Наследница Дивной усадьбы

– Но я могу сама помыть Анечку, к тому же она голодная, – попыталась возразить я, понимая, что Агриппина, скорее всего, экономка или кормилица графа.

– Не переживайте, Любовь Алексеевна, – заверила меня тут же женщина, беря в руки Анечку. – Я позабочусь о маленькой графине. Сейчас пошлю дворового мальчишку в деревню за молочной бабой. У нашей девочки должна быть самая лучшая кормилица!

– Надо же? – пораженно выдохнул мне в лицо граф. – В тебе проснулся материнский инстинкт? Хоть к третьему дитяти, и то радует.

Я замолчала, не понимая странных намеков мужа. Но отчего-то мне подумалось, что настоящая Любовь мало заботилась об умерших сыновьях, скорее всего, препоручая это нянькам и кормилицам. Оттого Шереметьев так и сказал.

Граф же быстро спешился и протянул ко мне руки, видимо, чтобы помочь спуститься с коня. Я же замешкалась, ибо хотела сказать Агриппине Ивановне, что сама намерена кормить дочь грудью, никакие кормилицы не нужны.

Но в этот момент на крыльце появилась девушка-дворянка. В ярком розовом платье моды конца восемнадцатого века, с высокой кокетливой прической.

– Григорий! – воскликнула она и, приподнимая широкую атласную юбку, сбежала, словно резвая козочка, со ступеней. Шереметьев быстро опустил руки и чуть отошел от коня, где я сидела. А девица уже бросилась в нашу сторону. – Наконец-то ты вернулся! Я вся испереживалась.

– Все разрешилось благополучно, Лизонька, – ласково ответил ей граф и быстро обернулся к конюху, приказав: – Помоги графине, Игнат.

Вспомнив, что однажды Палаша упоминала имя любовницы моего мужа, я сразу же поняла, кто это девица. Елизавета была новой пассией моего мужа.

Неожиданно Елизавета бросила взор далее, на жеребца графа, на которой сидела я. Она замерла и прищурилась. Ее темные прищуренные глаза быстро прошлись по мне и остановились на моем лице.

– Зачем ты привез ее, Григорий?! – недовольно воскликнула девица. – Ты же обещал мне!

– Что же, душенька? – не понимая, спросил Шереметьев, подходя ближе и быстро целуя ей ручку.

– Что ноги ее не будет в этом доме! – добавила нагло девица.

От заявления любовницы я даже замерла. Невольно вспомнила, что муж собирался развестись со мной и жениться на ней и что он открыто заявил, что Елизавета будет жить в нашей усадьбе. Но так нагло и бесцеремонно вести себя со стороны Елизаветы было недопустимо, по-моему мнению. Мы с Шереметьевым все же еще были женаты. А эта пронырливая девица, соблазнившая моего мужа, вела себя так, будто уже стала здесь хозяйкой, а я так, неугодная прислуга, которую следовало бы поскорее выгнать.

Но все было не так. И терпеть подобное обращение я не собиралась.

– Это пока еще мой дом, Елизавета! – сказала громко я. – И я имею законное право здесь жить, ведь развода еще не было. Ведь так, граф?

– Э-э-э… – протянул Шереметьев, замявшись и как-то трагично смотря на меня, добавил: – Да, конечно.

Он сказал это так неуверенно и как-то опасливо, что я вдруг разозлилась. Где тот самый граф Шереметьев, который так ловко вытащил меня из трясины, а потом целовал и говорил, что я под его опекой? Который был ласков и добр, имел властный жесткий характер. Сейчас я видела совершенно другого мужчину, словно его подменили. Он вел себя совсем не так, как час назад. Говорил как-то неуверенно и уклончиво и даже боялся смотреть в мою сторону.

А я реально не понимала, когда граф был настоящим, сейчас или там в лесу?

Я окинула взглядом любовницу мужа. Красивая брюнетка лет двадцати, худая и смазливая на лицо. Сексапильная и жеманная. Одета в сильно декольтированное розовое платье, все в рюшах, с рукавами фонариками. На густых волосах заколки и гребни с драгоценными камнями, а губы обведены ярко-красной помадой. Лицо бело, сильно напудрено, пара мушек на щеке и над губой. Каноническая красотка конца восемнадцатого века.

Изысканный вкус Шереметьева вполне понятен.

Куда уж мне, простой Любаше, уже рожавшей три раза, до такой модной и утонченной девицы? С ажурной черной лентой на шее, с кокетливой подвеской, которая подчеркивала тонкую шейку Лизаветы. И я, убегающая по болотам в грязном платье и сопротивляющаяся мужу. Хотя, пришла мне в голову мысль, ведь свою внешность я ни разу не видела. Только знала, что волосы мои светло-русые, а руки тонкие, фигура вроде средняя и не полная. У лесника не было ни одного зеркала.

– Я хочу, чтобы это женщина уехала и немедленно! – взвизгнула вдруг Елизавета, топнув ножной в тряпичной вышитой туфельке на каблучке.

После ее фразы я недоуменно округлила глаза.

Она ничего не попутала?

Мне захотелось подойти к этой нахалке и дать ей пощечину. Я и сама себе удивилась. Ведь я всегда отличалась добрым и спокойным нравом. Но сейчас ситуация была просто феерически дикая. Любовница закатила скандал моему мужу, требуя, чтобы меня здесь не было! Это просто возмутительно.

Но я не собиралась терпеть подобное унижение. Тем более вся дворня смотрела за тем, что происходило. Я пока что жена графа и сама решу, когда мне уезжать отсюда.

Глава 17

Пока я подбирала слова, чтобы достойно ответить нахальной девице, раздался властный голос Григория, в котором слышался свинец:

– Нет, душенька, пока это невозможно. Она только родила. Ей надо оправиться от родов, я же не зверь все же, выгонять ее в таком состоянии! А потом мы все разрешим.

– Что разрешим, Григорий?! Ты же говорил, что только я нужна тебе! А она в прошлом.

Они говорили обо мне в третьем лице, как будто меня здесь не было. И это было как минимум неэтично. Зато теперь я сполна увидела, каким моральным унижениям подвергалась прежняя Любаша в доме мужа, и отчего убежала.

В этот момент из парадных дверей на крыльцо вышла стройная высокая дама.

– Отчего ты так кричишь, Лизавета? – холодно осведомилась она, проводя строгим взглядом по всем присутствующим во дворе.

– Ваш сын привез Любовь Алексеевну! Вы видите, сударыня? – обернулась к женщине девица.

– И что же? Это не повод так кричать.

– Матушка, не вмешивайтесь, я сам все разрешу, – обратился вежливо Шереметьев и, быстро поднявшись по ступеням, поцеловал даме руку. А потом, словно вспомнив обо мне, обернулся и распорядился: – Игнат, помоги графине спуститься, я же велел!

– Простите, барин, замешкался, – кивнул слуга, протягивая ко мне руки и помогая встать на землю.

– Ты ничего не решаешь, дорогой! – не унималась любовница, зло зыркая в мою сторону. – Я жду уже целый месяц, а эта непутевая никак не уберется из усадьбы!

– Лизавета, там приехал твой портной, – почти перебила ее моя свекровь, видимо, тоже не желая больше слушать истерику любовницы. – Он привез твое платье к предстоящему приему.

Я оценила выдержку и невероятно прямую осанку этой дамы. Моложавая, лет сорока, еще довольно красивая лицом, стройная и надменная, одета в синее дорогое платье с небольшим декольте. Мать Шереметьева показалась мне именно такой, какой и должна быть мать богатого графа.

– Ах, и вправду, мое платье! – словно опомнилась Елизавета. – Я так переволновалась, что совсем забыла про прием! А праздник уже послезавтра, Григорий! А ты шатаешься невесть где! А мое платье еще не готово! Какой будет конфуз! В чем я выйду встречать гостей?

Прием? Удивилась я в очередной раз за сегодня.

Любовница принимает в моей усадьбе гостей и заказывает себе наряды, пока я без денег бегаю по лесу и, словно крестьянка, рожаю в доме лесника?

Мда-а… просто замечательная жизнь у этой Любаши. Нечего даже добавить в этот гнусный водевиль несправедливости и сарказма.

– Лизонька, ну что ты так разволновалась, яхонтовая моя? – ласково обратился к девице граф, беря любовницу под локоток. А я опять поморщилась от его слащавого тона. Слава Богу, со мной он так не разговаривал, а то бы меня, наверное, стошнило. – Портной же здесь. Непременно вели ему дошить все сегодня.

– Ты прав, дорогой, так ему и прикажу!

– Да, ступай уже, – поддержала сына свекровь. – Он тебя уже битый час дожидается, Лизавета.

– Пойдем в дом, душенька, а то простынешь, – добавил Шереметьев и уже обвил талию девицы сильной рукой, подталкивая ее к дверям, услужливо распахнутым дворецким. Но, как будто что-то вспомнив, обратился к даме: – Матушка, прошу вас, распорядитесь насчет лекаря, и немедленно. Надо осмотреть дитя и графиню.

– Все сделаю, сынок, не беспокойся, – ответила машинально дама и окинула взглядом экономку, держащую ребенка и меня, замершую у лошади.

Отметив, что сын с любовницей исчезли в доме, свекровь приблизилась к дородной женщине и велела:

– Дайте мне ребенка, Агриппина Ивановна. Я сама позабочусь о нем.

Она бережно взяла на руки Анечку, заглядывая в ее личико. Та, видимо, все еще спала.

– Ступайте, подготовьте комнату для дитяти. Хорошо проветрите и после натопите детскую, – продолжала командовать мать Шереметьева.

– Слушаюсь, госпожа, – закивала экономка и засеменила в дом.

Свекровь же обвела глазами остальных слуг и строго спросила:

– А вы что глазеете? У вас что, дел нет?

Когда после окрика дамы все слуги быстро ретировались от парадного выезда и крыльца, женщина обернулась ко мне.

– Ну что ты там стоишь, девочка? Пойдем скорее в дом, тебе надо поскорее принять ванну и переодеться. Ты вся в грязи.

– Да, – согласилась я и быстро поднялась к ней по широким ступеням.

Когда я поравнялась с ней, женщина тихо сказала мне на ухо:

– Я молилась за тебя, милая. Хорошо, что ты благополучно разрешилась от бремени. И Гриша нашел тебя так скоро. – Она даже тепло улыбнулась мне. И тут же снова стала серьезной, опасливо оглядываясь по сторонам, словно боялась, что это кто-то увидит. – Ступай к себе, помойся, отдохни. Я позабочусь о твоем ребенке.

Я опять удивилась, понимая, что мать Шереметьева мне не враг и специально отослала всех слуг, чтобы сказать добрые слова. Или же она тоже играла? Но ее приветливое лицо выражало искреннее участие.

– Ее зовут Аня.

– Я позабочусь о нашей Анечке. А ты ступай, доченька, – снова очень тихо сказала мне женщина. – Я пришлю к тебе свою горничную, чтобы помогала. А то, вижу, Палаша твоя куда-то запропастилась.

– Это так, спасибо.

По велению свекрови я поспешила вместе с ней в дом. Ведь я и правда сильно продрогла в мокром платье.

Но меня терзали сомнения и множество вопросов.

Я уже ничего не понимала в этом семействе. Григорий менял свое поведение словно хамелеон. Любовница качала права, как заправская жена. А свекровь, которая должна была быть полновластной хозяйкой здесь, боялась при слугах открыто сказать мне доброе слово.

Куда же я попала? И как вести себя дальше?

Мы вошли внутрь, и я опять замерла в восхищенном замешательстве. Интерьер и внутреннее убранство особняка были ошеломляющими.

Огромный холл с бьющим посередине фонтаном, высоченные потолки, громадная лестница из черного мрамора, разбегавшаяся посередине на два крыла, хрустальная люстра, свисавшая с потолка. Все это кричало о богатстве и блеске владельцев усадьбы.

Около нас появился какой-то старичок в ливрее, и свекровь велела ему позвать некую Танюшу.

– И еще, Прокопий! – продолжала командовать свекровь. – Немедленно пошли кого за Аристархом Петровичем. Надобно осмотреть графиню и малышку. А то выглядят они уж больно плачевно.

– Благодарю вас, – ответила я, когда дворецкий отошел.

Мне было очень неудобно. Я не знала, как зовут свекровь, а по-хорошему было бы правильно добавлять ее имя к фразе, чтобы выразить уважение. Все же мать мужа была не последним человеком в доме, и ее отношение ко мне очень важно.

Я все время копалась в воспоминаниях настоящей Любаши, желая разыскать хоть что-то, но ничего не находила. Все воспоминания касались только моей предыдущей жизни, кроме того единственного видения, когда Палашка поила меня горьким ядовитым отваром.

– Пойдем, милая, – прошептала мне на ухо женщина.

Мы начали подниматься по лестнице из черного мрамора, которая была устлана белой ковровой дорожкой. Уже на середине к нам проворно спустилась резвая девушка лет двадцати пяти в платье прислуги.

– Вы звали меня, Мария Николаевна? – обратилась она к свекрови.

И я с облегчением выдохнула. Все, теперь я знала, как ее зовут, и уже почувствовала себя увереннее.

– Танюша, помоги графине помыться и привести себя в порядок. И принеси обед в ее спальню.

– Слушаюсь.

– Отдохните до ужина, вы очень бледны, – обратилась свекровь ко мне и, когда горничная убежала вверх по ступеням, уже на ухо мне добавила: – Обязательно поспи, выглядишь плохо. Я переживаю. Если приедет лекарь, я провожу его к тебе, милая.

Я опять отметила, что при слугах Мария Николаевна отчего-то вела себя со мной холодно и надменно, совсем не как наедине, когда никто не слышал. И это была очередная загадка. Они что, все в этом семействе: и мать, и сын – играли какой-то спектакль?

Глава 18

Поднявшись на второй этаж по лестнице, свекровь с Анечкой устремилась в левую часть дома, более не обращая на меня внимания.

Я огляделась. С правой стороны следовала анфилада комнат. Напротив огромные окна, освещающие просторный коридор.

Куда же мне идти?

Танюша убежала наверх так стремительно, что я не проследила за ней. А потому направилась вперед в правую сторону, инстинктивно чувствуя, что именно сюда и надо идти. На мою удачу, третья дверь оказалась отворена. Я осторожно вошла в распахнутые двухстворчатые двери с вензелями в виде буквы «Ш» и тут же увидела горничную, которая убирала покрывала с высокой кровати. Кровать с белым балдахином из черного дерева была огромной.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.