Женька, или Одноклассники off-line

Виктория Балашова

Женька, или Одноклассники off-line

Если кто-то в этой книге на вас похож, то это случайность. Не проводите параллелей, не ищите знакомых лиц. Все герои являются плодом воображения автора, сюжет полностью выдуман…

«Книгу может писать и читать,

наверное, только тот, кто так жил»

(А. Шкаликов)

Октябрь, 1998 год

Меня не брало спиртное… Я сидела в баре и тупо смотрела на пустой бокал. В него набухали водки, ром и еще какую-то дрянь – я не успела прочитать на этикетке, что это было. Но опять не брало.

До этого была испробована Раки. Ничего. Уже не было даже слез, пустота не заполнялась ничем. Перед глазами иногда всплывало прошлое, мне становилось еще хуже.

Сын резвился на детской дискотеке, и у меня не было сил его оттуда вытащить и пойти спать.

Не помогает. Ни черта не помогает. Мне всего 29 лет, а кажется, что жизнь уже закончилась. В принципе не успев начаться. Мне не хватает воздуха, я не могу дышать нормально.

Небо все усыпано звездами. Одна моя знакомая, если видит звездное небо, всегда уверенно тыкает в него пальцем и говорит: «Большая Медведица». Я ее ни фига не вижу, эту Медведицу, ни Большую, ни Малую, хоть у меня и было «отлично» по астрономии. Так я сижу на не совсем успевшем высохнуть лежаке у бассейна с пустым бокалом на пластиковом столике и смотрю на небо. Я никак не могу понять, что мне делать дальше, как продолжать жить.

Мой сын прискакал ко мне сам. Привыкнув ложиться спать вовремя, он быстро устает после определенного момента и его не надо даже просить пойти спать. Я с трудом отскребаюсь от лежака, допиваю на ходу остаточки коктейля со дна и плетусь в номер.

Сын быстро засыпает, но я никуда не ухожу и сажусь на балконе с книжкой, непонятно зачем взятой из Москвы – я ее за прошедшую неделю так и не начала читать и вряд ли, судя по всему, начну. Так и сижу, в очередной раз открыв ее на первой странице. Передо мной расстилается чернота – небо слилось с морем, и, как ни приглядывайся, не увидишь ту грань, которая их разделяет. Мне очень бы хотелось сейчас все-таки ее увидеть, мне кажется, что заметь я ее и что-то вдруг прояснится и в моей голове. Пусть даже просто отделится тьма от тьмы, это лучше, чем одна большая черная дыра, без низа и верха, без лева и права. Начинает казаться, что я увидела вдали какую-то черту, книга свалилась на пол, я вздрогнула, и все пропало – обман зрения рассеялся, вдали снова все слилось.

Оглушительно орали цикады, и слышалась музыка из бара. Все это отвлекало и не давало сосредоточиться на важном. Впрочем, уже и не было понятно, а что же считать за главное, откуда начинать отсчет, что считать за те плюсы, которые мне советуют психологи записать в один столбик, а что считать за минусы для другого столбика.

Я бы и рада посчитать эти самые минусы и плюсы и с их помощью принять однозначное решение, но что принять за минус, что за плюс? А эти звуки, эта чернота только сбивают с мысли, отвлекают внимание на себя, тянут, засасывают, путают.

Я привезла с собой тоненькую тетрадочку, разделила страничку пополам, аккуратно подписала сверху: —, +. Она так и лежит на столике в номере. Пустая. Сын иногда чиркает на других страницах какие-то свои знаки, но первую страницу не трогает, знает, что она мамина. В какой-то из дней я было взяла ручку, попыталась начать писать и снова не написала ничегошеньки. Так и стоят сверху минус и плюс, так и разделяет вертикальная длинная черта (ну столько я уж точно не напишу) две пустые стороны листа в клеточку.

Иногда мне звонят с работы. Я усилием воли сосредотачиваюсь и пытаюсь отвечать на вопросы и решать какие-то, слава Богу, мелкие проблемы. Со мной пытаются знакомиться мужчины, но у меня на них аллергия. Я укладываю сына спать и сижу в номере еще и чтобы не общаться с ними. Днем на жаре мужчины не так активны, они лежат на пляже, купаются в море, спят на лежаках, пьют в барах, едят в ресторанах. Вечером после ужина, когда спадает жара, противоположенный пол активизируется. А у меня аллергия. Мне кажется еще чуть-чуть и я начну от них чесаться. Вот еще немного он постоит рядом со мной, скажет буквально несколько слов, и я зачешусь!

Я опять задрала голову и ищу эту несчастную Медведицу. Я знаю, что мне ее не найти, а подруга далеко, в Москве. Спросить не у кого. Конечно, в отеле найдется кто-то, кто может мне ее найти, но не вешать же объявление возле ресторана, рядом с расписанием вечерних развлечений. А линию на горизонте, линию между морем и небом, кто-нибудь укажет? А кто за меня заполнит листочек в тетради? А может ли кто-нибудь вместо меня поехать в Москву? Я останусь здесь с найденной Медведицей, с линией Ватерпас (так ли она называется? Не знаю точно…, по-моему Ватерпас это прибор какой-то), с листочком. Я буду пить Раки, пьянеть, перестану чесаться от того, что со мной хотят познакомиться, дочитаю книгу. Что будет потом? Ну потом я смогу ехать домой, там все проблемы будут уже улажены, я смогу снова нормально функционировать, то есть питаться, спать, ходить на работу. Может быть даже смогу заниматься сексом (сейчас аллергия у меня, не знаю, пройдет ли она полностью). Может быть даже заниматься сексом с удовольствием. Может быть смогу и питаться, чувствуя вкус еды, работать с энтузиазмом!

Я быстренько сбегала за тетрадкой и на пустой странице написала: «Ищу человека, который может показать, где находится Медведица (любая, Большая или Малая, все равно). А также того, кто может найти линию, разделяющую глубокой ночью небо и море. Вознаграждение гарантируется!» Потом я медленно открыла снова первую страницу и под плюсом вывела: я познакомилась с Женькой.

Часть первая

Зима, 1989-90 год

Как и полагается в приличном социалистическом обществе мы все начали планировать заранее: уже летом было решено – Новый год отмечаем у Машки. Кризис с мужиками? А и черт с ними! Выкрутимся! Главное, что квартира у нее будет явно свободна – родители, также заранее, запланировали на Новый год поездку в санаторий.

С чего начинается подготовка к Новому году? С шампанского. И пошли мы еще в ноябре в магазин «Елисеевский», встали в длинную-длинную очередь, не ведая, что числа эдак еще двадцать пятого декабря сие спиртное можно будет спокойно купить в соседнем с Машкиными домом универсаме. Но что делать, привычка. По крайней мере на сердце было спокойно, когда мы прижав к себе заветные пакеты с бутылками бодро шлепали по снежным лужам улицы Горького.

Последнее оргсобрание было проведено двадцать восьмого декабря, были утверждены примерные списки гостей и подаваемой еды. В связи с отъездом родителей я практически уже жила у Машки в квартире. Тридцатого к нам в гости неожиданно пришла Машкина подруга Лена, навешала лапши вареной нам на уши о своих многочисленных мужиках, оставила нас в легком шоке и ушла. А мы пошли катать шарики для конфет из детской смеси «Малютка». В итоге должны были получиться «трюфели».

– Ты думаешь у нее действительно стоооолько мужиков? – спросила в процессе готовки Маша.

– Нет. Не верю, – твердо ответила я. В душе, правда, остался неприятный осадок, так как координально проблема с мужчинами так решена и не была. У Машки еле теплился уже третий год роман с бедным студентом Эдиком, который то пропадал, то снова возрождался из пепла, как тот Феникс. У меня же на данный момент был полнейший штиль, не было даже бедного студента, не говоря уж о небедном.

В итоге поздним вечером тридцать первого декабря мы имели следующий состав гостей: наши с Машкой одноклассницы – Марина, Аня и Ира, некто Вася (под два метра ростом, глуповат, но с букетом цветов), приведенный Аней, у которой всегда имелось несколько молодых людей про запас, некто Дима (см.Васю, но без букета), Эдик (тот самый Машкин бедный студент, неожиданно объявившийся под Новый год, и в связи с этим естественно тоже приглашенный), Коля (друг Эдика, с шоколадкой), Виталик (друг Ани, военный, с которым она познакомилась в рок-н-рольной студии), Саша (некто, но друг Виталика).

Именно в этом дурацком составе и был встречен Новый 1990 год. Перепоя не наблюдалось, чувства друг к другу не проснулись. Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Тогда я еще не знала, что это правило на мою жизнь не распространяется. Совсем. Скорее наоборот – как встретишь, так уж точно не проведешь. От обратного.

1 января в 10.00 мы с Машкой упали в кровати. В 14.00 некто, жаждущий слышать некоего Валентина, нагло разбудил нас и вынудил тем самым смотреть «Песню-89», во время которой, видимо в связи с недосыпом, мы подвергли жесткой критике практически всех выступавших исполнителей.

В 22.00 еще один телефонный звонок ворвался в наше мирное существование в постели. «К нам едут Эдик с Максом!» – воскликнула Маша. С Максом меня давно хотели познакомить, но все никак не срасталось и тут такое везение!

Наши дальнейшие действия можно было приравнять к боевым: встать, одеться, накраситься и причесаться! (Говорят, мы выглядели неплохо.)

* * *

Я сидел один на кухне нашей коммуналки и листал школьный альбом. Снова и снова к горлу подкатывала тошнота от одного только вида всех этих людей, этих самодовольных рож моих одноклассников. Все десять классов они смеялись надо мной, а иногда и издевались, кто как мог. Где-то они сейчас, все эти мальчики и девочки? Наверняка в институтах. А я нигде. Сразу после школы – армия, по тупости моей меня не взяли ни в один институт, даже самый замшеленький. Ни фига! Ни рожей, ни умом не вышел.

В квартире было тихо. Все свалили праздновать Новый год в соседний подъезд к дяде Коле. Мать и меня звала с собой, но я решил свой первый Новый год после армии отсидеть дома. Подумать. Было б правда чем! Но тут уж я напрягся головой! За два года в армии меня иногда пребольно били по этой самой голове. Что-то там сдвинулось. И если первый год было еще туда-сюда, то второй год, который я провел на войне, оказался хуже смерти. «Война заканчивается, ребята, – сказал нам пятерым «счастливчикам» тогда подполковник, приехавший из Москвы в нашу часть, – так что вас туда ненадолго. Чистая формальность». Потом уже по прибытии на место мы узнали, что отправили нас вместо погибших двадцати человек. На них напали неожиданно ночью и всех перебили. Мы должны были впятером закрыть временно этот населенный пункт. Типа, для галочки. Все равно войска выводят, мол, посидите тут пока. И как там было? Хреново. Про нас фактически забыли. Мы голодали, сходили с ума, убивали. А как не убивать? Хочешь сам выжить, убьешь. Первые разы было трудно – руки тряслись, я мазал. А потом попривык, да и патроны жалко. Стал попадать.

Дембель у нас всех был в одно время. Тут-то и вспомнили вдруг про пятерых засланных на войну, которая, кстати, к тому времени действительно закончилась. А осталось нас двое. Приехала машина, забрала нас на аэродром, и полетели мы по домам. В Москве наградили медалью. Толку-то только с нее… Сослуживец мой взял и выбросил ее в помойное ведро сразу после награждения, громко послав всех подальше. Мне мать не дала повторить этот поступок. Отняла медаль и хранит ее теперь в своей шкатулке. А я подумал, и правильно. Мстить надо, а не медалями швыряться. Всем вот этим, которые сидели тут, отжирались по институтам. Тогда все про нас забыли, все. Мать ведь и к родителям моих одноклассничков ходила, к крутым людям. И никто не помог, только нос при виде ее воротили. Так что пусть тоже теперь помучаются. Как мы. Когда не знаешь, откуда ждать очередной выстрел, когда не видишь врага в лицо. Короче, когда хреново, а главное страшно.

Нужна цель в жизни. Так учили в долбанной школе. Ну так я ее себе поставил…

Январь, 1990 год

Мы долго с Машкой обдумывали, куда бы нам поехать на зимние каникулы. Мы обе учились в «женских пансионах» – институтах, где среди студентов абсолютное большинство составляли девушки. Поэтому искать женихов надо было на стороне. Одним из вариантов являлась поездка в дом отдыха на зимние каникулы. Нам рассказывали чудесные истории о случившихся там романтических знакомствах, и после того, как мы на своей шкуре испытали почти все возможные другие варианты – дискотеки, поездки на море, кафе – на четвертом курсе было решено ехать в Подмосковье.

Выбранный дом отдыха имел символическое название «Отличник». Выйдя на платформе из электрички, мы обнаружили, что с нами высыпала целая куча девиц, и самое главное все они направились к автобусам, на которых была прикреплена табличка «Д/О «Отличник».

По прибытии на место мы были расселены в комнату №1 корпуса №1 с колоннами. Напротив нашей комнаты находился мужской душ, а неподалеку виднелся женский туалет и душевая. Горячей воды в женском душе не было, что послужило причиной нашего некоторого замешательства.

– Будем ходить в мужской, – провозгласила Машка, не очень, впрочем, уверенным голосом.

Позже выяснилось, что посещение мужского душа проблемой не является, так как в корпуса селили строго по половому признаку. Соответственно, мы с Машкой попали в женский, что логично. И душ мужской простаивал совершенно.

Далее по графику следовали соответственно обед, полдник и ужин в столовой, в которой как ни странно собиралось довольно много молодых людей. Уже за обедом нами были замечены пятеро симпатичных мальчиков, которые нагло нас рассматривали в бинокль, что, однако не привело ни к каким последствиям.

После полдника состоялась увлекательнейшая беседа прибывших отдыхающих с директором дома отдыха, во время которой выяснилось, что спать надо ложиться не позже 23.00. Далее корпуса закрываются на замок. Друг к другу мальчикам и девочкам в гости ходить нельзя, встречаться можно только «на людях» – на улице, в столовой и в холлах корпусов. На собрании мы увидели еще двоих симпатичных молодых людей, после чего воспрянули духом, решив, что семь приличных особей мужского пола – это уже вполне достаточно для веселого проведения досуга в течение одной недели.

После беседы с директором нами было написано на снегу на скамейке: “We are ready for desire”. Эту фразу уже несколько месяцев с удовольствием мусолил весь иняз, и так и этак вставляя ее в различные контексты. Мальчики фразу поняли и задали вслух следующий вопрос:

– В какой комнате вы “ready”, девочки?

Вечером, через окно к нам зашли в гости три молодых человека: Саша (в очках), Леша (с длинными ресницами) и Руслан (внешне ничего из себя не представлявший и соответственно не представлявший для нас никакого интереса). Ребята пришли с несколькими бутылками вина, кои и были распиты в течение вечера. В два часа ночи гости были выдворены обратно к себе в корпус тем же путем, что и пришли. То есть через окно. Наша честь не пострадала, достоинство тоже. Вполне самостоятельно мы с Машкой отошли ко сну.

На следующий день ситуация повторилась: мы опять пили вино в нашем номере, что категорически запрещено делать в доме отдыха. Наши кавалеры опять уходили через окно, правда на этот раз с еще большим трудом. Тем не менее, мы отошли ко сну собственными силами.

Утром мы решили, что неплохо бы все-таки сходить в гости к новым знакомым. Тем более, что в их номере почему-то была индивидуальная ванная. После обеда, который фактически являлся нашим завтраком (иногда Машка спрашивала: «А зачем суп-то?», я популярно объясняла подруге: «Понимаешь, Маш, у них тут сейчас уже обед»), мы посетили мужской корпус, от души помылись и выпили немножко предложенной щедрыми поклонниками водки, закусывая ее сервелатом с хлебом, утащенным из столовой. Затем мы вернулись в номер и внаглую вдвоем выпили заначенную бутылку шампанского и съели шоколадки. После ужина Саша прочитал нам краткую лекцию по популярной сексологии, а затем мы перешли на беседы о семейной жизни. Вечер прошел в трезвой, теплой, дружеской обстановке.

В остальные дни мы гуляли в лесу, фотографировались, плевали в потолок (большую часть времени), смотрели телевизор в холле, на совершенно трезвую голову орали песни у себя в номере и хором декламировали стихи. Как-то даже выбрались в местный поселок «Селятино», накупили эклеров и заодно изучили местную «Доску почета». Периодически мы совершали грандиозное распитие спиртных напитков. Этот вид деятельности напрямую зависел от наших кавалеров, которые их и закупали.

За два дня до отъезда Саша предложил подбросить нас до дома на своей машине, у него оказывается была машина! Жигули. Очень даже неплохо. Мы, конечно же согласились. Чревато это было только одним – ребята уезжали на день раньше, чем заканчивалась наша путевка. Это была совсем не большая жертва. Так мы дружно отправились в Москву. Я – с чувством полного удовлетворения от отдыха, Саша мне нравился, я нравилась Саше. В общем цель поездки была достигнута. У Машки взаимной любви ни с кем не вышло, но она тоже была довольна проведенными каникулами, тем более, что все-таки в Москве у нее был какой-никакой друг.

Мы ехали мимо заснеженных подмосковных лесов, смеялись и, наверное мечтали, каждый о своем.

* * *

Ну эта-то живет просто в соседнем подъезде. Самое простое. Шастает туда-сюда – утром в институт, днем – из института. Некоторых вычислить было так же несложно. Большая часть по-прежнему шаталась по нашему району. От школы пока далеко никто не съехал. Я завел картотеку. В уме! Ну в том, что они считали у меня отсутствовало. Писать на всякий случай не стал. Сложно всех упомнить. Два класса – А и Б. Черт их подери. Шестьдесят с лишним человек. Не фунт, блин, изюма. Но цель была – все, все до одного. Другое дело торопиться некуда. Вся жизнь впереди, типа надейся и жди.

Исключать никого было нельзя. Ну чтоб никому опять же обидно не было! Так что всех надо учесть, всех.

Февраль, 1990

Я пребывала в состоянии влюбленности. Мы уже месяц встречались с Сашей, и я не смела верить своему счастью. Моя жизнь стала делиться на его звонки. Хорошо, что он звонил часто! А то я бы сошла с ума от нетерпения, ревности и еще черт знает чего. Я видела все Сашины недостатки – а их было немало. Но меня не смущала пока еще его пассивность, прижимистость, желание в будущем есть мной приготовленную кашу на завтрак (на тот момент ее ему готовила бабушка). Последнее меня смущало почему-то больше всего. Моя совиная натура никак не могла позволить, чтобы я встала рано утром и приготовила мужу кашу. Ладно бы что-нибудь типа творога просто быстренько вынуть из холодильника и поставить на стол. Тут же требовалось совершить более сложные действия, да еще и встать раньше, чтобы успеть все это сварить.

Тем не менее, весь этот месяц я жила под лозунгом «Жизнь – хорошая штука!». Я старалась не замечать того, чего мне не хотелось замечать и это до поры до времени удавалось.

* * *

Значица, соседка моя ходит, мимо: «Привет!» И в подъезд. В коротких юбках, каблучищами цокает. Хотелось как-то ее закадрить, но она смотрит мимо, как будто я стена. Парень ее возит на Жигулях. Думает круто. Но она не первая будет. Не. Живет рядом. Не денется никуда. Там есть более интересные экземпляры. Одна вот переехала в тьму-таракань, на самую окраину. Но там зато и попроще – народу мало, вечером темень. Начал вспоминать, чего она мне плохого сделала. Ну списывать не давала. Это факт. А не давала списывать, значит уже повод есть.

Март, 1990

Что происходило в марте? В марте я начала обращать внимание на других мужчин. Я еще не знала, что это первый признак того, что любовь моя к Саше остывает. Просто, подумала я, весна пришла.

Весна обычно приходит на нашу Родину не с первыми грачами, прилетевшими с юга, а с праздником 8 Марта. Первые цветы, первые теплые лучи солнца, дурманящий весенний воздух. Втроем – я, Саша и Руслан – топаем 8 марта в Большой театр. По стечению обстоятельств сидим мы в восьмом ряду: я в середине, по бокам два друга. Уже на первых минутах балета буйны головушки склоняются с обеих сторон на мои плечи. Я старательно смотрю на сцену, но когда молодые люди начинают похрапывать, я дергаю плечами, они вздрагивают и перестают храпеть. Впрочем, вскоре они снова засыпают, и весь сценарий повторяется снова.

Впервые именно там в Большом я начинаю чувствовать, что Сашка меня раздражает. После спектакля он провожает меня домой, и мы договариваемся на следующий день пойти в гости к его другу, у которого девятого день рождения. И вот на друга-то в качестве другого мужчины я и обратила внимание. Он тоже проявил ко мне интерес, и мы проболтали полночи, в то время как Саша спал глубоким сном в соседней комнате. Я понимала, что это было началом конца.

Сашка обиделся на меня за подобное предательство, но тем не менее мы довольно мирно на следующий день разъехались по домам…

* * *

«Молодая девушка была убита в своем подъезде поздно вечером. Убийство совершено тяжелым предметом. От одного удара по голове девушка скончалась на месте задолго до приезда скорой помощи, которую вызвал один из жильцов, зашедший в подъезд после прогулки с собакой. По его словам, никого подозрительного рядом с домом он не видел. Мотивы преступления выясняются.» (Газета «Вечерние новости», 29 марта, 1990 г).

Апрель, 1990

К дню рождения Ленина мы подошли во всеоружии – и я и Саша, оба были готовы расстаться, но серьезный повод все не подворачивался. Мы по инерции встречались, сидели в кафе, болтали, правда уже без прежнего энтузиазма. Мы понимали, что со дня на день что-нибудь да случится. Не может не случится. Мы либо сильно поругаемся, либо просто что-то третье, стороннее вмешается в нашу жизнь и заставит расстаться.

На самом деле повод у нас был. Мы прекрасно целовались, но далее дело никак не шло. Не шло, во-первых, потому что было негде. Во-вторых, даже если и было где, у нас ничегошеньки путного не выходило. Точнее у Сашки не выходило. На тот момент я считала, что в мою задачу входит только лежать тихо-мирно в постели.

У Саши в апреле тоже, как и у Ленина, был день рождения. Я купила ему огромного белого мишку. Мишку дарить было жаль. И это тоже было признаком угасающей любви – разве любимому человеку может быть жаль дарить подарок?

Еще в апреле я съездила в гости к подруге в Химки. Так как это расстояние немалое, то и ездила я к ней редко. А тут решила все-таки выбраться. С Наташкой мы ели пироги, болтали и гадали. Мне были нагаданы перемены и хорошие известия. Ну что ж, будем ждать…

Как-то раз поздно вечером Саша подвозил меня до дома. Он как всегда остался в машине ждать, пока я дойду до своего подъезда. Путь был недолгим, буквально несколько метров, но я умудрилась посреди дороги все-таки застрять – встретила своего одноклассника Женьку. Мы начали разговаривать, Саша соизволил вылезти из машины, чтобы поинтересоваться все ли в порядке. Я крикнула в ответ, что все ОК и мы продолжили болтать о наших одноклассниках, учебе и прочей ерунде.

На следующий день после практики, на которую дружно ходила наша группа в одну из спецшкол, я пошла к Аньке шить юбку. Шить я категорически не умела, но Аня умела все (правда это все она делала средненько, но зато «умела»). Мы бодро строчили на машинке, что-то мерили, соединяли и конечно же болтали. В какой-то момент я вспомнила о вчерашней встрече с Женей и рассказала о ней Аньке.

– Дааа, – протянула она задумчиво, – Женя ооочень даже симпатичный мальчик.

– Разве? – я никогда Женю не воспринимала как симпатичного мальчика. Ну учился с нами довольно-таки тихий Женя, средненько так учился. Не очень-то я его и замечала в школе.

– У него же голубые глаза и длинные ресницы, фигура хорошая, ну одним словом он симпатичный, – завершила Анька свое не очень длинное описание, откусывая зубами нитку.

Я задумалась, представила себе Женьку. Действительно, брюнет с голубыми глазами и хорошей фигурой. Действительно ничего. И я согласно покивала головой.

* * *

Нет, некоторые у нас ходили оказывается в армию. Удивительное дело. Как они там выжили, очкарики эти? Я поставил первую галочку. Просто все было сделать. Железку обернул в тряпку и бум по голове. Все, каюк. И пошел домой. Железку положил в клетчатую сумку, с которой на рынке чуваки ходят. Нормально на метро доехал. Но далековато она все-таки жила. Еле успел на пересадку до закрытия.

На работу хожу. Мать сказала, хватит на диване лежать. Жрать надо. Сама ходит на свой завод, а там уж давно денег не платят. Какая, блин, разница, на диване лежать или на завод за так ходить. Но меня тут пристроили электриком в ЖЭК. Из меня, конечно, электрик, как балерина. Но ничего, ходим с Палычем. Палыч пьет беспробудно, но зато в электрике соображает. Он мне говорит, чего куда тыкать. Я тыкаю.

Май, 1990

Случилось это в общем-то буквально через пару-тройку дней после описываемых выше событий, но формально все-таки уже наступил месяц май. Было очень жарко, я сидела на балконе в красной майке и короткой джинсовой юбке и пила специально доведенный до состояния «холодный» чай. Готовых холодных тогда в продаже еще не было, и они совсем нескоро появятся. Лет через десять как минимум, а то и больше.