Женька, или Одноклассники off-line

Вечером я несколько раз откашливалась и пыталась было начать разговор на несколько все-таки щекотливую тему. Потом бросив свои несчастные попытки, я решила просто подкинуть книжечку Женьке в портфель, с которым он ходит на работу. Пусть почитает и сделает все необходимые выводы сам.

На следующий день Женька позвонил с работы и спросил:

– Это твоя книга про секс лежит у меня в портфеле?

– Да, – проблеяла я в ответ.

– Ну хорошо тогда. Пока. – попрощался со мной мой муж.

Я стала ждать его возвращения, не будучи уверенной в исходе провернутой мной операции. Чего я боялась, я не знала. Может того, что Женька начнет меня пытать каленым железом и спрашивать, откуда я взяла книжонку, и не поверит, что у подруги (Женя был тихим ревнивцем, то есть в принципе он этого не показывал, но уж если показывал, то мало не покажется). Может того, что он обидится. Не знаю, но я побаивалась его возвращения.

Первая часть вечера прошла, как обычно – Женька тискал Малыша, ужинал, опять тискал Малыша, потом мы его дружно купали и укладывали спать. Наступал час Икс.

Мы очень-очень долго целовались в тот вечер, потом Женя быстро обнаружил все, что было нужно обнаружить, а я куда-то падала, взлетала, и в итоге, наконец, поняла, зачем здесь нужен мужчина. С ним ощущения были куда сильнее, с ним это было куда приятней, чем одной в ванной, пусть даже и с пеной. После всей этой феерии Женька сказал мне каким-то совсем не своим голосом:

– А я у тебя таких глаз никогда не видел!

И я решила отправить американке письмо с благодарностью от просветленной российской женщины (Советского Союза уже к тому моменту не было).

Посреди ночи мы свой эксперимент повторили еще раз и с того момента оргазмы прочно вошли в мою жизнь. Неврастения и измена мужу мне больше не грозили! (Я ошибалась, но даже не подозревала об этом – порой мы сильно бываем самонадеянны).

* * *

Я отсиживаюсь. Мать мне заметку прошлой осенью прочитала. Типа похожее убийство – тяжелым по голове. Я думаю, ну молодцы, не легким же бить. Это бестолку. Так особенно никого и не убьешь. Если только со страху помрет. Но, тем не менее, решил погодить пока. Да и есть над чем подумать. Есть, например, одна. Живет рядом, но отличница была круглая. Противная девка, вся в прыщах, а туда же, с норовом. Теперь работает на какой-то крутой фирме. Я ее встретил на улице. Она мне: «Работаю менеджером. Ну а ты что?». Я ей про ЖЭК. Она презрительно покивала головой… Менеджер. Кто это? Что менеджеры делают? Неважно. Важно, что лучше от этого она не стала. А живет, кстати, как и я в коммуналке. И туда же. Менеджер… блин.

Весна, 1992

Весной мне позвонила Татьяна и предложила поехать во Францию с Малышом на отдых на виллу. Их фирмочка начала делать попытки отправлять россиян за границу, и я была среди тех, кого Таня обзванивала, пытаясь по-прежнему на чистом русском языке уговорить ехать куда-то «в горы, но рядом с морем».

Почти одновременно позвонила одноклассница-риэлтер Анька и предложила нам «выезжать к чертовой бабушке» из нашей двушки в расположенную неподалеку трешку. Не то, чтобы Анька сильно пеклась о благосостоянии нашей семьи, просто наша двухкомнатная квартира должна была встать в какую-то гигантскую цепочку расселения, переселения и прочих комбинаций. Кому-то, причем, нужна была квартира именно в районе Белорусской.

Мы посмотрели трешку и решили ее брать. Тут уже стало не до Франции. Все деньги, отложенные на ремонт, мебель, дачу и просто жизнь мы без раздумий бухнули на расширение жилплощади. В этом вопросе мы с Женькой были полностью солидарны.

Состояние новой квартиры было не лучше, чем в предыдущей. Мы не погнушались перетащить ту немногую мебель, которая у нас стояла в старой квартире. Также перевозилась новая техника, которую Женька сумел приобрести за год и три выращиваемых мною цветка. У Малыша оказалось больше всех вещей: большая коробка с игрушками, куча одежки, уж не говоря о кроватке, манеже, коляске и стульчике. Его комната тут же обрела жилой вид. Наша с Женькой будущая спальня вообще пока стояла пустая, что сильно радовало Малыша – он уже начал ходить и комната без единого предмета мебели представляла для него огромный простор для передвижений.

* * *

Встретил Аньку. Идет с мужиком, меня типа не замечает. А я на зло к ней пру напрямик. «Привет, – говорю, – Анька. Чем дышишь?» Она рожу скривила, но отвечает: «Я риэлтер. Квартиры продаю.» Я ей: «Кого наших видишь?» Я это всегда спрашиваю, чтобы выяснять, кто где. Они радостно обычно отвечают, всех перечислят, кто, что закончил, где работает, ну и где живет. Самое для меня главное. Анька тоже слила информацию. Бывшая соседка, принцесса, опять переехала. Анька подсуропила. И мне, главное, тоже говорит: «Давай, расселю». А мне на хер? Нам и так хорошо. Если пожрать нет, так можно свистнуть у соседей. Я не злоупотребляю. Но так чуть-чуть можно. Мать иногда поорет с тетей Люсей. А так бы на кого орала? На меня! Надо мне это? Пусть на Люську орет.

Кто это риэлтер? Типа менеджера. Чушь какая-то…

Июнь, 1992

В июне Татьяна позвонила мне с совершенно неожиданным предложением: им требовался человек, который мог бы пожить в течение месяца на вилле во Франции. Суть их проекта заключалась в том, что шеф снял на все лето большую виллу в Грассе, местечке расположенном недалеко от Средиземноморского побережья Франции, и предлагал желающим (в основном желающих искали среди друзей и знакомых сотрудников фирмы) поехать туда отдохнуть. На вилле все время должен был дежурить кто-то из «своих», так как требовалось нанимать машину или микроавтобус для встреч и проводов гостей, организовывать желающим экскурсии и вообще решать все возникающие на месте проблемы.

В июне на вилле уже начал сидеть замдиректора с женой и ребенком. Но тут-то и выяснилось, что сидеть там должен человек, владеющий хотя бы английским языком, а желательно и как минимум основами французского. Дело приходилось иметь и с хозяевами виллы, которые периодически приходили для решения каких-то хозяйственных вопросов, с хозяином транспортной компании; туристы просили их сопровождать в рестораны и магазины. Ни замдиректора, ни его жена, ни тем более их маленький ребенок не говорили ни на одном из иностранных языков. То, чего они в свое время выучили в школе, было явно недостаточным.

Таню направляли во Францию в августе. Раньше она туда выехать не могла, так как ей только начали делать загранпаспорт, думая, что времени еще достаточно. Но замдиректора рыдал в трубку, говорил, что не выдержит и вернется раньше. Поэтому шеф со своей многоразовой визой срочно вылетал во Францию, чтобы прикрыть две июньские недели своим директорским телом. Татьяне было поручено найти супернадежного человека из своих, с действующим паспортом, для отправки на виллу с 1 июля.

Паспорт у меня был, но у меня еще был и ребенок. Татьяна об этом помнила – для «резидентов» была выделена отдельная комната, и в ней можно было жить в любом количестве, некие ограничения накладывал только метраж и количество койко-мест. Также мне обещали выплатить суточные и зарплату. Зарплата равнялась трехстам долларам США за месяц работы. Для 1992 года это были нормальные деньги.

Я согласилась.

Женька был против. Он уже успел привыкнуть к моему домашнему существованию, к тому, что я как домашние тапочки всегда дома и к его услугам. Если я куда-то уходила, то только днем. На все вечерние мероприятия мы всегда ходили вместе. Я не противилась такому порядку вещей, так как не работала и считала незазорным подавать каждый вечер уставшему мужу ужин.

Тем не менее, я считала, что уже заработала свое законное право на труд. И если Женька имел право периодически сваливать за границу, то почему его не имела я?

Два вечера у нас шли горячие дебаты. Мой спокойный супруг, не повышая голоса ни на йоту, выдвигал все новые и новые контраргументы: Малышу еще рано на море, я плохо знаю французский, суточных не хватит на наше пропитание – они рассчитаны на одного человека, вокруг французы и они будут ко мне приставать. Последний аргумент был, конечно, основным. Французский я уже начала повторять и, проучив его три года, не составляло труда освежить полученные в институте знания. Малыш ел еще все-таки немного по сравнению со взрослым человеком, плюс на вилле была кухня и совершенно необязательно ходить по ресторанам. Против французов я ничего выдвинуть не могла, поэтому просто клялась, что буду верна Женьке, да и как он смеет мне в этом плане не доверять.

В итоге Женя сдался, напоследок тихо обозвав меня феминисткой и пообещав приехать к нам на последние две недели.

Оставшееся до отъезда время я радостно продолжала повторять французский, ездила к Татьяне, чтобы обсудить все детали моей будущей работы, изучала карту местности и решала, что нам с Малышом лучше взять с собой в поездку.

* * *

Эх, руки чешутся еще одну галочку поставить. Опять встретил эту очкастую менеджериху. Бесит она меня. Ну подожду чуть. Жарко. Сил нет. В ЖЭКе душно. Мать говорит, бери отпуск. Зачем? На моря что ли ехать? Она говорит, поедешь к бабке в деревню, воздухом свежим подышишь. Всю плешь проела. Проще взять отпуск и действительно к бабке съездить.

Июль, 1992

Мы летели в Марсель. Я не верила в происходящее, мне хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы удостовериться, что все это не сон. Мне казалось, что я отсидела дома не полтора года, а все пять, а то и все десять. Тем более, что летела я ни куда-нибудь, а во Францию!

Самолет покружился над морем и благополучно сел в аэропорту Марселя. Нас встречал пресловутый Татьянин шеф. Он должен был ввести меня в курс дела и через день после моего приезда улететь в Москву. Вместе с нами в Грасс везли пару из Кемерова и компанию, состоящую из пятерых молодых москвичей. В компании было две парочки и один одинокий парень.

Грасс оказался маленьким зеленым городком, расположенным довольно далеко от моря. На море и обратно всех проживающих на вилле возил автобус. Время отвоза и привоза было зафиксировано, и если кто-то хотел изменить как-то график своего пребывания, то ему приходилось либо брать такси, либо брать машину напрокат.

Наша с Малышом комната находилась на первом этаже и имела отдельный выход на небольшую лужайку за домом. В комнате стояла большая кровать и раскладной диванчик. Дома мой ребенок пока спал, забаррикадированный решеткой детской кроватки, поэтому я придвинула диванчик к большой кровати, и ночью Малыш мог спокойно перекатываться на него без угрозы падения на пол.

Сашке во Франции понравилось сразу. С ним няньчились все кому не лень, так как в мой заезд других детей на вилле не проживало. Ему нравилось море, песочек и лужайка, ему нравились вкусные французские детские пюре из баночек и сладкие детские каши из смешных коробок с мишкой. Каши мне тоже очень нравились, так как их не надо было варить. Памперсы, продававшиеся повсюду, для нас были уже не очень актуальны, но вот еда, еда и Малышу и мне пришлась по вкусу. Изобилие, выставленное в супермаркетах, притягивало и манило.

Уже в самые первые дни отдыха выяснилось, что одинокий молодой человек по имени Андрей не даст нам всем расслабиться. Он каждый день покупал себе в магазине коньяк и глушил его в страшных количествах в течение целого дня. После первых же нескольких бокалов, Андрей перемещался на балкон своей комнаты, расположенной на втором этаже, включал кассету с записями Высоцкого и продолжал пить. Вечером с трудом держась на ногах, он пытался ухаживать за мной и предлагал пройти с ним в номер и выпить. Ребенок, находящийся при мне его не смущал.

Я радовалась, что Женька уже не застанет всю эту честную компанию и не узнает о посягательствах на мою честь. А Малыш еще слишком мал, чтобы обо всем этом доложить папе.

За две недели мне пришлось несколько раз сопровождать моих подопечных в Ниццу, ходить с ними там до умопомрачения по магазинам и не только переводить, но и советовать, идет ли эта блузка к той юбке. Малыш стойко переносил все эти поездки, во время примерок сидел спокойно в своей прогулочной коляске и задумчиво грыз ногу резинового жирафа.

Единственную экскурсию, которую меня попросили организовать, была поездка в Монте-Карло. Русскоязычного гида, работавшего в июне с нашими туристами, на месте не было, и мне пришлось взять на себя функцию переводчика. Всю дорогу я рассказывала о местных достопримечательностях и потом уже в княжестве Монако, толкая перед собой коляску с Малышом, продолжала бодро вещать вслед за неумолкающим гидом-французом.

Женька регулярно звонил мне в одно и тоже время утром и вечером на виллу, я скучала по нему, он скучал по мне, мы мычали что-то друг другу невразумительное в трубку, и в конце разговора кто-нибудь из нас всегда говорил одну и ту же фразу: «Ну ничего, скоро уже я (ты) приеду (приедешь), и мы увидимся».

За день до отъезда моей первой группы, вся наша компания решила устроить проводы. Туристы решили провожаться, как они выразились, «по-русски». Это означало закупку огромного количества продуктов и напитков, окупирование на полдня женской половиной группы кухни, и бурные возлияния, тосты за вечную дружбу, обещания встречаться теперь регулярно по несколько раз в год и клятвы отдыхать только вместе. Андрей продолжал ко мне приставать и с каждой выпитой рюмкой все больше и больше. В итоге я ухитрилась уйти по-английски, на всякий случай не только закрыв на ключ дверь в свою комнату, но и дверь, выходившую на лужайку. Стало душно, но зато «враг не пройдет».

Женька прибывал со следующей группой отдыхающих. Мы с Малышом дружно проводили наш первый заезд и сидели в аэропорту, дожидаясь, когда выйдут новенькие. Я ждала мужа с нетерпением: во-первых, во Франции я выбралась к парикмахеру, впервые за полтора года, во-вторых, все-таки я загорела и в связи с постоянной беготней и не очень усиленным питанием похудела наконец до своего добеременного состояния, в-третьих, на мне был яркий короткий французский сарафан. Сарафан был куплен от безысходности – все привезенные вещи к концу второй недели начали на мне висеть.

До этого я, конечно, не ходила в застиранном халате с растрепанной головой. Но, тем не менее, на голове был все время аккуратных хвост, на теле джинсы моего нового послеродового размера и футболка. Иногда я что-то таскала из кучи Женькиных китайско-польских вещей, но покупать более дорогие вещи рука не поднималась – я надеялась похудеть.

И вот я сидела в своем новом облике, с покрашенными-подстриженными волосами, длинными загорелыми ногами; на меня обращали внимание проходившие мимо мужчины, а я ждала своего мужа.

Он почти прошел мимо! Заметил Малыша, удивленно окинул взглядом пространство вокруг и, Слава Богу, обратил внимание и на меня. Я явно Женьке понравилась и на почве такой радостной семейной встречи позабыла о том, что встречаю еще кучу народа.

Народ, правда, видел мою табличку с названием отправлявшей их Танькиной фирмы и подходил дисциплинированно ко мне. Очухавшись, я провела перекличку согласно присланного мне накануне по факсу списка и повела всех за собой в автобус.

Женька в автобусе прошептал мне на ухо:

– Надо бы срочно сбагрить куда-нибудь Малыша.

– В каком смысле? – не совсем поняла я.

– В том, что до того момента, когда он уснет, я не дотерплю. Я по тебе итак соскучился жутко, а тут еще и такое! – он мотнул головой в мою сторону и сделал большие глаза.

– Я не знаю, куда его девать, – пробормотала я растерянно.

– Ладно, что-нибудь придумаем, – протянул, оглядывая автобус, Женя.

Прибыв на место, я провела небольшое собрание, рассказав про житье на вилле, распорядок дня и возможные экскурсии. Потом я провела гостей по дому, открыла им их комнаты и вернулась в семью. Семья времени даром не теряла: Женька быстренько познакомился с женщиной, лет пятидесяти, приехавшей на отдых со своей дочерью. Пока дочь ходила со мной по вилле, Женька договорился с ее мамой, чтобы та взяла Малыша с собой погулять. Мама, дочка и Малыш в своей прогулочной коляске отправились гулять по Грассу. Сын ничего не имел против новой тети, так как уже третью неделю он жил в окружении незнакомых людей, которые периодически с ним играли, оставались подежурить на какое-то время на пляже или в магазине.

Мы с Женькой помчались в нашу комнату. У нас было достаточно времени, чтобы проверить на месте ли оргазмы, и удостовериться в том, что мы безумно соскучились друг по другу. До этого Женька не уезжал в свои вояжи более, чем на неделю. Двух недель оказалось достаточно, чтобы понять, что это уже явный перебор.

* * *

У бабки чуть умом не тронулся. Постоянно орал – она совсем слышать плохо стала. Но был плюс. Девка там была из деревни. Ничего, крупная, даже можно сказать толстая. Но согласилась со мной встречаться. Я особо ведь женщинам не нравлюсь. Только в армии удалось оторваться пару раз в первый год службы. Там к нам в клуб на танцы девчонки приходили из соседнего города. Получилось понравиться одной. Но она мне не очень. Так уж на безрыбье.

Эта мне нравилась. Толстовата, но в целом сойдет. И веселая. Ржет и ржет постоянно. И любит, когда я ее по заду хлопаю. А мне много и не надо. Идем по деревне вечером, я, раз, и по заднице ее. Она давай ржать. Я еще разок. Уже оба ржем. Короче, хорошо время провел. В Москву привез от бабки банок каких-то, солений. Мать радовалась. Поставили в комнате. На кухне опасно. Могут и нашим попользоваться. Мы ихним, они нашим. Справедливо, но все равно жалко.

Август, 1992

В августе я только и делала, что приводила в более или менее божеский вид нашу новую жилплощадь, а также регулярно смотрела альбом с французскими фотографиями. На всех фотографиях мы улыбались во весь рот, запечатлеваясь на память на фоне всего и вся.

За время нашего отсутствия Женька умудрился сделать ремонт в спальне и детской. И теперь у нас было две приличные комнаты из трех, одна из которых была еще и обставлена, во второй пока стояла только новоприобретенная «королевская» кровать.

Малыш потихоньку отвыкал от французских изысков детского питания, тем более, что он все больше ел уже нормальной взрослой еды. Но мы его не могли не баловать и все-таки покупали в валютном супермаркете на Кутузовском кое-какую заморскую детскую еду, особенно так Сашке полюбившиеся каши.

* * *

Моя подруга залетела. Звонит мне из деревни, рыдает. Я ей говорю: «Чего ревешь? Приезжай, жениться. Мне все равно пора уж». Она рыдать перестала, обрадовалась. Ну и мне приятно – кому-то хоть вот так сильно нравлюсь. Мать тоже обрадовалась, всплакнула, но в целом тоже обрадовалась. «А то, – говорит, – помру, кто ж за тобой ухаживать будет, кормить, обстирывать?» Действительно, я об этом и не подумал. Так что хорошо все сложилось. Невеста моя приехала с чемоданчиком. Мы поженились и отпраздновали. Пригласил ЖЭКовских, соседей, ну там дядю Колю и еще пару человек. Жена, конечно, не принцесса, но обстирать сможет. Супы варит, котлеты жарит. А что еще нужно для счастья человеку. Денег, правда, не хватает. Но жену мою по блату тоже в ЖЭК пристроили. Уборщицей. Ей беременной-то тяжеловато, но особо никто и не настаивает на уборке. Она чуть на первых этажах пометет и ладно.

Осень, 1992

Осенью Татьяна снова позвонила и, как заправский змей-искуситель, предложила нам махнуть в Париж на Новый год. Татьянина фирма упорно пыталась раскручивать новое для себя (да и для всех россиян) направление – зарубежный туризм. Вследствие каких-никаких налаженных уже связей, они упорно делали ставку на Францию. Вместо рекламы опять использовался метод обзвона всех знакомых и родственников работников фирмы, а также теперь уже и съездивших через них летом туристов. На многое Таня не рассчитывала: ей надо было собрать всего двадцать человек, чтобы двадцать первой бесплатно ехать в Париж самой. Об этом она совершенно честно мне сказала, мотивировав свое желание посетить столицу Франции не столько порывом ее посмотреть, сколько нежеланием сидеть в Москве одной в Новогоднюю ночь у телевизора.

Мне жутко хотелось в Париж. Женька не очень сильно разделял мой порыв, он хотел доделать ремонт в квартире, докупить мебель и поэтому не был готов бухнуть довольно-таки большую сумму денег на празднование Нового года. Но совершенно неожиданно меня поддержала свекровь. Она выразила готовность сидеть целую неделю с Малышом и искренне благословила нас на поездку. К тому же мои родители также неожиданно предложили ей составить в Новый год компанию и даже решили праздновать у себя дома, избавив Женину маму от хлопот по приготовлению еды.

Женька сдался, я поехала оплачивать поездку. В офисе царило непривычное для меня оживление: во время моих предыдущих посещений Татьяны практически все работники на месте по каким-то причинам отсутствовали, в этот раз все было с точностью наоборот. Все присутствовали, включая шефа.

Таниного начальника я видела второй раз в жизни. По ее словам он крутил романы направо и налево, несмотря на то, что был глубоко женат. Тарасу Юрьевичу было под сорок, выглядел он для своего возраста очень даже неплохо. С Татьяной он роман крутить не пытался, поэтому либо она преувеличивала его любвеобильность, либо она была не в его вкусе.

Гостиницу в Париже нам обещали двухзвездочную, недалеко от центра. На картинке гостиница выглядела вполне прилично. Правда проспектик мне домой не дали, так как он был один-единственный, и его надо было показывать и другим туристам тоже.

Мой опыт проживания заграницей исчислялся всего одним отелем в Пекине (нас селили во время шоп-туров все время в одну и ту же, по-моему, совершенно беззвездочную маленькую гостиницу рядом с рынком) и шикарной виллой в Грассе. Поэтому Парижский отель я оценить как следует не могла. Месторасположение я не могла оценить тем более. Но сама нигде не бывавшая, кроме Грасса Татьяна уверяла, что все должно быть отлично, так как шеф выбирал отель лично. А уж он-то в Париже уже бывал.

Много позже выяснилось, что Тарас Юрьевич закончил журфак и одно время работал по специальности в какой-то подмосковной газетенке. У него было много знакомых здесь и там, двое из которых исхитрились еще в советские времена быть командированными в столицу Франции, откуда в перестройку их было уже не выкурить. Через них-то и начала плестись туристическая «паутина» его бизнеса.

Танин шеф сначала мотался во Францию, чтобы заключить договор на поставку некондиционных французских колготок, и гнал в Россию целые фуры, набитые тем, что не очень подошло аборигенам, потом возил сюда бижутерию, и вот теперь пришла очередь более глобального проекта. Впрочем, туризм свалили пока на Татьяну, а она зарабатывала себе право на бесплатную поездку, а вовсе не прибыль для компании.

* * *

Немного отдохнул душой, но теперь надо опять браться за осуществление жизненных целей. Весной жене рожать. Надо сейчас пока провернуть. А то потом ребенок над ухом кричать будет. Неизвестно, как это на моем уме скажется. Ну или там на памяти. Хорошая ведь вроде память, но и с другой стороны не очень. Всех из ЖЭКовского журнала упомнить не могу. А что-то помню отлично. Например, как я один оставался на физкультуру. А эти все линяли дружно. Мне ни черта не скажут. И я бегаю, как заведенный, вокруг школы. Мать теперь и на жену орет. Та в ответ. Тетя Люся выглянет из своей комнаты и тоже давай орать. Так втроем душу отведут и идут чай пить на кухню. Я могу телек посмотреть. Не дурацкий сериал про Бразилию, а футбол или хоккей, в зависимости от сезона. Иногда спорта нет, смотрю новости.

Декабрь-январь, 1992-93

Мы впервые оставляли Малыша с бабушкой на целую неделю. Женина мама перебралась за день до нашего отъезда к нам и все время успокаивала нас, повторяя, что «все будет в порядке».

Я в Париж брала полупустой чемодан. Насмотревшись летом на французские вещички, я решила, что на сей-то раз затарюсь по-крупному. Женька был заранее об этом предупрежден, и на мой вопрос, не возражает ли он против такого поворота событий, муж мудро ответил:

– Главное заранее правильно настроиться. Я думаю, что я как-нибудь переживу твой налет на парижские магазины, а вот переживут ли магазины…?

Я не беспокоилась за торговую сеть. Я беспокоилась за себя. Летом у нас было с собой немного денег, учитывая траты на квартиру и ремонт. И фактически мы истратили все, что было на еду и Малыша. Но я-то видела все эти магазины и магазинчики, я видела эти человеческие цены, в конце концов, я только и делала, что таскалась с женской половиной моих туристов по примерочным с кучей барахла всевозможных фасонов и расцветок. Теперь мне хотелось все это купить самой.

В Париже нашу группу встречала женщина неопределенного возраста, низкого роста, в черном неказистом пальтишке и зимних, совершенно советских сапогах. За всю неделю, что мы проведем во Франции, я больше не увижу ни одного человека в подобной обувке. Снега на улицах не было и не предвиделось, температура не опускалась ниже плюс десяти, женщины по городу ходили в туфлях, максимум в коротких ботиночках. На представительницах нашей группы были сапоги, правда в основном осенние, но на местных такой обуви не наблюдалось.