Вместе

Последней каплей для Дилейни оказался вовсе не рост богатства и влияния “Вместе”, ставший возможным благодаря массовой слежке и цифровизации человеческой жизни. Это было сообщение от отца. “Печальные новости, Дил. Бабуля ЖуЖу умерла прошлой ночью”. Короткое послание сопровождалось маленькой желтой рожицей, похожей на Пакмана, из глаз которой струились водопады слез. Через несколько секунд пришло сообщение и от матери: “Как это печально”, с вариацией того же смайлика, желтая рожица тоже плакала, но из нее торчали еще и маленькие ручки, сжатые в кулаки, которыми она размазывала слезы. За смайликом следовали слова “Мы так ее любили” и еще один анимированный смайлик – слегка раскачивающаяся туда-сюда мультяшная бабуля.

Дилейни ощутила страшное опустошение. Она уже никогда не сможет изменить этот момент. Никто не расскажет ей о смерти ЖуЖу, рыдая в телефонную трубку, или при встрече, или в письме, как происходило в человеческой жизни всегда. Новость о смерти бабушки доставил плачущий Пакман. Когда Дилейни попыталась объяснить это родителям, они ничего не поняли. Ответили, что бабуля любила смайлики, – и это было правдой.

7

Непорочное зачатие

– Немногие так начинают, – сказала Кики.

Кики назначили куратором Дилейни, она должна была показать ей кампус и помочь устроиться на первом рабочем месте. Она была не больше пяти футов ростом, хрупкая, как лесная фея, с волосами цвета планеты Нептун.

– Я понимаю, – сказала Дилейни. – Я очень благодарна, можете мне поверить!

Ее подташнивало. Во время трех собеседований и первоначальной ориентации ее так и не пустили в основной кампус. Все встречи проходили во внешних помещениях, а ориентация – в большой аудитории, где собрали еще сотню новичков.

– Кстати, мне нравится твой костюм, – заметила Кики. – Такое ретро! Привет!

Дилейни поняла, что последнее слово адресовано не ей. Она оглянулась и увидела, что Кики разговаривает с экраном, закрепленным у нее на предплечье.

– Это чудесно, солнышко! Просто чудесно! – пропела Кики.

Дилейни смогла разглядеть маленького мальчика с копной угольно-черных волос. Они с Кики сейчас стояли в тени “АлМаса”, и Дилейни коснулась алюминиевой облицовки башни, чуть ниже того места, откуда начинался первый виток спирали. Говорили, хотя никто не мог это подтвердить, что первая волна самоубийств в компании случилась как раз здесь – “совместные” бросались с балкона пентхауса, который назывался Гнездом. С тех пор он был закрыт.

– Да, скажи мисс Джасмин, что мне это очень нравится, – проговорила Кики.

Дилейни не слышала голоса мальчика, а лишь видела, как взгляд Кики мечется туда-сюда, перескакивая с лица сына на окружение.

– Ладно, дорогой, – сказала Кики. – Я вернусь к тебе через несколько… – она сделала паузу, – через пару минут. Я знаю, что другие родители еще там. – Еще пауза. – Хорошо, через десять. Ладно. Пока.

Кики наконец переключила внимание на Дилейни, и они двинулись дальше.

– Мой сын Нино. Ему пять. Он ходит в Совместную школу. Видела ее? Наверное, еще нет. Она с другой стороны кампуса, рядом с пляжем. Это просто фантастическая школа… – Кики опять отвлеклась и, остановившись, коснулась уха. – Да, – произнесла она. – Большое вам спасибо, мисс Джолин.

И снова вернулась к Дилейни:

– Они приветствуют участие родителей, мне это очень нравится. Очень. Каждый из родителей волонтерит десять часов в неделю, но это везде так, а они пошли дальше и стараются как можно чаще приглашать нас на уроки. Это успокаивает детей. – Она слегка нахмурилась, посмотрела на Дилейни, потом на экран, снова на Дилейни. – Так о чем мы говорили?

Впереди открылась огромная лужайка в форме цветка. Дилейни подумала, что это Ромашка – она слышала о Ромашке. Лужайка была засеяна буйволовой травой, выглядевшей неестественно зеленой. Там и тут пестрели разноцветные пятна – “совместные”. Кики опять остановилась.

– Ты на “ВладейСобой”? – спросила она.

– Нет, пока на “Помощнике”, – ответила Дилейни.

– О, надо перевести тебя на “ВладейСобой”. Я как раз сейчас тестирую последнюю версию. Это просто уникально!

Готовясь к проникновению в компанию, Дилейни несколько лет пользовалась “Помощником” – базовым приложением, объединяющим все напоминалки, календари, списки дней рождений и назначенных встреч и даже следящим за режимом питания. Рекламщики его обожали. Если пользователь ставил для себя цель есть протеиновый салат каждый день, это сразу узнавали производители протеиновых салатов. Такой ломовой подход принес “Вместе” миллиарды. Приложение разработали за одни выходные какие-то подростки из Манитобы.

– “ВладейСобой” гораздо сложнее, – сказала Кики. – В “Помощнике”, кажется, где-то двадцать пять параметров?

– Где-то так, – ответила Дилейни. У нее было двадцать два.

– Во “ВладейСобой” пятьсот, и это в базовой версии. В моей 677, и одна из моих целей – к следующему месяцу сделать 800. И “ВладейСобой” мне в этом поможет. – Кики засмеялась, но взглянула на экран и нахмурилась. – То есть в этом же и суть, приложение помогает тебе в достижении целей. – Ее браслет звякнул. – Ой, подожди.

Следующие полминуты она опять провела в “Посмотри” со своим сыном. Дилейни стояла в тени, наблюдая за тем, что происходит на плавных изгибах лужайки. Группа людей в лайкровых комбинезонах изображала что-то вроде современного танца.

– Смотри, – снова обратилась к ней Кики, – я ставлю себе целью двенадцать созвонов с Нино за один учебный день, а “ВладейСобой”, сверяясь с показаниями приложений его учителей, определяет подходящее время и напоминает мне, чтобы я не пропускала подключения. Все пользователи могут разговаривать друг с другом, это самое главное. Так ты ни за что не отвертишься. Если у тебя есть время, “ВладейСобой” координирует график, вставляет в него то, что нужно сделать, и опля. – Кики, прищурившись, глянула в сторону Ромашки. – Я пару недель пыталась с ним бороться, изменяла то, что приложение предлагало, но получалось только хуже. Люди вообще не умеют планировать, правда?

– Это целая наука, – отозвалась Дилейни.

Кики закатила глаза – мол, очевидно же.

– “ВладейСобой” помогает во всем. Разбивает твой день на части, но оставляет место для вариативности. Вот, например, наша прогулка… – Она взглянула на экран: – Она длится уже на три с половиной минуты больше рассчитанного, а мы еще даже не начали. Поэтому все остальное слегка сдвигается. Но приложение всегда помогает сделать все, что запланировано на день. Ты не поверишь, какую радость я испытываю, ложась спать. Полное удовлетворение.

– Здорово! – сказала Дилейни.

– Ладно, нам пора.

Они вышли из тени, и желудок у Дилейни снова сжался. Перед ними на лужайке, залитой солнцем, десятки людей занимались физкультурой – иначе зачем еще они все одеты в яркую, обтягивающую спортивную одежду? Тут ее вычислят мгновенно. Да издалека ясно – шпионка.

– Это Дуомо, – Кики указала на строение, похожее на итальянскую церковь. – Бейли ездил в Сиену, ему понравилось здание, особенно вон те полоски, и он переместил его сюда. Или сделал копию? – Она вгляделась в здание, как будто оно могло ответить. – Наверное, это все-таки оригинал, а в Сиене теперь копия. Это же логично. В общем, сейчас там работает часть людей из космического департамента.

Они уже почти дошли до лужайки. Дилейни постоянно приходилось напоминать себе, как правильно двигаться. Нужно ли на ходу шевелить руками? Ими лучше энергично размахивать или пусть просто болтаются? Нет, это выглядит по-идиотски. Она решила, что будет совершать небольшие круговые движения на уровне бедер.

– А вон там модули, – продолжала рассказывать Кики, – жилье для сотрудников. Тысяч пять “совместных” живут прямо здесь, в кампусе. Так проще, не надо никуда ездить. Ты как, хотела бы тоже жить здесь? Подожди!

Ее браслет опять звякнул. Она вытянула руки вверх и медленно опустила, словно плыла под водой.

– Надо быть осознанной, – сказала она и показала Дилейни свой экран. – Моя первая цель – здоровье и благополучие. Я хочу заниматься физкультурой, но не хочу решать, когда делать упражнения. Или какие необходимо делать, когда руки, когда ноги и так далее. А тут мне не надо гадать. Вот сейчас, – она нажала на экран, – у меня 3401 шаг, что на 11 % больше, чем обычно к этому времени. Поэтому в следующий час я могу немного полентяйничать, да?

У Дилейни возникло ощущение, что Кики шутит.

– Как бы не так! – сказала Кики и разразилась театральным хохотом.

Дилейни сделала вид, что тоже смеется. Кики резко остановилась.

– Знаешь, как смех полезен для здоровья? Нужно смеяться как минимум двадцать две минуты в день. Моррис доказал это в прошлом году, и сейчас… – она снова глянула на экран, – “ВладейСобой” подсказывает, что у меня сегодня нехватка смеха. Пока я смеялась всего две с половиной минуты, но вечером “Открытый микрофон”, так что я думаю, что добью до нужных показателей.

– Да, ты действительно умеешь обращаться с этой штукой, – сказала Дилейни.

– Ага. Но тебя я тоже на нее подсажу. Это… – Кики задумалась, подыскивая слово позначительнее. – Это великолепно. – Она взглянула на запястье и улыбнулась. – Никогда раньше я не чувствовала такой уверенности.

Еще один звонок заставил Кики вытащить из-за левого плеча цилиндрический сосуд. До этого момента Дилейни считала, что маленький бордовый рюкзачок несет чисто декоративную функцию.

– Вода, – пояснила Кики. – Иначе я слишком мало пью. – Она сделала большой глоток из цилиндра, и он отправился обратно в рюкзак. Они снова пошли в сторону лужайки. – Ну вот, тут основное общественное место, так сказать. Некоторые зовут его Ромашкой, и это, в общем, понятно – из-за формы.

Перед ними разбегалась целая сеть дорожек, обрамленных дикими цветами. По дорожкам туда-сюда сновали люди. Только теперь Дилейни по-настоящему разглядела костюм Кики, как будто оживший на ярком солнце. На ней был облегающий комбинезон с камуфляжным рисунком из зеленых и розовых пятен, разделенный надвое, от левой лодыжки до правого плеча, единственной молнией.

Рядом с миниатюрной Кики Дилейни чувствовала себя неуклюжей и тяжеловесной. Выбирая этим утром одежду – джинсы и хлопчатобумажную блузку, – она и не думала, что это покажется старомодным, а сейчас, по сравнению с окружающими “совместными”, она выглядела как актриса массовки из “Сурового испытания”. Все вокруг были в лайкре, хотя на самом деле не занимались никакой физкультурой. Она видела так же одетых людей и в городе, и такая концентрация лайкры, всех этих подчеркнутых изгибов и выпуклостей, поражала. Их обогнал человек в легинсах, до того обтягивающих все, что было между ног, что она непроизвольно ойкнула и пробормотала нечто среднее между “извините” и “господи”.

– Ты что-то сказала? – спросила Кики.

Дилейни не могла выдавить ни слова. Повсюду были мужчины в костюмах, явственно очерчивающих пенисы, к такому зрелищу она определенно оказалась не готова. В третье десятилетие двадцать первого века происходило постепенное, но неотвратимое распространение облегающих нарядов – тренд на любование телом и воплощение мечты тех, кто надеялся хотя бы внешне походить на супергероев. Последним бастионом целомудрия оставалась мужская промежность, но теперь Дилейни видела, что под натиском духа гендерного равенства пал и он. В месте, подобном “Вместе”, недопустима дискриминация, когда грудь дозволяется обтягивать тоненькой лайкрой, а пенис – нет.

– Господи, – пробормотала Дилейни и уставилась на заросли кактусов. – Как много здесь суккулентов.

Она изо всех сил пыталась придумать хоть что-то, не имеющее отношения к фаллосам.

– Нужно получать как можно больше натурального витамина D. – Кики воздела руку к солнцу. – Правда, кампус прекрасен в такой ясный день?

Они продолжили экскурсию. Кики показывала здания, службы, столовые, огород, студию экстатического танца, большой барак, вызывающий ассоциации с ГУЛАГом, где работали исследователи творческих способностей, – и все это время Дилейни пребывала в страшном напряжении, взгляд затравленно метался, тщетно пытаясь не упереться в человеческое естество и то и дело притягиваясь к нему.

– Это попугайные тюльпаны? – спросила она в отчаянной попытке сосредоточиться на чем-то безопасном. Присев на корточки, она дотронулась до бахромчатых лепестков. Подняла взгляд на Кики, и тут же мимо проплыл мужской пах во всей красе.

– Наверное, да, – ответила Кики. – Но это ты должна знать, ты же была лесным рейнджером!

Дилейни по-идиотски хихикнула и подумала, что сейчас задохнется.

– Чуть не забыла! – внезапно встревожилась Кики. – Можешь кое-что загрузить? Сейчас скину тебе ссылку на обновление.

Дилейни потыкала в свой телефон:

– Готово.

– Ты же используешь “ТвойГолос”, да?

– Конечно, – ответила Дилейни.

“ТвойГолос” управлял большей частью онлайн-общения, еще когда Дилейни училась в старших классах. Сначала это был просто фильтр. Человек печатал или надиктовывал текст, а приложение проверяло его на наличие “Б-слов” – бранных, бесцеремонных, безвкусных, бессмысленных, бесполезных и безосновательных. Такие слова удалялись или заменялись, и сообщение отправлялось в виде, достойном сохранения в архивах для потомков. “Это твой настоящий голос!” – обещали разработчики, и подавляющее большинство пользователей – что-то около 2,5 миллиарда носителей 130 языков – соглашались, что это прямо дар божий.

– Обновление основано на том же самом принципе, – пояснила Кики, – только предназначено для вербального общения. Конечно, нельзя менять произносимые слова в реальном времени, но теперь “ТвойГолос” анализирует то, что ты говоришь, в конце дня выдает тебе анализ твоего вокабуляра и показывает, что можно исправить и улучшить.

– Замечательно! – сказала Дилейни.

– Это действительно замечательно, – согласилась Кики. – Я очень много узнала о том, как я общаюсь. Подожди. У тебя же нет детей?

– Пока нет.

– У меня сын. Ему пять. Он учится в здешней школе. Я тебе уже это говорила?

У Дилейни было ощущение, что она разговаривает с человеком под “спидами” или кокаином. Правда ли в этом бордовом рюкзачке вода? Нечасто ей приходилось видеть такое маниакальное поведение.

– А исследования говорят, что ребенок должен к трехлетнему возрасту услышать сто тысяч слов. Что-то около того. Поэтому “ТвойГолос” помогает мне с общим количеством и с разнообразием слов. Пока у меня всего шестьдесят пять процентов по богатству и сложности словаря. Как выяснилось, я лексическая тупица, но теперь я хотя бы знаю, над чем мне нужно работать.

– Замечательно, – повторила Дилейни, на этот раз громче.

– Вот такое повторение непременно будет отмечено в дневном отчете, – сказала Кики. – Тебя, конечно, не накажут, ничего такого. Это все ради того, чтобы стать лучше.

Дилейни чуть снова не сказала “замечательно”, чисто шутки ради. Но, подумав, ответила:

– Конечно.

– И я почти перестала ругаться, – продолжала Кики, – а то раньше это было проблемой. То же самое с концентрацией внимания и длинными фразами. Я склонна отвлекаться, а “ТвойГолос” отслеживает лишнее… Как это? Такое слово смешное…

– Словоблудие? – предположила Дилейни.

– Да, спасибо. Это помогает мне добраться до сути. Поначалу мой показатель лаконичности был чуть больше сорока, а теперь уже почти шестьдесят.

– Браво, – сказала Дилейни.

– Чего? – удивилась Кики.

– Ничего. Я просто сказала “браво”.

Кики постучала по экрану.

– А! “Браво”! Как “поздравляю”. Поняла. Это тоже слово третьего уровня. Я получу за него лишние баллы. Браво. Браво. Вот, посмотри.

Кики показала телефон Дилейни. Между ними прошел мужчина, одетый во что-то, напоминающее костюм олимпийского пловца, его пенис указывал направление от мошонки к левому колену.

– Прости! – сказала Кики и снова нажала на экран. – Вот, это мое общее количество слов за сегодня, 3691. Конечно, он не считает всякие сокращения и аббревиатуры. Вот тут, на второй строчке, все слова распределены по уровням. Сегодня я произнесла 2928 слов первого уровня, 678 – второго, 66 – третьего и 9 – четвертого. По четвертому уровню, конечно, плоховато. Но в этом и есть суть – в самосовершенствовании. Я обязательно буду стараться. Установка на развитие, понимаешь?

– Это мой девиз, – подтвердила Дилейни.

– Хороший девиз! – одобрила Кики. – Браво!

Они посмеялись. Дилейни все еще слегка подташнивало. Ей нравилась Кики, она сочувствовала Кики, она хотела спасти Кики, и она врала Кики. Сколько еще она сможет врать в это простодушное личико? Ей стало жалко себя. Краем глаза Дилейни видела пару мужчин в костюмах для лыжного спорта с огненным рисунком, они беседовали, сидя на корточках.

– Сидеть на корточках типа гораздо полезнее, чем просто стоять, – сказала Кики, тоже глянув на них. Из телефона раздался звук печального тромбона. – О, вот и предупреждение. Я пытаюсь прекратить говорить “типа”. Поэтому этот звук. И посмотри. – Кики показала на цепочку слов и фраз на экране. – Это проблемы, которые ИИ отметил в моей речи. – В красной рамочке были слова “нафиг”, “противный”, “Косби”, “азиатский”. – Все это я сказала сегодня. Правда, здорово, что он отмечает? Моя мама – китаянка, поэтому я могу получить Разрешение на Произношение, но ИИ напомнил, что слово “азиат” значится в “Б-списке”. Поэтому мне просто нужно объяснить, что я говорила о кухне. Тогда я получу свои баллы назад.

– Класс! – восхитилась Дилейни.

– А еще приложение ориентировано на отдел кадров, – продолжала Кики. – Когда “ТвойГолос” слышит одно из “Б-слов”, он делает пометку. В конце каждой недели формируется итоговый показатель и отправляется в отдел кадров. Это не так уж важно, но может защитить тебя и всех, с кем ты общаешься, в том случае, если что-то из сказанного тобой будет сочтено проблематичным. Если ты думаешь, что ты был прав, это фиксируется. Если они думают, что ты ошибся, – то же самое, все записывается для дальнейшего изучения. И так ты получаешь первоначальный индекс “КомАнон”, их присылают каждый день. Все анонимно, индексы имеют значение, только если их много, но если нет, то тебе не о чем волноваться. Кроме того, если ты проверишь записи и окажется, что ты прав, их можно стереть.

– Очень удобно, – сказала Дилейни. – И это все потом входит в “ИнтеГра”?

Кики взглянула на нее почти обиженно.

– Нет, мы не пользуемся “ИнтеГра”! Его упразднили, типа, много месяцев назад. – Снова печальный звук тромбона. Кики поморщилась. – Многие думают, что ранжирование порождает слишком много противостояний и стресса на работе.

– То есть показатели никак не суммируются?

– Ну, их собирают, конечно. Чтобы ты сам мог проверить. Иначе какой от них толк! – Она хихикнула. – И они объединяются с другими. Например, с данными “СооПреда” и “АнонПреда”. Ты прочтешь об этом в своем соглашении о приеме на работу. “АнонПред” позволяет коллегам регистрировать жалобы – ну, не то чтобы жалобы, просто предложения по улучшению твоей деятельности. Анонимно. Все собирается в твоей папке, вместе с рабочими показателями, баллами участия, смайликами, “КомАнонами”, стыжами, количеством шагов, часами сна и так далее. Все эти цифры доступны тебе и любому другому “совместному”, и потом они суммируются в одну оценку, и из оценок всех “совместных” составляется общий список в порядке возрастания.

– Но это не ранжирование, – сказала Дилейни.

– Разумеется, нет, – рассмеялась Кики. – Поэтому эта система и называется “ВсеОК” – “Общая Компетентность”. Она очень сильно отличается от “ИнтеГра”, который куда более иерархичен.

– Точно, точно, – поспешила согласиться Дилейни.

– Число ОК, понимаешь? Оукей! – пропела Кики.

Дилейни вяло улыбнулась.

– ОК помогает при ежеквартальной зачистке. Ясно же, что люди не могут решать, кого зачистить, потому что они субъективны, и вычищают всегда последние десять процентов в каждом отделе. Так что все справедливо.

– В смысле, увольняют? – наконец смогла вставить Дилейни.

– Зачищают, ага. – Кики улыбнулась. – Но, конечно, учитывают не только показатель ОК.

– Но без человеческого фактора.

– Без него, да. Иначе была бы лазейка для дискриминации.

Мимо прошли двое мужчин в полупрозрачных комбинезонах, с фигурами танцоров. У одного был желтый рюкзачок, такой же, как у Кики, внутри болтался цилиндр с жидкостью. Дилейни чувствовала, как у нее кружится голова.

– Тут есть туалет? – спросила она.

Кики показала на низенький заборчик в траве, ограждавший ведущую вниз спиральную лестницу. Дилейни бросилась по покрытым резиной ступенькам и распахнула дверь.

* * *

– Привет, Дилейни! – произнес голос.

Она подняла голову и обнаружила на настенном экране мультяшного скунса. Имя Дилейни появилось в нарисованном пузыре, вылетающем из его пасти.

– Если что-то нужно, скажи мне!

Дилейни зашла в кабинку, заперла дверь и уселась, не снимая штанов, на унитаз. Ей отчаянно хотелось позвонить Уэсу, рассказать ему про все, что она тут услышала, и про то, что увидела, тоже, про лайкру и всю эту анатомию, но она не доверяла местным туалетам – в кампусе нигде нельзя терять бдительности. Сейчас ей просто требовалась минутка, чтобы собраться и продумать дальнейшие действия.

Она встала.

– Ты уже все? – заинтересовался скунс.

Теперь он пританцовывал прямо на двери, скромно потупив взгляд.

– Нет, – ответила она.

– Я тебя не тороплю! – Скунс скрылся за нарисованным деревом.

Дилейни снова села. Ей нужно было подумать, что говорить дальше. Она знала, что в кампусе все снимается, фиксируется. И пока она не понимала, как ей лавировать между всеми этими камерами и пенисами.

– Спеть тебе песенку? – спросил скунс.

– Нет, спасибо, – ответила Дилейни.

Она попыталась успокоить дыхание. Закрыла глаза, но пенисы, сдавленные сверкающей эластичной тканью, никуда не делись.

– Тебе нужно еще время? – опять встрял скунс.

– Да, если можно, – ответила Дилейни.

Она встала и нажала на кнопку смыва. Ничего не произошло, но скунс появился на экране на задней стенке кабинки.

– Поступлений нет! Смывать не нужно! – пропел он.

На его белоснежных зубах вспыхнула искра.

Дилейни вышла из кабинки, потянула за ручку входной двери, но обнаружила, что она заперта.

– Подожди, партнер! – пропел скунс, и те же самые слова появились в нарисованном пузыре. – Сначала вымой руки! Не забудь, минимум двадцать секунд! Распоряжение доктора! – Скунс на экране принялся намыливать лапы, напевая “С днем рожденья тебя”.

Дилейни подошла к минималистичной обсидиановой раковине. Диспенсер выплюнул капельку мыла ей в ладонь, и ненадолго включилась вода. В зеркале появился цифровой таймер и начал обратный отчет от 20. Скунс продолжал тереть лапы, переключившись на песенку на итальянском.

Дилейни смотрела на цифры. Песенка про день рождения зазвучала снова. А у нее еще 14 секунд. Да это невыносимо. Восемь. Дилейни думала, что сейчас сотрет всю кожу с рук.

– Кажется, почти закончили! – объявил скунс и сделал сальто назад. Приземлившись, он потряс ладошками, чтобы обсушить их. – Вперед – и будь человеком! – пожелал он на прощанье.

Дилейни толкнула дверь, и на этот раз та выпустила ее к солнечному свету. Телефон одобрительно тренькнул.

– Все в порядке? – спросила Кики.

Мимо них прошел мужчина в борцовском трико. Оно закрывало нижнюю часть торса и заканчивалось на середине бедер. Мужское достоинство было упрятано под какой-то купол, чашечку или бандаж – Дилейни не знала, как эта штука называется. Ракушка? Она отвела взгляд, но он уперся в пару, мужчину и женщину, стоявших лицом к лицу в одинаковых черных комбинезонах без единого шва. У женщины выпирала грудь, у мужчины – мышцы, изгибы его бедер словно тянулись к изгибам ее.

– Пора подписать соглашение, – сказала Кики. – Пойдем.

Она повела Дилейни к небольшому, увитому плющом строению – близнецу того, в котором проходила встреча с Шийрин и Карло.

Внутри было пусто, и Дилейни шумно выдохнула.

– Последний штрих. – Кики протянула ей планшет: – Этот документ ты должна прочитать внимательно. Конечно, глазной трекер знает, что ты читаешь, так что… – Кики направилась к двери. – Инициалы на каждой странице и подпись в конце. Я вернусь через полчаса.

Дилейни разбудила планшет, и весь экран заполнило лицо Мэй Холланд.

– Ты это сделала, – произнесла она, и ее глаза распахнулись, как будто она испытывала одновременно и гордость, и изумление. Мэй сама до сих пор выглядела как новичок – поблескивающие темные глаза, оливковая кожа, гладкая, как речная галька. – Ты теперь с нами, и мы невероятно счастливы! – Это была запись, но Дилейни все равно ощутила, что поддается обаянию Мэй. – Мы благодарны тебе за то, что ты выбрала нас, и ждем не дождемся тебя в кампусе. Если встретишь меня, останови и поздоровайся!