именно поэтому хотел, чтобы первым говорил Рэндом. Если бы начал я и принялся выкладывать свои подозрения, родственнички наверняка решили бы, что это старая добрая традиция выгораживать себя, любимого – после чего засовы на дверях их сознания с лязгом защелкнулись бы. А так, даже понимая в общем, что Рэндом рассказывает все это с моей подачи, они выслушают его и задумаются. Будут перебирать версии, пытаясь угадать, чего ради мне понадобилось созвать их всех. И я выиграю время, необходимое для того, чтобы успели пустить корни те предпосылки, на которые можно будет опереться грядущим доказательствам. А еще они будут гадать, сумеем мы представить доказательства или нет. Кстати, это и мне небезынтересно.

Словом, я ждал и смотрел, как все слушают Рэндома, – бесполезное, но неизбежное занятие. Даже не подозрительность, а элементарное любопытство требовало, чтобы я следил за лицами своих милых родственников, за их реакциями, догадками. За лицами, которые мне были знакомы ближе кого бы то ни было, насколько я вообще могу быть с кем-то знаком. И конечно же, на лицах этих я ничего не увидел. Вероятно, правы те, кто утверждает, что по-настоящему ты смотришь на человека лишь при первой встрече, а далее просто узнаешь его по уже отпечатавшемуся в памяти ментальному слепку. Мозги у меня достаточно ленивы, чтобы это походило на правду, способность к абстрагированию плюс нежелание заниматься рутиной позволяют избегать лишней работы. На сей раз я заставил себя наблюдать внимательнейшим образом, и все равно ничего не вышло. Джулиан напялил обычную свою маску ленивого удивления. Жерар, казалось, одновременно зол, поражен и задумчив. Бенедикт слушал мрачно, скептически. Ллевелла сидела печальная и непроницаемая, как всегда. Дейдра слушала как бы вполуха, Флора – с молчаливым согласием, а Фиона приглядывала за всеми, включая и меня, составляя собственный каталог реакций.

Речь Рэндома безусловно произвела впечатление. Никто себя, конечно, не выдал, но скука пропала, а прежние подозрения уступали место новым. Всем нашим было интересно. Даже увлекательно. И, разумеется, у всех возникли вопросы – сперва несколько, потом целый поток.

– Погодите, – прервал я родственников. – Пусть закончит. Кое-что прояснится в процессе. Об остальном спросите потом.

Кто-то кивнул, кто-то пробурчал что-то под нос, и Рэндом, продолжив рассказ, довел его до конца. То есть до драки с серомордыми громилами в доме Флоры, не забыв указать, что они были той же породы, как тот, что прикончил Каина. Флора подтвердила эту часть истории.

Пришло время расспросов, и я с утроенным вниманием стал следить за братьями и сестрами. Покуда обсуждают рассказ Рэндома, все нормально. Мне было важно избавиться от подозрений, что за происходящим стоит кто-то из наших. Как только это всплывет, разговор переключится на меня и запахнет жареным. Тогда будут произнесены нехорошие слова и создастся настроение, которое мне было вовсе не на пользу. Лучше сперва выложить на стол улики, оттянув само разбирательство на потом. Прижать виновника, если удастся, и укрепить свою позицию.

Так что я смотрел и ждал. Когда почувствовал, что роковое мгновение вот-вот пробьет, я резко остановил часы.

– Мы бы могли обойтись без этих споров и предположений, располагай мы точными фактами, – сказал я. – А факты можно получить прямо сейчас. Для этого я вас всех и собрал.

Сработало. Получилось! Внимание. Готовность, может быть, даже желание сотрудничать.

– Я предлагаю разыскать Бранда и доставить его домой, – торопливо добавил я. – Прямо сейчас. Немедленно.

– Каким образом? – спросил Бенедикт.

– Козыри.

– Я пробовал, – вставил Джулиан. – Ничего не выходит. Нет ответа.

– Речь идет не об обычном способе, – возразил я. – Я просил, чтобы все прибыли сюда с полными колодами. Козыри у всех при себе? – Все дружно закивали. – Отлично. Достаньте Козырь Бранда. Я предлагаю, чтобы мы все вдевятером попробовали одновременно вызвать его.

– Интересная мысль, – согласился Бенедикт.

– Пожалуй, – подтвердил Джулиан, вынимая колоду и тасуя карты. – По крайней мере стоит попытаться. Авось сила и возрастет. Точно не знаю, но вдруг.

Я вынул Козырь Бранда. Подождал, пока это сделают все остальные.

– Давайте-ка по сигналу, – сказал я. – Все готовы?

Прозвучало восемь утвердительных ответов.

– Тогда… приступим. Начали.

Я смотрел на карту. Он был очень похож на меня, только ниже ростом и стройнее. Волосы – как у Фионы. В зеленом костюме для верховой езды, Бранд сидел верхом на белом коне. Когда его запечатлели на карте? Как давно это было? Мечтатель, мистик, поэт… Бранд был то возбужден, то разочарован, то циничен до предела, то, наоборот, открыт нараспашку. Его чувства, казалось, не ведали золотой середины. «Маниакально-депрессивный» – такое определение, пожалуй, не лучшим образом описывает сложный характер Бранда, однако именно в этом направлении стоит двигаться, обозначая множественные вехи тонкостей в процессе. С нынешней колокольни, признаюсь, Бранд порой виделся мне таким очаровательным, внимательным и верным, что я ставил его для себя выше всех остальных родственников. Но порой он же становился таким язвительным, саркастичным и бешеным, что я старался держаться от него подальше, опасаясь, что не удержусь и пришибу гада. Когда мы с ним виделись в последний раз, он пребывал как раз во второй своей ипостаси, а было это незадолго до нашей ссоры с Эриком, что привела к моему изгнанию из Амбера.

…С такими чувствами и мыслями я смотрел на Козырь Бранда, пытаясь дотянуться до него сознанием и волей, открывая место, которое он должен был собою заполнить. И рядом тем же самым занимались и остальные.

Постепенно изображение на карте затуманилось, обрело иллюзию глубины. А потом – знакомый трепет и движение, что всегда символизировало контакт с адресатом. Козырь похолодел в моих пальцах, изображение дрогнуло и оформилось, обретая четкость видения, реальное, драматичное, полное…

Похоже на тюремную камеру. Каменная стена за спиной, солома на полу. Кандалы, прикованные цепью к большому кольцу, вмурованному в стену позади него и над головой. Цепь была довольно длинная, предоставляя определенную степень свободы, чем он сейчас и пользовался, лежа в углу на куче соломы и тряпья. Вот он пошевелился… Волосы и борода у него жутко отросли, лицо сильно исхудало. Одежда превратилась в грязные лохмотья. Похоже, он спал.

Я вспомнил, как сам томился в темнице; вонь, холод, гнусная кормежка, сырость, одиночество – и безумие, которое то подступало, то уходило. Ну хотя бы глаз Бранд не лишился – он моргнул, услышав, как несколько наших одновременно окликнули его. В мутно-зеленых омутах было пусто.

Его накачали каким-то зельем? Или он решил, что это галлюцинация?

Но внезапно он воспрял духом. Попытался подняться. Протянул руку.

– Братья… – прохрипел. – Сестры…

– Я иду! – громовой рык потряс библиотеку.

Жерар вскочил, перевернув кресло, метнулся к стене и сорвал с нее громадный боевой топор. Захлестнув петлю на запястье, он на мгновение застыл на месте, не отрывая глаз от карты Бранда. А потом протянул свободную руку, и вот он уже там, сжимая протянутую руку Бранда, который как раз в этот миг отключился. Изображение задрожало и померкло. Контакт прервался.

Проклиная все на свете, я перетасовал карты, на сей раз разыскивая Жерара, остальные делали то же самое. Найдя Козырь, я потянулся вдаль. Медленно, постепенно, картинка расплылась, изменилась, оформилась… Есть!

Жерар натянул цепь и пытался перерубить ее топором, однако толстый металл не поддавался даже силище Жерара. Несколько звеньев были расплющены и смяты, но Жерар находился там уже минуты две и производил достаточно шума, чтобы привлечь внимание стражи.

Двери камеры видно не было, но слева послышались топот, треск, лязг засова, визг петель. Очевидно, дверь открыли. Бранд снова приподнялся. Жерар продолжал рубить цепь.

– Жерар! Дверь! – крикнул я.

– Слышу! – проревел он, обернул цепь вокруг запястья и резко дернул. Она не поддавалась.

Жерар бросил цепь и, развернувшись, встретил ударом топора одного из рогоруких стражей, который бросился на него с клинком наголо. Тот рухнул, его место занял следующий. Появились третий и четвертый, окружив их. И за ними толпились другие…

И вдруг картина неожиданно помутнела, кто-то двинулся, вошел в нее… и на колени рядом с Брандом опустился Рэндом. Правой рукой он сжал руку брата, а в левой, как щит, сжимал прихваченный с собой стул, ножками вперед. Вот он вскочил на ноги и бросился к нападающим, протаранив их сим предметом меблировки. Враги отступили. Он поднял стул, размахивая им. Один уже валялся на полу, срубленный топором Жерара, второй сидел у стены, баюкая обрубок правой руки. Рэндом извлек кинжал, тут же оставив его в брюхе ближайшего стража, стулом вышиб мозги еще двоим и атаковал последнего. В это время тот из них, которого я считал мертвым, пошевелился, оторвался от пола и сюрреалистически поплыл в воздухе, истекая кровью. Раненый упал на колени и потянулся к кинжалу в животе.

Жерар тем временем обеими руками ухватился за цепь, уперся ногой в стену и стал тянуть. Его плечи напряглись, на спине буграми вздулись мышцы. Цепь не поддавалась. Прошло секунд десять. Пятнадцать.

И наконец с грохотом и звоном цепь лопнула. Жерар отлетел по инерции назад, но не упал – его поддержала заботливая рука. Он обернулся и увидел, как я понял, Рэндома – мне его видно не было. С облегчением развернулся, присел и поднял на руки Бранда, который снова потерял сознание. Удерживая его в руках, Жерар протянул к нам руку из-под обвисшего тела. Рядом в поле зрения возник Рэндом, уже без стула, и тоже потянулся к нам.

Все мы протянули руки братьям и через мгновение они были среди нас, а мы окружили их.

С радостными криками мы бросились к ним, желая прикоснуться к нашему брату, который пропал на столько лет и вот только что был вырван из лап неведомых тюремщиков. И наконец-то – может быть – возродилась надежда вырвать из неизвестности кое-какие ответы. Только он был так слаб, изможден и бледен…

– В стороны! – крикнул Жерар. – Я перенесу его на кушетку! Потом насмотритесь, слышите, вы?!

Немая сцена. Все отшатнулись и застыли как каменные.

Потому что Бранд был в крови, и кровь капала на пол. В левом боку Бранда торчал нож. Но ведь его там не было несколько мгновений назад! Кто-то из наших попытался пырнуть его в почки и преуспел.

Я не испытал особого восторга от того, что гипотеза Рэндома-Корвина – за всеми пакостями стоит кто-то из нас – только что получила солидное подтверждение. Одно-единственное мгновение у меня было на то, чтобы резко сосредоточиться и употребить все свои способности, чтобы мысленно сфотографировать положение, в котором находился каждый из нас во время немой сцены. А потом чары рухнули. Жерар отнес Бранда на кушетку, все мы остались в стороне; все мы отлично понимали и что тут произошло, и что из этого следует.

– Принесите чистой воды, чтобы вымыть его, – распорядился Жерар, положив Бранда на живот и разорвав его грязную, ветхую рубаху. – И полотенца. Физраствор, глюкозу и на что все это повесить. И полную аптечку, быстро!

Дейдра и Флора поспешили к выходу.

– Моя комната ближе всех, – предложил Рэндом. – Там есть аптечка. А вот единственная капельница в лаборатории на третьем этаже. Я помогу дотащить. – Рэндом догнал сестер и скрылся из виду вместе с ними.

Все мы учились медицине – и здесь, и за пределами Амбера. Но то, что применимо в Тени, для Амбера требует переработки. Так, антибиотики из миров Тени здесь практически бесполезны. С другой стороны, иммунная система у нас сильно отличается от любых других народов, с которыми мы сталкивались, так что подцепить какую-нибудь болячку нам куда сложнее, а уж если подцепим, боролись с ней гораздо успешнее. Опять же учтем наши исключительные способности к регенерации.

Так, разумеется, и должно быть, ибо идеал всегда превосходит отброшенные им тени. Мы, амбериты, знаем об этом с младых ногтей и медицине учимся достаточно рано. В основе своей, вопреки поговорке «врач, исцели себя сам», просто потому, что не доверяем практически никому – имея на то некоторые основания. И уж тем, кто может держать нашу жизнь в руках, не доверяем в особенности. Отчасти поэтому я и не стал отталкивать Жерара и настаивать, чтобы самому оказать помощь Бранду, хотя в Тени Земля пару поколений назад и закончил медицинские курсы. А отчасти причина в том, что Жерар вообще никого к Бранду не подпускал. Джулиан и Фиона двинулись вперед, вероятно, подумав примерно о том же, о чем и я… и наткнулись на левую руку Жерара, как на шлагбаум на железнодорожном переезде.

– Нет, – заявил он твердо. – Я знаю, что я этого не делал, и это все, что я знаю. Второго шанса я никому не дам.

Получи такую рану любой из нас, в целом здоровых, я бы с уверенностью заявил: если не умрет в течение получаса, будет жить. Но Бранд, в его состоянии… трудно сказать.

Когда вернулась троица с лекарствами и оборудованием, Жерар вымыл Бранда, очистил рану и наложил повязку. Рэндом захватил молоток и зубило, и Жерар быстро сбил с Бранда кандалы. Подвесил капельницу, укрыл Бранда простыней и одеялом и пощупал его пульс.

– Ну как? – спросил я.

– Слабый, – ответил Жерар, потянул к себе кресло и сел рядом с кушеткой. – Принесите кто-нибудь мой клинок, – попросил он. – И вина. А то я выпить не успел еще. И еды какой-нибудь, если есть, жрать охота.

Ллевелла поспешила к буфету, а Рэндом, добыв оружие Жерара с полки у двери, спросил:

– Ты тут лагерем встать собираешься?

– Вот именно, – кивнул Жерар.

– А может, стоит перенести Бранда и уложить поудобнее?

– Ему и здесь неплохо. Я сам решу, когда его можно будет перенести. А пока, кто-нибудь, разведите в камине огонь. И свечи сюда поставьте.

– Я все сделаю, – кивнул Рэндом и взял в руки нож, который Жерар вынул из бока Бранда, – тонкий стилет с лезвием примерно в семь дюймов. Рэндом положил оружие на ладонь и спросил: – Никто не узнает ножичек?

– Я – нет, – ответил Бенедикт.

– Нет, – сказал Джулиан.

– Нет, – сказал я.

Девушки молча покачали головами.

Рэндом внимательно разглядывал стилет.

– Такой легко спрятать – в рукаве, за голенищем, за корсажем… Да, тут нужны крепкие нервы…

– И отчаяние, – добавил я.

– А еще точный расчет на то, что мы собьемся в кучу. Стало быть, и воображение.

– Может, это кто-нибудь из стражей – там, в башне? – предположил Джулиан.

– Нет, – отрезал Жерар. – Никто из них так близко не подходил.

– Хороший баланс, легко метать, – проговорила Дейдра.

– Верно, – согласился Рэндом, покрутив стилет между пальцами. – Но ни у кого из них там не было такой возможности, уверен на все сто.

Вернулась Ллевелла – с подносом, на котором лежали куски нарезанного мяса и полковриги хлеба, стояли бутылка вина и кубок. Я расчистил маленький столик и поставил его рядом с креслом, на котором сидел Жерар.

Ставя на столик поднос, Ллевелла проговорила:

– Тогда получается, что это сделал кто-то из нас? Но почему?

Я вздохнул:

– А как ты думаешь, чьим он был пленником?

– Что, кого-то из нас?

– Если он знает что-то такое, что кто-то настолько желал оставить скрытым… Собственно, та же самая причина, почему его законопатили туда и держали там.

Ллевелла нахмурилась:

– А смысл? Почему его тогда просто не убили и не закрыли вопрос?

Я пожал плечами:

– Наверное, он был зачем-то нужен. Но на эти вопросы может ответить только один человек. Найдешь его, спроси.

– Его или ее, – поправил меня Джулиан. – Сестричка, ты иногда просто потрясающе наивна.

Ллевелла устремила на Джулиана взгляд своих ледяных глаз, подобных айсбергам над зыбкой бездной.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Любимая фраза Эркюля Пуаро из серии детективных романов Агаты Кристи.

2

Досл. «полный дом», четвертая по силе комбинация в покере – трио и пара.

3

Отсылка к поэме Роберта Браунинга «Чайльд Роланд пришел к Темной Башне» (1855), каковая, в свою очередь, ссылается на строчку из «Короля Лира» Уильяма Шекспира, а тот цитирует старинную балладу «Младой Роланд и дева Эллен», полный текст которой сейчас утрачен (сохранилось лишь содержание), но во времена Шекспира был известен.

4

Карл Филипп Готлиб фон Клаузевиц (1780–1831) – прусский военачальник, военный теоретик и историк. Его магнум опус «На войне» (1832), труд об истории стратегии и военного дела, остался незавершенным (опубликован посмертно), но и в таком виде произвел переворот в теории и основах военных наук.

5

В оригинале фраза «Shadow, Shadow, on the wing» – явная отсылка к «Mirror, Mirror, on the wall» из сказки про Белоснежку. Но пушкинские строки совершенно не вписываются в контекст, поэтому использован вариант исходной сказки братьев Гримм в переводе П. Н. Полевого (1893).

6

Отсылка к считалочке «Десять маленьких индейцев», которая в русском варианте более известна как «Десять негритят».

7

Латиноамериканская накидка, как правило, из шерстяной ткани и ярко-полосатая.

8

Без седла.

9

Иван Петрович Павлов (1849–1936) – русский и советский ученый, физиолог, создатель науки о высшей нервной деятельности. Лауреат Нобелевской премии (1904) за работу по физиологии пищеварения – собственно, с таковой и связана помянутая тут история «собаки Павлова».