Ювента

– А камеры у вас там стоят?

– Макар – я ж не такая дура. Если бы стояли, я бы так не рисковала.

– Странно. Много где стоят, а в столовке нету.

– Ну…последние пару лет шли разговоры о камерах, но чё-то пока тихо. Македон эту тему пробивал, насколько я знаю. Но нам как-то пофигу было. А щас тебе же лучше.

– Ага.

– Что не так, Макар? Всё же получилось, да?

– Да – нехотя кивнул вожатый. Ему было неудобно признавать, что его подельница оказалась права по всем пунктам их маленького заговора. – Тамаре ремня всыпали и нам на встречу пошли. Жрать теперь должны готовить приемлемо, много и подавать всё вовремя. А мы взамен не дергаемся и никуда не обращаемся. Как-то так.

– Вот и ладушки – улыбнулась девушка, тоже затушив сигарету и, достав из кармана фартука мятую бумажку, протянула ее вожатому. – Вот тебе реквизиты моей карты. Зарплата у вас сегодня, я знаю, поэтому к вечеру переведи, пожалуйста, деньги. Буду ждать.

– Как скажешь – буркнул Мак. – Ну у тебя и аппетиты.

– Не больше, чем у других.

– А чё с моей распиской? – вспомнил Макар про единственное вещественное доказательство их заговора.

– Сожгу ее при тебе. Но только после того, как мне бабло упадет. Так что потерпи. Ну и поторопись. Ладно, вожатик, я пошла работать. Приходи сюда почаще – мне нравится с тобой болтать. Глядишь, еще чего интересного придумаем. Ой… А ты вообще работаешь на следующей смене?

– Да – фальшиво улыбнулся Макар. – Обязательно буду тебя навещать.

Как только Тая скрылась в недрах столовой, вожатый обрушился на себя с проклятиями, чувствуя себя последним идиотом.

Слабительное! Обычное, мать его, слабительное! Как он сам до этого не догадался? Всё же было так просто, лежало прям на поверхности. А он… Кусок придурка!

Когда они только задумывали сие зловещее действо, Макар был уверен, что Тая придумает что-то похитрее. Подсунет в ужин вожатым просроченные продукты, например. Ну или хотя бы дохлого таракана подкинет для большего эффекта. Но слабительное? Нет – об этом он, к своей глупости, так и не подумал. Удручало во всей этой ситуации еще и то, что Мак вполне мог и сам стащить лекарство в том же медпункте, а не отдавать за него добрую часть своей зарплаты. Подсыпать слабительное тоже было не проблемой – способ он бы нашел. Но…

Но что толку было теперь об этом сокрушаться?

Стиснув зубы от досады, вожатый ушел с заднего двора столовой и отправился в сторону своего корпуса. Погода на улице стояла отличная – солнце припекало, а июньский ветерок почтил лагерь своим присутствием и слегка разогнал обыденную духоту. Сейчас Мак скорее предпочел бы поваляться в полной тишине на берегу озера, а не заниматься сдачей дурацкого постельного белья.

Однако поделать с этим было нечего. Пришла пора приступать к унылой рутине.

–…двадцать один, двадцать два, двадцать тры, двадцать чатыре… – не спеша пересчитывала принесенное седьмым отрядом постельное белье Виктория Степановна свойственным для себя говором.

Женщина уделяла этому процессу огромное внимание, вела свой подсчет очень монотонно и старалась ничего не перепутать. На столе перед ней лежала тетрадка, расчерченная по количеству отрядов, где напротив каждого стояло количество принятого постельного белья и подпись вожатого, принимавшего эти комплекты. Напротив графы, выделенной седьмому отряду, стояла корявая подпись Макара, которую он оставил в первый день своего возвращения в “Ювенту”, когда как раз и принимал в пользование постельное белье для пионеров.

– Такс, с наволочками усё – закончив, сказала Виктория Степановна. – Теперь пододеяльники. Поехали. И раз, два, тры, чатыре…

Макар закатил глаза от скуки и вышел из прачечной на улицу, подальше от витавших там едких запахов стирального порошка и всевозможных кондиционеров. Снаружи хоз-двора его ждали четверо мальчишек-пионеров из его отряда, которых вожатый вполне удачно использовал в качестве носильщиков. Дети, в отсутствии Мака, уже нашли, чем себя занять – пинали небольшой камешек, имитируя игру в футбол, не забывая при этом активно шуметь.

– Ну как тихо – буркнул Макар. – Ваня – бери всех и валите обратно в корпус. Мы здесь закончили. Я тоже скоро подойду.

– Да, сэр! – скривился пионер, за что тут же получил внеочередной подзатыльник.

Двор в момент опустел, избавившись от шумных пионеров. Макар подумывал о том, чтобы вновь закурить сигарету, но не был уверен, что прачка оценит такую вольность. К тому же в любой момент сюда мог нагрянуть и другой отряд для сдачи своих комплектов.

Переборов свои желания, Мак вернулся в душную прачечную, где Виктория Степановна, которую вожатый про себя успел обозвать “клушей”, продолжала вести свой нудный подсчет.

– Долго еще? – скучающе спросил Макар.

– Ой, да ты ж не сбивай, родной. А то ж я пересчитывать начну – не глядя на вожатого, ответила клуша. – …одиннадцать, двенадцать, трынадцать…

Так продолжалось еще какое-то время, пока женщина не объявила, что подсчет окончен и белье седьмого отряда было благополучно сдано без всяких потерь. Мак вновь поставил свою закорючку в тетради, и уже собирался уходить, когда Вика Степановна сказала:

– Ну ты и изменился, Макарушка – улыбнулась женщина. – А я ведь тебя сразу и не признала. Богатым будешь! Мне Элиночка говорила, что племяш ее опять в лагерь воротился, а времени тебя разглядеть усё не было. Вся в делах, вся в делах. Не голова, а Дом Советов пряма… Ну а перед сменой ты бельишко-то не у меня принимал, вот и не свиделися мы с тобою…

– Да, да, я тоже вас не сразу признал. Тоже богатой будете, побогаче меня – выдавил из себя Мак.

– Агась… Куда уж нам в наши-то годы…

Макар до последнего надеялся, что прачка его не узнает. По правде сказать – он и сам признал ее далеко не сразу. В первые годы своего пребывания в “Ювенте” Макар и Виктория Степановна пересекались ровно по тем же делам, по которым они встретились и сегодня. Только вот в те времена Мак был куда более дружелюбным парнем и ему было не сложно поболтать с человеком просто так. Виктория Степановна тоже была не из молчаливых – женщина она была простая, деревенская, а потому ей всегда было, о чём поведать местным работягам, над чем посмеяться и из-за чего поплакать.

Однако если сама прачка с тех пор изменилась только внешне – постарела, сменила прическу и стала шире себя прежней – то Макара настигли изменения куда более серьезные, внутренние. Подобные разговоры ему были больше не интересны, а сам он чаще всего предпочитал делать вид, что и вовсе не знаком с человеком, лишь бы у него была возможность избавить себя от неудобных разговоров. Такая тактика даже давала свои плоды и порой ему действительно удавалось забывать о чём-то и о ком-то, да так, что он и сам в это верил.

Недаром ведь вожатый успел прозвать Викторию Степановну “клушей” быстрее, чем умудрился вспомнить ее имя.

– Как жизнь-то молодая? – задала вопрос прачка, чуть понизив голос. – Ты как…справился после…

– Нормально, Вика Степановна. Пойдет – перебил ее Мак, у которого вдруг ёкнуло сердце.

– Ну да, да… Оно и правильно. Жизнь-то она шо…она ж продолжаться должна. Токмо тяжело это, я понимаю. Сама и мужа хоронила, и…

– Знаете… бежать мне надо. А то у меня там мелюзга без присмотра. Щас поубивают друг друга, а я этого и не увижу.

– Ладненько. Беги, конечно – махнула рукой прачка. – Потом пошушукаемся, коль время будет…

Эти слова Макар услышал уже спиной, когда спешно покидал прачечную.

Виктория Степановна, в отличии от Мака, и правда почти не изменилась. Она оставалась всё такой же, какой он ее и запомнил – улыбчивой, добродушной, излишне разговорчивой, приветливой и хорошей женщиной с мягким голосом и искренне добрыми глазами, от которой так и веяло теплом.

Но сейчас Макару вдруг показалось, что она увидела в нем то, о чём вожатый не говорил. Учуяла его ложь и поняла, что ничего на самом деле у него не в порядке. И именно это так сильно его взбесило. В нем было слишком много того, о чём говорить Мак никак не хотел. Всё то, что сидело и тлело в нем долгие годы после того, как он покинул лагерь.

Он не хотел окунаться в прошлое. Больше никогда. Тем ироничнее, что именно то самое “течение времени”, к сожалению, вновь и вновь возвращало Макара в его воспоминания. Как бы он сам не пытался этого избегать.

Что ж… Он знал, что так и будет, и поэтому боялся возвращаться в “Ювенту” – живой памятник былой, куда более счастливой для него жизни, от которой теперь ни осталось и следа.

Пионеры из разных отрядов свободно шныряли по всей территории, щеголяя в брендовых футболках “Ювенты”. В отсутствии каких-либо мероприятий дети были рады посвятить себя безделью и полностью сосредоточились на сборе долгожданных подписей.

Цель у них была простая – собрать автографы всевозможных вожатых, хореографов, музыкального работника, физрука и вообще всех, кто вел их за собой через всю первую смену. Пионеры, одев футболку, купленную в сувенирном магазине, носили с собой маркеры и ручки, стараясь отловить в лагере любого из вышеперечисленных персон, кого только могли углядеть. Порою вокруг одного вожатого могла собраться целая толпа детей – чаще всего его личных фанатов и ярых поклонников – только лишь затем, чтобы он мог оставить на их футболке хоть какое-то напоминание о себе. В такие моменты вожатые чувствовали себя звездами на ковровой дорожке, и были готовы заниматься раздачей автографов хоть целый день напролет.

Вот и сейчас, когда очередная толпа обожателей обступила Нину и Никиту со всех сторон, желая получить их совместную подпись, Макар, проходя мимо этого противного ему зрелища, с трудом сдерживал свое отвращение. Всё это действо казалось ему глупостью, а поведение вожатых – еще и тщеславностью, которую питали наивные детские эмоции. Раньше, в первые свои годы в “Ювенте”, он и сам занимался подобным, но тогда Мак даже не мог представить, как всё это смотрится со стороны.

Теперь же он был рад тому, что сумел избежать участи хореографов. Хотя это не так уж и сложно делать, когда пионеры сами тебя избегают и не испытывают ни малейшего желания получить твою корявую подпись на своей драгоценной футболке.

Погруженный в свои мысли, Макар не глядя завернул за угол и налетел на одного из пионеров, чуть не сбив того с ног. Сдержав матерную речь, вожатый выпалил:

– Твою мать… Под ноги смотри! – по инерции выругался Макар, но затих, как только распознал в пионере Артура – того самого парня, которому он не так давно неудачно попытался помочь состыковаться с обожаемой им девчонкой.

– Извините – буркнул пионер, насупив брови. Такая внезапная встреча с вожатым была парню явно неприятна.

– О, Артур, какая встреча… Чё, и ты эту штуку напялил? – указал пальцем на футболку Мак. – Тоже бегаешь подписи собираешь, как сектант?

– Ага – продолжал нехотя отвечать пионер.

– Ну чё… Давай тогда и я распишусь – пожала плечами вожатый. – А то у тебя чёт не густо, я смотрю. Подумают еще, что ты лузер…

– Да не, спасибо – попятился Артур. – Не надо.

Макар удивился такому выверту, но быстро понял, почему пионер себя так ведет. Выдохнув, вожатый спокойно попытался в очередной раз поставить мозг Артура на место. Если это, конечно, вообще было возможно.

– Понятно. А ты у нас всё еще дуешься из-за той девахи, да? Ну не будь ты бабой, в самом деле. Я ж тебе уже сказал – она с самого начала не хотела с тобой мутить. А щас ты так нос воротишь, как будто это я у тебя твою Лену увел…

– Ее Лизой зовут! – зло перебил Артур.

– Ой… Не суть. Какая разница вообще? Дело-то не в этом – начинал злиться Макар на глупого паренька. – А ты тоже хорош – нашел, на кого всю вину свалить. Я тебе помочь хотел, между прочим.

– Так я вас не просил…

– Ну да, конечно. Поэтому так охотно согласился?

На это пионеру было нечего ответить.

– Вот то-то же. Я ведь знаю, чё такое это ваша безответная любовь… И понимаю тебя… Ай, короче – не ищи виноватых. Лучше возьми себя в руки и завязывай обижаться. Обиженных по заднице хлещут, знаешь ли…

Артур выглядел растерянного, но всеми силами старался этого не показывать. Пионер не пытался уйти, но и стоять на месте ему было явно некомфортно – казалось, будто он вообще не хотел находиться у всех на виду, тем более рядом с вожатым седьмого отряда.

– Пофиг на нее – горько сказал Артур, глядя куда-то в сторону.

– Ого, надо же… С чего вдруг? – непонимающе спросил вожатый.

Он с трудом мог поверить, что Артур, который еще недавно истекал любовью к своей недавней пассии, мог сейчас так спокойно посылать ее куда подальше.

– Ни с чего… Ну… Да я просто видел, как она вчера на дискотеке целовалась с этим Гордеевым из первого… Блин, Рома же вообще тупой, как пробка, и… Он за смену уже с тремя мутил. Над ним еще смеялись все, и Лиза тоже. А тут она и сама… Хотя он всё равно круче, чем я…

– Это ты с чего решил?

– Да потому что она выбрала его, а не меня! – внезапно выпалил Артур. – Значит он лучше! Красивее! Или чё там еще им в парнях нравится? Я ей столько сказать хотел … Что думаю, что чувствую. А она… А этот мудила просто подошел к ней и вытащил на танец. Ну и потом…А ведь они даже не встречаются!

– И чё – ты прям увидел, как они засосались? – угадал Макар.

Артуру была явно не по нраву такая грязная формулировка по отношению к его Лизе. Но правда, как говорится, глаза колит. А в случае Артура – колит, режет, пилит и бьет по глазницам огромной мухобойкой.

– Слушай – так может Гордеев просто взял и сделал то, чего хотел, в отличии от тебя? – с нажимом спросил Макар.

Артур, который с момента их столкновения стал мрачнее тучи, явно не хотел больше оставаться с вожатым один на один и продолжать этот малоприятный разговор.

– Иногда нужно не разговоры разговаривать, а делать…

– Я понял, ладно… Мне идти надо. Меня там ждут.

– Кто?

– Друзья… Они из другого отряда. Да не важно, в общем.

– Ну да, я так и понял – иронично улыбнулся вожатый. – Не держу. Так на футболке-то расписаться?

– Нет. Спасибо – отмахнулся Артур, наконец-то сорвавшись с якоря.

“Ну да, конечно. Пошел я на хер” – подумал Мак, смотря в след уходящему пионеру.

Было понятно, что из всей этой истории юный Артур не извлек никакой морали. Куда проще было просто оставить в виноватых болвана вожатого, который полез не в свое дело и из-за этого наломал дров. Пионер сделал себя жертвой обстоятельств и теперь принялся активно себя жалеть, обвиняя в своих проблемах весь белый свет.

Забавно и ожидаемо.

А ведь еще забавнее во всём этом было то, что и сам Макар в свои годы предпочитал поступать и думать точно также. Только вот если Артур был еще подростком, которому такое поведение могло быть свойственно и даже простительно в его сопляковом возрасте, то в годы Мака такие закидоны могли считаться уже клиническим случаем, граничащим с неизлечимым кретинизмом.

Странно, что он подумал об этом впервые только сейчас, хотя та же Элина не раз тыкала ему этими доводами прямо под нос после их внеочередной ссоры. Эта мысль больно уколола вожатого, задев его за самолюбие и здорово подпортила и без того скверное настроение.

Долбанная “Ювента”. Если бы не она, всё у него было бы хорошо…

– Вещи они уже собрали, нужно будет только помочь чемоданы дотащить до четвертого корпуса. Канцелярию, какую нашла, я Оле отдала. Куда-то мы, кстати, просохатили вторые ножницы – я их так и не смогла найти. Может, в твоей комнате? Я туда не заходила.

– Может быть. Позырю.

– Да, посмотри – сухо и не глядя на напарника говорила Зоря, понемногу собирая свои вещи в сумку. – По поводу фоток я им тоже всё сказала – в администрации их получат, вместе с родителями. Только вот родакам лучше продублировать, а то мелкие забудут.

– Хорошо, что не нам с ними носиться – ответил ей Макар, стоявший в проходе женской вожатской. – А то раньше, при Бессарабе, мы их и получали, и носили везде с собой, и выдавали под роспись. Лишний геморрой.

Зарина не ответила. Она была поглощена своими делами, а потому почти не обращала внимания на Мака. Вожатый приметил пустующую кровать Карины, вещей которой он в комнате уже не наблюдал.

– Соседка твоя уже съехала?

– Угу – промычала Зоря. – Мы к Настюхе ночевать поедем. Карина пошла вещи к ней в машину закидывать. Тем более они с Валерой уже даже отряд на площадь увели.

– Я заметил – окинув взглядом пустующую половину корпуса, ответил Мак. – Мелких всегда раньше забирают.

– Знаю.

– А чё вы в домиках не остаетесь?

– Отдохнуть хотим нормально, погулять. Смена тяжелая выдалась, знаешь ли.

Макар углядел, как на этих словах вожатая всё-таки бросила взгляд в его сторону. Говоря о тяжести смены, она наверняка имела в виду именно их тесное сотрудничество.

– Понятно – ответил вожатый, сделав вид, что не понял, о ком говорила Зоря. – А Валера где кантуется?

– Сам у него спроси. Слушай – тебе заняться нечем? Видишь же, что я занята. Ты вещи собрал?

– Нет пока – выдохнул Макар, вспоминая, что его впереди ждет еще нудный процесс сбора всего своего барахла – сырых, грязных и вонючих шмоток.

– Нормально… Нам уже скоро уходить, а он еще даже не чесался. Давай реще. Двоих у нас уже забрали, скоро и за другими начнут приезжать. Корпуса сдадим и тоже на площадь двинем. Смысла тут сидеть нет.

Закончив вялый разговор с напарницей и уйдя в свою вожатскую, Макар застал там интересную картину – комната оказалась разделена буквально пополам. Сторона Валеры выглядела чистой и опрятной – Матрас и подушка на его кровати даже после сдачи постельного белья смотрелись аккуратно и как будто нетронуто, а пустующая тумбочка оказалась выдраена чуть ли не до блеска. Валера, который сам по себе был жутким аккуратистом, даже подмел полы в комнате. Во всяком случае там, где это оказалось возможным.

Невозможным как раз оказалось очистить от грязи ту сторону вожатской, что была отведена самому Макару.

Картон, что добывался таким упорным и унизительным трудом, большая часть которого так и осталась лежать без дела, торчал из-под кровати, грозя извергнуться прямо на середину комнаты – настолько его было много. Вешалки были завешаны футболками Мака, от которых уже несло дурным кисловатым запахом. Тумбочка вожатого оказалась грязной и липкой – еще в середине смены он умудрился пролить на нее сок, но вытереть разлитое, как теперь выяснилось, благополучно забыл. В самой же тумбочке он застал огромное множество фантиков, оберток и этикеток от конфет и шоколада, которые были добровольно – и не очень – пожертвованы голодающему Макару пионерами. Вперемешку с ними обнаружились и пустые пачки сигарет, которые Мак почему-то не посчитал нужным выкинуть. На подоконнике картина тоже была не из лучших – он был заставлен пустыми и грязными баночками из-под краски, всё теми же огрызками помойного картона, грязными кисточками, рулонами скотча и еще черт знает чем.

Напоследок оставалось бросить взгляд только на кровать Мака и его импровизированный шкаф для вещей – брошенную на полу сумку. И там, и там царил полный хаос. Из “шкафа” доносился уже знакомый кислый запашок, а кровать вожатого напоминала из себя груду перевернуто вверх ногами хлама. Вишенкой на торте стали обнаруженные им за батареей две пустых бутылки от пива, которые могли окончательно закрепить за Макаром статус “помойной крысы”.

Вожатская в данный момент напоминала ему Инь и Янь. Добро и Зло. Черное и Белое.

К увиденному можно было подобрать еще множество живописных сравнений, но Мак решил всё же приняться за работу – очистить комнату от скверны, выбросить весь мусор и постараться сделать так, чтобы уборщицы не обвинили вожатого в сатанизме после всего увиденного в комнате бардака.

Нужно было поторапливаться.

Спустя два полных мусорных мешка дело было сделано.

Оттерев полы от липких грязных разводов, Мак с гордостью мог сказать, что проделал большую и кропотливую работу, условия для которой, если признаться честно, он сам же себе и создал. Его сторона вожатской всё равно оставалась не такой кристально чистой, как сторона Валеры, но по итогу и она была приведена в относительный порядок.

Покидав все свои пожитки в единую кучу и с трудом застегнув тугую молнию на сумке, Мак покинул злосчастную комнату в надежде, что в этом корпусе ему больше никогда не придется останавливаться. В голове вожатого зрели мечты о том, что на вторую смену его поставят уже на более старший отряд, а это само собой означало переезд в другое здание и другую вожатскую.

Пока Макар корпел над уборкой, Зоря успела не только сдать корпус Артуру Гековичу, но и собрать седьмой отряд и увести их на центральную площадь. К этому моменту от их пионеров оставалось уже чуть больше половины от общей численности. Родители спешили забрать своих детей, что не могло не радовать самого Макара, ведь чем раньше он освободиться, тем раньше сможет покинуть лагерь и отправится на заслуженный и долгожданный отдых.

У четвертого корпуса собралась большая куча народу, состоявшая из пионеров, вожатых и их только что-то прибывших родителей. Все бордюры у вожатской были заставлены разноцветными чемоданами разной степени величины и тяжести, сумками, пакетами и рюкзаками. На веранде четвертого корпуса также столпилась толпа детей, пытаясь разместить там свои вещи и стараясь скрыться от нещадно палившего июньского солнца. Макару совсем не хотелось вливаться во всю эту движуху, но выбора у него не было – он понимал, что его работа должна была закончиться только тогда, когда последний пионер из его отряда соизволит свалить из “Ювенты”.

Поднявшись на веранду вожатской и растолкав снующую там мелюзгу, Мак вошел в зал, где обычно проводились планерки. К его удивлению, пионеры расположились и здесь, заняв все диваны и стулья у стола.

– Макар, ты лучше в Олином кабинете вещи кидай. А то здесь прихватят еще, потом не найдешь – прошла мимо вожатого Настя, кладя на стол с изумрудной скатертью кипу листов для рисования и две пачки цветных карандашей, которых мелкие художники успели вмиг разобрать.

Мак послушался совета. Бросать свою сумку посреди зала, которая хоть и никому здесь не сдалась, было совсем не с руки. Зная современных детей, ее обязательно бы запинали или потеряли, как это обычно и случалось, а лишаться последних пригодных к носке вещей Макар просто не мог себе позволить.

Войдя в кабинет Ольги Викторовны, Мак застал там несколько вожатых, развалившихся на своих собственных сумках и занявших весь диван старшего воспитателя. Сама Оля также находилась здесь и с интересом просматривала фотографии на ноутбуке, попутно показывая их Карине, Зоре и Алине с третьего отряда. Процесс завораживал девушек так, словно они вообще впервые в жизни видели как сами фотографии, так и ноутбук – невероятное и чудесное изобретение высшего разума. Казалось, будто все они только что вышли из пещеры и, наконец, решились перейти к животноводству и земледелию, попутно осваивая современные технологии.

– Всё, закончил? – бросив взгляд на напарника, спросила Зоря, после чего сразу уставилась обратно в монитор, боясь пропустить хоть одну фотографию. Ответ Макара ей наверняка был не особо интересен.

– Закончил – буркнул Мак, с грохотом кидая свою сумку в угол комнаты. – Сколько у нас еще осталось?

– Двенадцать – не отрываясь от монитора, ответила Зоря. – Ладно, Оль… Крутые фотки. Скинешь потом на флешку, хорошо?

– Конечно.

– Спасибо. А то я на смене толком и не пофотала ничего. Ну всё тогда. Пошли, надо наших караулить.

Потеряв всякую надежду на передышку, вожатый выдохнул и двинулся за своей напарницей.

Часы показывали 13:27. Впереди их ждал еще общий обед, а за ним – томное и мучительное ожидание свободы.

– Я бы хотел попробовать себя на более взрослом отряде – тараторил Валера, когда они с Макаром выходили из столовой. – С младшими тоже интересно, но им приходиться объяснять много элементарных вещей. Например, что нужно чаще мыться, или всегда смывать за собой в туалете. Со старшими в этом плане проще, я думаю…

Во время обеда Валеру как будто прорвало – рот у него почти не затыкался, он засыпал окружающих своими вопросами и был в крайней степени возбужден. Мало того, что вожатому седьмого отряда досталось больше всех, так теперь он еще и был вынужден поддерживать беседу, которую поддерживать ему вовсе не хотелось. Жаль, что выбора у Мака толком и не было. Разве что можно было вырубить доходягу одним крепким ударом по его страшной башке, но…

Увы, но вожатый опасался, что после такого удара Валера обязательно склеит ласты и оставит своих муравьишек сиротами. А ведь всё могло получиться так здорово, если бы не решетка и заключение в местах не столь отдаленных за убийство редкого вида краснокнижного существа, коим Валера наверняка и являлся.

Макар всегда знал, что у несбывшейся мечты, несшей за собой кару в виде уголовной ответственности, самый горький привкус сожаления.